Птица залетная

Виталий КОРОТИЧ

Только через некоторое время удалось сообразить, что эта голубка живет у меня на карнизе. Вначале я просто удивлялся, почему она так подолгу разгуливает во дворе у моего лесного дома, а за­тем понял, что она где-то здесь поселилась. На­чал раз­глядывать все вокруг и рано утром увидел ее, прижавшуюся к стене возле окна. Голубка спала, погрузив голову под крыло, она явно сбежала из голубятни, потому что на лапке виднелась синяя полоска, где, возможно, зафиксирован ее адрес, но я не умею ловить птиц и ничего не понимаю в голубятниках, голубятнях и психологических подробностях всего этого.

Скорее, были какие-то причины, по которым птица удрала из своего домика и решила погостить у меня, а мне не у кого спросить, что с ней делать. Над моим двором летают другие голуби, под деревьями разгуливают воробьи, синицы и два дятла, но у всех у них есть какие-то свои, давно отработанные маршруты и дела, не стыкующиеся с планами моей гостьи. Круглый год в окружающей природе происходит постоянное мельтешение, ничего не случается просто так — одни стаи улетают на юг, другие возвращаются зимовать к нам — тысячелетние законы природы определяют их поведение, и знаю, что все это движение началось задолго до моего рождения и продолжится после меня.

Существует строгий порядок, при котором важно, чтобы странствующие птицы не отставали от стай, двигались организованно и не ставили под сомнение законы природы. Но голубка у меня во дворе бессистемна — она ни с кем не водится, она сама по себе, она выпала из всех схем. Ей некому подчиняться и некем командовать — с такими труднее всего. К тому же, исходя из фольклора, я знаю, что голубки должны ворковать и целоваться с голубями, но моя или иной сексуальной ориентации, или ей не до того. И вообще, возможно, что она совсем не голубка, а голубь — это я придумал, что моя птица женского пола.

Я веду себя с гостьей так, как цивилизованные правительства поступают с жизненными неудачниками — кормлю ее и пытаюсь обустроить голубиный ночлег. Хлеб, семечки и пшено моя гостья потребляет с удовольствием, даже отбивает кое-что у прожорливых синиц с воробьями. Понимаю, что жизнь на карнизе вряд ли самый удобный вариант бытия, но никакие попытки заманить голубку в ящик с мягкими тряпками или другое подобие гнезда успеха не имели. Она взыскательно побулькивает во все голубиное горло, выражая мне какие-то пожелания или претензии, но я ничего не понимаю в птичьих монологах. После каждого воркования приношу ей еще воды и пшена. Голубка пьет очень интересно — другие птицы поднимают голову после каждого глотка и перекатывают воду по горлу, а моя гостья погружает клюв в мисочку и всасывает влагу, как насос.

Приглядываюсь и, наблюдая птицу, впервые поймал себя на мысли, что человеческие жизни не менее разнообразны, но, если бы ко мне во двор ввалился непрошеный человек, отношения с ним выстраивались бы не так просто. Мы переселились в асфальтовые джунгли, у древних была целая система, отождествляющая людей то с определенными деревьями, то с зодиакальными животными. В наше время почти забылось, что много тысяч лет мы существуем в сообществе, са­мозванно провозгласив себя царями природы.

Когда-то в Индии меня занесло к йогам, и в негромком споре о смысле человеческого бытия глава общины тихо и снисходительно говорил мне о нелепости преобразований природы, которыми упивается Запад. В тот момент, когда мы забываем, что являемся частью природы, и начинаем ее насильно преобразовывать, наш баланс с окружающим миром нарушается, этот мир становится «окружающей средой» и мы, как птицы, отбившиеся от стаи, теряем ориентацию.

Мимо моего дома бродят гастарбайтеры, трудно выживающие вдали от родных мест. Тысячи детей беспризорны. От семейного насилия погибает много людей. Если поверить, что голубка может быть чьей-то заблудившейся душой, станет еще тревожнее.