Элина БЫСТРИЦКАЯ: «После премьеры «Тихого Дона» ко мне подошла Мордюкова: «У-у-у, проклятая, таки сыграла!..»

Часть II

(Продолжение. Начало в № 13 (153))

«ВИД ШОЛОХОВА МЕНЯ ПОРАЗИЛ: ЗАПЛЫВШИЕ ГЛАЗА, КРАСНОЕ ЛИЦО...»

— Впереди вас ждала вершина — «Тихий Дон», Аксинья...

— У нас подобралась очень хорошая актерская группа — Герасимов умел создать ансамбль — и работа у него стала для меня большой школой.

— Сергей Аполлинариевич славился не только исключительным чутьем, педагогическим талантом и профессионализмом, но и романами со своими студентками. Скажите, по отношению к вам с его стороны искра проскакивала?

— Нет. Нет!

— К сожалению или к счастью?

— Не знаю, просто в то время не я была его пассией.

— А почему Шолохов называл вас Ксюшей?

— Он произнес это слово один раз. Я снималась тогда в Ленинграде в картине «Все остается людям», и вдруг узнаю, что Михаил Александрович прибыл на какое-то писательское мероприятие. До этого мы с ним встречались дважды: в поезде, когда ехали на съемки, и на просмотре фильма, где он меня очень хвалил, и поэтому я решилась ему позвонить... Набрала номер, представилась... «Ксюша, — он сказал, — приходи». Знаете, я так обрадовалась...

Остановился классик в «Астории» — занимал там трехкомнатный люкс, но когда я вошла, увидела, что все двери распахнуты и через них полукругом столы, за которыми сидели — явно со вчерашнего дня! — гости. В нос ударил запах перегара — это было что-то ужасное! Еще больше меня поразил вид Шолохова: заплывшие глаза, красное лицо...

— Очевидно, который день подряд пил...

— Не буду гадать, что там было до этого, — описываю только то, чему свидетель сама. Теперь-то я понимаю, что он горевал очень сильно, но тогда это было мне невдомек. Я была настолько потрясена, что вдруг с комсомольским задором выпалила: «Что же вы делаете с писателем Шолоховым?».

«Тихий Дон», 1958 год. Аксинья (Элина Быстрицкая) и Григорий (Петр Глебов). «Поначалу на роль Мелехова был утвержден другой артист, а мне Герасимов сказал: «Если не наберешь вес, играть не будешь»

Михаил Александрович беззлобно на меня посмотрел и сказал: «Замолчи! Думаешь, я не знаю, что выше «Тихого Дона» ничего не написал?».

— Потрясающе!

— В этих словах такая была боль, но, повторяю, тогда я еще не могла это осознать.

— Он был алкоголиком?

— Трудно сказать — мне это неизвестно, но в таком состоянии видела его только раз.

— Удивительно все-таки, как это классик утвердил вас, еврейку, на роль казачки Аксиньи, когда вокруг было столько актрис казачьих кровей...

— Думаю, о моей национальности он мог и не знать. Кстати, недавно, когда отмечали 100-летие Шолохова, я встретилась с детьми Михаила Александровича, и его дочь рассказала мне, как это произошло. После выхода на экраны «Неоконченной повести» они взяли мою фотографию и показали отцу: «Вот тебе Аксинья», поэтому потом при виде меня у него и вырвалось: «Так вот она!». Не потому, что я была лучше других...

Между прочим, мою героиню казаки замечательно приняли. 30 старейшин вручили мне огромную грамоту на пергаменте в виде свитка, где объявили меня почетной казачкой, и просили впредь называться Аксиньей Донской. Естественно, я отказалась, потому что отцовской фамилией дорожила...

— Шолохов славился своими зубодробительными речами на съездах советских писателей, призывал нелояльных расстреливать, уничтожать и так далее... Людоедом он был, на ваш взгляд?

— Лично у меня такого ощущения не возникло. Естественно, я была комсомолкой, потом членом КПСС и не сомневалась, что следует поступать так, как учат партия, Ленин и Сталин. Страшное дело: все мы прониклись коммунистической идеологией...

— ...были зомбированы...

— Это сегодня так говорят: «Зомбированы», а в то время считали, что живем правильно, наши идеи лучшие и поступать надобно только так.

— Однажды вы попросили Шолохова: «Я бы хотела видеть Аксинью, — отвезите меня к ней»...

— Надо же — вы и это знаете... Это было по дороге на съемки, на натуру — мы тогда первый раз увиделись... Шолохов и Герасимов ехали в одном вагоне, а мы с Петром Глебовым в другом, и они нас позвали к себе. На какой-то станции Шолохов вышел покурить, следом за ним Герасимов, ну и мы с Глебовым тоже. Было начало лета или поздняя весна, над головами висело чудное ярко-синее небо, и я обратила внимание, что глаза у Шолохова точь-в-точь такого же цвета — васильковые.

Как раз накануне казаки мне говорили: «Аксинья-то ишо не померла — Шолохов знаеть, где она живеть». Я так мечтала с ней встретиться, что решилась к нему подступиться: «Михаил Александрович, прошу вас, пусть Аксинья уже старая, но я очень хочу с ней поговорить. Как ее найти?». Повисла довольно долгая пауза, в шолоховских глазах появились смешинки, его усы чуть задергались. «Глупенькая, — ответил писатель, — я же все выдумал». Для меня это был страшный удар, я даже расплакалась, и никакого разговора не получилось. Было обидно, что меня обманули, — либо он, либо казаки...

«Я АБСОЛЮТНО УВЕРЕНА, ЧТО «ТИХИЙ ДОН» НАПИСАЛ ШОЛОХОВ»

— Время от времени разгораются споры о том, кто настоящий автор «Тихого Дона». Согласитесь, так писать в 20 лет — а Шолохов именно в этом возрасте создал роман, — наверное, невозможно. «Поднятая целина» была уже гораздо слабее, потом из-под его пера вышли «Донские рассказы», «Они сражались за Родину» — все... Вы для себя ответили на вопрос: кто автор «Тихого Дона»?

«Влечения между нами с Глебовым не было — мы очень дружили, не более того»

— Ответила. (Твердо). Шолохов.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно. Я это знала наверняка задолго до того, как Лев Колодный нашел черновики романа, написанные шолоховской рукой, и совсем по другой причине — просто видела, как Михаил Александрович нашу картину смотрел.

— ???

— Он попросил поставить возле него пепельницу и смолил папиросы: одну за другой, одну за другой... Зритель, который не пережил бы этого и тем более не описал, плакал бы или смеялся, а он... курил — весь фильм! А ведь это было три часа просмотра. Напольная пепельница была полна окурков — они торчали, как у ежа иголки, и все ждали, что же он скажет. Когда кинопроектор выключился и погас экран, Шолохов долго сидел неподвижно, а потом повернулся и совершенно охрипшим голосом произнес: «Ваш фильм идет в дышловой упряжке с моим романом».

— Хорошо как сказал...

— Да, хотя для меня тогда непонятно было, что такое дышловая упряжка...

Теперь что касается возраста: не в 20 лет, а, по-моему, в 24 года он «Тихий Дон» написал, и уже тогда Серафимович ставил авторство Шолохова под сомнение, потому что...

— ...это было слишком гениально...

— Мне лично Фазиль Искандер говорил: «Не мог он такое создать — это выше его сил... Ну просто по определению не мог — и все...».

— Действительно, опыта никакого — как можно такое полотно развернуть? Толстому, когда он над «Войной и миром» работал, все-таки побольше лет было...

— А я Михаила Александровича с Толстым не сравниваю. Шолохов перенес на бумагу то, что видел...

— ...но сюжетные линии, образы, характеры, язык, наконец!

— Казаки так разговаривают, но он ведь учился в Москве, оканчивал столичную гимназию, вращался в интеллигентной среде.

— То есть для вас вопросов здесь нет совершенно...

— Я просто видела истоки — первый лист рукописи, который мне показал Лев Колодный, а перед 100-летием писателя нашли весь роман, написанный шолоховской рукой, с его правками и помарками. Потом этот материал выкупили, подготовили академическое издание и подарили его детям.

— В свое время вы сказали, что роль Аксиньи вас истощила, — что вы имели в виду?

— Это очень тяжелая драматическая роль, а сказала я так потому, что отказалась играть в театре Катерину в «Грозе». Просто физически была тогда (вскоре после «Тихого Дона») еще не готова. Я так устала на съемках...

— Сложно было, наверное, не только пережить бурю страстей, но и усвоить специфический казачий говор, повадки...

— Как раз это было для меня очень легко, потому что украинский я знаю, а он к кубанскому наречию близок. Ну а самое главное то, что во время войны наш госпиталь около двух месяцев стоял в станице Обливской и я с этими людьми много общалась...

