«Коню, собаке, крысе можно жить, но не тебе...»

Свой последний спектакль на воле — трагедию Шекспира «Король Лир» — Курбас ставил в Московском еврейском театре у Соломона Михоэлса.

«Мою бедняжку удавили! Нет, не дышит!
Коню, собаке, крысе можно жить, но не тебе.
Тебя навек не стало.
Навек, навек, навек, навек, навек!».

К этому моменту он сам уже был Лиром — ослепленный собственным идеализмом, преданный ближайшими соратниками и учениками, изгнанный с украинской сцены, выброшенный из своего театра, лишенный дела жизни. Поставить не успел. Арест, тюрьма, приговор, Соловки, урочище Сандармох. До конца дней он так и не отрекся от ленинских принципов и большевистских амбиций, просто всю эту смену вех Курбас видел иначе, нежели его палачи. Для него переустройство общества было связано с грядущим раскрепощением человечества и царством подлинной свободы. Как настоящий романтик он ни разу не усомнился в преимуществах нового перед старым, революционного перед консервативным, прогрессивного перед отжившим.

Он вообще пребывал в перманентном конфликте нового со старым — с самого начала Курбаса категорически не приняла украинская интеллигенция, лелеявшая мечту о независимости, национальном культурном расцвете и сходившая с этой мечтой в могилы. «Ми тільки курбасовщіну розвели! Типове «чего изволите» під покровом революційності. Старе хороше вбили та й на цьому заговіли, а українського театру як не було, так і нема», — сокрушался историк литературы, академик и публицист Сергей Ефремов, занимавший с июня по июль 1917-го пост генерального секретаря по делам национальностей в Украинской Народной Республике. Новейшая же советская интеллигенция сперва сплотилась вокруг курбасовского театра, в котором почти весь репертуар был заточен под революционную этику и эстетику, а затем молча отступила. Ну а новейшая власть довольно быстро смекнула, что промахнулась с украинским реформатором, который меньше всего планировал ее обслуживать по принципу «Чего изволите?».

«Был это момент, когда наше убожество обнажилось во всей своей наглядности»

Безусловно, Курбас в украинской культуре — прецедент уникальный. Леся Степановича традиционно называют реформатором, но, по сути, он ничего не реформировал и не возрождал, а создавал принципиально новый театр. Если, конечно, понимать театр как явление и важную часть культуры. До него украинский театр существовал в жестких этнографических рамках крестьянского быта и унылого историзма, еще с тех времен, когда ему запрещали все, что можно запретить, включая переводные тексты.

Остап Вишня однажды заметил, что если бы Садовский, пригласивший Леся в Киев, знал, чем все закончится, то, как Тарас Бульба, вскочил бы на коня и разрубил молодого артиста до самого седла. Собственно, то, чего не сделал Садовский с Курбасом, Курбас сделал с тем, что считалось тогда украинским театром. Другое дело, что уже в XXI веке, на 26-м году независимости, наш театр предпочитает идти за Садовским, нежели за Курбасом. Тоже, можно сказать, традиция.

---

---

«Был это момент, когда наше убожество обнажилось во всей своей наглядности», — писал в 1912 году театральный критик Чарнецкий о спектакле «Солнце Руины» по исторической трагедии Василия Пачовского, где Лесь играл гетмана Дорошенко. Правда, самому исполнителю рецензенты отдали должное: «Заслуга его тем больше, что роль Дорошенко тяжелая и неблагодарная, а написана так трудно, что невольно возникало ощущение: еще минута — и наш артист бессильно упадет на сцене».

Наш артист бессильно упал лишь однажды — в урочище Сандармох Карельской АССР, а все отпущенное судьбой время неистово работал и так же неистово верил в духоподъемную силу искусства, в то, что человек заслуживает лучшей участи, нежели тяжесть и неблагодарность. «Створити те, чого немає в дійсності, кинути людям фантазію, ідеальне, неіснуюче, але прекрасне — тільки в цьому може бути різниця актора від гарно вишколеної мавпи. А для цього треба розбудити фантазію, виростити їй крила і навчитись літати».

