Экс-депутат Госдумы Константин БОРОВОЙ: «Через пару месяцев рубль упадет вдвое. Выживание Путина и его окружения будет зависеть от Порошенко»

«ПУТИН И ЛАВРОВ ОЧЕНЬ СДЕРЖАННО КОММЕНТИРУЮТ СЛУЧИВШЕЕСЯ В ПАРИЖЕ, ОПАСАЯСЬ ТОГО, ЧТО ВСПЛЫВЕТ СВЯЗЬ РОССИЙСКИХ СПЕЦСЛУЖБ С ЭТИМИ ТЕРАКТАМИ»

— Константин Натанович, как только стало известно о теракте в Париже, интернет запестрел догадками не только политологов, но и обычных пользователей соцсетей о том, что и до французской столицы могла дотянуться «рука Москвы». Абсурдная версия, на первый взгляд. И хоть Россия по отношению к Украине ведет себя как настоящий террорист, при чем здесь Франция?

— Когда в 2010-м под Смоленском упал самолет, в котором летел президент Польши Лех Качиньский, и Валерия Новодворская сказала мне, что сработала спецоперация, сознаюсь, я был озадачен. Мне казалось это конспирологическим предположением. Но у нее на этот счет даже сомнений не было. Теперь же, после падения малайзийского Boeing и разных других провокаций, я уже понимаю, что, вероятнее всего, так и было.

Точно так же у меня нет сомнений и по поводу терактов в Париже. Известно, что Марин Ле Пен, лидер французской правой националистической политической партии «Национальный фронт», получила на свою предвыборную кампанию огромные деньги через кредит, срок возврата которого не фиксируется, а значит, просто отсутствует. Это одна из многих схем, используемая Кремлем для финансирования, позволяющая передавать большие суммы и при этом не платить налоги.

Теракт в Париже — это, безусловно, попытка радикализировать ситуацию в Европе, чтобы помочь правым националистам, а также отомстить Франции за отказ поставлять в Россию военные вертолеты «Мистраль». Но главная причина все-таки в том, чтобы нанести существенный ущерб стабильности в Европе. Путин хотел доказать сам себе, что влияет на международную политическую ситуацию. Ведь он сегодня остался в изоляции и противостоит всему европейскому сообществу. И это очень опасно.

— Тогда можно предположить еще одну цель — попытку хотя бы на время отвлечь внимание мирового сообщества от войны в Украине.

— Конечно. Это стиль Путина — формально, так сказать, перенести ситуацию из плоскости терроризма России в плоскость борьбы с террористической деятельностью уже еле живой «Аль-Каиды». В 1999-м я вез в Америку информацию для ФБР о деятельности «Аль-Каиды» против Соединенных Штатов. Помимо предупреждений о возможных терактах, в этой информации содержались совершенно очевидные данные о тесном сотрудничестве российских спецслужб с Усамой Бен Ладеном. Правда, США не обратили на нее должного внимания.

— Как вы думаете, версию о возможной причастности Кремля к теракту в Париже Запад тоже рассматривает?

— Да, все это понимают и анализируют, так что подробности еще всплывут. Заметьте, Путин и Лавров очень сдержанно комментируют случившееся в Париже, практически никак, опасаясь того, что всплывет связь российских спецслужб с этими терактами. Поведение Путина в этой ситуации, кстати, очень схоже с тем, как он вел себя после крушения самолета Качиньского, — такое же состояние испуга. И российские спецслужбы очень боятся утечки информации.

А утечка была не раз, но США в то время не были заинтересованы в конфронтации. Готовилась идея перезагрузки (или «перегрузки», как смешно назвала ее Хиллари Клинтон). Насколько я знаю, американцы были в курсе того, что российский спецназ очень активно действовал в Ираке, но тоже не развивали эту тему по политическим причинам.

«ПУТИН ОПАСЕН ДЛЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. НАБОР ЕГО ПРЕСТУПЛЕНИЙ УЖЕ ДАЖЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ У МИЛОШЕВИЧА»

— По тем же причинам Запад не торопится обнародовать результаты расследования обстоятельств крушения малайзийского самолета, сбитого над территорией «ДНР»?

— Да, эта история также спущена на тормозах. Уже ведь есть доказательства того, что это был российский расчет, и целились в Boeing чуть ли не с территории России, есть и объяснение мотивации этих событий — дискредитация Украины и Порошенко. Другое дело, что это не удалось, но попытка была, это очевидно. Только представьте, что будет, если выползет информация о причастности российских спецслужб к крушениям польского и малайзийского самолетов, теракту в Париже...

За этим сразу же должно было бы последовать объявление войны. Такое варварство немыслимо в XXI веке в международных отношениях и человеческих. Через некоторое время все это, конечно же, будет рассматриваться в Гаагском суде. Ну а пока очень может быть, что информация об участии российских спецслужб будет фигурировать лишь конфиденциально, но официально — нет. Хотя в том, что это преступления, уже никто не сомневается.

— Но если так, сколько же еще трагедий может произойти, пока дело дойдет до Международного трибунала? Их сценарии и география будут зависеть только от фантазии одного человека...

— Европейцы очень осторожны. Борьба идет с применением так называемой мягкой силы, у них все еще остается надежда на то, что он испугается санкций, одумается. В 1939-м человечество все это уже проходило с Гитлером. История учит тому, что ничему не учит. Путин опасен для человечества. Набор его преступлений уже даже больше, чем у Милошевича. Но у цивилизованного мира всегда остается надежда на здравомыслие.

Все помнят реакцию Ангелы Меркель на пошлый анекдот о первой брачной ночи, рассказанный ей Путиным. Меркель посмотрела на него, как на дикаря. Этот взгляд был, как пощечина. И если бы Путин не был моральным уродом, он как-то бы реагировал на такие взгляды, заявления и отношение к себе международного сообщества, от которого получает дипломатические «пощечины». Требовать от него соблюдения международных норм, как и от бандитов «лугандонии», которые держат людей в подвалах, убивают на улицах, отнимают собственность, — все равно что призывать к этому животных в зоопарке. Призывать-то можно, но результата не будет.

— Обсуждая парижские теракты, не­ко­торые российские СМИ пишут, что, мол, Европа «доигралась в толерантность». И это вместо сочувствия к французам, которые говорят о том, что, убив 17 человек, террористы ранили всю Францию...

— Да, люди из путинской команды уже высказались по этому поводу: мол, мы, россияне, боремся с фашизмом, мы — сильные, чуть что — тут же отвечаем, а Запад ответить не в состоянии.

— Во время своей итоговой пресс-конференции Путин мягко пожурил Кадырова за «эмоциональное» обещание сжечь дома родственников людей, обвиняемых в участии в недавнем теракте в Грозном. Дома сожгли, но Кадырову, понятно, за это ничего не было. Сегодня он главный в Чечне, но все чаще высказываются предположения о том, что он мог бы стать и следующим президентом России. Вы считаете, это возможно в принципе?

— Это один из возможных сценариев для отхода команды Путина. Не знаю, насколько подробно он прописан, но допускаю, что рассматривается. Такой генерал-губернатор, диктатор, садист и убийца мог бы обеспечить отход основной группы, так сказать, а потом оказаться во главе государства. К власти, в принципе, можно привести любого человека — это вопрос техники. Путин тоже пришел к власти путем очень дорогих спецопераций, в числе которых Вторая чеченская война. Когда нет моральных ограничений, нет и никаких сдерживающих факторов.

Взрывать дома, устраивать авиакатастрофы, травить людей полонием — как это было в Лондоне, когда убивали бывшего офицера ФСБ Литвиненко... И Кадырова точно так же можно сделать президентом с помощью спецоперации, которой может стать какая-нибудь варварская война, с пропагандистской трескотней, с огромными жертвами в Латвии, условно говоря, или в Финляндии, или в той же Украине, — в этом случае даже ничего придумывать не надо, российские войска уже там.

«ОСТОРОЖНАЯ ТАКТИКА ПОРОШЕНКО, ЗА КОТОРУЮ ЕГО УПРЕКАЛИ, ПОДТАЛКИВАЯ К АКТИВНЫМ ВОЕННЫМ ДЕЙСТВИЯМ, ОКАЗАЛАСЬ ЭФФЕКТИВНОЙ»

— Ваш прогноз относительно Нава­ль­ного, который вы высказывали за неделю до оглашения приговора, оправдался: наказание он, как и прежде, получил условное. Многие понимают: что-то здесь не так...

— В отношении Навального уже происходит какое-то отрезвление. Когда четыре года назад мы с Новодворской писали о том, что не может руководитель демократической организации считать для себя приемлемым сотрудничество с организаторами «Русского марша», нам кричали, что мы провокаторы.

Меня удивило, что Гарри Каспаров не­давно написал на своем сайте: «Только и АКМ с Удальцовым, и ДПНИ с Беловым не имеют никакого отношения ни к настойчивой реабилитации Сталина и сталинизма, ни к захлестнувшему страну воинствующему мракобесию, ни к судебным процессам и законодательным актам «взбесившегося принтера», ни к силовому террору».

Это откровенные фашисты, а Гарри Кимович им сочувствует. Удальцов, кстати, сам о себе говорит, что он — сталинист. Бе­лов же (настоящая фамилия — Поткин), ев­рей-антисемит, тесно связанный с нацио­налистом Рогозиным, — бывший лидер «Дви­жения против нелегальной иммиграции», совершенно кремлевской организации, которая была таким боевым звеном при «Родине». У них когда-то прокол случился с видеороликом «Очистим Москву от мусора». «Мусор» — это иммигранты. Но когда Белов отказался от кремлевских денег и вышел из-под контроля, против него началась кампания.

— Вы сказали как-то: «России больше нет...». Какую Россию имели в виду?

— Ту, которой нет уже давно. Формально она перестала существовать еще в 1917-м, когда образовалась Российская Советская Республика. Я как-то никогда не задумывался о том, куда подевались прототипы героев Чехова, Тургенева, Бунина, эти земские доктора, мелкие помещики. Ответ на этот вопрос я недавно увидел в одной из театральных постановок Дмитрия Крымова. Эти умные и чувствительные люди оказываются на полях Гражданской войны, потом — на кораблях, отплывающих из Крыма, а потом — в столыпинских вагонах на пути в ГУЛаг. Там и осталась Россия. А то, что мы сегодня называем Россией, — неудавшийся проект превращения осколка злобной советской империи в демократическое государство.

В 1993-м, когда создавалась Конституция (я участвовал в этом конституционном совещании), был предложен эскиз другого государства, которое должно было возникнуть благодаря новым законам и людям с демократическими убеждениями. Нужно было время для того, чтобы начали действовать законы, чтобы россияне привыкли уважать свое государство. Спустя два года этот эскиз был уничтожен.

И появилась новая конструкция. Демократическая Россия перестала существовать, так и не возродившись, — после прихода Путина, после двух чеченских войн с мародерством российских военных, когда оттуда колоннами машин вывозились мебель, ковры и даже унитазы. Она превратилась в националистическое авторитарное государство, которое к настоящей России никакого отношения не имеет. Это постсоветский «путин-лэнд».

— На днях в Астане должны состояться переговоры с участием лидеров Германии, Франции, Украины, ну и Путина тоже. Чего, по-вашему, можно ждать от этой встречи?

— Надеяться на уступки со стороны Путина, конечно, не стоит. Но эффективность западных санкций уже и так значительно выше, чем ожидалось. В сочетании со спонтанным процессом падения цены на нефть эффект для неработающей экономики несуществующего государства получился очень мощным. Через пару месяцев рубль упадет еще вдвое. Теперь выживание Путина и его окружения, по сути, будет зависеть от Порошенко. Ну и от Запада и США, конечно, тоже.

Кстати говоря, осторожная тактика Порошенко, за которую его упрекали, оказалась оптимальной. Его все подталкивали к активным военным действиям, в том числе и я. Но он не ошибся. С падением рубля пла­тить военным Путину нечем. При этом условии мобилизованная, концентрированная ар­мия становится фактором опасности для самого Путина. И никакой Шойгу ничего сде­лать не сможет, если, к примеру, соберутся не­сколь­ко генералов и примут решение.

Вероятность этого очень высока, если еще учесть, что националистические настроения Путин посеял и в армии тоже. Движение может начаться в обратную сторону: вместо Киева — на Москву. Путин очень боится потерять рычаги управления. Поэтому безрассудных, отвязных поступков он уже совершает меньше. Как сказал один высокопоставленный американский чиновник, «лекарство дали — теперь ждем, пока подействует».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter