Народный артист России Юрий СТОЯНОВ: «В БДТ я превращался в ноль — выходил на сцену и говорил: «Кушать подано!». Долго так продолжаться не могло...»
«ИНОГДА ВОЗНИКАЛО ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ТЕЩА МЕНЯ ЛЮБИТ БОЛЬШЕ, ЧЕМ СОБСТВЕННУЮ ДОЧКУ»
- Юрий Николаевич, как вы познакомились с третьей женой? Слышала, что, если бы не популярная телепрограмма «Городок», вы бы не встретили свою Елену Прекрасную...
- Совершенно верно. Лена работала в одной известной фирме в Москве, хозяин которой обожал «Городок» и хотел спонсировать нашу передачу. Она отвечала в том числе и за рекламу, поэтому должна была наладить мосты между их компанией и нами с Ильей.
Как раз в это время мы гастролировали в Москве, и Лена созвонилась с нами, договорившись о встрече. После концерта Гена Хазанов подошел за кулисы с серьезными, точными замечаниями по поводу эстрадной формы «Городка». Тут в дверь постучали, и заглянула Лена с подружкой. И если первую часть хазановского разбора полетов я слушал с интересом, то вторую вытерпел только из уважения, потому что появилась красивая женщина.
Я все в жизни делаю красиво, и за ней ухаживал в том числе. И если бы у меня была свадьба, она тоже получилась бы красивой. Но ее просто не было, потому что мы мотались из города в город. Сначала Лена из Москвы в Питер приезжала с договорами, а потом стала лично ко мне ездить в Петербург. Нам надо было где-то жить, обустраивать быт. Мы без всякой росписи уже чувствовали себя мужем и женой и, признаться, ни разу не задумывались о регистрации отношений. Но на наши разные фамилии в паспортах постоянно обращали внимание администраторы в гостиницах, когда Лена ездила со мной на гастроли.
Вопросы о семейном положении так надоели, что однажды мы решили расписаться. В обычной одежде зашли во Дворец бракосочетания и просто поставили штамп. Но Лена никогда не упрекала меня за то, что у нас не было пышного торжества. Вот почему эта женщина рядом со мной.
- Насколько мне известно, отношения с двумя предыдущими женами у вас были не такие безоблачные. Они по-женски пилили, упрекали в неудачах, в чем-то обвиняли?
- Мне трудно вспомнить, что жены говорили в 1978-м и в 1985 годах. Их упреки не были злыми, они очень переживали из-за того, что в театре меня недооценивают. Думаю, понимали, что я достоин какой-то другой участи. Если что-то и высказывали, то с сожалением, желая подтолкнуть меня к действиям. Это так понятно по-человечески. Но никто не бросал в меня тарелку с борщом и не кричал: «Иди разгружай вагоны!».
С третьей супругой Еленой, ее дочерьми от предыдущего брака Ксенией и Настей, общей дочерью Катей. Внизу — сын Николай и внук Рома. «В нашей семье не существует культа «папа — великий артист!» |
- Как вам удается, несмотря на развод, до сих пор общаться с предыдущей тещей Нелей Константиновной?
- А что ж тут такого эксклюзивного? Мне кажется, это норма. У меня иногда возникало ощущение, что она меня любит больше, чем собственную дочку. Да, у нас очень хорошие добрые отношения, хотя с ее дочерью я не поддерживаю отношений. И это не связано с обидами. Я не возвращаюсь ни в семьи, ни в ситуации, ни даже в воспоминания. Переворачиваю страницу и не перечитываю ее.
- А как ваши дети реагируют, когда, включая телевизор, видят в нем своего звездного отца?
- В нашей семье не существует культа «папа - великий артист»! Я детей не очень приобщал к своей работе, хотя они бывают на моих съемках. Да и не зря говорят: нет пророка в своем Отечестве. Вот ведешь девочек на спектакль «Женитьба» во МХАТ (Стоянов сыграл там роль Кочкарева. - Авт.), а они спрашивают: «А кто там занят?». Я им отвечаю. В «Женитьбе» Подколесина играет Станислав Дужников, и вдруг вижу округляющиеся глаза детей: «Как, ты играешь с самим Дужниковым?!». Потому что Дужникова они видят в кадре каждый день, а я для них просто папа. Дочери спокойно относятся к моей работе. Просто у одних отец работает врачом, у других - бизнесменом, у третьих - дворником, а их папа артист.
- Дочерей снимаете в «Городке»?
- Катя (младшая дочь от третьего брака. - Авт.) ни разу не снималась в передаче. Это не принципиально, но не желаю своей дочери испытать то, что вынесли другие дети, которые у меня снимались.
- Но я знаю, что одна из дочерей Елены принимала участие в «Городке»...
- Какие дети Елены?! Никогда и нигде не разрешаю такого говорить. Это журналисты делают подобное разделение. Есть наши дети, и они живут с нами. Этого деления нет ни у меня, ни между детьми. И Ксюша моя дочь, и Настя (дочери Елены от предыдущего брака. - Авт.), и Катя.
«В ТЕАТРЕ КАЖДЫЙ ЗНАЛ ЗАРПЛАТУ ДРУГОГО И ВООЧИЮ ВИДЕЛ СВОИ ПЕРСПЕКТИВЫ»
- Юрий Николаевич, вы целых 18 лет проработали в БДТ, но слава к вам пришла, только когда вы из него ушли. Не зря ваш любимый педагог Левертов еще в студенческие годы пророчил вам успешную актерскую карьеру в зрелом возрасте. Неужели все эти годы вы просто бездействовали или все-таки втайне вынашивали какие-то творческие идеи?
С Никитой Михалковым и Валентином Гафтом на съемках фильма «12», в котором Юрий Стоянов создал очень выразительный и узнаваемый образ владельца телекомпании |
- Конечно, рождались идеи. Если бы просто валялся на диване, появились бы пролежни не только творческие, но и физические. Тогда я ненормальный человек, которому сказали: «Юра, все начнется сильно за 30, поэтому лежи и не дергайся». Тут же вопрос не только в моем возрасте, а в возможности самореализации в стране, в которой мы жили.
Мое время пришло, когда началась перестройка. 90-е годы сильно на пользу пошли. Работая в БДТ, я понимал, что все мои идеи просто неприменимы. (С досадой). А их было очень много. И сейчас некоторые актуальны. Я был очень непрактический человек. Правильные идеи для артиста, у которого не складывается карьера в театре, - это посмотреть внимательно репертуар своего театра. Подчеркиваю, внимательно! Понять, какая роль тебе нравится, подготовить ее или выучить хотя бы монолог и постучать в кабинет главного режиссера.
- А вы якобы в кабинет Товстоногова и дороги не знали?
- Не знал, как он выглядит внутри. Правда! В него заходил всего лишь раз, когда меня брали в театр. Не знал, как выглядит кабинет завлита и директора. За зарплатой туда не ходил - тогда же не было конвертов. Как того требовал закон, висел список, а в нем расписаны премии и начисления всех сотрудников. Абсолютно открытая ведомость. Каждый актер знал зарплату другого и воочию видел все свои перспективы: если ты Басилашвили - получаешь столько-то, а пока ты Стоянов - довольствуйся такой-то суммой. Поэтому многие артисты действовали через кабинет Товстоногова. Приносили какие-то пьесы в театр, ходили, уговаривали: «Георгий Александрович, пожалуйста, ну дайте мне роль». А я просить не умею (но не осуждаю тех, кто может). И все мои идеи носили абсолютно неприкладной характер.
- Так какие идеи, в чем их суть?
- Ну а зачем я буду вам рассказывать? (Немного помолчав). Ну, например, как экранизировать «Москву и москвичей» Гиляровского. В 79-м году я придумал 24-серийный телесериал. В Советском Союзе слова такого не было «телесериал», что такое компьютерная графика, тоже не знал никто, а я тогда уже нутром чувствовал, что она находится где-то на стыке кино, мультипликации, комбинированных съемок и еще чего-то.
С Сергеем Гармашом в картине «12», 2007 год |
Фильм должен был начинаться документально - человек идет по Москве, подходит к прохожим: «Добрый день. Вы знаете, почему эта площадь называется Каланчевская?». - «Да». - «А вы представляете, что здесь раньше было?». - «Нет». - «Давайте отойдем на секунду в сторону». И прямо на глазах беседующих современная улица полностью реконструируется в улицу старой Москвы. Я делал экспликации, раскадровки. В сценарии подробно расписывал, как ведущий рукой отталкивает кадр и тот становится плоским. И нарисованные карандашом машины становились плоскими. Картинка получалась комиксовой, как в «Городе грехов». И дальше возникали замечательные новеллы самого Гиляровского про такую странную, неизвестную, полубандитскую, подземную Москву, которую не знает никто.
Зачем я это делал? Жил в Петербурге, на фига мне эта Москва? Вот кому мой сценарий нести? Так бесперспективно. (С насмешкой в голосе). Раз ты артист и тебе не прет в театре - иди учи Гамлета!
Я занимался этим абсолютно бесцельно, бессмысленно, непрактично, без видов на будущее. Не думал о том, что вот наступит время и я это сниму. Мне была интересна игра разума - не более того. Все, чем занимался, - абсолютная маниловщина такая, прожектерство творческое, но у меня была масса находок, которые смог реализовать позже на телевидении.
«У МЕНЯ НЕТ ПРЕТЕНЗИЙ ТОЛЬКО К ОДНОМУ ЧЕЛОВЕКУ - ТОВСТОНОГОВУ»
- Странно, что Товстоногов с его гениальной интуицией не оценил ваши возможности.
Юрий Стоянов, Владимир Ильин и Михаил Ефремов в фильме Тиграна Кеосаяна «Заяц над бездной», 2006 год |
- Нет, не странно. У меня нет претензий только к одному человеку - Товстоногову. (Закуривает). Понимаете, чтобы увидеть молодого актера в чем-то, он должен был получить от него сигнал. Моя карьера в театре началась со спектакля «Телевизионные помехи». От меня как от молодого артиста многого ждали. Брали то в театр с очень серьезными намерениями, возлагали надежды, а не про запас. Меня после ГИТИСа звали почти во все театры страны. Никто не думал: «Давайте-ка мы его возьмем, чтоб он другим не достался. Хороший парень. Лучше пусть у нас будет, чем где-нибудь там в «Ленкоме» сидит».
А произошло вот что: я оказался воспитанным в тепличной студенческой институтской атмосфере, и это единственная претензия к нашим великим педагогам, лучше которых нет по сей день. Они не были практикующими артистами, режиссерами и не готовили нас к театру - к жесткому конкурентному заводу, производству, где надо выживать, бороться и доказывать. И вот я такой тепличный пришел в БДТ. Если объективно - первую ролечку никак сыграл, на обаянии. Кто виноват? Я! И сразу выдох, знаете, как шарик сдувается.
В театр все приходят такими шариками, а потом начинают воздух подтравливать (имитирует звук), и уже за кулисами презервативы валяются. А дальше сработала система слухов. Меня смотрели в театре очередные режиссеры, завлит. Один Товстоногову сказал: «Слушай, по-моему, мы прокололись с этим парнем». Другой подтвердил: «Красивый мальчик, но что-то не то». Потихонечку вся эта история и сдулась.
Через восемь лет Товстоногову мной были посланы очень серьезные сигналы. В спектакле «На всякого мудреца довольно простоты» я сыграл смешно. Смешно! Всех удивило, как из ничего получился смешной человек, хотя роль мне дали за пять дней до премьеры. И вот тогда Товстоногов мне на программке, она хранится дома, написал: «Поздравляю с настоящей премьерой!». Хотя моя первая роль была раз в 10 больше. Значит, только тогда состоялась настоящая премьера, а все, что раньше, - ерунда. Восемь лет коту под хвост. А я ведь играл не в массовке. Вот так взять портфолио, посмотреть - не эпизоды были, а роли.(Вздыхает).
С Ильей Олейниковым в «Городке». «Телевидение — синтетическая штука, требующая очень много маленьких умений, и не надо здесь разыгрывать из себя человека эпохи Возрождения» |
- Стало ясно, что открылись новые возможности, когда вы сыграли Моцарта в спектакле «Амадей».
- Да, и первым знаком считался перевод в другую гримерную. Это такой важный маячок в театре: «Юрий Николаевич, вам пора пересесть на второй этаж с третьего». Упс! Значит, ты сдвинулся. Пересадили меня на второй этаж. В самую знаменитую в театре бывшую гримерную Юрского, Луспекаева, Стржельчика. Ее потолки со сводами исписаны автографами выдающихся людей ХХ века, когда-либо посещавших театр. Среди них величайшие режиссеры, писатели, драматурги, артисты всего мира, космонавты.
Только все в моей театральной судьбе началось. Я чувствовал, что настало время перемен. А Георгий Саныч начал болеть - он уже был старенький, очень нездоровый, мучился. И умер... Для меня имя Товстоногова святое. Тем, чем владею сегодня, я обязан ему - тому, что просто слышал, ходил к нему на репетиции, смотрел. Я ведь сам себе завидую.
- После смерти Георгия Товстоногова художественным руководителем БДТ стал Кирилл Лавров...
- Он был товарищем своих товарищей. В театре работали его ровесники, люди, которые стояли у истоков. Задача у него была человечески очень для меня понятная - Лавров хотел сохранить БДТ. Но театр не реанимация! Сохранить его - это делать живым, новым, интересным. Традиции должны проявляться в общей культуре, в отношении к профессии, а не в разговорах (с пафосом в голосе): «Что нам завещали старики?». Вот что они завещали? Этот тухлый, погубленный, проеденный молью спектакль?! Нет! Они завещали оставаться живыми, хлесткими, острыми на сцене, уметь валять дурака, баловаться, импровизировать, то есть быть такими артистами, как они. У каждого свои уникальные способы работы. Вот их нужно считать завещанием. А что старые спектакли завещать? Они, как люди, стареют, уходят. Хотя гениальные «История лошади» и «Мещане» и в наше время имели бы колоссальный успех.
«БДТ НЕОБХОДИМ КАПИТАЛЬНЫЙ РЕМОНТ В ШИРОКОМ СМЫСЛЕ СЛОВА»
- Непростое решение уйти из театра было вынужденным?
- В 1993 году совместно с Ильей Олейниковым мы придумали программу «Городок», которая начала выходить на телеканале «Россия». Она уже несколько лет была в эфире, мы встали на ноги, а я продолжал работать в театре. Хотя знал, что все шло к моему уходу, потому что Георгия Александровича не было. Лавров пытался сохранить БДТ и все для этого делал, а реально руководил известный грузинский режиссер Темур Чхеидзе.
Я понимал, что в этом варианте мне опять ничего не светит. А ведь благодаря телевидению ко мне уже пришло то, что сейчас называют медийностью. Программу «Городок», художественным руководителем и режиссером которой я был, начинала любить вся страна. А во второй половине дня я приходил в БДТ и опять превращался в ноль. Выходил на сцену и говорил: «Кушать подано». Так долго продолжаться не могло.
Оставляя театр, я пришел к художественному руководству и предложил совместный проект: «Давайте снимать спектакли Георгия Александровича Товстоногова на пленку. Наша техника, наша съемочная группа. Авторские права, безусловно, принадлежат театру, а коммерческую сторону обсудите с моими продюсерами».
Я не хотел снимать обычную телеверсию, поскольку спектакли невероятно проигрывают при телевизионной записи, и в 95-м году придумал, как сделать телевизионного зрителя театральным при помощи субъективной камеры. Представьте, что камера - это и есть пришедший на спектакль зритель. Рука от нее протягивает билет, билетер отрывает корешок, потом мы оказываемся в буфете. Камера «ходит» по фойе среди зрителей. «Идет» в зрительный зал, «садится», «осматривается», «поднимает голову» - гаснет люстра. Так мы внушаем телезрителю, что это он пришел в зрительный зал.
Идея состояла в том, что телевизионщики могут прийти и посмотреть спектакль раз, два, ну, пять, но все равно они не будут его знать так, как человек, который 18 лет работает внутри театра. Плюс уже является телевизионным режиссером. Это я о себе. Я знал, в какую секунду снимать не говорящего в данный момент текст артиста, а того, на которого нужно смотреть. Понимал, как материал склеить, смонтировать, знал изнутри все нюансы. Но ответ был такой: «А что мы будем с этого иметь?». - «Память о великих спектаклях. И тогда вы не станете рассказывать о традициях, передавать из уст в уста, а будете их показывать. Они останутся навсегда».
Начались какие-то разговоры о деньгах (в них я мало соображал), все это похерилось и погибло. И я ушел из театра, больше в нем находиться не мог.
- И по сей день не были?
- Приходил, к сожалению, только на похороны близких людей. Великие уходят, так и не снявшись, не оставшись на пленке. И это не просто грустная история об упущенных возможностях - это преступная история. На сцену БДТ, гастролируя со МХАТом, я недавно выходил играть гоголевскую «Женитьбу». И никакой мистики, никакого безумного трепета оттого, что начинал на этих подмостках, не ощутил. Только был рад, что знаю акустику зала, поэтому легко игралось. А вот закулисье на меня произвело гнетущее впечатление.
Такой запущенности, такой затхлости я не видел давно во многих даже провинциальных театрах. К счастью, БДТ ставят на капитальный ремонт, но я не думаю, что выделенные миллиарды рублей сделают театр живым. Его приведут в божеский вид, но ему необходим капитальный ремонт в широком смысле слова.
«ОЛЕЙНИКОВ СПОКОЙНО СКАЗАЛ: «ВСЕ, НАДО ВАЛИТЬ И ДЕЛАТЬ ЧТО-ТО СВОЕ»
- Как вы в сложные 90-е годы сумели пробиться на телевидение? Думаю, сегодня канал «Россия» никого с распростертыми объятиями не ждет.
- В начале 90-х отношение к ТВ было такое: «Ну, пойдем подхалтурим. Все-таки оно дает узнаваемость». Артисты очень много снимались на питерском ТВ, в основном в сказках и в телепостановках. А Илюша хорошо знал Кирилла Набутова, создавшего авторскую программу «Адамово яблоко». Мы пришли на ленинградское телевидение: «Кира, вот такая идея». - «Ой, давайте!».
Было время, когда все решали творцы конкретных программ. Наша идея состояла в том, чтобы снимать анекдоты в рубрике «Анекдоты от Адама до наших дней» в «Адамово яблоко». Олейников, проживший жизнь на эстраде, хотел найти хорошего автора. А я возражал: «Илюша, а на фига нам нужны какие-то авторы? Есть готовые анекдоты, в них автор - народ, редактор - народ. Материал прошел вкусовую мясорубку и отшлифовался, передаваемый из уст в уста».
И мы для передачи стали брать анекдот, кстати, не всегда смешной в пересказе, и играть его как артисты. К такой работе я оказался очень подготовленным не только как актер. У меня были всякие идеи, как снимать, переворачивать, оживлять картинки. Оказалось, что все, чем я занимался, «лежа на диване», не прожектерство. На ТВ мои идеи получали техническое обоснование. Поэтому «Адамово яблоко» в начале 90-х была одной из самых продвинутых, в том числе технически, программ.
Вообще, в 90-е годы телевидение с технической стороны очень быстро двигалось вперед и пришло в результате от аналоговых к цифровым технологиям. На наших глазах менялись принципы монтажа, аппаратура, камеры. ТВ пошло в первый класс, и я с Ильей. У нас получилось очень плотно и быстро закончить десятилетку. Новое телевидение ощущало себя совсем по-другому: оно было не очень управляемое, безумно свободное, абсолютно анархичное, совершенно вседозволенное. Слов «нет», «нельзя» не существовало.
- Сколько вам с Олейниковым понадобилось времени, чтобы придумать и открыть собственную программу?
- В «Адамовом яблоке» отработали два года, и стало понятно, что нам уже тесновато в этих рамках. Но я - человек, которого нужно подтолкнуть. Тут лидировал мой партнер. Олейников спокойно сказал: «Все, надо валить и делать что-то свое». А свое должно было быть построено на всем том, что не сыграно, не спето, не сочинено, то есть внутри твоей главной истории, актерской. Того, для чего ты предназначен.
Понимаете, телевидение - синтетическая штука, требующая очень много маленьких умений. Но надо переставать раскачиваться на качелях и сказать себе, а что в тебе главное. Со временем я понял: все, что делал в жизни, - игра на гитаре, сочинение песен, писание, фехтование - это на самом деле не оттого, что мне, типа, Бог много дал, а совсем наоборот - от актерской прежде всего невостребованности и неудовлетворенности. И не надо здесь разыгрывать из себя человека эпохи Возрождения. Нет! Твои таланты - части актерского «я», которое было разбито, как зеркало на осколки. (С горечью в голосе). Разбито ногой грубой и безразличной.
Осталась ли обида?! Да, безусловно! Я не мстительный, но злопамятный.
- Владимир Познер на вручении кинематографистам «Золотого орла» произнес: «Мы не искусство, искусство - это вы». Вы как-то остро отреагировали на такое заявление.
- Мне не понравилась формулировка, и я тихо про себя обиделся. Все телевидение назвать неискусством?! Но Познер на самом деле имел в виду, что нет места искусству на телевидении. Возможно, говорил с горечью. А может, имел в виду себя. Да, это совершенно другой род деятельности, в котором Познер, кстати, является одним из первых. Безусловно, он один из лучших интервьюеров в России, а может быть, самый лучший. Но получилось, что вместе с водой выплеснули и ребенка. Красивый эмоциональный посыл человека, поздравляющего кинематографистов, обернулся бестактностью по отношению к коллегам-телевизионщикам.
Тогда, сидя в зрительном зале на «Золотом орле», я подумал: «Значит, и то, чем мы с Олейниковым занимаемся, не искусство?». А я никогда не считал, что мы делаем шоу на ТВ. Поэтому не понимаю, когда говорят: «Шоумен Юрий Стоянов». Ну какой я шоумен? Я ни разу в жизни не сказал: «Добрый вечер, дорогие телезрители». И практически никогда напрямую не обращался к зрителю.
«Я НЕ СЧИТАЮ СЕБЯ БОЛЬШИМ СПЕЦИАЛИСТОМ В ОБЛАСТИ ЮМОРА»
- В «Камеди Клабе» часто можно видеть экспериментальный юмор. Возможно, что это направление станет определяющим?
- Становится. Многие утверждают, что мы переживаем время заката «Камеди Клаба», но я этого не ощущаю. Сейчас эпоха общего падения телевизионных цифр в связи с интернетом, и зачастую смотрят не на рейтинги, а на долю.
Как это ни странно, я не считаю себя большим специалистом в области юмора. Вот Жванецкий посвятил этому жизнь и тенденции может разглядеть. А я - артист и режиссер. Конечно, владею некоторыми секретами, но у нас смешно получается, потому что мы играем серьезно. Не корчим рожи в кадре, не выходим с изначальным желанием насмешить.
Кстати, «Городок» стал первым в России снимать скрытой камерой. Если бы вы знали, какой это каторжный труд. Такой дамоклов меч, нависавший на протяжении 13 лет над нами. Рубрика «Скрытая камера» ушла из нашей передачи. Сейчас людей дергать на улице и сильно их разыгрывать не очень корректно. Время сильно изменилось.
- Почему сегодня в России сатира не в моде? В «Городке» совсем нет политической сатиры, хотя показывать политиков вам еще в детстве удавалось. Стоянов и Олейников могут запросто преобразиться в Медведева и Путина?
- (Улыбается). Невозможно. А что с усами Олейникова делать? Сбрить?!
Сатира в стране есть, и очень жесткая. Ее нет в хамских, брутальных, очень грубых формах или в откровенной фрондерской публицистической, на уровне плаката. Вы внимательно посмотрите «Камеди Клаб», эти вообще несут что попало. Все про попу и еще про что-нибудь, но когда надо, вставят и про это. То же самое и в «Прожекторперисхилтон». Но эти передачи говорящие. А «Городок» совсем другой.
Когда мы были помоложе и нащупывали свой стиль, делали пародию на политиков. Работали простые механизмы: если получается показывать политика, значит, нужно это делать. Но время пародий на Брежнева и Сталина давно прошло, сейчас это моветон.
У нас другая передача. Она состоит не из номеров, а из маленьких фильмиков. Маленькое кино требует большого сходства. Я могу делать, например, Новодворскую, Жириновского, меня легко загримировать. Но как-то уже навязли в зубах эти персонажи.
Вы что, думаете, я получаю сверху указание, кого можно, а кого нельзя играть? За 18 лет существования передача ни разу не подвергалась цензуре! Ни разу звонка такого вежливо-направляющего не было. Я пожелания ни разу не слышал от начальства, даже в тактичной форме. Хотя председатели на канале «Россия» неоднократно менялись: Попцов, Сагалаев, Сванидзе, Швыдкой. Сейчас Олег Добродеев.
Но отношение к передаче никак не связано ни с каким-то ее особым статусом. Говоря простым языком, если на канале нужно что-то сделать - сделают, потому что «Россия» государственный канал и существует на деньги страны. И государство вправе требовать от своего канала укреплять государство, а не расшатывать его.
К «Городку» никогда не предъявляли претензий, думаю, это связано с доверием. Мы никого ни с кем не ссорили, у нас никогда не было особо скандальных сюжетов. В «Городке» могут быть грустные, хлесткие, с болью сюжеты, но никогда - хамские.
Слушайте, на «России» выходит мой дорогой Михал Михалыч Жванецкий с передачей «Дежурный по стране». И если в день записи нечто в стране или в мире произошло, как правило, ему в связи с этим задают вопросы. Он бывает жестким, ироничным, беспощадным и очень талантливым в обсуждении какой-то темы. И что, это вырезают? Нет!
- Юрий Николаевич, свою лучшую роль - Александра Дронова в «Человеке у окна» Месхиева вы сыграли в 53 года. Не думали ускорить этот процесс, выступив в качестве режиссера и продюсера полнометражного фильма и дав роль самому себе?
- У меня отношения с кино, которое меня всегда любило меньше, чем я его, очень серьезные. Иногда смотрю картину какого-то молодого режиссера и понимаю, что такое кино левой ногой бы снял. Ну а зачем? Идут годы, ты взрослеешь, ответственность растет. А ведь все лучшее в жизни я сделал от безответственности в кадре, балуясь, играя и получая удовольствие. Чувство повышенной ответственности убивает искусство на корню. Поэтому, думаю, как кинорежиссеру мне не суждено состояться.