Выдающийся советский экономист, директор института Европы Российской академии наук Николай ШМЕЛЕВ: «Нынешняя ситуация — это расплата за то, что произошло с нашей страной в ХХ веке, за истребление первоклассного генетического материала. Треть населения уничтожили, но есть надежда, что в 2050-м уже не третий сорт людей будет определять нашу жизнь, а опять первый»

Расхожей шуткой о советском туристе, мечтающем попросить политического убежища в западном супермаркете, нынешних 20-летних уже не рассмешишь - она им попросту непонятна. Слава Богу, выросло поколение, которое не застало ни зияющих пустотой магазинных полок, ни «сиськи-масиськи» транслируемых многочасовых докладов с партийных съездов, ни некоего «Славу КПСС», воспеваемого со всех заборов... К тому, чтобы все это стало историей, приложил как следует руку и Николай Шмелев - «прораб перестройки», известный ученый и популярный писатель, автор 70 монографий по экономике и 20 книг прозы.

В последние годы советской власти не было, пожалуй, экономиста, которого бы читали и обсуждали больше, чем Николая Петровича: будучи тихим, незаметным и ничем особым в академических кругах не выделяясь, он проснулся в 1987-м знаменитым, когда журнал «Новый мир» опубликовал его статью «Авансы и кредит». В ней Шмелев пылко, ярко и доходчиво доказывал, что никакое «ускорение» катящейся в пропасть экономике «совка» не поможет - спасет ее только перевод на рыночные рельсы, выход из затянувшейся международной изоляции, а также отказ от административно-командной системы, которая и стала коренной причиной экономических неурядиц.

В другое время идеи Шмелева, занимавшего тогда достаточно скромную должность заведующего отделом Института США и Канады Академии наук СССР, остались бы наверняка не услышанными, но осенили они его весьма своевременно, когда уставший народ требовал перемен. Немаловажно и то, что, великолепно владея великим и могучим, Шмелев сухомяткой цифр и формул не злоупотреблял, поэтому его статьи читали взахлеб все - от членов Политбюро до сельских учителей. Опять-таки мощный плюс, ведь, как известно, реформы начинаются не с законов или постановлений ЦК, а с изменения общественных взглядов на строй и уклад.

Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

В те не такие уж далекие годы не женские детективы продавали в электричках, а серьезные (сейчас бы сказали - скучные?) романы Шмелева. Советская интеллигенция воспринимала его как гуру, и, получив в 89-м мандат народного депутата СССР, Николай Петрович в массовке не затерялся, а прошел в Верховный Совет, куда с превеликим трудом пробился в последний момент Ельцин. В Академии наук, кстати, от которой его избирали, далекий от политики Шмелев занял среди кандидатов первое место, опередив даже Сахарова, тем не менее ни в одно реформаторское правительство его не позвали: там требовались другие - более циничные, безжалостные и менее щепетильные...

Коренной москвич, он вырос в семье инженера-геодезиста и картографа, который во время войны заболел туберкулезом и по этой причине вынужден был работу «в поле» оставить. По соседству с их домом (в котором творили аж два писателя: советский - Павел Нилин и немецкий антифашист Вилли Бредель) находилась сверхсекретная школа НКВД, и у местных мальчишек было любимое развлечение: «Айда, ребята, шпионов дразнить!». Похоже, эту привычку - дразнить всесильное ведомство - Шмелев пронес через всю жизнь: не удивительно, что на заре карьеры, еще в бытность лектором Отдела пропаганды ЦК КПСС, он любил потрясать слушателей фрондерскими откровениями, идущими вразрез с линией партии, а пресловутый оскал капитализма вынужден был изучать, оставаясь при этом «невыездным».

Кстати, мой собеседник знал почти всех советских лидеров, начиная с Хрущева, лично, и, по его словам, все они, некогда заставлявшие трепетать в страхе планету, заканчивали одинаково. Опальный Никита Сергеевич попросил прощения у тех, кого прежде обидел, и целыми днями копался на грядках или гулял по садовым дорожкам в полном одиночестве - лишь с прирученным щеглом на плече. Беспомощный старец Брежнев тихо гладил руку пользовавшейся его безграничным доверием медсестры и, отворачиваясь к стене, иногда плакал...

Об этом, да и не только, пишет на радость нам Николай Петрович. Себя он разделил между наукой и литературой не для славы и гонораров, не ради корочки Союза писателей, а потому что «приговорен» к этому судьбой и талантом, и если как ученый Шмелев считал своим долгом высказывать правду, какой бы горькой она ни была, то русская классика, которой он воспитан, побуждала его поддерживать в человеке доброе, светлое и возвышенное.

«ВЫ МОЖЕТЕ ПРЕДСТАВИТЬ, ЧТО ЦАРСКАЯ ДОЧЬ ДВА ГОДА ЖИЛА В СЕМИМЕТРОВОЙ КОМНАТЕ КОММУНАЛЬНОЙ КВАРТИРЫ?»

- Николай Петрович, сегодня, когда мир содрогается от глобального кризиса, кто, как не вы, может расставить все точки над «i» и сказать, что же нас ждет дальше? Поэтому спасибо за то, что откликнулись и согласились принять в Москве. Сначала, как в старые добрые времена (хотя вас хорошо в Украине знают), позволю себе зачитать на вас объективку... Итак, Николай Петрович Шмелев, директор Института Европы Российской академии наук, народный депутат СССР, член Верховного Совета СССР, член Президентского совета...

Писатель Юрий Черниченко, главный редактор газеты «Московские новости» Егор Яковлев и Николай Шмелев на 19-й Всесоюзной конференции КПСС. Москва, 1988 год

- ...бывший...

- ...ну ничего... Известный экономист и писатель, автор экономических бестселлеров и романов... Родились вы, замечу, в ту самую июньскую ночь 1936 года, когда скончался Максим Горький, - как это прикажете трактовать? Вы что, от советского классика приняли своеобразную литературную эстафету?

- Лучше всего это мой батюшка аттестовал - он стоял как раз возле роддома, когда в шесть утра врубилась «тарелка» (тогда на улицах и площадях висели черные, раструбом, громкоговорители) и по радио объявили: «Сегодня в два часа ночи умер великий пролетарский писатель Алексей Максимович Горький». Отреагировал отец мгновенно: «Ну и ладно, ну и пусть - Шмелев родился!». Благословение это было свыше или просто какой-то намек, - как хотите, так и толкуйте...

- Я знаю, что вы состояли в родстве с Никитой Сергеевичем Хрущевым - были женаты на его приемной внучке...

- Слово «приемная» тут не совсем подходит - Юля действительно была его внучкой, но узнала об этом только в 17 лет.

- Как это?

- Ее отец Леонид (он был военным летчиком) погиб при печальных обстоятельствах где-то под Смоленском, а мать через несколько месяцев взяли... В детали Никита Сергеевич и Нина Петровна, воспитавшие сироту, не вдавались, все: «Юля, Юля! Дочка, дочка!»... Только когда мать ее в 57-м выпустили, обнаружилось, что Юля им не дочка, а внучка...

- Сейчас на богатых невест - прямых родственниц крупных государственных деятелей и бизнесменов - охотятся целые полчища женихов... Вы тоже с дальним прицелом, как завидный трофей, девушку завоевывали или все неожиданно получилось?

- Нет, вышло само собой, и наш брак, кстати, был относительно недолог. Через четыре с хвостиком года мы очень мирно, по-доброму разошлись, а что касается «выгодной» женитьбы... Вы, например, можете себе представить, что царская дочь два года жила в семиметровой комнате коммунальной квартиры? Так что судите сами, охота это была или стечение обстоятельств... В Киеве, между прочим, я тогда часто бывал: там жила Юля-старшая - дочь Хрущева от первого брака - с мужем Виктором Гонтарем, который был директором Киевской оперы, поэтому город ваш очень мне близок.

С Дмитрием Гордоном: «Может, мы с вами увидим еще плоды перемен, но сейчас Россия, да и Украина, превратилась в одну из самых социально несправедливых стран в мире» Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

- Слышал, что несколько раз вы побывали на даче Хрущева в Ливадии, а вам приходилось вместе с Никитой Сергеевичем сидеть за столом, выпивать?

- Несколько раз - не совсем точная формулировка: фактически по субботам-воскресеньям семейство в полном составе собиралось здесь, под Москвой, а в Ливадию нас просто приглашали - приезжайте, мол, отдыхать. На две-три недели, на месяц... Мы, к слову, не только в Крыму, но и на Пицунде жили...

- Как, интересно, вы, молодой научный сотрудник, чувствовали себя во время застолий с первым лицом советской страны?

- (Улыбается). Привыкаешь, вообще-то, быстро...

- ...к хорошему - да?

- Ну, конечно. Поначалу-то вроде непонятно, как себя надо вести и что говорить, а потом уже не обращаешь на это внимания.

- По рассказам очевидцев, Никита Сергеевич был человеком хотя и отходчивым, но достаточно резким: мог вспылить, ударить кулаком по столу, послать, если что не по нему, по матушке...

- По матушке не слышал - это, наверное, он только в служебных кабинетах такое себе позволял, а кулаком по столу мог грохнуть так, что бокалы подпрыгивали. Вместе с тем действительно был отходчив и обижался, по-моему, как-то несерьезно, больше накачивал сам себя, считая, что надо иной раз и «ндрав показать» для порядка... Мне, если честно, давать ему характеристики не очень удобно, но для меня прежде всего это человек, который на веки вечные проклял Сталина, распахнул ворота лагерей и выпустил заключенных.

- Историческая, на мой взгляд, заслуга...

- ...хотя со временем он много, конечно, наворотил... Прижал с приусадебными участками крестьянство, впихивал кукурузу, стучал по трибуне ООН ботинком, устроил безобразный скандал в Манеже и даже Карибский кризис... В общем, ему можно много минусов насчитать...

- ...но все это меркнет перед огромным плюсом...

- Да, безусловно. Пройдет время (оно уже прошло!), и выверты эти забудутся, а в глазах историков он останется человеком, с которого начался мучительный, но необратимый процесс превращения России из монстра в нормальную цивилизованную страну.

«ХРУЩЕВ ШАРАХНУЛ КУЛАКОМ ПО СТОЛУ И ЗАКРИЧАЛ В БЕШЕНСТВЕ: «ХРИСТОПРОДАВЦЫ! ДРОЗОФИЛЫ-Ы-Ы - БУДЬ ОНИ ПРОКЛЯТЫ! НЕНАВИЖУ!»

- Во время обедов и ужинов вам приходилось бывать свидетелем каких-то тяжелых, может быть, даже безобразных сцен?

- Да нет, на моей памяти только однажды в доме Никиты Сергеевича случился скандал, вернее, грандиозный, скажем так, «бунт на корабле»... Обычно никто Хрущеву не противоречил: в государственные дела, да еще за домашним столом, не встревали, сохраняли почтение и осторожность - словом, оберегали главу семьи от потрясений. Накануне между тем у него была встреча с ведущими генетиками и биологами, которая очень Никиту Сергеевича раздосадовала: он не ожидал, что его призывы учиться у Лысенко натолкнутся на дружное сопротивление.

Вообще, история странная... С одной стороны, Хрущев злого гения советской науки Тимофея Лысенко прогнал (говорили даже, что самолично отхлестал по щекам) - и вдруг в конце 50-х реабилитировал, стал опять выдвигать: народный, мол, академик, туда-сюда... Сволочь, конечно, но свой парень, а от этих вейсманистов-морганистов нет никакого проку. Никто не мог ничего понять: что это за поворот политический?

Как-то об этом зашел за столом разговор, и вдруг на Никиту Сергеевича, грубо говоря, молодежь покатила бочку. Начала старшая дочь Рада, которая параллельно с факультетом журналистики оканчивала биологический, - это ее проблематика. Она простодушно спросила: дескать, кибернетику при Сталине придушили, а теперь генетику, еле ожившую после первого погрома, хотим добить? Зачем опять отставать?

Отец буркнул что-то невнятное вроде: «Дармоеды!» - и счел тему закрытой, но не тут-то было. Вмешался сын - ракетчик Сергей, которому кибернетика была близка. Крыть Никите Сергеевичу было нечем, и он огрызнулся, но тут вступил зять Алексей Аджубей, тогда уже, кажется, главный редактор «Известий». Присоединилась дочь Лена, даже мы, младшие, что-то вякнули - и пошло-поехало!

Атмосфера накалилась. В одиночку, обложенный со всех сторон, Хрущев отбивался, а семья на него перла: «Что ты вообще к генетикам привязался? Кто этот Лысенко такой? Мошенник!». Никита Сергеевич, замечу, оправдываться не привык, да и где - в своем доме, в семье! Он мрачнел, багровел, время от времени возразить что-то пытался, а потом как шарахнул кулаком по столу, как закричал в полном бешенстве: «Христопродавцы!». Казалось, еще чуть-чуть - и его удар хватит, а он продолжал бушевать: «Дрозофилы! Дрозофилы-ы-ы - будь они прокляты! Ненавижу!». Конечно, все испугались, в ужасе смолкли, а Хрущев, отбросив стул, выскочил из-за стола.

Ни до, ни после я его таким не видел, но отошел он быстро. Больше к этой тематике не возвращались...

- «Дрозофилы» - это такое ругательство, что ли?

- В его устах - да. Злосчастная мошка ни в чем, разумеется, не виновата: маленькая, удобная для экспериментов, но уж больно снобистски, вызывающе звучало ее мудреное название для уха первого секретаря ЦК, за плечами у которого, по сути, лишь церковно-приходская школа была. Тут, с одной стороны, Лысенко - свой, так сказать, навозный академик, а с другой - высоколобые генетики в микроскопы смотрят, словечком «дрозофилы» дразнятся...

- У вас сохранились от Никиты Сергеевича какие-то подарки?

- Сейчас вспомню... А-а-а, ну как же! Костяшечка стоит - из слоновой кости коробочка: Хрущев привез ее из Индии или Индонезии - точно не помню. Да и стальной несессер до сих пор - столько лет! - жив: сталь «золинген», из которой он сделан, вечная. Вот, пожалуй, и все... Книжки я сам собирал, он тут ни при чем...

- Как крупнейший ученый-экономист вы считаете приход Горбачева к власти благом для СССР или напротив?

- С тех пор много уж лет прошло - более 20-ти, но должен вам сразу сказать, что мои симпатии - и в общественном плане, и в личном - на Михал Сергеича стороне. Кто-то должен был раскачать это уже совершенно омертвевшее чудище и стряхнуть неподъемный груз военных расходов, почти уже нас раздавивший. Пусть Горбачев не все делал умело (иногда и ляпы допускал, причем довольно капитальные: в частности, когда объявил антиалкогольную кампанию или начал борьбу с не­трудовыми доходами), но, в принципе, это он камень с горы сдвинул. Допускаю: исторически ему можно поставить в вину то, что, когда надо было силу употребить, он спасовал, однако...

Понимаете, я неплохо Михал Сергеича знаю (мы до сих пор поддерживаем отношения), так вот, у него органическое, не­придуманное отвращение ко всякого рода насилию. Несколько раз жизнь втягивала его как-то сбоку в кровавые ситуации типа событий в Тбилиси, и он готов был идти на любые уступки, только бы не ломать хребты, не лить кровь... Если бы не это, и в 91-м году все могло бы пойти по-другому (имею в виду Беловежскую Пущу и прочее). Есть в нем идеализм, но трогательный, немножко есть многоречия, но это же все-таки человек, не машина...

Я, повторюсь, Горбачеву обязан и этого не стыжусь. Мой первый рассказик был напечатан в журнале «Москва» в 61-м году, а следующая публикация, хотя я все время работал, появилась...

- ...в 85-м, небось?

- ...в 87-м, так что 26 лет я писал в стол. Все говорили: «Да-да, интересно, но погоди - вот развиднеется, и начнем печатать». Видите, четверть века прошло, а с его приходом все, что у меня было в столе, выгребли и опубликовали, поэтому как я могу плохо к нему относиться?

«ОТ РЕВОЛЮЦИИ НАС СПАСАЕТ ЛИШЬ ТО, ЧТО РОССИЙСКИЙ НАРОД ЗА ХХ ВЕК СТОЛЬКО КРОВИ НАГЛОТАЛСЯ»

- Почему, на ваш взгляд, в сегодняшней России Горбачева так сильно не любят - и наверху, и внизу?

- Я и сам нередко этот вопрос себе задавал... Ну, что наверху он как кость в горле, так это политика - сначала двое боролись, потом один клан, другой, третий... Нынешние между тем власти не жалуют его за излишнюю мягкотелость - считают Михаила Сергеевича виноватым в том, что задаром отдал Германию, в других подобных вещах, но я сомневаюсь, чтобы в народе его ненавидели так, как это иногда представляет пресса. Люди просто прикинули: кто-то же виноват в том, что случилось с Союзом, - с кого-то же начался этот развал. Жили себе спокойно, и хотя ездили на электричке за колбасой из Калуги в Москву, все было привычно. Поликлиника работала, в институт, пусть и со взяткой, но поступали, на пенсию можно было что-то себе позволить - и вдруг все обвалилось.

Кстати, обвалилось-то не на нем, хотя, с моей точки зрения, у него тоже были экономические просчеты. В свое время я вы­двинул широко известную идею, которую обсуждали, но в жизнь она не пробилась: занять деньги, выкупить весь «денежный навес» за счет импорта, который на один рубль (один доллар) давал не менее 10 рублей прибыли, и, конечно же, придержать печатный станок, а относительно недавно, года два-три назад, мы с Михаилом Сергеевичем сидели вот, как с вами, и он вздохнул: «Э-эх, если бы я тебя в 89-м году послушал, наверное, все по-другому бы было». Больший комплимент мне отвалить трудно (хоть и печальный, но самолюбию льстит), а вообще-то, в экономике Горбачев не преуспел. Конечно, с точки зрения профессионала, можно было не доводить ситуацию до полной пустоты на прилавках: табаку нет, мыла тоже...

- Ни туалетной бумаги, ни пасты зубной - ничего!

- Да, куда-то вдруг все подевалось... Вы тоже, оказывается, то время немножко помните...

- Да это ж забыть нельзя!

- По-моему, повальный дефицит был все-таки рукотворный, не неизбежный: типа катилось, катилось, и все - деваться некуда. Виновных, наверное, можно найти на всех уровнях, снизу доверху: где-то что-то не учли, не рассчитали, тем не менее у нас почему-то уверены, что именно с толчка Горбачева страна под гору покатилась (хотя вопрос спорный: под гору или нет).

Может, мы с вами еще увидим плоды перемен, но расслоение сейчас просто чудовищное. Мы превратились в самую социально несправедливую страну развитого мира: при нашем уровне зарплаты, при разрыве в доходах 10 процентов самых богатых и 10 - самых бедных обстановка сложилась почти революционная. В мире ситуация считается безопасной, если самые высокооплачиваемые получают в пять-шесть раз больше, чем самые низкооплачиваемые, - это гарантия, что ни революции, ни больших забастовок не будет.

- Все просчитано?

- Представьте себе. Ну пошумят, побьют стекла, походят с плакатами и транспарантами - это ладно, однако социальный взрыв исключен, но у нас-то (да и у вас) официально признанный разрыв - один к 25-ти, а неофициально - один к 60-ти. Спасает нас только то, что российский народ за ХХ век столько крови наглотался, что будет сидеть тихо и дальше, лишь бы не бунт - бессмысленный и беспощадный. Это вот Горбачеву ставят лыком в строку, хотя виноват не он, а тот, кто пришел потом...

- Общаясь с тогдашними руководителями СССР - от Лигачева до Шеварднадзе, я сделал кое-какие выводы и хочу сверить свое дилетантское мнение с вашим профессиональным. На мой взгляд, перестройка в Советском Союзе была вызвана тем, что Соединенные Штаты сознательно обвалили цены на нефть, а поскольку СССР и без того уже не выдерживал гонки вооружений, в которую оказался втянутым, другого выхода, кроме как пойти на демократические послабления, у него не было. Это соответствует действительности или у перестройки были другие причины?

- Я бы, пожалуй, не стал списывать все на злонамеренный обвал цен на нефть - это очень трудно устроить. Сначала ведь был их скачок вверх, когда мы невероятно разбогатели - с 73-го по 85-86-й годы денег было столько...

- Да?

- Да - ни с того ни с сего на нас буквально золотой дождь пролился. На те нефтедоллары можно было всю страну обустроить жильем или проложить восьмиполосную дорогу от Ленинграда до Владивостока - да все, что угодно!

- Почему же не обустроили, не проложили?

- Потому что потратили все это черт-те на что. Афганская война - на хрена она была нам нужна? Ракеты СС-20 в Европе кинулись ставить - зачем? Так, куда ни возьми: поворот северных рек - они что, в Волгу должны течь, что ли? Все растранжирили, а потом оказалось, что за рейгановской программой вооружения угнаться не можем. Невероятные военные расходы нас раздавили! Иногда я думаю (нехорошо, наверное, имена поминать, но куда денешься!), что самым вредным человеком в Советском Союзе лет этак 10 до перестройки был министр обороны...

- ...Дмитрий Федорович Устинов...

- Это мое личное мнение. Извините, но мне кажется, что эта система слова «нет» не знала: сколько попросят, столько нате. Когда началось разоружение, мы 60 тысяч танков в казахские степи загнали, и они просто там поржавели. Порезали их, нет? Не знаю, что с ними стало...

- Кошмар!

- Столько денег коту под хвост, но мы гнали, гнали...

«Я ОДНИМ ИЗ ПЕРВЫХ ПРОКУКАРЕКАЛ, ЧТО МНОГОЕ В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ НАДО МЕНЯТЬ»

- Вы, Николай Петрович, человек достаточно прямолинейный: помню, на первом съезде народных депутатов СССР вышли на трибуну и огорошили присутствующих, что у нас все хотят и... рыбку съесть, и... все остальное тоже...

- (Смеется). В президиуме сидела такая роскошная женщина из Украины... Шевченко - правильно?

- Да, Валентина Семеновна...

- Она Михаила Сергеевича в бок кулаком: «Чего-чего он сказал?». - «Да отстань, это Шмелев шутит».

- Что же вы имели в виду, произнося эту фразу?

- Я, если не ошибаюсь, с Николаем Ивановичем Рыжковым тогда дискутировал, потому что исходная идея была: как бы все изменить, ничего не меняя, - и рыбку, одним словом, и так далее... Сначала: «Да, да, да...», и вдруг: «Нет!» - никаких послаблений и даже наоборот. Вы этого, наверное, слава Богу, не помните, но я был потрясен (потом Михаил Сергеевич со мной согласился: это была колоссальная ошибка)... Я вот уже говорил о борьбе с нетрудовыми доходами - кому, ответьте, мешали овощи, которые на своем клочке земли люди выращивали, а ведь в ту пору над Краснодарским краем летали вертолеты с чугунной «бабой» на цепи и этой чушкой громили подряд все теплицы, крушили стекла...

- Ужас какой!

- Это было? (Волнуется). Было! Я уж не говорю о том, что в Крыму и на Кавказе вырубили виноградники.

- Форменное вредительство - правда?

- Глупость, но при покойном вожде народов за это и расстрелять могли...

- ...пару раз...

- Пару раз (улыбается) - это вы хорошо заметили... В общем, я тогда бунтовал, протестовал...

- Сегодня вы испытываете удовлетворение от того, что оказались в числе идеологов перестройки?

- Сложно сказать... С одной стороны, вроде одним из первых прокукарекал, что многое надо менять, но и другие на этом настаивали. Покойный мой однокашник Станислав Шаталин, Гавриил Попов что-то похожее тогда предлагали, но мы совершенно не могли представить, в какое бесстыдство все выльется, - на это у нас фантазии не хватало. Когда с 92-го года все началось, мы стояли, оторопев: неужели это от нас пошло?

- Кстати, а почему так случилось? Человеческий фактор сработал?

- (Грустно кивает головой). Именно... К сожалению...

- Слабы оказались новоявленные «демократы»?

- Знаете, я все больше и больше думаю о том, что главный фактор как раз не экономический, а человеческий, и нынешняя ситуация, на мой взгляд, это расплата за то, что произошло с нашей страной в ХХ веке, за истребление первоклассного генетического материала, которое продолжалось с 17-го по 53-й год. Не хочу уже называть эти страшные, со множеством нолей, цифры...

- А есть данные, сколько примерно людей уничтожили?

- Как-то раз за столом Никита Сергеевич мне сказал, что через лагеря 17,5 миллиона человек пропустили, но потом оказалось, что на самом деле еще больше: 20 с чем-то - 24, по-моему... Ну а дальше мы с вами все время плюсуем... Сколько погибло в войну? Сначала говорили: что совсем немного, потом объявили, что 20-27 миллионов, теперь звучит 30, так что цифры тут относительны. Итого в революцию, в Гражданскую войну, в коллективизацию, в Голодомор, в 37-м и в Отечественную замучили, убили и уморили примерно треть населения...

- Слушайте, какая страна жуткая...

- Жуткая совершенно! В ужасе я иногда думаю, как жили мои отец, дед - за что им досталось? Да, я давление тоже чувствовал, но то, что они видели, нас не коснулось.

Вспоминаю свой разговор с одним очень квалифицированным генетиком. Он только руками развел: «Ну что сказать? Первоклассный материал уничтожен и может быть восстановлен примерно через пять поколений». Пять раз по 20 - это минимум 100 лет. Берем крайнюю точку: 1953-й... Значит, есть надежда, что где-то в 2050-м уже не третий сорт людей будет определять нашу жизнь, а опять первый, во всяком случае, команда, которая пришла к власти в начале 92-го года, с моей точки зрения, для России просто постыдна.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter