Мэр Вильнюса Ремигиюс ШИМАШЮС: «В Литве сейчас большая дискуссия по поводу политики Путина в Украине, да и в самой России. Кроме тех, кто бежит в Литву из Украины от войны, у нас находят убежище те, кто бежит от режима из России»

«КОММУНИЗМ СОВЕРШИЛ СВОИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ, УШЕЛ, НО ОСТАВИЛ СЛЕДЫ. ЕСТЕСТВЕННО, НАДО ИЗБАВИТЬСЯ ОТ МОНУМЕНТОВ, КОТОРЫЕ АССОЦИИРУЮТСЯ С ПРЕСТУПНОСТЬЮ»

— Господин мэр, по образованию вы юрист, ранее были министром юстиции. Сейчас возглавляете крупный город. Это несколько иная сфера деятельности. Как вы к этому пришли?

— Когда я был министром юстиции, мне доводилось слышать, как это хорошо, что профессионал возглавляет министерство. Но тут дело, скорее, не в профессии, а в политической готовности руководить большим учреждением. Люди часто думают о тебе в рамках одной долж­ности, но навыки руководителя, ключевое умение можно применять в самых разных сферах. Если говорить о Вильнюсе, то я живу в этом городе уже 23 года, большую часть своей жизни. Я знаю этот город, люблю его, и для меня вполне естественно было этим заняться. Это очень интересная работа с большими вызовами, мне нравится ее суть, и, мне кажется, делаю ее хорошо.

— Мэр — это в первую очередь политик или менеджер? Или эти два понятия разделять не стоит в принципе?

— Четкой грани, конечно же, нет. Я так на себя и смотрю — как на политика и хозяйственника одновременно. Мэр избирается горожанами напрямую, но есть городской совет, где своя коалиция депутатов, и с ней надо как-то вести дела. Это политические вопросы. С другой стороны, мне приходится решать много важных для жителей города проблем, связанных с городским хозяйством. Так что для меня нет антагонизма между этими двумя ролями.

— Поговорим о политике. Вы поддержали решение о демонтаже советских статуй с Зеленого моста в центре Вильнюса. Я завел об этом речь, потому что в Украине сейчас возникает много дискуссий вокруг принятого закона о декоммунизации. Есть мнение, что, по крайней мере, некоторые культурные объекты советской эпохи имеют определенную ценность. Где грань, разделяющая памятники тоталитаризма и культурное наследие?

— Эта грань достаточно тонкая, и нель­зя сказать, где конкретно она проходит. Тем не менее существуют очевидные моменты. Если бы коммунистическое правление случилось здесь тысячу лет назад и все бы уже забыли, сколько зла оно принесло людям, то, возможно, отношение было бы другим. А сейчас получается, что коммунизм совершил свои преступления, ушел, но оставил памятники, которые его превозносят. Нельзя увековечить то, что противоречит гуманизму и нынешнему образу жизни.

Вполне естественно, что надо избавиться от монументов, которые ассоциируются с преступностью. Предположим, кто-то сделает памятник бандиту. Он может быть хорошим с точки зрения искусства, но это не означает, что такой памятник должен находиться в центральной части города. Ему место где-нибудь в музее преступнос­ти или, если качество исполнения дейст­вительно высокое, в художественном музее.

— На Зеленом мосту были фигуры колхозников, рабочих, студентов, а не бандитов...

— И солдат Советской Армии. Самая большая дискуссия развернулась вокруг них. Очевидно, что это были памятники тем солдатам, которые оккупировали Лит­ву. С точки зрения литовцев, это то же самое, что поставить памятник солдату вермахта. Если он стоит где-то на кладбище — это одно, а когда в центре города, как символ оккупации — совсем другое. Ну а если говорить о рабочих и колхозниках, эти памятники не так уж уникальны, как некоторые подают. Они все выполнены в одной манере, которая была задана коммунистической партией.

На самом деле, ни таких рабочих, ни таких колхозников не существовало. Советские статуи — это пропаганда. В таком виде нас пытались представить коммунисты. Я приведу пример: у нас сейчас есть проект установки небольшого памятника водоносу. Это образ небогатого еврея с ведрами воды, символический, но реалистичный, выполненный с уважением...

— Какова дальнейшая судьба этих скульптур?

— Они находились в аварийном состоянии — все в дырах и трещинах, их нельзя было там оставлять. Это вопрос даже не идеологии, а банальной безопасности, потому что при сильном ветре надо было перекрывать тротуар, чтобы они ни на кого не упали. Я сказал, что не стану тратить общественные деньги на их реставрацию. Демонтировать их было намного дешевле и адекватнее. Думаю, сейчас не найдется в Литве человека, который возьмет на себя ответственность и предложит потратить несколько десятков тысяч евро на ремонт этих скульптур и возвращение на мост.

«ЗНАЯ ИСТЕРИЮ «БРОНЗОВОГО СОЛДАТА» В ТАЛЛИННЕ, МЫ ПОСТАРАЛИСЬ ВСЕ ЧЕТКО ОРГАНИЗОВАТЬ, ЧТОБЫ ИЗБЕЖАТЬ НЕДОРАЗУМЕНИЙ»

— Российские каналы, когда делали репортаж о демонтаже, конечно же, показали несколько возмущенных граж­дан, в том числе плачущую старую женщину. У вас было много проблем с горожанами после принятия решения избавиться от скульптур?

— Зная историю «Бронзового солдата» в Таллинне, мы ожидали всякого и постара­лись все четко организовать, чтобы избе­жать недоразумений. Но никаких неприятностей не было. Пока пару дней шел демонтаж, к мосту подходили тысячи людей, мно­гие делали фотографии на память. Большинство положительно к этому отнеслось. Конечно, нашлось несколько человек, которые были недовольны. По интернету гулял ролик, в котором подвыпившая пара говорит: «Вот увидите, сначала они сняли скуль­п­туры, а потом подорожают сигареты».

— Если говорить о Вильнюсе, то все, кто в нем бывал, знают про район Ужупис, который ранее был заброшенным, а сейчас превратился в территорию художников и одну из главных туристических достопримечательностей города. Есть ли у вас планы по развитию Ужуписа и обновлению других мест?

— Вильнюс имеет очень древнюю историю, и тут есть обширные территории старого города, одни из наибольших в Европе. Ужупис — это даже не старый город, а то, что находилось за его стеной. Он всегда был немного заброшен. В советские времена немодно было жить в исторической части города. Когда начались процессы ревитализации городского пространства, они коснулись в первую очередь старого города. Когда там стало слишком дорого для художников или артистов, они стали искать другие места — со своей изюминкой, недалеко от центра, но дешевле. И Ужупис стал таким местом.

Сейчас это уже престижный район, где все подорожало, включая недвижимость. Это значит, что мы должны думать уже не о том, как восстановить этот район и привлечь туда больше денег, а как регулировать инвестиции, чтобы они не разрушили атмосферу и суть Ужуписа. Ведутся дебаты о том, что делать со старыми зданиями — ремонтировать или отстраивать, есть вопросы, связанные с водой, но в целом в Ужуписе сейчас все хорошо и речь идет не о ревитализации, а, скорее, о регулировании.

Есть другие районы, которые мы хотим развивать, потому что видим интерес людей к ним. Во-первых, это местность вокруг железнодорожного вокзала. Это рай­он на окраине старого города, который никогда не был особо престижным, но сейчас все больше творческих людей там селится. Там появляются лофты, центры раз­влечений для молодежи, новые кафе, вслед за этим вкладываются инвестиции, и те старые территории, которые ранее вы­глядели плохо, постепенно ревитализируются.

Можно говорить, что в районе вокзала уже появился новый «Ужупис». Есть еще один район — Паплуйос. Но там были только заводы, и он обновляется системно, там сразу строятся хорошие дома в отличие от Ужуписа, который знаменит своей хаотичностью.

— А как в этих процессах участвует мэрия?

— У нас велась дискуссия о том, что стоит сделать с привокзальным районом, и самой популярной рекомендацией было не делать слишком много. Если сразу начать какую-то масштабную работу, теряется возможность естественного развития. Для города очень важно определить, в каких районах нужны системные инвестиции, а в каких — точечные.

К примеру, к развитию Паплуйоса мы подошли системно, организовали конкурс и определили, как все будет выглядеть с точки зрения урбанистики. В привокзальном районе мы больше смотрим, как он развивается сам. Если приходит какой-то предприниматель, который открывает там бизнес, мы делаем все, чтобы он чувствовал себя уютно и хорошо. Это касается лицензий и вопросов безопасности. Мы следуем за инициативой самих жителей.

— Для крупных мегаполисов сейчас актуален тренд внедрения IT-технологий в городскую жизнь. В Нью-Йорке, Барселоне и многих других городах есть какие-то свои практики. Как эта сфера развивается в Вильнюсе?

— С одной стороны, это действительно тренд, с другой — из тех примеров, что я изучал по другим городам, разговоров об этом, к сожалению, больше, чем дел. Вильнюс всегда был достаточно продвинутым городом в этом вопросе. Знаете, бывает так, что кто-то хвастается, что может одним нажатием на мобильном заплатить за парковку или проезд в общественном транспорте, а на деле таких нажатий пять или шесть. Так вот, у нас для этого требуется действительно только один клик.

Сейчас мы расширяем сферу применения цифровых технологий и стараемся фокусироваться на open data. Еще год назад в Вильнюсе не было такой практики. Мы декларируем, что это на 100 процентов открытый город. И если кому-то нужны какие-либо данные, все они доступны. Уже появились инициативы, такие, как Open Data Fest, где люди объединятся и используют эти данные, для создания новых приложений, например.

Также я создал в мэрии рабочую группу по big data. Я очень верю в этот подход и считаю, что решения должны приниматься на основе практических данных. Порой это бывают системные вопросы, такие, как работа городского транспорта. Иногда это бывают более простые вещи, но и они приводят нас к полезным выводам.

Пример, который лично мне очень нравится, — установка GPS-навигаторов на все снегоуборочные машины в городе. Теперь можно увидеть в реальном времени, как они работают. И если раньше возникали вопросы, почему центральные улицы чистят, а на окраинах не всегда, то теперь уборка снега выглядит совсем по-другому, ведь мы имеем 600 тысяч надзирателей. Они могут посмотреть и сделать замечания по работе. Эта инициатива позволила нам улучшить все маршруты.

— National Geographic назвал Вильнюс лучшим туристическим направлением зимой 2016 года. Какие вы проводите работы по привлечению турис­тов?

— Люди, приезжающие в Вильнюс, приятно удивляются нашему городу. Я считаю, что если у них складываются позитивные впечатления, это хорошо, но то, что они удивлены, плохо. Это значит, что наш маркетинг еще не такой, каким должен быть. У нас нет больших средств на продвижение городского бренда и привлечение турис­тов. Я считаю, что на это должно выделяться больше денег. Где-то о нас знают лучше, где-то хуже, но это не заслуга маркетинга, а передача информации от человека к человеку.

«ДЛЯ ЛИТВЫ СЕЙЧАС ГОРАЗДО АКТУАЛЬНЕЕ ВОПРОС БЕЖЕНЦЕВ ИЗ УКРАИНЫ — ОБ ЭТОМ НЕ ТАК МНОГО ГОВОРЯТ ПО ТЕЛЕВИДЕНИЮ, НО ЕСЛИ ПОХОДИТЬ ПО ГОРОДУ, МОЖНО ВСТРЕТИТЬ МНОГО УКРАИНЦЕВ»

— Поскольку Украина провозгласила курс на евроинтеграцию, у нас приковано большое внимание к процессам, происходящим в ЕС. В этом году Европа столкнулась с серьезным кризисом, связанным с миграцией из Африки и Ближнего Востока. Критики говорят, что ЕС скоро развалится, оптимисты считают, что это всего лишь временные трудности. Как европейский политик, что вы можете сказать о данной ситуации?

— В сегодняшнем глобальном мире, который полностью покрыт интернетом, культурные различия гораздо более заметны, чем десятилетия назад. И это играет большую роль. Западный мир — Европа и США — это пространство, где люди всегда говорят то, что хотят. И если есть большинство, которое все устраивает, то всегда можно найти одного, которому что-то не нравится. В политике, да и в целом в любых дискуссиях, самая радикальная позиция всплывает наверх.

Так работает демократия. Но в США и Европе к такому привыкли. А вот тем, кто не привык к демократическому устройству, кажется, что есть реальные проблемы, которые невозможно решить. Я вижу, что в российских медиа европейский дискурс пытаются воспринимать с российской точки зрения. Такой взгляд на проб­лемы связан с другим менталитетом и другой культурой дискуссии.

Конечно, в Европе большие проблемы с мигрантами. Это связано с тем, что беженцы из Сирии и других стран хотят попасть сюда, где нет войны и жизнь более благополучна. Но вопрос не в самой проблеме, а в том, как о ней говорить.

— А как бы о ней говорили вы?

— На сегодняшний день в Литву приехала только одна семья, но их показали по всем телевизионным каналам. К сожалению, Литва не очень богатое государство и к нам мало кто стремится попасть из беженцев. Конечно, я думаю, что мы не должны пускать всех, кто приехал и хочет просто так пользоваться социальными благами. С другой стороны, мы не должны строить стены, и если есть реальные проблемы, надо смотреть, как помочь этим людям практически.

Для Литвы сейчас гораздо актуальнее вопрос беженцев из Украины. Об этом не так много говорят по телевидению, но если походить по городу, то можно встретить много украинцев, которые приехали сюда и пытаются пережить здесь тяжелый период.

— Есть какая-то отдельная процедура оформления для беженцев из Ук­ра­и­ны?

— По моим данным, как таковых «беженцев войны» у нас нет. Все происходит в виде стандартных процессов миграции и получения вида на жительство. Чаще всего люди находят здесь работу и их переезд не становится социальной проблемой. Для жителей востока Украины литовского происхождения есть отдельная программа, в рамках которой можно получить социальное жилье и другую помощь.

— История с послом России, который подарил вам на Рождество водку «Путинка», вызвала большой резонанс. Какова дальнейшая судьба этой бутылки?

— Она все еще стоит у меня. Хотелось вернуть ее, но по почте посылать нельзя, а передать с курьером не было случая.

— По поводу благотворительного аук­циона для сбора средств жертвам политических репрессий в России у вас еще идея была.

— Да, я сам это предложил, но потом решил, что лучше в это не ввязываться.

— Как вы вообще оцениваете такой жест со стороны дипломата, посла дру­­гой страны?

— Я не представляю, чтобы американский дипломат подарил мне бутылку «Обаминки», если бы такой напиток существовал. Не думаю, что это политика российского дипломатического корпуса. Скорее, решение самого посла, которому такой презент показался остроумным. Но очевидно, что это провокация. В Литве сейчас большая дискуссия по поводу политики Путина в Украине да и в самой России. Кроме тех, кто бежит в Литву из Украины от войны, у нас находят убежище те, кто бежит из России от режима.

— Не так давно Гарри Каспаров и другие оппоненты Путина провели в Вильнюсе «Форум свободной России». Вы как-то содействуете это­му?

— У нас нет больших средств, чтобы этому содействовать, но, конечно, морально мы их поддерживаем. Литва — свободная страна, и мы рады, что люди могут найти убежище от преследований не слишком далеко от своей родины. Мы уже 20 лет принимаем белорусских оппозиционеров, это немаловажно для нас. Я бы даже сказал, что это часть нашей истории. Русскоязычные в Литве — это наследники тех русских, которые бежали от Петра I 300 лет назад. Староверы, и не только, до сих пор компактно проживают в некоторых районах, это уже своего рода традиция. Но мы — за демократию и права человека, так что помочь этим людям — наша обязанность.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter