В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
ПРЯМОЙ ЭФИР

Матвей ГАНАПОЛЬСКИЙ: «В каком-то смысле я бандеровец. Боже, представляю, как на эту фразу отреагируют вонючие российские каналы!»

Дмитрий ГОРДОН. «Бульвар Гордона»
Являются ли Степан Бандера и Роман Шухевич проблемой для Украины, почему Петр Порошенко — лучший из президентов, кто должен брать интервью у Владимира Путина, в чем главная трагедия России, сколько получают российские пропагандисты, зачем Захар Прилепин приехал на Донбасс и почему закрыли канал Савика Шустера, рассказал в авторской программе Дмитрия Гордона на телеканале «112 Украина» журналист Матвей Ганапольский. Интернет-издание «ГОРДОН» эксклюзивно публикует текстовую версию интервью.

«Из очереди в Бабий Яр маму каким-то чудом вытолкнули, а бабушка где-то там и лежит»



Фото Сергея КРЫЛАТОВА

Фото Сергея КРЫЛАТОВА


— Добрый вечер, Матвей!

— Добрый вечер! Ты строго меня предупредил, чтобы я коротко отвечал на вопросы... Мне это сложно, как ты знаешь, но Гордон просит, поэтому пацан сказал — пацан сделал! (Улыбается).

— Вы родились во Львове — в душе вы бандеровец?

— В каком-то смысле да. Боже, представляю, как на эту фразу отреагируют вонючие российские каналы, — я это обожаю! Когда мы говорим «бандеровец», с одной стороны, представляем флаги какие-то, шествия...

— ...факелы...

— ...но это так, для сторонников Бандеры и Шухевича, а я хочу красивую, гордую, европейскую страну. Не знаю, были ли это главные идеи Бандеры и Шухевича, но моя такова: независимая, мощная Украина!

— Бандера и Шухевич для вас — символы независимой, красивой и мощной Украины? Как вы вообще к ним относитесь?

— Никакого отношения к ним у меня нет — это люди, я так очень аккуратно отвечу, с очень сложной, неоднозначной биографией. В каком-то смысле они — большая проблема для Украины (как, впрочем, и все остальное), потому что это удивительная страна: каждая ее часть поклоняется своим героям, и в данном случае, мне кажется, главная идея — не запрет этих людей, поскольку это противопоставление одной части общества другой, а умение сшивать страну, а это очень сложно. Власть пытается это делать — хуже, лучше, но те, кто в Украине живут, должны понять: люди, которые смотрят на восток, на Россию, не испарятся, сколько бы любители Бандеры и Шухевича ни старались, и наоборот — тем, кто не приемлет этих персон, надо понять, что их следует оставить истории.

— И надо друг друга терпеть...

— Не терпеть — я очень не люблю этого слова: нужно, чтобы люди поняли, что это не моногосударство, — это унитарное государство по форме власти, но не по мыслям и идеям.

— В 1941 году ваша мама здесь, в Киеве, шла уже в Бабий Яр и чуть-чуть до него не дошла — как это произошло?

— Объявили, что всем надо идти.

— «Все жиды города Киева...».

— Без цитат. Они собрали вещи и пошли, но маму каким-то чудом из этой очереди вытолкнули.

— Сколько ей лет было?

— 12. Она вернулась домой, на Подол, на улицу Щекавицкую, села в квартире... Ушла с мамой, а вернулась — без.

— А мама в Бабьем Яру осталась?

— Да — к сожалению, где-то там и лежит.

— Как же вашу маму вытолкнули, почему?

— Не свидетель. По словам мамы, когда люди туда подходили, уже было понятно, что происходит, и многие дети так спаслись, взрослые — нет.

«У Чикатило тоже брали интервью... По мне, пусть этим занимается дьявол, пускай у Владимира Владимировича другие берут интервью, но не я»

— Ваши родители из Киева, вы долго там жили, детство ваше во Львове прошло. Вы украинским духом пропитаны, как сами считаете? По мироощущению вы украинец?

— Трудно ответить — для меня это метафизическая история. Наверное, то, что я вернулся сюда, свидетельствует, что как страна Украина мне глубоко небезразлична. Повторю мой тезис: Украина очень разная. Что такое украинец? Это тот, кто ходит в вышиванке, говорит по-украински? Нет, для меня украинец — это тот, кто видит Украину гордой, мощной страной, в которой хотя бы немного наступили на горло коррупции, которая никому не поклоняется. Те, кто дерутся в парламенте, — они украинцы? Вони ж щиро розмовляють дивною українською мовою...

— Они черти...

— Важно понять, что поиск украинского — это очень серьезный процесс. Все кричат: «Зрада, зрада!» — это любимое украинское слово, но не вышиванка идентификатор национальности. Украинец — это тот, кто работает на благо государства, делает его лучше.

— ...и считает своим...

— Да, но ты понимаешь, что значит «считать его своим»? Один считает своим «садок вишневий коло хати», а другой — 125 миллионов долларов, которые лежат у него в швейцарском банке. Это интересно: у меня свои причины любить Украину, а есть люди — мы все их фамилии знаем, — которые тоже очень любили и любят Украину, потому что только эту страну можно...

— ...так подоить...

— ...и так ободрать, и если сказать им: «Парни, вы не любите Украину», они просто зарыдают.

— Вы недавно обмолвились, что Порошенко — лучший президент Украины: почему?

— Лучший для этого времени. Скоро у нас будет безвиз, и если Порошенко за всю свою президентскую карьеру сделал бы только это, он уже был бы для меня лучшим президентом.

Каждый правитель соответствует своему историческому времени. Если бы Украина получала независимость сегодня, вряд ли Порошенко был бы у меня фаворитом — я бы больше склонялся к такому человеку, как Ющенко, к примеру, но сейчас мы развернулись в Европу, и для меня, подчеркиваю, Порошенко — наиболее европейский. Он отвечает существующему историческому моменту, при этом, замечу, не все у него получается, но все в этой жизни относительно.

— Если у вас завтра появится возможность сделать интервью с Путиным, вы ею воспользуетесь?

— Однажды с главным редактором «Эха Москвы» Алексеем Венедиктовым у нас был принципиальный спор. Он считает: если ты журналист — интервью можно брать хоть у черта, и я его спросил: «А у Гитлера взял бы?». Он так... (качает головой). Все-таки Гитлер для него — отвратительная фигура — как и для меня.

— И тем не менее...

— Было бы лучше, чтобы интервью у Путина брал трибунал. У журналистов бытует мнение, что нужно понять мотивы человека, но у Чикатило тоже брали интервью... По мне, пусть этим занимается дьявол, пускай у Владимира Владимировича другие берут интервью, но не я.

«Никому не верь, никого не бойся, ничего не проси» — вот что дал понять Путин»

— Вы назвали Путина творцом европейской Украины — что вы имели в виду?

— Существует теория, и я ее придерживаюсь, что нет страны, которая получила бы независимость без крови, и это был феномен Украины — страна вроде стала независимой...

— ...это ей с неба упало...

— ...ан нет, независимость, написанная на бумажке, — это не реальный суверенитет.

— Пришлось платить...

— Реальная независимость — это когда появляется национальное государство и зарождается нация: не национальность, а нация! — то есть люди разных национальностей придерживаются одних убеждений (хотя убеждения могут быть и разными), но все хотят видеть свою страну не целующей зад соседа с востока или с запада, а чтобы «шануймося, браття, бо ми того варті», как казаки говорили.

Конечно, через кровь, но теперь стало абсолютно понятно, что даже самый большой друг может оказаться злейшим врагом. Это поразительно! — пройдет много лет, история будет спрессована в учебниках, но все равно станут разбирать этот удивительный феномен: не то, что Путин начал войну с Украиной, а то, что российский народ пошел вслед за ним, радостно закричав украденному: «Браво, это теперь наше!». Есть даже песня, которую поет Вика Цыганова, и там приблизительно такой запев: «Это Крым, и по совести — это Россия!»...

— О совести вспомнили...

— Даже в песнях пытаются утвердить тезис, что жить надо не по закону, а по совести, так вот, национальное государство — это то, которое ведет себя по закону: хватит по совести, давайте соблюдать законы! Я когда-то сказал и сейчас повторю: парадокс, но когда эта война закончится и пройдет 1000 лет, в Украине будет стоять памятник Путину как консолидатору украинской нации. «Никому не верь, никого не бойся, ничего не проси» — вот что дал понять Путин. Только твои оружие, сознание и мужество дают тебе возможность называться гражданином украинского государства.

«Я желаю России быть прекрасным процветающим государством, когда она уберется из Украины»

— Украина, с нашим уровнем жизни, коррупцией, жуткими дорогами, отвратительным и образованием, и здравоохранением, непониманием процессов, происходящих в мире, и так далее, — это страна третьего мира или нет?

— Да, пока страна третьего мира — я бы сравнил ее со странами бывшей Югославии. Из этого придется долго выбираться, но ресурсы Украины невероятны, и я это говорю не потому, что нужно сказать что-то оптимистичное.

Сначала начнет восстанавливаться сельское хозяйство, потом — промышленность, машиностроение, авиастроение, у космоса неплохие шансы. Все будет постепенно оживать, я очень на это надеюсь, и хотя это невероятно тяжелый процесс, придется его пережить. Знаешь, это как смерть близкого человека: есть фактическая потеря, а есть — внутренняя, когда ты очень долго это переживаешь. Я не знаю, вернется ли Крым, что будет с Донбассом, но моральная травма в обществе существует. Сейчас люди смогли отвлечься, сказать, что сначала было тяжело, но попробуем жить без этих «родственников». Пусть вопросом возвращения политики занимаются, но нам 24 часа в сутки об этом думать нельзя — давайте любить детей, ходить на работу...

— ...созидать давайте...

— В этом смысле некий поворот сейчас происходит, и он не в цифрах, не в том, что на 0,6 процента ВВП вырос, а в том, что нация оживает.

— Ваши дети живут в Грузии — Грузия безвизу рада? Что дети говорят?

— Во-первых, там был салют. Ну, грузины горячие, да — думаю, в Украине салюта не будет.

— А безвиз будет?

— В назначенные сроки обязательно, и, слава богу, господин Порошенко перестал давать обещания. Сейчас решатся все процедурные вопросы — и будет безвиз, а что касается моей семьи, как раз перед тем, как для грузин безвизовый режим заработал, у детей и супруги в их грузинских паспортах закончились европейские визы. Теперь они куда-то поедут. Если я денег дам (смеется). Для Украины это тоже, безусловно, будет грандиозная вещь. Кстати, хотя все кричат, что нет денег и никто никуда не поедет, в преддверии безвиза крупнейшая компания-лоукостер Ryanair заходит в Украину четырьмя рейсами из Киева в Стокгольм...

— ...тремя в Эйндховен...

— ...и самое главное — пять рейсов в Лондон будут, куда можно будет долететь за 30 евро плюс чемоданы.

— В чем, на ваш взгляд, главная трагедия России?

— (Задумался). Знаешь, на этот вопрос пытались ответить люди поумнее меня.

— Классики не смогли...

— Ключевский пытался осмыслить, Александр Исаевич Солженицын, но я не берусь — это неподъемная задача. Один человек, умница, когда я спросил у него: «Почему в России такое происходит?», ответил: «В России нет того, что есть в Украине, — единой нации».

Я желаю России быть прекрасным процветающим государством, когда она уберется из Украины, но Россия — это больше территория, где живут местные «князьки», тот же Рамзан Кадыров, например. Он меня поразил своей фразой: «Как может быть государство единым, если в то время, когда в Москве что-то происходит, на Дальнем Востоке спят?». Это такой огромный, неповоротливый монстр, но еще раз: разные государства живут по-разному.

— Россия когда-нибудь проснется, по-вашему, или нет?

— А что ты подразумеваешь под словом «проснется»?

— Скинет вековое рабство свое внутреннее, станет цивилизованной...

— Нет никакого рабства — есть безразличие.

«Думаешь, Жириновский о себе не знает, Пореченков? Знают — все дело в цене вопроса»

— Хорошо сказали...

— Безразличие, порожденное почти 70 годами советской власти. Я помню, как мы с мамой ходили голосовать. На избирательных участках продавали икру...

— ...колбасу...

— Да, это в Киеве было — мы подходили к 193-й школе на Ветряных горах, я маленький был и спрашивал маму: «Ты за кого голосовать будешь?». А там две фотографии висели — «прическа направо» и «прическа налево», и мама отвечала: «В прошлый раз я голосовала за «прическу направо», теперь — «налево». Дальше мы ели бутербродики со шпротиками и шли домой, и этот общественный договор между властью и народом...

— ...мы вам — шпроты, вы нам — голоса...

— ...как бы нарушился: «шпротики» теперь на каждом углу, икра 100 видов, но это вот безразличие... Мы часто о теории Дарвина шутим, об искусственном и естественном отборе, но человек не меняется. Нынешнему homo sapiens 40 тысяч лет, если я не ошибаюсь, а меняется только то, что вот здесь (показывает на голову). Я желаю России процветания и не скинуть Путина, а по процедуре, в 2018 году, выбрать какую-либо альтернативу. Я мог бы воскликнуть: Навального!..

— ...так он такой же, как Путин, — российский империалист...

— Нет, еще раз: любой другой человек повернет Россию чуть по-другому. Помнишь, когда «Титаник» шел на айсберг, если бы он заблаговременно повернул хотя бы на три миллиметра, через три мили это было бы 300 метров, и судно не потерпело бы крушение, правда, тогда не было бы знаменитого фильма «Титаник».

— И вы, и я хорошо знакомы с лучшими представителями российской интеллигенции — скажите, пожалуйста: что вы думаете об этих лучших представителях, поддержавших российскую агрессию в Украине?

— Это все очень просто: за кремлевские концерты, за концерт в День милиции...

— ...за театры...

— ...которые финансируют. Вспомни «Мастера и Маргариту»: «Квартирный вопрос только испортил их» — так и здесь. Есть просто моральные уроды...

— Например?

— Вот этот писатель...

— ...Прилепин?

— Да, например, Прилепин.

— Слушайте, а зачем он пошел воевать с украинцами, что ему надо?

— А он не пошел воевать с украинцами — он пиарит сейчас свою новую книжку. Если я, предположим, напишу книгу, кто ее купит? Хотя семь книг у меня все-таки есть, их покупают, когда они переиздаются, а тут человеку нужна была реклама, а что может быть лучше скандала? Это абсолютно расчетливые, циничные люди, короче, «вот тебе Бог, а вот порог». Делай что хочешь, но если тебя там грохнут...

— ...извини...

— Да, сам виноват будешь.

— Если вы случайно встретите Прилепина или Пореченкова, который стрелял в сторону украинских военных...

— ...я их не встречу.

— Но допустим — жизнь-то ведь длинная. Скажете им в глаза: «Вы — подонки!» — или нет?

— Зачем говорить? — они это знают. Думаешь, Жириновский о себе не знает, Пореченков? Знают — все дело в цене вопроса.

— Подонки...

— Это ты сказал — я просто подобных слов избегаю.

— Ну, вы культурнее меня...

— О да (смеется).

«Пять минут позора — и обеспечен на всю жизнь. У того же Соловьева дом в Италии, десятки квартир»

— Почему россияне так легко оболваниваются? Я имею в виду целый народ...

— Понимаешь, нет же альтернативной информации.

— Сколько угодно — интернет читайте...

— Нет, общественное мнение определяют женщины возраста «баба ягодка опять» — домохозяйки, которые смотрят вечерние шоу и прочее. Вдумайся, сколько уже идет война на Донбассе, а главная тема каждой российской аналитической программы — Украина.

— Что, кстати, с российским телевидением произошло?

— Ну ты же знаешь, в Северной Корее была сенсационная передача о том, что космический корабль КНДР успешно сел на поверхность Солнца...

— ...и северокорейские футболисты выиграли чемпионат мира...

— Ну да.

— Логично!

— И это создание параллельной реальности в России вполне успешно.

— Мы с вами хорошо помним российское демократичное телевидение — перестроечное и постперестроечное, которое хотелось смотреть, причем вы были одним из его лиц. Что с ним сегодня произошло?

— Ничего.

— Почему же люди, которые еще вчера были совестью России...

— (Перебивает). Только не заставляй меня исследовать их совесть и почему они сговнились. Знаешь, как говорят: «Пять минут позора — и обеспечен на всю жизнь». Они 15 тысяч раз на всю жизнь обеспечены — у того же Соловьева дом в Италии, десятки квартир.

— Гражданин Соединенных Штатов Америки, кстати...

— Не знаю, гражданин ли он США, или у него грин-карта, но это циничные люди, которые выполняют циничный заказ власти, — все! Почему они это делают? Зарабатывают деньги!

— Думаю, что в России их никто и никогда ни о чем не спросит, а как вы к двум таким наиболее одиозным ребятам — Дмитрию Киселеву и Владимиру Соловьеву — относитесь?

— (Смеется). Что же ты меня мучаешь?

— Работа такая!

— Это очень качественные пропагандисты, но не журналисты. Они бы возразили: «Ну как это мы не журналисты? Вот новость, мы ее обсуждаем», но, на самом деле, это люди, выполняющие пропагандистскую задачу Администрации президента. Как я к ним отношусь? Мы живем на разных планетах, работаем в разных жанрах: я занимаюсь журналистикой, они — пропагандой. Я бы их не ругал — единственное, что бы у них спросил: «Ребята, как вы относитесь к тому, что из-за вас люди погибли?».

— Вот! В моем понимании на совести этих мерзавцев, назовем вещи своими именами, гибель более 10 тысяч украинцев. Как вы думаете, российских телевизионных пропагандистов будут когда-нибудь судить или нет? Это же информационный спецназ...

— Отвечаю однозначно: в России — нет. Я не уверен, будут ли Путина судить, а их-то, Господи!..

— Почему у Украины такая слабая контрпропаганда? Харизматичных людей не хватает?

— Во-первых, не хватает понимания, что такое контрпропаганда. Объяснять это не буду: придут, спросят — я объясню, ну и потом, до сих пор нет понимания, что необходимо делать.

— Цели и задачи не сформулированы...

— Нет, они-то как раз понятны. Нет политической воли это осуществить — все.

«Шустер — это злой гений украинского телевидения, человек с самым дорогим в мире молчанием»

— Что вы думаете о Савике Шустере и о закрытии его телеканала?

— Я очень сожалею. Савик — это такой злой гений украинского телевидения, человек, в котором соединяются «зло» и «гений» (гений, потому что он сделал понятной парламентскую жизнь). Это совершенно уникальный формат — депутаты Верховной Рады после тяжелой работы, смахнув пот от нечеловеческих усилий по созданию великой страны, к нему в студию шли, и это было продолжение политики. Людям это было интересно, то есть в Верховную Раду не пускают, а сюда пускают.

Почему он — злой гений? «Злой», естественно, в переносном смысле, но нынешние политики, которые в Раде дерутся, — это и порождение Савика. Не­важно, что ты в парламенте делаешь, — важно потом прийти на политическое ток-шоу и объяснить, что ты хотел сделать и «які вороги» тебе помешали, и это за многие годы вошло в привычку. Еще раз: мне очень жаль, что передачи Савика нет, я не могу работать без конкурентов.

— Шустер — выдающийся журналист?

— Безусловно — по-моему, это человек с самым дорогим в мире молчанием.

— Он выразительно молчит...

— Он просто молчит, в том-то и дело. Он запускал некий механизм драк, дискуссий, объяснений, в его программу было модно приходить, а это критерий настоящей передачи, но мы стараемся конкурировать.

— Познер вам нравится?

— (Задумался). Да, это профессиональный журналист.

— А Ксения Собчак?

— Да, это профессиональная журналистка.

— Вы сказали, что главное для журналиста — его репутация, а у вас репутация какая?

— Очень хорошая — в этом сомнений нет!

— Вы слышите, что о вас говорят?

— Это такой якобы провокационный вопрос.

— Не якобы, а провокационный...

— Во-первых, когда я вел два эфира (утренний и вечерний) на канале NewsOne, просто помирал. Вставал в пять утра, хронический бронхит, потому что перетрудил голос, а надо себя беречь, поэтому не очень интересуйся, что о тебе говорят. Уверен, если скажу: «Мне совершенно по барабану, мне абсолютно не­интересно, что обо мне говорят и пишут»...

— ...я вам поверю...

— Никто не поверит — люди думают, что втайне я все-таки о себе что-то читаю, но на всякий роток не набросишь платок, и чем человек популярнее, тем больше его обсуждают. Мне абсолютно все равно! Мне, например, приятели мои звонят: «Ты видел, что о тебе написали?!». Я отвечаю: «Даже не говорите, где!». Однажды я ехал из аэропорта Борисполь и увидел плакат с надписью: «Бережіть довкілля», и мне так слово «довкілля» понравилось, я просто им восхитился, так вот, я «бережу своє довкілля».

Никогда не читайте, что о вас пишут, не слушайте, что о вас говорят. Люди хотят опустить вас до своего уровня, и неважно, какой профессии это касается: чем выше вы прыгнули, тем больше завистников, которые задаются вопросом: «Почему мы не такие, как он, в чем он дерьмо? Ага, вот!» — и втаптывают вас и понижают до своего уровня. Знаешь, есть такое удивительное слово — «игнор»? (Улыбается).

«Когда я держу в руках новость о том, что погибли семь военнослужащих, будет звонить какое-то чмо и говорить, что Путин для него — моральный авторитет?! Моральный авторитет семь человек не убьет, поэтому fuck off!»

— Однажды вы мне сказали: «Я себя ценю и знаю себе цену — тот, кто приглашает меня работать, должен раскошелиться»...

— Ты хочешь, чтобы я это комментировал? Да, я стою дорого. Все.

— Журналист может быть независимым...

— ...да...

— ...стоя дорого и получая при этом большие деньги?

— Я объясню. Ты можешь сказать: «А как журналист может быть независимым...

— ...когда получает большие деньги?»...

— Нет, как раз то, что он получает большие деньги, может свидетельствовать о его независимости. Ты — товар, но тебя покупают, чтобы ты озвучивал чьи-то мысли, или приглашают для рейтинга? Я тебе сейчас объясню главный принцип независимого журналиста. Дело не в том, что тебе платят, а в договоре между тобой и работодателем: если в нем есть пункт, что работодатель не имеет права вмешиваться в твою работу, — это и есть гарантия твоей независимости. И еще: я не буду, конечно, об этом рассказывать, но некоторые мои уходы из СМИ были связаны именно с этим.

— Договор нарушался?

— Я задавал работодателю простой вопрос: «Ты меня взял, чтобы я принес тебе зрителей, слушателей?». — «Да», — отвечал он. «А вот этот пункт видишь? Все, пока!». Правильно сделанный договор — это гарантия того, что ты можешь сказать: «До свидания», правда, можешь и без работы остаться, но я пока не остался.

— Вы — україномовна людина?

— Ні. (Задумался). Да.

— Благодаря детству, которое прошло во Львове?

— Ну конечно! У нас была польская улица имени Кутузова, там очень много поляков жило, поэтому я говорил и по-польски. Сейчас, правда, немножко этот язык под­забыл, но в институтские годы поехал в Польшу, и, в общем, признавали за своего.

— Мне многие говорили: «Слушай, Ганапольский классный, но почему он такой нервный?». Чего вы такой нервный?

— (Грустно улыбается). Жизнь, Дмитрий, такая...

— Вы иногда ругаете себя за то, что можете не сдержаться? В эфире, например?

— Да нет... Все знают историю, как я послал одного человека за то, что он слишком любил Путина: он позвонил в эфир и стал говорить, что Путин для него — моральный ориентир, и я его послал, потому что в этот момент была горячая фаза войны.

— Не просто послали, а обозвали подонком, тварью, скотиной и даже дерьмом...

— А вот цитировать я тебе не позволял, но с удовольствием сделаю это еще раз, если, не дай бог, горячая фаза войны будет. В момент, когда я держу в руках новость о том, что погибли семь военнослужащих, будет звонить какое-то чмо и говорить, что Путин для него — моральный авторитет?! Моральный авторитет семь человек не убьет, поэтому fuck off!

— На NewsOne у вас был огромный успех — вас смотрели и утром, и вечером, люди специально включали этот канал, чтобы увидеть Матвея Ганапольского, но оттуда вы ушли...

— Будут смотреть другой канал!

— Какой?

— Об этом уже можно сказать: Алексей Семенов, знаменитый телевизионный продюсер, который, между прочим, стоял у истоков «112 канала» и делал ребрендинг News­One, пригласил меня в очередной, более широкий, проект. Дело в том, что News­One — это замечательный канал, и я в прекрасных отношениях со всеми его сотрудниками, но это — как барабан новостей. У него и лицензия такая: новости, новости, новости...

— ...а вам аналитики захотелось?

— Не аналитики. Например, я очень хорошо разбираюсь в еде — я мог бы делать какую-нибудь запеканку, и лицензия нового канала это позволяет. Постоянно нужно в своей жизни что-то менять. Кстати, оцени риск — мне достаточно хорошо на News­One платили, но помнишь: «Письмо позвало в дорогу?».

— Да-да...

— Есть предложение, интересная творческая идея! Не могу сейчас обо всем рассказывать (знаешь такое выражение: «Сказанное слово слышит черт!»), но в этом году еще будет анонс парочки проектов, в которых приму участие.

— На новый канал вы вместе с Евгением Киселевым пошли?

— Да, Женя, я и — главное! — Семенов. И еще обязательно должна быть красивая женщина — у нас это замечательнейшая Женя Захарова: ее пока мало знают, но это душа компании.

— Последний вопрос: в детстве мама часто водила вас на Лычаковское кладбище во Львове — зачем?

— Это интересная история. Все знают Лычаковское кладбище, а кто не знает, будете во Львове — сходите. Это были 60-е годы, кладбище было полностью разгромлено, и там у нас с мамой происходил диалог. Например, я видел вырванный медный подсвечник — один висел, а один украли, спрашивал: «Мама, кто украл?», и мама — в политике она не разбиралась — отвечала: «Плохие люди». Потом я видел разбитые стекла в склепах и спрашивал: «Кто это разбил?». Она: «Плохие люди». Для меня, возможно, это был первый урок, что существуют плохие люди.

— Что такое «хорошо» и что такое «плохо»...

— Хорошо, когда чисто, не вырвано, не разграблено, не уничтожено, а когда наоборот — плохо, но, понимаешь, когда она говорила «плохие люди», я это видел! Очень важно видеть результаты действий — вот урок Лычаковского кладбища!

— Вопрос, подразумевающий ответ одним словом: после посещения с мамой Лычаковского кладбища вы стали лучше?

— Я стал! Я появился!

Записала Виктория ДОБРОВОЛЬСКАЯ



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось