Поток одиночества

Виталий КОРОТИЧ

Человек этот был очень стар, даже старше меня. Он сел напротив моего места в элект­ричке, и показалось, сразу же принялся со­ставлять свое мнение обо мне. Старик внимательно рассмотрел мои брюки, куртку, долго и непонимающе вглядывался в плеер, который я иногда беру с собой для заполнения времени. Человек этот был не очень аккуратно одет, но чувствовалось, что он давно уже не обращает внимания на многие подробности жизни. Одежда была чистой — и это его вполне устраивало.

Пошевелив губами, старик наконец заговорил и сказал мне, что такие штуки, как мой плеер, созданы для молодых бездельников, а нам, людям пожившим и повидавшим мир, есть о чем подумать, не забивая голову посторонними шумами. Я не спорил, и старик рассказал мне, что однажды жил возле вокзала, но к шуму все равно привыкнуть не мог. Он говорил почти безостановочно, перескакивая с темы на тему, ему было важно, чтобы я его выслушал. Старик ни на что не жаловался — он был ощутимо одинок, и я даже пожалел его, когда мне надо было выходить на станции в самой середине его рассказа о непобедимости народа Северной Кореи, где у каждого человека есть собственное бомбоубежище. По проходу вагона как раз шел сверстник моего недавнего собеседника, пересказывавший содержание самых интересных материалов из сегодняшних газет, которые он предлагал купить.

Когда-то я писал уже про одноразовых знакомцев, случайных соучастников, но здесь было совершенно иначе. Я прикоснулся к потоку одиночеств. Люди были не заняты совершенно ничем, они изнемогали от своей ненужности и хотели заглушить это чувство. Ненужные люди, ненужные газеты и книги, телефоны, которые сутками не звонят, — целый мир живой и неживой природы, требующий внимания.

На Западе я несколько раз, просто ради интереса, приходил на собрания Клуба анонимных алкоголиков. Собирались малознакомые люди, усаживались вокруг стола, начинали рассказывать, как они дошли до жизни такой, и по очереди радовались, что этот вот уже три дня, а другой — целую неделю выдержал, и ни капли не было выпито, и жизнь начала меняться...

Люди эти соберутся через неделю и через две и снова расскажут про свои жизни, кто-то выдержит, совсем перестанет выпивать, они разговаривают, становясь интересными друг другу, взаимно ответственными, и жизни их становятся лучше. Кто-нибудь одолеет одиночество надолго еще и потому, что подружится с одним из недавних товарищей по несчастью. Это прекрасно, и такие клубы существуют во многих странах, у меня даже есть их устав на русском языке, потому что они верят в существование подобных проблем у нас. Я слышал, что такие клубы там-сям создаются и в наших широтах, избавляя сразу от нескольких недугов, — водка далеко не самый главный из них.

Настороженность рождается из обид. Щенки и котята бросаются к любому прохожему, ожидая от него такого же приступа дружелюбия. Со временем, когда их попинают и пошвыряют, доверчивость поутихнет, чтобы возродиться позже, уже по-взрослому.

Как один из высших проявлений дружелюбия вспоминаю доверчивую морду своей собаки, внезапно шлепавшуюся прямо на мою раскрытую книгу, озорные черные собачьи глаза и шершавый дружелюбный язык. Одолевая собственное одиночество, умный пес сокрушал и мое. Поэтому я уже много лет тоскую по ушедшему другу...

Мир атомизируется, распадается на частицы, далеко не все из которых притягиваются друг к другу. Я пишу эти колонки, потому что вспоминаю всех людей, с которыми не удалось договорить до конца, и желаю, чтобы у всех вас всегда находились достойные собеседники или просто добрые глаза, доверчиво глядящие в ваши.