— ...непроизвольно все схватывая...

— Ну конечно, и потом, что сделал Герасимов? Вся массовка — это участники самодеятельного казачьего хора с хутора Диченского.

— Ух ты!

— Их пригласили в Москву, все время они были с нами, и мы сразу же погрузились в среду (моей наставницей, как сейчас помню, была баба Уля). Герасимов накануне съемок всех нас собрал и объявил: «Завтра мы начинаем работу над «Тихим Доном», поэтому вам придется стать другими людьми. Присмотритесь внимательно к тем, кто с вами будет сниматься, руки свои сделайте — они должны стать не изнеженными, а крестьянскими, как у людей, работающих на земле».

— И как «сделали» руки?

— Сергей Аполлинариевич посоветовал: «Побольше стирайте, мойте посуду, скоблите полы, наводите у себя дома порядок».

— Какое глубокое проникновение в материал!

— Еще бы! Кстати, сначала на роль Григория был утвержден не Глебов — другой артист (да и я пробовалась на студии в течение полугода несколько раз). Однажды увидела, как этот артист вылетел из кабинета Герасимова пробкой со словами: «Что я — сумасшедший, руки совать в навоз!». (Режиссера, который не одобрил его вид, он понял буквально). У Глебова же были крепкие, жилистые ладони человека, который может все. Честно говоря, поначалу он мне не нравился: я знала, что Гришка моложе Аксиньи, а тут партнер старше меня на целых 10 лет — как это будет воспринято? Правда, когда увидела, как он работает, почувствовала к нему уважение как к актеру. И к его детям, к жене...

«ЛЕЖАТЬ С ЧУЖИМ МУЖЧИНОЙ В ПОСТЕЛИ Я НЕ ХОТЕЛА»

— Говорят, интимная сцена с Глебовым вам долго не давалась?

Новый сериал «Тихий Дон» с голливудским актером Рупертом Эвереттом в роли Мелехова Элина Авраамовна смотреть не смогла. Одолела только первую серию

— Ну как не давалась — просто лежать с чужим мужчиной в постели я не хотела.

— И это говорит актриса?

— Да, вот такие мы были. Я попросила: «Положите между нами хоть что-нибудь». Свернули одеяло, просунули...

— Даже так? Глебов на вас не обиделся?

— Не знаю — во всяком случае, ничего мне об этом не говорил.

— Образы Григория и Аксиньи пронизаны любовью — ею надо было дышать, жить... Вот интересно, между вами и Глебовым какие-то флюиды витали?

— Влечения не было — мы были очень дружны, но не более того...

— Многие актеры между тем говорят: чтобы правдиво сыграть любовь, надо дать волю чувствам...

— Пускай лучше не говорят, а делают! Наша профессия во многом связана с фантазией, которая и позволяет объяснить поступки, описанные автором. Естественно, чем богаче фантазия, тем глубже мотивировки.

— Особенно если актерская техника достаточно отточена...

— Меня выучили хорошо — я в этом не сомневалась.

— Это правда, что для роли Аксиньи вы поправились на 15 килограммов, для чего пришлось объедаться яблоками?

— Не яблоками, представьте, а сметаной с медом — это был сущий кошмар! Герасимов предупредил: «Если не наберешь вес, играть не будешь», а потерять эту роль я не хотела...

— Нонна Мордюкова — настоящая казачка, писаная красавица, и казалось, лучше ее Аксинью никто не сыграет. Однажды она даже призналась, что, когда ее не утвердили, собиралась наложить на себя руки...

— Нонну даже на пробы не пригласили — видимо, Герасимов видел мою героиню иной.

— Странно, ведь Мордюкова — выпускница его курса, за образ Ульяны Громовой, воплощенный в фильме Герасимова «Молодая гвардия», она, совсем еще юная, получила Сталинскую премию. Аксинья к тому же была ее дипломной работой, которую мэтр оценил на «отлично»...

История Григория Мелехова и Аксиньи — одна из самых увлекательных и драматических сюжетных линий «Тихого Дона». Не удивительно, что роль Аксиньи буквально вымотала Быстрицкую — как физически, так и психологически

— Да, Мордюкова действительно у него училась, и в последнее время высказывалась по этому поводу — так смешно... Не будем, однако, ее цитировать — я о другом. Когда был премьерный просмотр ленты в кинотеатре, Нонна тоже на нем появилась. Подошла ко мне и выдавила из себя: «У-у-у, проклятая, таки сыграла!..».

— А что она сказала сейчас?

— Нет уж, увольте, мне не хочется глупости повторять.

— Видимо, эта роль наложила отпечаток на всю вашу кинокарьеру, потому что впредь режиссеры смотрели на вас сквозь призму Аксиньи...

— Вы совершенно правы, и Лельку, например, в «Добровольцах» я буквально выпросила. Благо очень дружила с семьей композитора Фрадкина, который писал для этого фильма музыку...

— «Комсомольцы, добровольцы...».

— Да-да. В то время я познакомилась и с поэтом Долматовским, приходил также к Фрадкиным режиссер Егоров... Я спрашивала: «Юрий Павлович, а кто будет играть Лельку?». Сперва он отшучивался, а однажды ответил: «Знаешь, Лелька ведь стриженная». А у меня же волосы — разве такие можно остричь? Слава Богу, ассистентом работала у него Клеопатра Сергеевна (фамилию я сейчас не помню), которая тоже часто приходила к Фрадкиным, и я ее уговорила: «Давайте сделаем фото». Выкроили красный платочек, к нему пришили выстриженные уголки, челочку, я как-то закрутила, спрятала сзади косы... Этот снимок она показала Егорову со словами: «Ну вот, теперь никуда не денешься, надо делать пробу — Элина постриглась», то есть просто-напросто я его обманула.

Вообще-то, считаю, что пробу просить не стыдно, — это ж не роль. Я и в «Тихий Дон» сама напросилась — на то у меня причина была. Дело в том, что еще в институте, во втором семестре, по-моему, пробовала читать отрывок из «Тихого Дона», и мой педагог мне сказал: «Це не ваша справа — вам Луїзу Шиллера треба грати». Меня между тем романтическая героиня отнюдь не прельщала, а вот казачка — другое дело.

«ЗА ГАДОСТЬ, КОТОРУЮ Я ИЛЬИНСКОМУ СДЕЛАЛА, МЕНЯ НАДО БЫЛО УБИВАТЬ»

— Вы, кстати, новый сериал «Тихий Дон» посмотрели?

Леля и Коля Кайтановы — «сурового времени дети»... «Роль Лельки я буквально выпросила». «Добровольцы», 1958 год

— Только первую серию — больше не осилила.

— Чужой какой-то материал, правда?

— Иностранцам, наверное, будет интересно, потому что им это не дорого, а казаки мне столько звонили — возмущались. По их требованию сразу же после зарубежного «Тихого Дона» показали наш, и у меня своеобразный ренессанс получился.

— Не попав к Завадскому, вы все-таки устроились в очень хороший московский театр — Малый, хотя слово «устроились» неудачное, забираю его назад...

— (Улыбается). В Малый я попросилась...

— Удивительно, в самый русский театр — вас это не пугало?

— Нисколько. Когда я была студенткой, Малый приезжал на гастроли в Киев, я посмотрела четыре спектакля с участием его корифеев, но даже не заикалась о нем — это была радужная, несбыточная мечта. Ну а после выхода «Тихого Дона», когда на меня вдруг свалились огромная популярность, успех и много всего хорошего, сестра Ольги Аросевой Леночка (она была моей подругой по Вильнюсскому театру) посоветовала: «Иди в Малый, тебя там возьмут».

Михаилу Ивановичу Цареву я сказала, что хотела бы работать в Малом театре, — «если вы сочтете это возможным». Он ответил: «Недели через две вам позвонят». Звонок раздался через пять дней: мне предложили прочитать «Веер леди Уиндермиер» Уайльда. Я, честно говоря, хотела другую роль, но взяла ту, что дали. До премьеры была на договоре, а потом художественный совет мою кандидатуру одобрил. Александра Александровна Яблочкина резюмировала: «Я поняла все, что она говорит, — надо брать».

— Великая актриса имела в виду дикцию, к которой в Малом особые требования?

— Не знаю, что уж она имела в виду, но мама еще в детстве учила меня все выговаривать четко. Если произносила невнятно, тут же получала по губам, а кроме того, у нас в институте очень точно работал Лука Григорьевич Сокирко, преподававший орфоэпию. Он учил, на каких слогах ударение делать нельзя, как в предложении выделить главное — ну и так далее. Благодаря этой науке я, когда за пьесу или сценарий берусь, всегда первым делом смотрю: о чем это?

— В моем понимании Малый образца середины-конца 50-х — мощный театр с устоями, традициями, подчеркнутой русскостью буквально во всем, неизменной любовью к классике и с корифеями, многим из которых уже под и за 90, и вот приходите вы — молодая, красивая, после кинотриумфа, не русская. Как это было воспринято?

— Послушайте, я уже давным-давно русская актриса, и меня эта сторона никогда не мучила.

— Вас-то нет, а вот их?

— Не знаю, что там кто думал, но я ни от кого ничего не скрывала (другой вопрос, как жила, где и что делала). Да, меня взяли в театр, но там я была в этом амплуа не единственная. До меня в труппу приняли Руфину Нифонтову, и пока она была жива, мы с ней шли рядышком.

— У нее был большой успех в фильме «Хождение по мукам»...

— Так получилось, что я по опросу зрителей СССР получила первое место за «Неоконченную повесть», а она — второе за «Вольницу». Потом я лидировала с «Тихим Доном», а она шла следом с «Хождением по мукам», поэтому, когда я попала в Малый театр, у нее уже было ко мне определенное отношение....

— ...которое продолжалось всю жизнь?

— Да, но поскольку ничего отрицательного я к ней не испытывала, уколы переносила довольно легко.

— За что вас невзлюбил Игорь Ильинский?

— Гадость я сделала, и за это меня надо было убивать, — правда! — но я не думала, что проявляю бестактность, считала, что, действительно, пекусь об искусстве. «Как вы могли дать роль мадам Бовари актрисе с такими данными?» — спросила я Игоря Владимировича, а этой актрисой (кстати, очень хорошей!) была его жена...

— ...Татьяна Еремеева — она до сих пор на сцене...

— И слава Богу. Я сказала так потому, что считала: по всем параметрам эта роль должна быть моей. Я в то время была очень изящной, у меня была хорошая речь... Словом, это я, а не она должна была играть Бовари, поэтому такую фразу себе позволила...

— ...и нажили врага?

— Конечно, и Игорь Владимирович был прав.

— Ильинский по отношению к вам нехорошо себя вел?

— Именно, что нехорошо — везде нелицеприятно обо мне отзывался, и даже написал статью, направленную против актрис, которые в кино еще что-то сделали, а в театре, по его словам, ничего.

— И все из-за одной неудачной фразы?

— Думаю, да — а что еще? Ни в чем остальном я не была перед ним виновата.

«БОНДАРЧУК МЕНЯ ОСКОРБИЛ, ОЧЕНЬ УНИЗИЛ... ДУМАЮ, ОН БЫЛ ХАМОМ»

— А почему после назначения главным режиссером Малого Бориса Равенских у вас разгорелся конфликт с ним?

— Неприязнь к этому человеку возникла гораздо раньше, когда он еще не был главным. Что-то я репетировала в его постановке — не могу сейчас вспомнить, что, — и он вдруг пренебрежительно бросил: «Не думай, что это тебе, как с твоим мужем». Зачем-то он моего супруга задел, а я его очень любила, поэтому сняла туфлю и пошла на Равенских. Тот в страхе бежал...

— Прямо на репетиции сняли туфлю? Какая милая непосредственность!

— (Смеется). Но я же из донских степей, понимаете?

— Возглавив театр, Борис Иванович вам это припомнил?

— Естественно — сразу убрал из репертуара все мои спектакли, а юбилейный, сотый «Бешеные деньги», перевел в филиал. Добавлю, что к этому времени режиссер Леонид Викторович Варпаховский, с которым были связаны мои театральные удачи, тоже не смог с ним работать. В общем, это было началом моей трудной жизни в Малом.

— По слухам, Равенских хотел получить от вас нечто большее...

— Может, и так... Однажды главреж сказал, что нам надо серьезно поговорить. Я удивилась, что он предложил встретиться на квартире своей соседки — секретаря директора, но значения этому не придала. Подумала, хочет без помех выяснить наши недоразумения, и пришла. У Елизаветы Фирсовны — так эту приятную пожилую даму звали — я просидела довольно долго. Вначале мы мило беседовали, пили чай, потом хозяйка уже не знала, чем бы меня занять, а его все не было. Я расстроилась: сколько можно? Что особенного он собирается мне сказать? Когда Равенских, наконец, явился, я посмотрела на часы и стала прощаться: «Извините, мое время кончилось». Он пошел меня провожать, и то, что пришлось от него выслушать, даже не хочется повторять.

— Сальности?

— Да что-то такое... Я шла и думала: «Господи, как бы от него отвязаться?». Вдруг такси — зеленый огонек. Я остановила машину и уехала...

— На прощание туфлю не сняли?

— Тогда нет, но я же какого-то разговора ждала...

— Об искусстве, о творчестве...

— Да, а он начал спрашивать, на ком ему, видите ли, жениться. «Это уж как-нибудь сами решите», — отрезала я.

— У вас были потрясающие роли в кино — едва ли не все яркие и значительные, тем не менее их до обидного мало — от силы десяток. Да и в театре у вас были годы простоя. Как вы, актриса в расцвете сил, с этим справлялись?

— Старалась работать, чтобы не потерять форму. Был период, когда снималась в Болгарии, а к 40-летию Победы в Театре эстрады мы поставили спектакль, в основу которого легла книга Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо». Я сыграла там восемь ролей, и по четыре получили мои ученицы. Это была очень интересная постановка, она шла несколько лет. Ну что еще? Много читала: стихи и прозу — то есть сложа руки не сидела.

— Это правда, что вы хотели сыграть в кино Анну Каренину?

— (Вздыхает).

— Почему же не вышло?

— Не пригласили на пробы, и очень хорошо, что эта роль досталась не мне. Если бы меня заставляли делать то же, что и Самойлову... Нет, я бы так не смогла...

— Вам не понравилось, как она сыграла?

— Я просто не согласна с такой трактовкой — по-другому себе это все представляла...

— В «Неоконченной повести» вы снимались с мэтром советского кино и режиссуры Сергеем Бондарчуком — какая черная кошка между вами пробежала?

— Это началось давно, когда я была занята в массовке в «Тарасе Шевченко», — здесь, на студии Довженко, у Савченко. Где-то в буфете Бондарчук позволил себе лишнее, я огрызнулась — и все, а что происходило потом, не знаю... Может, у него тоже были какие-то подспудные мысли.

— Читал, что когда на съемочной площадке «Неоконченной повести» вам надо было с ним целоваться, вы не могли этого делать...

— Особых поцелуев там, слава Богу, не было — изощряться не приходилось.

— Но вы даже рядом стоять с Бондарчуком не хотели...

— Не то чтобы не хотела... Понимаете, он меня там оскорбил, и я сказала, что сниматься с ним больше не буду.

— Бондарчук был хамом?

— Думаю, да. Я не могу повторить слово, которое он произнес, но этот человек меня очень унизил...

— Он был антисемитом?

— Понятия не имею, но в жизни я многократно с антисемитизмом сталкивалась. Это выражалось в каких-то высказываниях, хулиганских выходках...

— Не было желания после этого выйти из партии?

— Тогда я еще в ней не состояла — вступила в 70-м году.

— И никогда не жалели об этом?

— Нет. У меня умирал папа, коммунист настоящий... В политике он не разбирался, просто был законопослушным гражданином своей страны, ее защитником и сказал мне: «Прошу тебя это сделать, потом поймешь — я был прав!». После пережитого в комсомоле мне совершенно не хотелось никуда вступать, но не исполнить последнюю волю отца я не могла и подала заявление...

«МУЖА Я ОЧЕНЬ ЛЮБИЛА, А ОН БОЛЬШЕ ВСЕГО НА СВЕТЕ ЛЮБИЛ ЖЕНЩИН»

— Не сомневаюсь: вокруг вас всегда вилось множество мужчин, стремившихся добиться вашего внимания и расположения. Как вы с этой осадой справлялись?

«Поднимайся в небесную высь, опускайся в глубины земные! Очень вовремя мы родились, где б мы ни были — с нами Россия!». Супруги Кайтановы (Эллина Быстрицкая и Михаил Ульянов)

— (Смеется). Справлялась...

— Многим поклонникам, среди которых наверняка были министры, военачальники, хотелось к вашей красоте прикоснуться...

— К моей чести, я никогда не пользовалась ничьим покровительством. Никогда — я это презирала! Может, потому, что после окончания института обо мне написали гадкие анонимки, и это страшно меня оскорбило, может, по какой-то другой причине...

— А может, сказалось воспитание?

— И это тоже — я любого могла поставить на место. Когда меня пригласил к себе в кабинет большой советский начальник и прямо там стал приставать, я просто дала ему по морде и ушла.

— Что это за чин был?

— По-моему, председатель Моссовета... Явилась с какой-то просьбой, а он подошел сзади и ручки свои положил мне на плечи. Я вскочила, ударила его — и за дверь. Так и не добилась того, за чем шла.

— Таких случаев, когда приходилось бить, было много?

— Нет, но в дальнейшем старалась обходиться письмами. Я ведь довольно рано начала общественную работу... Когда снималась в Болгарии, меня избрали президентом Федерации художественной гимнастики СССР — причем не спросив моего согласия. Потом позвонили: так, мол, и так... Это была довольно почетная должность, и я взялась за дело серьезно.

— Ваш муж был намного вас старше, и вы у него были четвертой женой. Сильно его любили?

— Боже, вам все известно!.. Да, я любила. Очень...

— Почему же расстались?

— Так получилось. Мужчины не могут всегда оставаться верными — да вы по себе, наверное, знаете...

— Вы были максималисткой и требовали супружеской верности?

— Не то чтобы требовала — просто потеряла к нему и чувства, и уважение.

— Однажды вы где-то сказали: «Больше всего на свете мой муж любил женщин»...

1955 год, «Неоконченная повесть», Элина Быстрицкая и Евгений Самойлов

— Да, это правда — он обожал их до конца своих дней.

— Вы любите его до сих пор?

— Не могу сказать, что люблю, но вспоминаю.

— Развод был мучительным или вы обрубили, и все?

— Я приняла решение.

— Страдали потом?

— Конечно... В моей жизни никого больше не было, но о своем выборе я никогда не жалела.

— С бывшим мужем потом встречались?

— Издалека его видела, но не подходила, даже словом не обмолвилась. Знаете (вздыхает), на эту тему я больше говорить не хочу. Простите, но о своих личных делах публично стараюсь не распространяться. Мой опыт может быть ценным и нужным лишь для меня — другим он ничего не даст.

— Что за мистическая история произошла, когда вы покупали щенка?

— Ой, это потрясающе! Я давно хотела маленькую собачку, долго над этим думала, но что-то меня останавливало, а тут пригласила на дачу две пары знакомых. Сейчас у нас там в окрестностях построили много домов, открылись богатые рестораны, а тогда просто рыночек был. Остановились, чтобы купить мясо для шашлыков, приятели мне сказали: «С нами ты не ходи — с тобой все в два раза дороже», и я пошла поглядеть на собачек. Одна, другая — не то все. Смотрю, у терьерчиков грустные глазки...

— ...обвисшие ушки...

— ...а я хотела совсем маленькую, которую можно носить с собой. Вдруг несут собачонку — курносенькую, мордочка умильная. Я ахнула: «Какая прелесть! Можно с ней поиграть?». — «Пожалуйста!», и представляете, эта крошечка вот такусеньким язычком умудрилась мне сразу все лицо облизать. Веселенькая, игривая... «Ой, — говорю, — а зовут ее как?» — и вдруг слышу: «Фира», а это короткое имя покойной мамы, она у меня Эсфирь. «Почему так назвали?» — спрашиваю и слышу в ответ: «Она аферистка».

Это было 9 августа 98-го года, а день смерти мамы — 11 сентября, и у меня как-то две даты связались. Что вы хотите: актерская психика! — и я решила: «Это собака от мамы, и нужно ее непременно купить». Правда, когда мне назвали цену, внутри все оборвалось: я поняла, что таких денег у меня нет и даже рассчитывать на эту сумму смешно. Лихорадочно стала думать, что можно продать, где занять, а в это время один человек, который неподалеку стоял, отсчитывает уже доллары, расплачивается и эту собачку берет. Я в ужасе, что сейчас он уйдет и все, а незнакомец, обойдя хозяйку, подошел ко мне и вложил этот живой комочек в мои руки. «Возьмите,— сказал, — я ваш почитатель». Если честно, я стала отказываться...

— Гордость взыграла?

— Ну конечно — как можно? Щеночек таких денег больших стоит, однако он возражений не слушал, сказал: «Я в «Газпроме» работаю, могу позволить. Я, естественно, сопротивлялась, но... не очень долго... На прощание спросила, как же его зовут. С тех пор пошел десятый год, но каждое утро — это у меня стало такой же привычкой, как зарядка, — я повторяю фамилию и имя-отчество этого человека и прошу для него у Бога благополучия: чтобы все дела его ладились, чтобы он был здоров.

— Какой Фира породы?

— Этот курносик — пекинес, и она до сих пор такая: не знает, что бывают плохие люди, всех целует, ко всем лезет в подружки, очень гостеприимна. К сожалению, иногда мне приходится уезжать, и на этот раз подруга, которой Фиру отдавала обычно, тоже оказалась в командировке. Пришлось пристроить кроху к хорошим людям — пусть пару дней там поживет, но завтра ее должны забрать, и она меня встретит дома.

«В БИЛЬЯРД Я НИКОГДА НЕ ИГРАЛА НА ДЕНЬГИ — ТОЛЬКО НА ИНТЕРЕС»

— Окончив украинский курс Киевского театрального института, помните ли до сих пор что-нибудь по-украински?

Сегодня самым близким и родным существом для Элины Авраамовны является ее пекинес Фира

— Конечно.

— И в Украине у вас остались какие-то родственники?

— К сожалению, только сводная сестра по отцу, которая живет в Нежине, — бабушка и тетя с маминой стороны во время войны были расстреляны.

— Одна из последних ваших значительных киноработ — роль Норы в картине киевского режисcера Николая Засеева-Руденко «Бабий Яр»: вы так пронзительно-точно сыграли... Когда на экране крупным планом ваши глаза, внутри все просто переворачивается — вам было больно работать над этой ролью, она причиняла страдание?

— Для меня это была потребность души, и я благодарна Засееву-Руденко за то, что поднял эту тему, написал сценарий и дал мне возможность сыграть. С ним работалось очень легко, и если он эти строки читает, хочу ему передать привет и самые добрые пожелания.

— Долгие годы вы были президентом Федерации художественной гимнастики СССР, но особенно, знаю, любили бильярд. С трудом, извините, представляю Элину Быстрицкую с кием, а какие ставки были у вас в ходу?

— Я никогда не играла на деньги — только на интерес, потому что для меня это спорт, но именно я помогла организовать Федерацию бильярда в нашей стране — тогда еще СССР. Ныне я там почетный президент.

— Вы хорошо играли?

— О себе сказать этого не могу. Вот наши мастера — они и впрямь блистательны, а я просто люблю бильярд и в турнирах участвую... Иногда зовут, и я с удовольствием откликаюсь.

— Вы до сих пор по часу-два делаете упражнения с гантелями и обливаетесь холодной водой?

— Раньше это было — сейчас уже нет. И гантели пылятся в чулане, и вода уже не холодная, а прохладная...

— Многие прекрасные актрисы в определенном возрасте начинают делать пластические операции — одну за другой. Вы к услугам пластических хирургов прибегали?

— Нет, у меня свои методы, позволяющие поддерживать форму, — они не хуже и не такие болезненные, но делиться этими секретами могу только с женщинами...

— Если без пластики обошлись, за счет чего же прекрасно выглядите?

Элина Быстрицкая — Дмитрию Гордону: «Я бы очень хотела сыграть старую учительницу, которая все видит, понимает и со многим не согласна» Фото Александра ЛАЗАРЕНКО

— Спасибо вам за такую оценку (вздыхает). Помните «Портрет Дориана Грея»? Надо не делать другим плохо, и тогда тебе будет хорошо. Меня так учила бабушка, это мне говорила мама, и за свою жизнь я никому сознательно не причинила боли — просто этого избегаю. Самое главное — со своей совестью жить в ладу.

— Рискую вызвать сейчас ваше негодование, но поскольку вы всегда подчеркиваете, что не скрываете возраста, скажу: вам — потрясающе красивой женщине! — 4 апреля исполняется 80 лет. Какое у вас отношение к своему возрасту?

— Да никакое. Когда что-то болит — плохо, когда здоровье не докучает — хорошо, но я работаю, я еще нужна и могу подарить радость людям, которые приходят в зрительный зал. Я счастлива, что еще в состоянии что-то сделать, помочь своим близким, друзьям. Мой благотворительный фонд, который существует с 94-го года, выплачивает стипендии учащимся государственных творческих учебных заведений, но вскоре, наверное, я изменю его назначение, потому что нынче, мне кажется, в помощи больше нуждаются пожилые деятели искусства. Кстати, скоро в Малом театре состоится премьера спектакля, где я играю...

— Дай Бог, чтобы были и кинороли!

— Вы знаете, не любые... Вот если бы появился какой-то сценарий, который бы увлек, вдохновил, но пока ни один из тех, что предлагали, как-то не впечатлил... Приходит, видимо, время, когда на главные роли приглашают актрис другого возраста. Честно говоря, сегодня хотела бы сыграть старую учительницу, которая все видит, понимает и со многим, увы, не согласна.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter