Виктор ШЕНДЕРОВИЧ в интервью программе «Особое мнение», которое было удалено с сайта «Эхо Москвы» на следующий день после выхода в эфир: «Вице-мэр Санкт-Петербурга Путин работал на тамбовскую преступную группировку. Россией правили разные люди — сумасшедшие, маньяки, тираны, полутрупы вроде Черненко, но впервые у власти конкретный посланец преступного мира»

23 декабря на радиостанции «Эхо Москвы» гостем передачи «Особое мнение» был Виктор Шендерович, программу вела журналист Ирина Воробьева. Видеозапись и текст выложили на сайт радиостанции, но уже на следующий день удалили вместе с упоминанием о выходе в эфир.

Шендерович написал в своем Facebook, что об удалении текста про­граммы его «письменно известил» редактор радио, и среди прочих причин указывалось «зашкаливающее количество того, чего мы на сайте стараемся не допускать, — в частности, личных оскор­б­лений».

Шендерович счел данную формулировку лукавой: «Я не называл Путина ни желтой рыбой, ни земляным червяком. А вот «того, чего на сайте стараются не допускать» было действительно довольно много». И добавил, что ждет комментария относительно произошедшего от руководст­ва радиостанции.

«ОТСИДЕВШИЙ 20 ЛЕТ ЛЕОНИД УСВЯЦОВ МЕЖДУ ДВУМЯ ХОДКАМИ УСПЕЛ ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ В ВОСПИТАНИИ БУДУЩЕГО ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ»

— Неделю назад в беседе с вами я говорила, что Михаил Ходорковский подливает масла в огонь и призывает к революции в России.

— Ты очень тактично выговаривала мне за то, что я вслед за Михаилом Борисовичем тоже подливаю масла и призываю к выходу в нелегитимное поле. А я интересовался, где ты увидела легитимное поле. Вот прошла неделя, Ира, какие у тебя впечатления от легитимного поля?

— Ровно такие же, как неделю назад.

— По нарастающей. Легитимизация идет полным ходом. Ты видишь, как она работает, что у них называется законом. По результатам этой недели каждый день (они вышли на новый график), почти каждый день новый приговор с реальным сроком. Либо обыски, каждый день жесточайшее использование властного ресурса в своих корпоративных целях. По поводу закона... Есть кухонный нож, это, как ты знаешь, утварь. Но если кухонным ножом зарежешь человека, он перестает быть утварью, а становится орудием убийства. То же с законом.

— Вообще-то, все приговоры и обыски проходят в рамках закона.

— Вообще-то, это кухонный нож, утварь. Но используется в данном случае не по пря­мому назначению, а как орудие насилия. Как орудие сведения политических корпоративных счетов.

Это превышение власти в чистом виде. Только по результатам одной недели всю политическую верхушку и администрацию, все правовое поле наше по периметру: Чайка, Бастрыкин, те, кто надзирают, Верховный суд, который молчит в тряпочку, Конституционный — их всех надо отправлять в отставку. Частично отдавать под суд. По результатам только этой одной недели. Потому что это в жесточайшем виде использование властного ресурса в личных корпоративных политических целях. Никакого закона уже нет, и давно нет. Пос­ле Данилкина слово это в рот не бери. Судья Данилкин, второе дело Ходорковского.

— Про которого секретарь рассказала все, что рассказала.

— Но мы уже без секретаря, мы не слепые. В принципе, уже давно можно было с появления этих бесстыжих глаз в Кремле поставить точку в теме закона, но те, кто после 2010 года говорят о законном поле, мягко говоря, лукавят. Нет закона. Есть корпорация, можно ее по-разному называть, по-латыни «корпорация», «хунта» — по-испански... Есть люди, которые закрепились у власти. «Тамбовская преступная группировка» — можно так назвать. Они закрепились у власти и используют для того, чтобы остаться, все властные ресурсы государства. Суд, прокуратура, следствие, пропаганда. Все, что угод­но.

Это все у них в руках, они это контролируют и с помощью этих инструментов ос­та­­ются у своей бандитской власти. Точка. Если ты думаешь, что бандит — это метафора, то позволь тебе напомнить, что на этой неделе в интернете появилось свеженькое расследование о молодости Владимира Владимировича, его настоящем учителе жизни. Это криминальный авторитет Леонид Усвяцов. По прозвищу Леня Самбист.

Он без фамилии был упомянут в первой книге Владимира Владимировича как учитель по самбо. Леня по отчеству как-то. Фамилию скромно не называл. А это Леонид Усвяцов, отсидевший 20 лет, между дву­мя ходками успел принять участие в вос­питании будущего президента России.

Именно у него в секции занимался с 16 лет Владимир Путин, именно Усвяцов уст­ро­ил его, сына уборщицы и вахтера, по спортивной квоте в блатной ЛГУ. Застрелили Усвяцова в 1994 году в криминальной разборке в Питере. Он лежит на Большеохтинском кладбище. С похабнейшей автоэпитафией на могильной плите. Я постесняюсь читать этот стишок в эфире «Эха Москвы», но полюбопытствуйте. И вы кое-что поймете, вот откуда у нашего президента это «бить первым», откуда этот дивный стиль, вся поэтика его языка: «отрезать, чтобы не выросло», «замучитесь пыль глотать». И в целом очень хорошо усвоенные уроки жизни. После отстрела самбиста Усвяцова его место в организации занял боксер Кумарин. Эту организацию для простоты мы два десятилетия называем Тамбовской ОПГ. Именно на нее работал вице-мэр Санкт-Петербурга Владимир Путин.

— Постойте. Секунду.

— Я говорю о данных расследования...

— У вас нет в этом расследовании до­казательств, что Владимир Путин работал на эту группировку.

— Их десятки.

«ВЛАДИМИР КУМАРИН — БЫВШИЙ ГЛАВА ТАМБОВСКОЙ ОПГ, СОРАТНИК ВЛАДИМИРА ВЛАДИМИРОВИЧА ПО 90-М ГОДАМ, СЕЙЧАС ОТБЫВАЕТ СЕРЬЕЗНЫЙ СРОК В ТЮРЬМЕ»

— То, что его учил человек, который где-то...

— Стоп, Ир, давай хотя бы ты не будешь подменять. Это две разные истории. Одна про лексику, про школу жизни. Другая — про совместную работу с товарищем Кумариным. О чем уже тонны публикаций, есть расследования, есть арестованные тамбовские с Петровым во главе в Испании. Я сейчас коротко говорю по результатам многотонных расследований и частично уже опубликованных материалов.

Да, можно сильно прищуриться, зажать уши руками, ноздри и всего этого не увидеть, не услышать и не учуять. Можно. И этим мы занимаемся полтора десятилетия. Причем это гораздо позорнее, чем в советское время, потому что в советское время действительно о расстреле в Новороссийске кто-то знал, что-то слышали, но кто что мог знать по-настоящему? Сейчас интернет. И прав коллега Бабченко, это просто наш инфантилизм и уже страх.

Нам уже страшно после 15 совместно прожитых с Путиным лет узнавать это. Просто страшно, не только стыдно. Поэтому мы продолжаем зажмуриваться и затыкать уши. Но есть интернет, и, в отличие от жителей Советского Союза, у нас нет оправдания, что мы не знали, не знаешь — загляни, щелки пару раз мышкой, вот интернет. Щелки мышкой, если тебе любопытно. Посмотри, почитай. Это все опубликовано. С документами, есть доклад Салье по результатам этого.

Это не беллетристика. Это было беллет­ристикой в 1999-2000-м. К 2015 году это, Ира, результаты десятков публикаций, расследований, документов, докладов. В том числе уже вполне официальных вещей. Так вот, вернемся к Кумарину.

Бывший глава Тамбовской ОПГ, соратник Владимира Владимировича по 90-м годам, сейчас отбывает серьезный срок в тюрьме. Я бы на его месте начал беспокоиться о своей жизни, потому что, видимо, была какая-то договоренность в обмен на неплохие жилищные условия в заключении, я полагаю. О молчании. Но Путин не всегда будет оставаться у власти. И могут прийти другие люди, которые могут заключить с Кумариным другой контракт за неплохие жилищные условия, в которые будет входить рассказ о совместных годах с Владимиром Владимировичем. И думаю, Путин это понимает, а зачищать концы он умеет. Говорит ли тебе что-нибудь имя Роман Цепов? Нет. Ну и правильно, телевидение про это не рассказывает.

Цепов был одним из криминальных теневых властителей 90-х, там его знали все, кто имел хоть какое-то представление о том, как устроена власть. Он был связным Смольного и тамбовской ОПГ, и еще много чего. Существовала охранная фирма, которая охраняла не только мэрию и Собчака, но и звезд эстрады. Роман Цепов был связным и одним из хозяев Санкт-Петербурга. И много мог рассказать о Владимире Владимировиче. Но уже не расскажет, потому что в начале нулевых внезапно умер.

— В 2004 году.

— От поражения спинного мозга, сопровождавшегося, цитирую: очевидными сим­п­томами лучевой болезни. Убрать Цепова были резоны у многих. Он стоял поперек многих бизнес-интересов. В частности, хотел в переделе ЮКОСа поучаствовать. Но радиационное отравление — довольно затейливый способ для обычных бандитов, у тебя никаких ассоциаций не возникает?

— Ну, конечно, Литвиненко.

— Еще Щекочихин из таких ноу-хау.

— Анну Политковскую тоже пытались отравить.

— Так вот, подытоживая тему. По другому поводу сказано у Окуджавы: когда-нибудь мы вспомним это, и не поверится самим. Россией правили очень разные люди. Были просто сумасшедшие, были маньяки. Восточные тираны, номенклатура, полутрупы вроде Черненко, но впервые у влас­ти конкретный посланец преступного ми­ра.

Добавим к этому ХХI век и ядерное оружие и констатируем, что мы живем в абсолютно уникальное время. Потому что такого точно еще не было. Разными странами правили чудовищные бандиты. Гораздо тяжелее Владимира Владимировича в смысле биографии, но только вот ядерного оружия не было ни у кого. Дай Бог, чтобы это было матушке России и нам все не напоследок.

«ЗАПАХ СОВЕРШЕННО НЕВЫНОСИМЫЙ. ГОСУДАРСТВО РАЗЛАГАЕТСЯ»

— Нет, стойте. Раз мы начали с этой темы. Не кажется ли вам, что если люди, живущие в нашей стране, решают, что власть нелегитимна и поэтому законы не надо исполнять, то вся наша страна превратится в большую ОПГ с разными делениями...

— Разумеется. Для этого, Ира, нужно вспомнить о существовании легитимных механизмов. Но чтобы их вернуть, надо убрать этих. Технология есть, дохлая лошадь — цитирую тебе Быкова времен 2011-2012 годов. Лежит дохлая лошадь на дороге. Можно спорить о дальнейшем пути по этой дороге, это очень занимательный спор. Но сейчас она лежит и с 2011 года успела разложиться.

Запах совершенно невыносимый в заведении. Государство разлагается. Не из-за Ходорковского и не из-за меня. У меня просто нет возможности поспособствовать распаду государства. Потому что я почирикаю тут и уйду в частную жизнь, в метро поеду. А те, кто каждый день дискредитируют суд, свободную прессу, выборы, все, что только есть святого для либерального ума, разлагают государство каждый день.

И в итоге это рванет, и рванет не со стороны Ахеджаковой, Чхартишвили, Улицкой, Ходорковского, а совершенно с других директорий. И лекций о добре мы не услышим, и о христианских добродетелях. А услышим совсем другое, и совсем другая будет методика. И когда дойдет до красного петуха и пугачевщины, братцы мои, не надо говорить, что это либералы довели.

Это довели те, кто полтора десятка лет издевались над либеральными инструментами. И под именем закона творили вот это. Возникает нормальная связка — символы заполняются содержанием. Когда либерализм означал Сахарова, Афанасьева, академика Рыжова и так далее, — это было одно. Когда либеральные инструменты означают банду: Бастрыкин — Чайка, по периметру Сечин, это совсем другое. Бизнес — это у нас Сечин. А законы у нас — Чайка. А следствие у нас — Бастрыкин. А президент у нас — Вова Путин. Из Тамбовской ОПГ. Поэтому нечего удивляться, что все рванет. Для того чтобы не рвануло, сейчас не надо класть вниз лицом детишек из «Открытой России»...

— Так чего тогда удивляться, что обыски проходят в «Открытой России», если, извините, один призывает не соблюдать закон, другие говорят: хорошо, мы не будем соблюдать закон, а придем к вам в шесть утра и начнем обыскивать вас...

— Нет, порядок действий совершенно обратный. В Германии в 1939 году поздно уже было идти в Конституционный суд. Там уже нужен полковник, который донесет портфель к фюреру. Нету суда в 39-м в Германии. Нету. Можно обращаться, конечно, в Конституционный суд, можно идти в гестапо и говорить о превышении полномочий.

Очень содержательный разговор. Но только надо просто понимать механику и порядок действий. Значит, в 39-40-м году в Германии восстановление закона должно начинаться с того, что не будет нацистов близко во власти. Когда в Германии не без помощи мирового сообщества, мягко говоря, делается так, что нет нацистов во власти, тогда милости просим. Тогда давайте разговаривать о законе. Я не за то, чтобы убивать, подстерегать за углом кого-нибудь из них. Мне бы этого очень не хотелось. Я только еще раз концентрирую твое внимание на том, что когда это случится, это сделает человек, ничего не знающий о Ходорковском, о его заявлении.

Как приморские партизаны несколько лет назад ничего про это не знали. Просто гиря до полу дошла. Мы в студии «Эха Москвы» обращаемся заведомо не к тем, кто собирается взрывать, а к людям, у которых какие-то другие представления о способе перемен. Так вот, этот бесконечный крик в пространство заключается в том, что эта власть и те, кто ее поддерживает, и те, кто ее терпит, жмет на гашетку и врезается автомобилем в кирпичную стену на полном ходу.

— Но послушайте, Виктор, мне так страшно, что вы поддерживаете заявление Ходорковского, который говорит, ладно, ребята, законы нелегитимны, не исполняйте их. Что делать людям, которые пошли, поверили Ходорковскому, им всем в тюрьму садиться?

— Кто это? Кто пошел, поверил Ходорковскому? Что за массы? Где эти миллионы, которые пошли за Ходорковским?

— Когда Нургалиев говорил, что можно бить полицейских в ответ, у нас шутка несколько лет шла — Нургалиев разрешил. А когда Ходорковский призывает законы не исполнять, тут мы, извините, все серьезные такие.

— Ходорковский констатирует, еще раз, температуру больного. Не он ее сделал. Он констатирует, что у больного 40 градусов, и предлагает, и делает очень многое, каким-то образом элите посылает сигналы о том, что можно поменять. Совершенно он не предлагает убивать Путина, заметь. Он предлагает другие вещи. Вольно тебе казнить врача. Это традиционная забава. Можно повесить врача, который констатировал тяжелую болезнь. И который бьет тревогу. Ходорковский констатирует положение вещей. А положение вещей создается этой администрацией. Остаток сил мы можем потратить на критику Ходорковского. Очень конструктивно.

«ПАРТИЯ «ЯБЛОКО» ПО-ПРЕЖНЕМУ НЕ СОБИРАЕТСЯ ВСЕРЬЕЗ БОРОТЬСЯ ЗА ВЛАСТЬ, ПЛАНИРУЕТ И ДАЛЬШЕ ДОГОВАРИВАТЬСЯ С КРЕМЛЕМ И ФИНАНСИРОВАТЬСЯ ИЗ БЮДЖЕТА»

— Я видела, что вы следили за историей избрания нового председателя партии «Яблоко».

— Не могу сказать — прямо следил. Я ждал результатов, поскольку они касались меня.

— Вы избиратель «Яблока»?

— Я потенциальный избиратель «Яблока». Я был им с 90-х годов. Мы тогда с женой решили, что эти бельгийские подробности не так важны: один голосовал за «Яблоко», а другой за СПС... Мы голосовали за две нелюдоедские партии. Просто отдавали свои голоса двум нелюдоедским партиям, которые представляли, как нам казалось, наш интерес. Поэтому, конечно, следим. Если бы избрали Льва Шлосберга, я бы стал следить еще внимательнее. Может, они решили меня вернуть как избирателя. Меня, моих близких, моего отца, тебя... Очень многих. Может, они решили нас всех вернуть в избиратели. Может, они решили сделать ставку на нас. Не на Володина, не на Старую площадь, не на договоренности в Кремле, а на нас, по ста­ринке.

Поэтому я с интересом следил. И если бы партия «Яблоко» планировала бороться за власть не понарошку, она бы избрала своим лидером, безусловно, политика, известного своему электорату, зарекомендовавшего себя человеком отважным, умным, честным, безукоризненным. Символизирующего абсолютную независимость этой партии, ее верность либеральным идеалам.

— Вы сейчас про Льва Шлосберга?

— Да. Если партия, имея в своем составе человека с такой репутацией и хорошо из­вестного своему электорату, после псков­ской истории, после нескольких историй выбирает никому не известную за пределами узкого политического круга даму, это означает лишь то, что «Яблоко» по-прежнему не собирается всерьез претендовать и бороться за власть. А планирует и дальше договариваться с Кремлем и финансироваться из бюджета.

Значит, это является их целеполаганием. Надо было выбирать между нами, электоратом «Яблока» и Кремлем. Они выбрали Кремль. Они будут договариваться в Кремле. При Шлосберге это было бы трудно. При Эмилии Слабуновой будет легче. Вот и все. Они сделали свой выбор, тут же и миллионы других людей, уверяю вас, сделают.

Но партии «Яблоко» мое отношение не­ин­тересно, они договорятся с Володиным. Главное, чтобы Володин дал отмашку. И Володин отмашку дал. На встре­че с политтехнологами. Сказал, что, кажется, у «Яблока» есть шансы попасть в будущую Думу. Он не сказал, что теперь, после избрания Слабуновой, а не Шлосберга. Но мы же понимаем, почему теперь, да, вот теперь, за хорошее поведение им добросят голосов. Как уже добрасывали (смотри исследование Дмитрия Орешкина). «Яблоко» участвовало в фальсификации голосов? Участвовало. То, что это наша, условно говоря, партия, не меняет нашего отношения к этому факту. Вот и все, собственно, с «Яблоком», нам надо просто, наконец, понять это и перестать каждый раз ахать по поводу Явлинского.

Явлинский через запятую существует с такими титанами русской демократии, как Жириновский, Зюганов, Миронов. Да, лексика разная, манеры разные, стиль абсолютно другой. Да. Безусловно. Функциональное назначение одно и то же. Симуляция демократии, симуляция политической жизни в России, легитимизация путинского режима. Точка.

Когда мы поймем это целеполагание и еще поймем, ради интереса, цену воп­роса? Тоже смотри замечательную статью Дмитрия Орешкина по цене вопроса. Сколько получает из бюджета партия, для того, чтобы могла существовать. Если это синекура, то дай ей Бог, но без меня. Если это партия, то она должна была, я думаю, поинтересоваться моим мнением, в широком смысле слова — моим. Нет, не персональным мнением Виктора Шендеровича, а многомиллионного электората, за них ведь голосовало не три процента, правда же.

— Где ж это видано, чтобы электорат выбирал, кто будет лидером партии?

— Секундочку! Еще раз, вопрос целеполагания. Либо мы имеем дело с идиотами, либо мы имеем дело с другим целеполаганием. Простая история. Если у тебя в составе Месси-Неймар-Суарес, а ты на главный матч сезона финала Лиги чемпионов выпускаешь Пупкина и Тютькина, это говорит только о том, что ты сливаешь матч. У тебя есть такие игроки, но ты их не ставишь, и все понимают, что ты сливаешь матч.

Либо ты идиот и не понимаешь, что Мес­­си играет лучше Тютькина. Ну, хорошо, значит, ты идиот. Выбирайте. Либо идиоты, либо предатели, которые не имеют никакого уже ко мне отношения, потому что у меня к ним счет и к господину Явлинскому, и к тем, кто принимает такие решения, — гораздо более серьезный, чем к Жириновскому и Зюганову. Жириновский и Зюганов меня не предавали. Они с самого начала твари конченные, я никогда не был ими очарован.

— Я тоже была за Шлосберга, много чего успела написать во время этих выборов, тем не менее после этого начались такие счеты к Явлинскому...

— ...в моем случае они не начались...

— ...порекомендовал избрать Слабунову, то есть не ту кандидатуру, которую всем хотелось и все сразу: ага, Иваненко ходил в Кремль, Явлинский предал и так далее... Где же вы раньше были, когда все знали, что кто-то из них ходит в Кремль, кто-то договаривается? Почему сейчас-то прорвало?

— Я разве об этом не говорил? Ты сейчас с кем разговариваешь?

— Но вы говорите: через запятую все...

— Ну естественно. Они через запятую ходят договариваться в Кремль.

— Но вы же голосовали за «Яблоко». И говорите, что они нелюдоедские.

— Безусловно.

— А сейчас людоедские?

— Нет, и сейчас нелюдоедские.

— Слава Богу. Хоть это.

— У тебя какая задача? Сде­лать из меня идиота? Или мы разговариваем.

«КАДЫРОВ ПОЛУЧИЛ ОТ РОССИИ РАЗ В 10 БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПРОСИЛИ ДУДАЕВ С МАСХАДОВЫМ, НО И ДУДАЕВА, И МАСХАДОВА МЫ УБИЛИ»

— Еще раз говорю, что у меня точно такое же ощущение по поводу «Яблока», но я считаю, что не вправе предъ­яв­лять претензии Явлинскому и партии, потому что они сами все решают.

— Секундочку. Если это отдельно от меня, они вправе, я же не в исполкоме или каком-то руководящем органе «Яблока». Я не говорю, что я должен решать. Я только констатирую, что я им по фигу. И совершенно по фигу, как к ним относятся миллионы их бывших избирателей. А не по фигу им, как к ним относится Володин в Кремле и Путин, за Володиным стоящий. Из чего я делаю вывод, что это не имеет ко мне больше никакого отношения. Как, впрочем, и раньше не имело.

— Давайте на этом точку и поставим.

— Так замечательно.

— И поговорим о Рамзане Кадырове. Сегодня стало известно, что президент Путин согласился передать под его конт­роль нефтедобычу в Чеченской республике. Раньше эту компанию контролировало федеральное правительство. «Роснефть», Сечин.

— Общее место, мы об этом много раз говорили, но сегодня повод еще раз напоследок об этом сказать. Не кажется ли вам странным, что Кадыров получил от России раз в 10 больше, чем просили Дудаев с Масхадовым? Они просили только независимости Ичкерии, а Кадыров получил полную независимость Ичкерии, законы России, даже те немногие, которые существуют для нас, там не существуют... Ты видела пленку с чеченской семьей? Это средневековое ханство на территории России, такой Туркменистан в самом страшном виде. Так вот, он получил полную независимость и полное право делать что хочет внутри плюс миллиарды из российского бюджета и право убивать на московских улицах. Не многовато ли?

При этом замечу, и Дудаева, и Масхадова мы убили. Хотя Масхадов был легитимно избран народом в действительно честных чеченских выборах. Он получил 60 процентов, Басаев — шесть. Масхадов был легитимным лидером. Мы его убили. Кто вы­играл Вторую чеченскую войну? Это риторический вопрос, на мой взгляд.

— Кто начал Третью необъявленную?

— Ну да. Вот так. Давайте о чем-нибудь более веселом. О поэтическом. Министр экономического развития Улюкаев считает, что на расширение санкций США против России Россия может дать симметричный ответ, передают сегодня РИА-Новости. Почему поэтический? Господин Улюкаев пишет стихи. И тут он выступил, по-моему, как поэт. Надо ответить, конечно, симметрично. Отказать Америке в кредитах, обрушить доллар, ввести в стагнацию американскую экономику, пускай пиндосы выстраиваются в очередь за рублями посреди Нью-Йорка в обменниках. Большой поэт оказался господин Улюкаев.

— А как вам прекрасная история о том, что Россия начала экспорт сена в Северную Корею? Мне кажется, это большой прорыв.

— Экспорт сена. Я не знаю, о ком это говорит больше, о нас или о Северной Корее, но, по-моему, как-то пополам. Есть, я уже говорил много раз, такие сообщения, где муза сатирика умолкает. Просто отступает, уступая место на авансцене факту. Уже про это шутить невозможно, это просто вслух прочитать, сдержать рыдания или смех, комментировать тут уже чего. Вот к вопросу о нашем месте в геополитике, предметах нашего... что импортируем, что экспортируем. Замечательно. Я бы еще солому туда. Им нужно сено и солому, чтобы никому не обидно было.

— У нас полторы минуты до конца программы. Я думаю сейчас запустить какую-то большую тему, чтобы поставить многоточие...

— И чтобы начать 31 декабря...

— Да нет, я шучу. Я знаю, что вы хотели что-то еще напоследок сказать.

— История на полторы минуты. Александр Иличевский, замечательный русский прозаик, лауреат русского Букера, рассказал у себя в блоге историю потрясающей метафорической силы. Жил-был полковник, у него был алабай — туркменский волкодав. Абсолютно послушный преданный пес. Полковник развелся с женой, жена позвонила родителям полковника, а там папа — генерал в отставке, и он приехал мирить семью. Этот папа-генерал был единственным человеком, которого боялся сын-полковник. И они сели на кухне, алабай лег у ног хозяина... Папаша-генерал начать распекать сына и стучать на него кулаком, тот втянул плечи, и алабай бросился на кого? В живых остался генерал, а алабай перегрыз горло хозяину. Почему?

Потому что его 10 лет хлестали поводком по морде, а его преданность держалась на десятилетнем сечении и унижении. И когда вдруг этот алабай увидел, что его бог кого-то боится, то среагировал так, как реагирует живое существо. Это к вопросу о всенародной поддержке.

— Какая страшная история, честное слово.

— Сильнейшая история!

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter