Вдова Богдана СТУПКИ Лариса Семеновна: «Как дальше жить? Пенсии ни на что не хватает, а дети помогать не могут — у них своя жизнь»

Ирина МИЛИЧЕНКО. «Бульвар Гордона»

«НА МОГИЛЕ БОГДАНА НАДО ПРОСТО СКРОМНЫЙ КАМЕНЬ С ФОТОГРАФИЕЙ И НАДПИСЬЮ ПОЛОЖИТЬ»

— Лариса Семеновна, как вы проведете этот день?

— Пойдем на кладбище... А как еще проводить? У меня есть подруги-театралки, с которыми мы 30 лет общаемся, с ними и пойдем. В первый год после ухода Богдана у меня оставались какие-то деньги — заплатили премию имени Александра Довженко, которой мужа наградили посмертно. А сейчас живу лишь на пенсию. Все-таки я пожилой человек, мне 73 года, сколько одних лекарств покупаю!

— Какая у вас пенсия, если не секрет?

— При Богдане Сильвестровиче была 800 гривен, через какое-то время подняли, сейчас четыре тысячи гривен, но все равно ни на что не хватает. Цены на все поднимаются, я только за квартиру две тысячи плачу. И на лекарства полторы уходит. И как жить дальше? Я уже говорю внуку Диме, что скоро нищими будем...

— Подождите, а как же переиздание книг, права на фильмы — вам разве никаких доходов это не приносит? Остап говорил, что имя Богдана Ступки он зарегистрировал как бренд на себя.

— Да ну что вы! У нас такого даже нет. Кто будет чем помогать? Богдан, когда был министром культуры, боролся и постоянно выступал с трибуны за законы о меценатстве, но никто до сих пор никаких законов не принял. Предыдущие президенты пораз­давали всем заводы, фабрики, все богатеют, а мы беднеем. Цены растут. Остапчик недавно узнавал в «Киевэнерго», почему так много платит за отопление, так ему представитель этой фирмы сказал, что организация в доме, где он живет, покупает у них тепло, а жильцам перепродает. И это открытым текстом!

— А как с вашей дачей в Конче-Заспе дела идут? Вы там современный ремонт делали, обустраивали...

— Мы уже полгода там не живем и не знаем, что с ней делать дальше. Невестка Ирочка с детьми приезжает иногда, чтобы на воздухе побыть пару часов. Если за восемь месяцев посчитать по количеству часов наше там пребывание, получится очень мало. Нам выставили счет за коммунальные услуги за это время — 91 тысячу гривен. Где я такие деньги возьму? Раньше мы в месяц платили 1300 гривен, а сейчас по 13 тысяч выходит. И все это делает наш Кабинет министров.

Люди старшего поколения, кто имел возможность там жить, выехали, а мы еще существуем, вещи наши в том доме хранятся, но сами мы там не живем. Так что нас оттуда выгоняют, только пока не физически, а морально. Но платить мы в любом случае не будем, потому что таких денег у нас просто нет.

Ирочка говорит: «Мамуся, давай подождем до сентября». Она подала какие-то письма через депутата из группы Петра Порошенко. Посмотрим, может, они даже не в курсе. Бывает так, что один чиновник делает, а другой не знает. Хотя я звонила в приемную Арсения Яценюка, записывалась на встречу, но все безрезультатно.

Я спрашиваю, мол, я у вас записывалась, как хоть вас зовут? А они мне: «Ой, мы меняемся...». — «Хорошо, — говорю им. — Меняетесь, но вы же берете телефоны на встречи, списки даете, я же не вчера на свет родилась, знаю, как все делается». Но нет, никто не хочет ни с кем разговаривать. Может, еще и ситуация в стране дает о себе знать... Но как жить дальше? Дети мне помогать не могут, у них свои семьи и жизнь тоже своя.

— Поговаривают, что скоро примут закон, по которому квартиры, подаренные бывшими руководителями, будут воз­вращать государству. Вы не боитесь, что это коснется и вашей квартиры в доме напротив Театра Франко?

— Нам нашу квартиру подарил Владимир Щербицкий. Конечно, она приватизирована. Ее никто не заберет, потому что это квартира-музей. Будет ли в ней музей Богдана Сильвестровича, даже не знаю. И вообще не знаю, сколько мне Бог жизни даст.

— Несколько лет назад я разговаривала с вашим кумом, известным в Одессе скульптором Михаилом Ревой, который делает памятник Богдану Силь­вестровичу. Он рассказывал, что монумент уже полностью готов, осталось только отлить его в бронзе, но все уперлось в деньги. Сейчас что-то сдвинулось с мертвой точки?

— Миша делает, а мы деньги собираем. Ничего страшного, можно поставить памятник тогда, когда будут деньги. Это не к спеху. Богдан Сильвестрович был таким скромным человеком, что его, мне кажется, это вообще не волновало бы. Память должна быть в сердце. А на Байковом кладбище, где он похоронен, уже такие миллиардеры рядом лежат, что нам там нечего делать. За свою жизнь я в разных странах на кладбищах побывала, на Западе в основном пантеоны везде, но таких памятников, как у нас, нигде не видела. Это ужасно, что наши как взбесились, друг перед другом красуются...

Недавно кинорежиссер Николай Засеев-Руденко, с которым Богдан работал на съемках фильма «Черная Рада», пришел на Байковое, когда ставили памятник Мащенко, и говорит мне: «Ларисочка, я подошел к могиле Богдана Сильвестровича — как же там хорошо! Ничего не надо, там все аккуратно сделано: цветы, крест, его фотография». Ирочка посадила калину, теперь она там растет. И я с ним согласна.

Я бы вообще там ничего не ставила. Это Миша придумал памятник, и все без моего ведома. Я даже не видела эскизов, мне только рассказывали о них. Единственное, что я попросила, — сделать такой Млечный Путь, как в «Тевье-молочнике», только там он из фонарей и свечей, а на памятнике пусть будет из ролей, которые он играл. Но, как по мне, надо просто скромный камень положить с фотографией и надписью. Больше ничего и не нужно.

«ИРА — МАМА МОИХ ВНУКОВ. Я ДО СИХ ПОР ЕЕ НАЗЫВАЮ МОЕЙ НЕВЕСТКОЙ, И ОНА ОСТАНЕТСЯ ЕЮ НАВСЕГДА. ОНА ПРОЖИЛА С ОСТАПЧИКОМ 15 ЛЕТ И ВЫТЕРПЕЛА ВСЕ. МУЖЧИН ВООБЩЕ КАЖДАЯ ЖЕНЩИНА ТЕРПИТ»

— Вы общаетесь с нынешним худруком Театра Франко Станиславом Моисеевым? Когда вы рассказывали, как он вещи Богдана Сильвестровича из своего кабинета приказал в целлофановый пакет сложить и вынести, у меня мурашки по телу пробежали...

— Нет, не общаюсь, он считает, что все правильно делает. Да и зачем задавать вопросы, если вам все равно ничего не ответят? Нет смысла тратить здоровье. Он — как инопланетянин. Но ничего, режиссеры в стране меняются, как и президенты, сейчас один, через год будет другой. Но усложняют нам жизнь и всем на планете. Как написано в Библии, наверное, будет всемирный потоп.

В театре сколько за эти годы всего поменялось, но такие люди, как Амвросий Бучма, Наталья Ужвий, Евгений Пономаренко и многие другие, запомнятся навсегда. Кому памятник поставлен, о том и через 50 лет прочтут: кто такой Гнат Юра, Сергей Данченко...

— Но если все в театре видят, что Станислав Моисеев не пришелся ко двору, почему не взбунтуется против него труппа и работники театра? Ведь их же большинство!

— Этого я не знаю. Актеры сами, если захотят, скажут. Боже сохрани, я же не могу их настраивать! А если им нравится, пусть работают. Я с актерами на эту тему не общаюсь и не могу противоречить воле Богдана Сильвестровича, потому что Моисеева мы сами и предложили на эту должность.

— А как думаете, что сказал бы на это Богдан Сильвестрович?

— Если бы он был жив, театр был бы другой. Богдан продвигал бы его дальше. А тут война, и все... Бывает, дома плачу и думаю: может, хорошо, что Бодя умер и не видит того, что творится в стране. А может, и не было бы всего этого, если бы были живы такие люди, как Богдан. Если разобраться, у нас сейчас лидер в искусстве, как говорят и показывают, один — это Ада Роговцева. Еще Лариса Кадочникова осталась из шестидесятников. Я удивляюсь, но такое впечатление, что у нас в стране нет актеров. Канал «Культура» ничего о них не рассказывает...

— У вас с невесткой Ириной очень близкие отношения, она много делала и продолжает делать для того, чтобы память о Богдане Сильвестровиче продолжала жить. Развод Остапа и его новая женитьба на ваших отношениях как-то отразились?

— Нет. Они общаются между собой, и с детьми Остап поддерживает прекрасные отношения, при этом каждый живет своей жизнью. Внуки у меня все время гостят. И мы с Ирочкой общаемся. Остапчика вижу редко, он в основном по телефону звонит. А Ирочка с детьми приходит, внуки у меня по два-три дня живут и ночуют часто. Даже устаю, не могу, как раньше, так за всеми ухаживать, но все равно мне с ними очень хорошо. Они уходят — и мне уже скучно, что не слышу этого их шума и крика.

Внук Богданчик такое выдает! Ему восемь лет, недавно сидел на кухне и рассказывал мне, что будет через 200 лет. Я его спрашиваю: «Ты откуда все это знаешь?», а он мне: «Бабуся, я же мультики смотрю!» (смеется).

Ира — мама моих внуков. Я до сих пор ее называю моей невесткой, и она останется ею навсегда. Она прожила с Остапчиком 15 лет и вытерпела все. Мужчин вообще каждая женщина терпит.

 — Когда сын вам объявил о переменах в личной жизни, как вы отреагировали?

— А он мне ничего не объявлял. Мне никто ничего не говорит, я все узнаю из газет или еще от кого-нибудь. Сама и не спрашиваю. Ира тоже ничего не рассказывала. Они взрослые люди, это их личное дело. Жизнь все расставит на свои места. Все, что ни делается, к лучшему.

— Остап рассказывал, что вы даже не были на его свадьбе с Дарьей и поздравили их только по телефону...

— А как я могла пойти, если эту свадьбу не приветствовала? Они — люди взрослые, пусть строят свою жизнь сами. Я волнуюсь за внука Димочку, хочу, чтобы у него все было хорошо. Он со мной живет, поэтому я за него больше всех отвечаю и переживаю.

Он очень хороший мальчик и одаренный артист. Но есть завистники в искусстве, которые про него гадости говорят и пишут. Димочка узнает и расстраивается. Он хочет сниматься в хороших картинах, а снимается в среднем кино. Я его успокаиваю и говорю: «Не волнуйся, придет еще твое время. Самое главное, чтобы ты на сцене проявил себя, как Бодечка».

— Вы говорите, что Дима живет с вами. А как же тогда его заявления о том, что он живет со своей девушкой Катей в ее квартире и они вот-вот собираются пожениться?

— Ой, что вы его слушаете! Он живет у меня. Это его дом, он тут прописан. У него есть своя комната. Дима тут вырос, с девяти месяцев... С Катериной он общается, встречается. Конечно, он у нее бывает, они взрослые люди, но стирает и убирает за ним бабушка. Дима — это мой ребенок.

Он мне все рассказывает и жалуется на девочек, что они сейчас хотят всего и сразу. Я ему говорю, что такие девочки — это не жены. Настоящие жены хотят быть вместе с любимым человеком. Вот тогда это жена настоящая. Я жизнь прожила и видела таких. А жены — бабочки-однодневки никому не нужны. Они утром порхают, а вечером умирают.

— А с новой невесткой вы успели хоть познакомиться?

— Я Дарью вижу раз в полгода, и то в театре. Конечно, так запросто, как с Ирочкой, с Дашей не общаюсь. Хотя Ира молодая тоже была другая. И эта будет другой. Все женщины, когда любят своих мужчин, подстраиваются под них.

— Вы рассказывали, что чувствуете присутствие Богдана Сильвестровича в квартире и даже обстановку за эти три года не меняли. Может, стоило бы все-таки что-то изменить, чтобы не жить только воспоминаниями?

— А зачем? От того, что я переставлю шкаф, Богдан Сильвестрович не придет. Это молодые, когда остаются без мужей, меняют обстановку, прическу, любовников и живут дальше. У меня другая жизнь пошла. Я никуда не хожу. Да и куда ходить? С кем? Я столько всего в своей жизни насмотрелась и наездилась... К Кате Осадчей пойти, чтобы она мне вопросы задавала и за это еще большие деньги получала? То, что она показывает, — это катастрофа! Ужасная передача, я ее не воспринимаю.

Если хожу, то в театр и оперу — там замечательный директор работает, он дружил еще с Богданом Сильвестровичем. Сейчас, когда меня видит, то не просто проходит, а обязательно обнимет, поцелует, спросит, как себя чувствую... Вот так схожу с подружками в оперу, получу удовольствие, заряжусь положительными эмоциями, а потом пешочком сама домой,  и зарядки в моем организме, как в телефоне, на пару месяцев хватает.

Кстати, как-то была в Молодом театре, где Остап играл в «Московиаде». Вышла после спектакля, впереди идет пара — муж с женой, вдруг слышу: «Когда вижу Ступку на сцене, я люблю Украину». Мне так приятно стало, я тут же Остапу об этом рассказала...

«ЛЮБЛЮ БЫТЬ ОДНА, ТАК УСТАЛА ЗА ВСЮ ЖИЗНЬ ОТ ОБЩЕНИЯ. МОЙ ЛУЧШИЙ ДРУЖОК — ТЕЛЕВИЗОР»

— Ваша столичная квартира в доме у Театра Франко одно время пребывала в аварийном состоянии. Дом осыпался, по нему пошла огромная трещина. Раньше вы боролись с этим, Богдан Сильвестрович вкладывал собственные ресурсы, чтобы остановить этот процесс. Сейчас приняли какие-то меры?

— Мы живем 30 лет здесь, и за эти годы никто ничего не делал. За дом государство должно отвечать! Но если в мирное время ничего не делали, то сейчас — тем более. Обвалится балкон или какая-то скульптура на фасаде — ну и ладно! Никому ничего не надо! Вы посмотрите, какой некрасивый садик возле Театра Франко! Какая грязь возле памятника! Бабушки, когда встречают дворников, спрашивают: «Почему вы там не убираете?». А их не волнует, они в центре не живут. Пришли — ушли. А сюда миллионы гостей приходят. Театр за него не отвечает, это не их территория. Этим должен заниматься Киевзеленстрой и местная власть.

Нужно сфотографировать и отослать Виталию Кличко, пусть посмотрит. Я им сколько раз звонила — месяц прошел, но никто ничего не делает. На днях в полдевятого вечера позвонил кто-то из их конторы и спрашивает: «По какой шкале вам асфальтировать территорию?». Я ему говорю, мол, о какой шкале вы говорите? Мы что, химики? «Ой, ви мене не зрозуміли». И положил трубку. Придурки самые настоящие. Поэтому я никому больше не звоню: зачем здоровье тратить? Сколько той жизни...

Вот на Западе существует капиталистическая система. А мы — я не знаю, к какой стране стремимся. У нас другие понятия! В Америке «Метрополитен-опера», например, держится на спонсорах, ведущие артисты получают по 20 тысяч долларов за спектакль. А у наших актеров зарплаты копеечные...

— Многие и при жизни Богдана Сильвестровича говорили, что он стал таким благодаря вам. Почему вы не напишете книгу — такую чисто женскую, не поделитесь советами и житейскими секретами?

— Я — просто жена. Каждая нормальная жена делает своего мужа. Как Ирина Скобцева сделала Сергея Бондарчука... Мужчину-лидера делает его жена. Но лидеры тоже разные бывают. Современных не будем осуждать, всему свое время.

А пока мне не нравится, что, например, в театре идет спектакль про Майдан. Для кого это поставили? Чтобы ездить с ним за границу и зарабатывать там деньги? Май­дан ставят, когда проходит время — пять, 10 лет, приходит другое поколение, которому показывают, что было в стране. А они только культивируют, удерживают его в нашей жизни. Не хочу смотреть, как со сцены читают какие-то там стишки на эту тему. Это кощунство!

Моисеев специально поставил, чтобы ездить с ним на гастроли за границу. Каждый ищет себе хорошее местечко. Но своими постановками они показывают, что хотят, чтобы Майдан был. А жизнь надо красивую и хорошую показывать, деревья должны везде расти. А у нас на улице Институтской гнилые деревья стоят, хотя сколько времени прошло с тех страшных февральских событий...

После Великой Отечественной войны люди все отстраивали, а у нас все замерло. В Америке, когда взорвалось здание и погибло три тысячи человек, через год установили погибшим большую плиту. Я видела ее, когда мы с театром были там на гастролях. А у нас что? Поставьте большую мраморную плиту тем, кто погиб, и их фотографии на ней выбейте, чтобы на земле не валялись и их не приклеивали лейкоплас­тырем на деревья...

Прежде всего это неуважение к этим людям. Но поставить плиту нужно на склоне, там, где стоят сейчас цветочные часы. А рядом нужно расположить большие мраморные кувшины, чтобы люди, приходя со своими букетами, могли их туда поставить. Кому там нужны эти часы с этими цветами? Сколько денег туда вкладывают!

Фактически это — центральная правительственная улица, а там ужас что делается. Когда я прохожу мимо, у меня сердце обрывается. Но никому до этого нет дела. Чиновники, банкиры, олигархи бегут с работы домой и ничего не видят. Когда я еду в поликлинику (туда — на такси, а обратно — 60 гривен мне дорого, и я сажусь в троллейбус), встречаю их там, в костюмах по нескольку тысяч долларов, какие они все бугаи здоровые! Но они не видят ничего вокруг, у них другие ценности в жизни.

— Слышала, что Богдан Сильвестрович многих подкармливал в театральном буфете...

— Конечно! Помню, как-то он встретил на Крещатике мальчика, который продавал газеты. Спросил, хочет ли он кушать, тот ответил, что конечно. В общем, Богдан повел его в ресторан «Феллини» и накормил. И я уверена, этот мальчик вырастет и расскажет об этом своим потомкам. У меня тоже был такой случай. Однажды ко мне в торговом центре подошел мальчик и говорит: «Купите колбаски!». Я у него интересуюсь: «Как тебя зовут? С кем живешь?». А он: «Я Миша, а живу с бабушкой». Я сразу пошла в мясной отдел (а меня там все уже знали), прошу: «Девочки, нарежьте Мише 400 граммов «докторской». — «Ой, Лариса Семеновна, может, не надо? Он здесь каждый день». — «Ну и хорошо, — говорю. — Он же не ворует, а просит!».

В общем, дала я ему колбасы и 25 гривен и говорю: «Заплати за колбаску и купи себе хлеба, какого ты хочешь». Он поблагодарил меня. А я в каком-то нашем журнале потом эту историю описала, и вдруг спустя время выхожу из «Глобуса» на Крещатике и снова встречаю этого мальчика, он меня узнал, поздоровался. А я ему: «Миша, купи журнал, я про тебя рассказала».

А несколько месяцев назад у меня был случай: иду я в центре с внуком Богданчиком, все ему рассказываю. А он меня предупреждает: «Бабуся, только не плачь!». На пути встречаем трех женщин, и одна другой говорит: «Видишь, тут деревья поджигали?». Я вклинилась, говорю: «Женщины, никто ничего не поджигал, деревья от природы высыхают. Дождей нет, солнце горячее, за ними никто не ухаживает. А вы откуда?». — «Из Белоруссии».

Я им сказала, что у меня отец белорусом был, они не расслышали, подумали, что муж, стали спрашивать, и я ответила: «Мой муж умер, он был Богданом Ступкой». Они меня обняли, говорят: «Дайте мы до вас дотронемся, потому что нам никто не поверит, что мы вас встретили». Они мне так настроение подняли! Я удивилась, как они встрепенулись, когда узнали про Богдана. Кстати, это не первый случай, когда мне говорят: «Дайте мы вас пощупаем или ручку поцелуем, а то нам никто не поверит».

— А что, было прямо такое, что руки целовали?

— Как-то встретила дочку Ады Роговцевой Катю Степанкову в театре на вечере Анатолия Хостикоева. Она взяла мои руки и стала целовать. Я расплакалась, а она руки целует. Вот такие люди бывают! Но бывают и те, кто гадости говорит. Всякие есть на этом свете. Но хороших больше.

— Лариса Семеновна, а чего вы больше всего хотите от жизни?

— Здоровья! Хотя его забирает и ситуация, которая сейчас происходит в стране. Я переживаю, плачу, просыпаюсь ночью и думаю: «Боже, какой ужас!». Во сне не приснится то, что сейчас творится. Просто страшно! Хочу, чтобы мир был, и пожить еще, чтобы все было хорошо. А вообще я люблю быть одна, так устала за всю жизнь от общения. С Богданом уставала ездить. А сейчас раскрепостилась, сама в своем мире живу. Мой лучший дружок — это телевизор. Книжки тоже читаю, таких дурочек в моем возрасте уже нет, чтобы столько читали. Причем читаю, как и смотрю, разное, чтобы быть в курсе событий.