Александр Зенон Курбас родился 25 февраля 1887 года в городке Самбор в семье артистов Ванды Адольфовны и Степана (Стефана) Филипповича Курбас (сценический псевдоним Яновичи), был старшим из четырех детей (Кор­ни­лий, Нестор и Надежда не дожили до юношеских лет). Надо сказать, растиражированные официальные биографии Леся Степановича заметно противоречат имеющимся фактам и той информации о его семье, которую можно считать достоверной. Дескать, отец Леся был путешественником, артистом, много и тяжело работал, подорвал здоровье, из-за чего рано оставил сцену, оказавшись на иждивении отца-священника, и умер в 46 лет. Поэтому мать будущего режиссера взяла с сына клятву, что он и думать забудет об актерстве, пока не получит приличного образования. Клятва, вероятнее всего, имела место, и сын ее сдержал, хотя большую часть времени учебы в Вене и Львове посвящал сцене. В анкете 1925 года на вопрос: «Где обучались профессии?» — Курбас укажет: «Вена, драматическая школа».

На похоронах отца Лесь шел за гробом не с близкими родственниками, а среди тех немногих, кто провожал Стефана Курбаса в последний путь. Отец бес­пробудно пил, что в итоге спровоцировало ряд психических срывов, из-за чего он и ушел из театра, где играл в основном героев-любовников. Мать о своей личной жизни неохотно рассказывала даже не­вест­ке Валентине Чистяковой. Радостного было мало: бедность, бесприютность, кочевье, смерть детей, пьянство мужа, скандалы, измены. Украинский язык Ванда Адольфовна знала плохо, поэтому чаще сидела на кассе и продавала билеты, нежели участвовала в постановках. Ничего удивительного, что для единственного сына она желала иной участи.

---

---

О матери Курбаса Ванде Адольфовне Тейхман известно немного и почти ничего о ее родителях и происхождении (метрика так и не найдена). Ванда училась в восьмом классе Коломыйской гимназии, когда в город приехал на гастроли театр «Руська бесіда». Тогда и познакомилась с молодым артистом Стефаном Курбасом, бросила учебу, увлеклась сценой, в 19 лет родила первенца.

Леся крестили почти через год после рождения (о дате рождения и крещения имеются документальные свидетельства), случай по тем временам небывалый, новорожденных в Галичине крестили сразу же. Детская смертность была очень высокой, и младенец, умерший некрещеным, считался страшным грехом родителей. Кроме того, метрика крещения являлась основным документом ребенка, на основании которого принимали в школу и гимназию, поэтому просто так ею не пренебрегали. Для этого требовались веские причины.

«Не смешно ли видеть такого ранга драматического артиста, как г. Курбас, у которого нет никакого голоса, но который должен — хочешь не хочешь... а петь?»

Разброс между датами рождения и крещения мог быть вызван тем, что Ванда и Стефан жили, как сейчас говорят, в гражданском браке, или, як тоді казали, «на ві­ру». Для того чтобы зарегистрировать отношения, несовершеннолетнему Стефану (совершеннолетие мужчин наступало в 24 года) нужно было разрешение отца. Крестить же ребенка, рожденного вне брака, значило официально признать его незаконнорожденным. В таких метриках указывалась только мать, а имя младенцу назначал священник. Через год Стефану исполнилось 24, дополнительных разрешений уже не требовалось, они сделали документ сыну и оформили брак. В метрике крещения Леся Ванда Адольфовна почему-то указала имя своего отца как Иоанн.

Я не знаю, проливают ли эти сведения какой-либо до­полнительный свет на тра­гическую судьбу выдающегося украинского режиссера, но считаю, что карамель­ные биографии, которые ему упорно с некоторых пор сочиняют, — сомнительная память. Особенно учитывая то, что некоторые факты и подробности его жизни стали известны лишь в начале 60-х, обстоятельства смерти — гораздо позже, а до этого любую память о Кур­басе старательно уничтожал не только сталинский совок, но и родина режиссера Галичина, не простившая ему сотрудничества с большевиками. Несмотря на продолжительную исследовательскую работу, сегодня основной корпус текстов о Лесе Курбасе составляют воспоминания — сами понимаете, тот еще источник.

---

---

В 1907-м Лесь окончил гимназию в Тернополе, затем уехал учиться в Вену, где стал вольным слушателем философского факультета тамошнего университета. В Вене тогда существовало несколько украинских обществ, которые среди прочего давали торжественные вечера и показывали любительские спектакли. Плюс местные театры и драматическая школа. В 1908-м умер отец, и Лесь перевелся во Львовский университет, где взял курсы немецкой и украинской филологии, польской поэзии и спецкурс «песни Нибелунгов».

В 1909-м его имя впервые появляется в прессе как постановщика пьесы Евгения Чирикова «Евреи» в Драматической комиссии Украинского студенческого союза. Пьеса Чирикова была тогда довольно популярна, в России свирепствовали погромы, «Евреев» ставили в Берлине по-русски, в Вене — по-немецки, спектакль Украинского студенческого союза сперва назывался «Жиди», одну из главных ролей в нем играла Мария Заньковецкая.

Об этой постановке сохранилась под­робная рецензия, автор которой выражал сомнения относительно уместности поднятой темы. «В нас отсі всі питаня не мають актуальності, і ми з жидівською інтелігенцією в товариськім житю майже не сходим ся, ані не торкаєть ся нас питання християнсько-жидівського подружя. Ані справа погромів безпосереднеьо нас не обходить. Через те, мабуть, на нашій публіці штука («спектакль». — Авт.) не робить такого вражіня, а пересічна публіка, мабуть, і не дуже розбираєть ся в тих питанях. В росийській і слово «жид» має образливе значінє, а не образливим терміном є слово «єврей». І то значінє дуже остре і для всіх зрозуміле».

---

---

Курбасу предложили переделать уже готовый спектакль, и в течение нескольких дней он выпустил свой вариант под названием «Єв­реї», где сыграл еще и роль Нахмана.

Первое, что поразило будущего реформатора в Киеве, — практически русскоговорящий город

1 июля 1910 года Лесь принял участие в демонстрации студентов, которые требовали открытия во Львове украинского университета и во время которой убили председателя Драматической комиссии Адама Коцко. Среди задержанных 127 студентов был и Курбас, чьи университетские слушания на этом завершились.

В 1912-м он немного поработал в гуцульском театре Гната Хоткевича, где не­грамотные крестьяне заучивали роли с голоса и играли самих себя в пьесах самого Хоткевича. Затем возникла «Руська бесіда» с труппой в 60 человек и довольно разнообразным для того времени репертуаром — помимо «Наталки Полтавки» и «Не ходи, Грицю, та й на вечорниці», случались неожиданные постановки вроде пьесы «Черная Пантера и Белый медведь», написанной под влиянием Генрика Ибсена. Курбас играл там все, что давали: и фарсовые роли, и водевильные, и пел, и танцевал. «Не смешно ли видеть такого ранга драматического артиста, как г. Курбас, у которого нет никакого голоса, но который должен — хочешь не хочешь... а петь?». Гетман Дорошенко оказался последней его работой в «Руськой бесіде», началась Первая мировая, театр прифронтовой полосы в Тернополе, к которому примкнул Курбас, ставил украинскую классику игранного-переигранного репертуара, а потом Михаил Садовский пригласил Леся в Киев.

---

---

Первое, что поразило будущего реформатора в Киеве, — практически русскоговорящий город. Курбас знал не­сколько языков, вполне сносно читал и писал по-русски, но работа в театре требовала боль­шего, в частности, регулярного общения с местной интеллигенцией, тогда он вплотную занялся языком. Собственно, с русской культурой Лесь Степанович начал знакомиться в Киеве.

В первом стационарном украинском театре Садовского впервые по-украински был поставлен «Ревизор» Гоголя и «Доходное место» Островского, шел «Каменный властелин» Леси Украинки, пьесы Михаила Старицкого, Степана Васильченко, Вла­ди­ми­ра Винниченко, оперы, оперетты, но основная репертуарная линия отсутствовала, зато все больше появлялось бенефисных штучек и разного рода капустников. Современной, особенно европейской драматургии Садовский избегал, из труппы стали уходить актеры, Курбас, мечтавший о собственном театре, уже через два месяца после приезда в Киев начал создавать свой коллектив, на базе которого и был основан Молодой театр, просуществовавший с 1917-го по 1919-й.

---

---

---

Молодой арендовал здание Театра Бер­гонье (рядом с этим местом, на Про­рез­ной, 8 в 2002-м установлен памятник Курбасу), давал по спектаклю в неделю и за два неполных года выпустил 19 постановок. Что-то до пуб­лики так и не дошло — например, музыкальная драма «Ромео и Джульетта» и «Тарас Бульба». Можно только представить эту интенсивность работы на фоне гражданской войны и революции — в городе, где в иные дни власть неоднократно переходила из рук в руки, не только создавались новые театры, но и выпускалась газета «Театральні вісті», в которой впервые опубликовался Курбас, требуя созвать Всеукраинское театральное совещание.

---

---

В этот период он уже одержим иде­ей украинского европейского театра, его властители дум — Гордон Крэг и Макс Рейнхардт. С приходом советской власти в 1919-м Молодой национализировали, он окончательно определился с курсом и стал себя позиционировать как «театр поиска». В 1922-м в Киеве был создан «Березиль», который в 1926-м переведут в тогдашнюю столицу Украины Харьков. С этим театром связан и подлинный расцвет Леся Курбаса, и его гибель.

«Чи не перейшов до Харкова вже й розумовий центр України?»

Перевод театра в столицу был обусловлен прежде всего тем, что власть видела в Курбасе надежного исполнителя и пропагандиста советского искусства. К тому же в Киеве «Березиль» не собирал зала, публика ходила вяло и неохотно, о чем злорадно писал в своих дневниках тот же Ефремов. «В театрі стрів кількох харківців. Не розуміють, чому в Києві «Березіль» і спеціально п’єса Куліша не мають успіху. «У нас в Харкові театр тріщить, а тут у вас порожньо і холодно... Чи не перейшов до Харкова вже й розумовий центр України?». — «А може, навпаки, — делікатно одповів я. — Київ більш розбирається в таких речах і оцінює їх, як вони варті».

---

---

Сергей Ефремов умрет в тюрьме в 1939-м, к этому времени ненавидимая им курбасовщина будет выбита с украинской сцены «до ноги». Пока же государственный театр «Березиль» с труппой в 400 человек, шестью актерскими студиями, режиссерской лабораторией и разнообразным со­временным репертуаром — от Шекспира до Винниченко — трещит от зрителей. Мечты Курбаса о европейском театре начинают сбываться, он активно экспериментирует с формами и методами, в том числе «психологически-техническими», у него играют лучшие артисты — Амвросий Бучма, Марьян Крушельницкий, Наталья Ужвий, Иосиф Гирняк, работают выдающиеся художники Анатолий Петрицкий и Вадим Меллер, постановки по пьесам его главного соавтора Николая Кулиша — «Народний Малахий», «Маклена Граса» и «Мина Мазайло» — гремят на весь Союз.

«Березиль» становится настоящим очагом культуры, собирая вокруг себя цвет украинской интеллигенции, среди благодарных зрителей — Павло Тычина, Остап Вишня, Михаил Семенко, Юрий Яновский, Юрий Смолич, Микола Бажан. Через не­сколько лет, когда Курбаса навсегда выбросят из профессии решением Наркомпроса («Снять с работы художественного руководителя и директора театра «Березиль»), никто из них не подаст даже робкого голоса в защиту.

---

---

Отдельная глава в истории «Березоля» — судьба одного из лучших артистов театра Иосифа Гирняка, который не только вступился за Курбаса, но и разделил судьбу учителя. От смерти Гирняка спасло то, что Лесь Степанович так и не признал своей вины, не отрекся от убеждений, не дал никаких показаний, не подписал ни единой бумаги, способной повлиять на чью-то жизнь. Гирняк отсидит, после чего во время Второй мировой переберется на Запад, затем в Штаты, где выпустит англоязычную книгу «Рождение и гибель современного украинского театра». Публикация сопровождалась международным резонансом, который наверняка по­способствовал реабилитации режиссера в СССР в 1956 году.

«Моя страница закончена. Я ухожу со сцены»

Все завертелось после внезапной дискуссии в прессе о вреде и пользе реформаторства Леся Курбаса, которая довольно быстро закончилась тем, что «Березиль» был признан «шкідницькою організацією». Тут же состоялась коллегия Наркомпроса УССР, где Лесю Степановичу уже прямо указали на его политические ошибки, враждебность взглядов и чуждую эстетику. Лишь четверо человек из труппы выступили в защиту — Иосиф Гирняк, Борис Балабан, Роман Черкашин и Иван Марьяненко. Сам Курбас, тщетно отбивавшийся от обвинений, покидая заседание, обронил: «Моя страница закончена. Я ухожу со сцены...». Должность худрука «Березоля» занял Марьян Крушельницкий.

В тот же вечер Курбас уехал в Москву. Соломон Михоэлс позвал его к себе ставить «Лира», жена Валентина Чистякова собиралась приехать встречать вместе Новый, 1934 год. Но 25 декабря Курбаса арестовали, затем перевели в Харьковскую тюрьму. О судьбе мужа Чистякова, делавшая регулярные запросы в разные инстанции, узнала уже после XX съезда, в 1957-м, из официального письма.

---

---

«Определением Военного трибунала Северного военного округа от 31 января 1957 года дело касательно вашего мужа — Курбаса Александра Степановича, дальнейшим производством в уголовном порядке прекращено из-за отсутствия состава преступления». Затем пришла справка из Харьковского областного суда: «Дело по обвинению Курбаса Александра Степановича пересмотрено Президиумом Харьковского областного суда 19 апреля 1957 года. Постановление Судебной тройки при Коллегии ГПУ СССР от 9 апреля 1934 года относительно Курбаса А. С. аннулировано и делопроизводством прекращено». Еще тлела последняя надежда, что он жив, но в 1961 году Чистякова получила «Свидетельство о смерти от 16 мая 1961 года», в котором сообщалось, что Александр Курбас скончался 15 ноября 1942 года в возрасте 55 лет от кровоизлияния в мозг.

Обстоятельства его гибели выяснились сравнительно недавно. Лесь Степанович Курбас был осужден 9 апреля 1934 года на пять лет исправительных лагерей — срок небольшой и нестрашный, время кровавой сталинской жатвы еще не пришло. Сперва попал на строительство Беломорканала, затем на Медвежью гору, потом в Соловецкий лагерь особого назначения, где не только работал как заключенный, но и создал свой театр. 9 октября 1937-го приговорен Особой тройкой к высшей мере «в честь 20-летия Великой Октябрьской революции». Приговор приведен в исполнение 3 ноября в урочище Сандармох ка­пи­таном НКВД Михаилом Матвеевым. Матвеев расстрелял тогда в течение недели 1111 заключенных Соловецкого лагеря, в том числе 290 представителей украинской интеллигенции, среди которых: Валерьян Пидмогильный, Павел Филиппович, Николай Вороной, Валерьян Полищук, Мирослав Ирчан, Михаил Яловой, Олекса Слисаренко, Антон Крушельницкий, Николай Зеров, Николай Кулиш.

«Коню, собаке, крысе можно жить, но не тебе...».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter