В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Времена не выбирают

«Я работал во всех литературных жанрах, — говорил знаменитый детский писатель Корней Чуковский, — кроме жанра доносов»

Татьяна ОРЕЛ. «Бульвар Гордона» 4 Октября, 2013 00:00
Ровно 90 лет назад была издана сказка «дяди Чукоши» «Тараканище», которую в годы репрессий назвали пророческой: рыжий и усатый Таракан очень походил на кровожадного Сталина
Татьяна ОРЕЛ
«Вот и стал Таракан победителем, и лесов, и полей повелителем...». Если бы автор этих строк, написанных в 1923-м, известный детский поэт Корней Иванович Чуковский, мог предвидеть ход истории, он вряд ли решился бы на столь смелую аллегорию. Как бы то ни было, читатели узнали в сказочном злом Тараканище («проглочу, проглочу, не помилую!») усатого диктатора из жизни, погубившего миллионы людей. Кстати, спустя несколько лет тот же образ родился в воображении другого поэта - Осипа Мандельштама, но это совпадение уже не было случайным: «Тараканьи смеются усища, и сияют его голенища». Стихотворение «Горец», написанное в 1934-м, стоило Мандельштаму жизни. А Чуковский уцелел, наверное, чудом - власти его хоть и награждали орденами, но никогда не считали своим. Не могли простить ему гражданской смелости, человеческой порядочности, неприятия пошлости.

Всю жизнь Корней Иванович вел дневник: это и летопись эпохи, и зарисовки о великих современниках, и откровенные размышления, которые писать в то время можно было только «в стол». Зато под ходатайствами об освобождении репрессированных писателей он бесстрашно ставил свою подпись, не отказывал в приюте возвращавшимся из сталинских лагерей. Первым поспешил поздравить Бориса Пастернака с присуждением Нобелевской премии, за которую тот был исключен из Союза писателей СССР, а спустя много лет пригласил пожить к себе на дачу опального Солженицына. Когда стало известно о смерти Чуковского, кто-то сказал: «Умер последний человек, которого еще сколько-нибудь стыди­лись».

 

О большом поэте для маленьких рассказывает его внук Дмитрий Чуковский. Он прервал литературную династию и много лет работал режиссером Главной редакции литературно-драматических программ Центрального телевидения. Затем перешел на «Мосфильм», где снял первый биографический фильм о Корнее Чуковском «Огневой вы человек!». Женат на известной теннисистке Анне Дмитриевой.

«САМЫМ РУГАТЕЛЬНЫМ СЛОВОМ ИЗ УСТ ДЕДА ДЛЯ НАС БЫЛО «БЕЗДЕЛЬНИК»

- Дмитрий Николаевич, вам повезло родиться в семье замечательного поэта, чьи стихи дети разных поколений декламировать начинают едва ли не раньше, чем ходить. Вы с дедом дружили?

- Дружить не мог - нас разделяли 67 лет, но очень ему доверял, а это гораздо больше. С ним можно было делиться детскими переживаниями, он хорошо чувствовал проблемы подростка. Мог и рассердиться очень сильно, когда не встречал в нас усердия. Мы жили все вместе, большой семьей, в Переделкино, поэтому виделись постоянно. Корней Иванович много занимался с нами английским. Давал задание: прочитать и перевести абзац, помеченный карандашом, а внизу - приписка: «дсп», что означает «до сих пор». Через несколько дней звал к себе, проверял, как выполнили задание. Мы читаем, переводим - «до сих пор». И вдруг он спрашивает: «Ну а дальше?». А обнаружив, что я выполнил ровно столько, сколько было задано, очень обижался: «Как, тебе не интересно, что дальше?!». Самым ругательным словом из уст деда для нас было «бездельник».

Дмитрий Чуковский: «Думаю, дед жил по принципу: «А что сегодня я сделал доброго людям?»

- Это правда, что Корней Иванович терпеть не мог карты, домино, прочие обывательские развлечения - считал их настоящими убийцами времени?

- Совершенно верно. В нашем доме никогда не водилось ни карт, ни домино - не потому, что мы его боялись, а потому что были не приучены ко всему этому. Помню, я как-то навещал деда в правительственном санатории в Барвихе, а там министры сидят и стучат в домино. Корней Иванович прямо из себя выходил и даже не скрывал возмущения. А вот «в слова» играл с удовольствием - знаете, есть такая игра под названием «виселица», мы к ней пристрастились всей семьей. Еще дед учил меня и брата грести. У него это здорово получалось - ведь вырос он в Одессе и со своим товарищем юности, будущим писателем Борисом Житковым, много времени проводил на море.

- Если верить воспоминаниям, когда Корней Иванович садился за письменный стол, в доме ходили на цыпочках...

- Да, он очень болезненно реагировал, если его отвлекали от работы. Трудовой день деда зачастую начинался ночью, когда все еще спали. А ложился он в девять вечера, и весь домашний распорядок у нас был перевернут. Встречались все только за обедом, который для Корнея Ивановича практически был ужином. А все по причине болезненной бессонницы, которой он страдал всю жизнь, - случалось, не спал по нескольку суток. Сказывалась многолетняя работа в газетах, которые в то время выходили под утро: из-за ночных дежурств режим сбивался. Дома привыкли к тому, что перед сном Корнею Ивановичу нужно почитать вслух книгу, - это его успокаивало. Но если сквозь дрему он слышал неверное ударение, тут же просыпался. А еще иногда просил поменять книгу, потому что захватывающий сюжет его волновал и тогда уже было не до сна. Книги он подбирал сам. Лично я часто читал ему Диккенса.

Осип Мандельштам, Корней Чуковский, Бенедикт Лившиц и Юрий Анненков, 1914 год

- Он действительно настолько не любил застолья, что даже со свадьбы своего сына Николая ушел раньше времени?..

- Дед считал пошлостью все эти свадьбы, юбилеи, посиделки с тостами. Он знал другие способы расположить к себе людей. В день его рождения всегда съезжалось много гостей, но это были очень интересные люди, благодаря которым праздник превращался в настоящее действо с разговорами о литературе, воспоминаниями.

- Почему Чуковский как будто стыдился своей биографии? Да и о годах, прожитых в Одессе, где прошло его детство, писал, что с радостью уничтожил бы в памяти само это время...

- С Одессой у Корнея Ивановича связано очень трудное время его становления. Это все та же газетная работа, которая его тяготила. Он всегда боялся, что эта рутина его затянет. К тому же не принимал мещанское окружение, считая, что из среды крестьянской талантливые люди выходят гораздо чаще.

Мама его, Екатерина Осиповна Корнейчукова, была крестьянкой, а пошла в прачки, чтобы поставить на ноги детей, которых растила одна, жили бедно и трудно. Это потом уже в жизни Чуковского появились такие люди, как писатель Бунин, лингвист Александр Федоров, начались поездки в Петербург, знакомство с Блоком, Репиным...

«ПРИ ВСТРЕЧЕ КОЗЛОВСКИЙ С ЧУКОВСКИМ ТУТ ЖЕ ПЕРЕХОДИЛИ НА УКРАИНСКИЙ»

С Борисом Пастернаком. «Одним из первых Чуковский поспешил к дому Пастернака, чтобы поздравить его с Нобелевской премией. В среде литераторов на такие поступки были способны немногие»

- Настоящее имя Корнея Ивановича - Николай, отчество - вымышленное, фамилия Чуковский - это псевдоним, производный от фамилии матери. Он умышленно ничего не взял от своего отца, Эммануила Левенсона, который оставил семью?

- Сомневаюсь, что именно этот человек был отцом Корнея Ивановича. Дед писал в своем дневнике: «Кто я? Николай Емельянович? Николай Эммануилович? Русский, еврей, украинец?». При крещении в младенчестве незаконнорожденным детям давали отчества по имени крестившего батюшки, поэтому он и записан в книге как Николай Васильевич (обряд провел отец Василий Мудро). Когда я был маленьким, мой отец предупреждал меня: «Никогда не спрашивай деда о его отце». Эта тема была семейным табу. Вероятно, Корней Иванович был обижен на своего отца всю жизнь. Я знаю, что однажды мой прадед приезжал к Чуковским в Куоккалу. Встреча получилась очень быстротечной, и больше о нем в доме никто никогда не слышал.

- А что вам известно о вашей прабабушке?

- Со слов моей мамы, по-русски она говорила с трудом, родным для нее был украинский язык, на котором она и общалась с сыном. Помню, в детстве я всегда удивлялся, когда слышал от деда украинские слова...

- Он ведь знал в совершенстве и английский, который выучил самостоятельно, поскольку из гимназии был исключен.

С Александром Блоком, 1921 год

- Из гимназии его выгнали потому, что платить за учебу было нечем. При Александре III был принят «Закон о кухаркиных детях», рекомендовавший ограничить поступление в гимназии выходцев из низшего сословия. Прачкин сын вынужден был стать помощником маляра: красил крыши и писал на крышах английские слова, потом их замазывал краской. За гривенник купил у матроса в одесском порту самоучитель английского. Правда, в том учебнике фонетики не было, не было и возможности практиковаться в разговорной речи.

Кстати, дед всю жизнь стеснялся своего произношения. Особенно остро он почувствовал, сколь оно чудовищно, когда в 1916 году приехал в Лондон в составе российской делегации. Поэтому публично Корней Иванович старался на английском не говорить, если только дело не касалось частного общения. Возможно, отчасти трудности в произношении связаны с тем, что Чуковский был обделен музыкальным слухом. Иван Семенович Козловский, также родившийся в Украине и очень любивший деда, над ним из-за этого посмеивался. Между прочим, при встречах они тут же переходили на украинский язык, на нем же друг друга и поддевали.

- Тем не менее на церемонии присвоения Чуковскому степени доктора литературы Оксфордского университета в 1962 году он произнес долгую речь на английском языке...

- Тогда он читал с листа.

- У Корнея Ивановича был мягкий голос и доброе лицо, как и подобает сказочнику, любящему детей. Что же имел в виду Александр Блок, сказав о «дяде Чукоше»: «Он был высокий и злой»?

Старшая дочь Чуковского Лидия была арестована в 1926 году «за составление антисоветской листовки» и сослана в Саратов, где благодаря хлопотам отца провела всего 11 месяцев

Да и Алексей Толстой сравнивал его с собакой, «которую много били, и она теперь без причины рычит и кусается», а по Москве гуляла эпиграмма: «Выходил крокодил, по-чуковски говорил»...

- Он был и добрым, и требовательным. Об этом очень точно написал Евгений Львович Шварц, работавший у Корнея Ивановича литературным секретарем. Их познакомил мой отец, с которым Шварц крепко дружил. Его воспоминания о Чуковском были опубликованы сначала за границей и только недавно в Москве. Это большое везение, что портрет Чуковского был схвачен таким крупным художником, как Шварц.

«ДОЙДЯ ДО ФАМИЛИИ ЧУКОВСКОГО, СТАЛИН ПОИНТЕРЕСОВАЛСЯ: «А ЧТО, ОН ЕЩЕ КАДЭТ?»

- «Обреченный на одиночество старый белый волк» - этим Шварц заканчивает свою повесть. Он был прав, когда писал: «Дела Чуковского могли бы идти отлично, если бы Корней Иванович понимал, что врагов у него меньше, чем чудится...»?

- Бывали моменты, ему казалось, что все настроены против него, что не любят, подвергают цензуре. Любил жаловаться, чтобы домашние его жалели. И делал это с великолепным артистизмом, за который, кстати, его любили и женщины: он покорял их своей искренностью.

«Он знал, что такое страдания, поэтому находил счастье в общении с детьми и сочинительстве для них»

Представьте, что творилось в женской душе, когда такой большой, высокий человек, известный поэт сетует на судьбу. Даме начинало казаться, что именно она может спасти его и защитить. А Чуковский недоумевал потом: «Зачем она приходит, что ей от меня надо? Я не хочу ее видеть!».

- «Высокий и злой»... Но именно в доме Чуковского находили приют освобожденные из сталинских лагерей - люди, которым возвращаться было некуда...

- Думаю, он жил по принципу: «А что сегодня я сделал доброго людям?». Посылал нуждающимся деньги, писал ходатайства - председателю Военной коллегии Высшего суда СССР Ульриху, генеральному прокурору СССР Вышинскому. Корней Иванович приютил писательницу Елену Тагер (она жила у нас в Переделкино, вернувшись из ссылки), исследователя творчества Достоевского Якова Голосовкера. Добился возвращения литератора Пыпина с семьей прямо из поезда на пути к ссылке. Благодаря его участию детскую писательницу Любарскую выпустили из лагеря. Одним из первых Чуковский поспешил к дому Пастернака, чтобы поздравить его с Нобелевской премией. В среде литераторов на такие поступки способны были немногие. Поэтому завистников у него хватало.

Из книги «Воспоминания о Корнее Чуковском».

Елена Чуковская.

Младшая дочь Мурочка, героиня стихов и рассказов Чуковского, умерла в 11 лет от туберкулеза

«23.Х.58 г. Сегодняшний день я должна описать для истории. ...Борису Леонидовичу [Пастернаку] дали Нобелевскую премию... Я говорю: «Дед, давай пошлем Борису Леонидовичу телеграмму. Он: «Зачем? Мы лучше сами пойдем и поздравим его».

Пастернак увлекает нас в маленькую комнатку, где очень возбужденно рассказывает, что ни один из наших писателей, кроме Ивановых, не поздравил его и не был у него, а что вчера приходил Федин и сказал, что он даже не может поздравить Бориса Леонидовича, так как по поручению властей пришел предложить ему отказаться от премии. Пастернак отказался отказаться... Пастернак показывает пачку телеграмм - все из-за границы. Из Советского Союза - ни единой.

Он [Дед] зашел к Федину и стал его уговаривать: «Ведь у вас же есть литературное имя, не пятнайте его, ставя свою подпись под таким документом (Федин сообщил ему, что завтра Пастернака в 12 часов дня будут исключать из Союза писателей за нарушение Устава и опубликование своих произведений за рубежом). Федин сказал, что ничего уже нельзя сделать. Дед предлагал ему завтра с утра ехать вместе к Фурцевой, но тот отказался.

Дед опять пошел к Борису Леонидовичу, предложил ему написать объяснительное письмо Фурцевой и изложил его примерный план. Пастернак взошел наверх и написал нечто обратное тому, что предлагал ему Дед: что «нельзя рубить топором. Смирение». Как сказал Дед - гениально, но этого отправлять нельзя, и ушел.

26.Х. Говорят, что в городе демонстрации перед Союзом писателей: «Долой Иуду Пастернака». Люди, которые, как я уверена, не читали его ни строчки...».

Художник Илья Репин с супругой Натальей Нордман-Северовой (вторая справа) в гостях у Чуковских. Слева— старшая дочь Корнея Ивановича Лида, справа— жена Мария Борисова и сын Николай, Куоккола, 1913 год

- В сталинскую эпоху оставаться порядочным человеком было не только трудно, но и опасно. Как же удалось столь заметному человеку, как Чуковский, не попасть в списки репрессированных?

- Это, конечно, чудо. Как и то, что страшная участь миновала и моего отца, и его сестру - Лидию Корнеевну Чуковскую. Впрочем, еще будучи студенткой, она отбывала наказание в саратовской ссылке, а Корней Иванович в это время обивал пороги всех чекистских заведений. И только благодаря этому ее ссылка продлилась чуть меньше года. А в архиве ленинградского НКВД хранится дело на моего отца, подготовленное для его ареста за контрреволюционную деятельность. Но судьба повернулась так, что следователей, сфабриковавших дело Николая Чуковского, посадили незадолго до намеченной даты его ареста, и дело развалилось. А вот муж Лидии Корнеевны, Матвей Бронштейн, талантливый физик, автор книг об атомной физике для детей, друг знаменитого ученого Льва Ландау, был расстрелян в 1938 году, и Корней Иванович, не зная об этом, еще долго продолжал хлопотать об изменении его участи.

Логику террора просчитать трудно. Исаак Бабель, к примеру, дружил со многими гэпэушниками, был человеком, приближенным к семье Горького, - и был арестован. А Чуковского судьба пощадила. Кстати, Александр Фадеев, глава Союза писателей СССР, рассказывал, как он пришел однажды к Сталину утверждать списки на награждение: кому - орден Ленина, кому - орден Трудового Красного Знамени. И вот дошло до фамилии Чуковского, и Сталин поинтересовался: «А что, он еще ка­дэт?».

С внуками Дмитрием, Николаем и Евгением, Переделкино, 1947 год

- Какая тонкая издевка...

- Этот вопрос относился к дореволюционному времени, когда Корней Иванович сотрудничал с газетой кадетов «Речь», к которой были близки еще и Владимир Дмитриевич Набоков, отец писателя Владимира Набокова, и Алексей Толстой. В 1916 году по приглашению английских союзников они ездили в Англию и писали отчеты в русские газеты, а большевистская «Правда» яростно с ним полемизировала. Поэтому Чуковского еще очень долго воспринимали как врага. Когда ему присудили Ленинскую премию, группа старых большевиков (а это была страшная сила!) во главе с почетным членом компартии Еленой Стасовой написала Хрущеву письмо о том, что Чуковский - «хамелеон» и «приспо­собленец», «лавировавший между революцией и контрреволюцией, наносивший вред делу пролетариата».

«ЧТО Ж ТЫ В ЛЕКЦИЯХ ПОЕШЬ, БУДТО БЫ ГРОМИЛА Я? ОТНОШЕНИЕ Ж МОЕ САМОЕ ПРЕМИЛОЕ», - ПИСАЛ ДЕДУ МАЯКОВСКИЙ»

- Корнею Ивановичу не могли простить и того, что он якобы отговаривал Репина принять приглашение советского правительства о возвращении в СССР из Финляндии, к которой в то время относился поселок Куоккала, где прославленный живописец много лет прожил и где похоронен...

- В одном из писем Репину Чуковский убеждал его всего лишь ненадолго отложить приезд в СССР, когда Илья Ефимович с опозданием получил приглашение на собственную юбилейную выставку в Русском музее. Корней Иванович обсуждал с ним возможность продлить выставку, что позволит выиграть время для оформления визовых документов. Это было в 1925 году, а в 1940-м письмо, выхваченное из контекста переписки, попало в руки советских искусствоведов.

С Сергеем Михалковым, 1963 год. «Корней Иванович утверждал, что «детский писатель должен быть счастлив»

Фото «РИА Новости»

Один из них, Иосиф Бродский, племянник художника Исаака Бродского, ученика Репина, выдвинул Чуковскому политическое обвинение в том, что тот якобы отговаривал великого живописца вернуться на родину. Но Репин передумал воз­вращаться сам - после того как ОГПУ начало преследовать его дочь Татьяну. У нее конфисковали все имущество в родовом имении Репиных под Витебском, требовали оплаты неподъемных налогов за владение имением, держали под арестом, не разрешали выехать к отцу, едва не сослали в Сибирь. Корней Иванович пытался ей помогать, писал Ворошилову. В конце концов, Татьяне с семьей удалось вырваться в Финляндию.

- Илья Ефимович был значительно старше Чуковского. На чем держалась их крепкая и долгая дружба?

- Оба они из Украины, и это их сближало. Репин был старше, опытнее, знаменитее, а вот молодого Чуковского все же заметил. Начав неплохо зарабатывать, Корней Иванович снял дачу на лето в поселке Куоккала, который уже был освоен для отдыха многими известными людьми. Чуковские арендовали дом у отца художника Юрия Анненкова (кстати, повзрослев, Юрий Павлович стал первым иллюстратором сказки Чуковского «Крокодил»). Репин же, человек практичный, с крестьянской хваткой, посоветовал Корнею Ивановичу построить собственный дом. На это у Чуковского средств не было, и тогда Илья Ефимович предложил ему деньги взаймы и взялся лично проследить за строительством.

Какое-то время опальный Александр Солженицын жил на даче у Чуковского в Переделкино, 1969 год

Чуковского, конечно, тяготил этот долг, который к тому же из-за падения рубля в начале Первой мировой войны значительно возрос. Но Илья Ефимович к его финансовым трудностям относился с пониманием. Корней Иванович в свою очередь заботился о детях Репина, оставшихся в СССР, редактировал его книгу «Далекое-близкое» и прикладывал усилия к тому, чтобы выполнить требование художника: в книге должно быть соблюдено старое правописание, с «ъ». Кстати, издали ее только после смерти Репина.

- Частым гостем в доме вашего деда в Куоккале был Владимир Маяковский. А потом они вдруг рас­сорились. Правда ли, что молодой и дерзкий поэт оказывал знаки внимания жене Чуковского?

- Этого я не знаю. Но все они были молодыми, интересными, талантливыми людьми - почему бы и нет? Дед рассказывал о своем знакомстве с Маяковским. Как критик он следил за появлением новых имен в литературе, необычные стихи его заинтересовали. Чуковский решил разыскать автора, чтобы познакомиться, но в литературных кругах тот не вращался. Корнею Ивановичу подсказали, что поэта можно найти в таком-то ресторане. Чуковский застал Владимира Владимировича за игрой в бильярд и принялся рассказывать, что ему нравится в его стихах, а что он считает неудачным. Маяковский, не отрываясь от бильярда, спрашивает: «А зачем вы мне все это рассказываете?

С актрисами Риной Зеленой и Софьей Бирман, Переделкино, 1960 год

Фото «РИА Новости»

Вы пойдите вон к тому столику и расскажите обо мне человеку, сидящему за ним». Корней Иванович удивился: «А кто этот господин?». - «Дело в том, что я ухаживаю за его дочкой, - ответил Маяковский, - дочка уже знает, что я гениальный поэт, а папаша все еще сомневается». С этого началась их доверительная дружба.

- Простой читатель знает Чуковского в основном как детского поэта. Но ведь он вошел в историю литературы и как серьезный критик. Не осложнял ли этот статус его отношения с великими современниками?

- Это был определенный жанр, допускавший язвительность по отношению к писателям и поэтам, что только привлекало к ним читательский интерес. «Две души Горького», «Ахматова и Маяковский», «Книга об Александре Блоке»... Критика его могла быть даже злой, но ничего общего не имела с политическими обвинениями, целью которых было моральное и физическое уничтожение оппонента. В ответ на критику Чуковского Маяковский, к примеру, отшучивался так: «Что ж ты в лекциях поешь, будто бы громила я? Отношение ж мое самое премилое».

- Но серьезное советское государство и к критике относилось серьезно, ироничных изгибов мысли, видимо, не ценило. Многолетний труд Чуковского о Некрасове вызвал гнев самой Надежды Крупской...

- Крупская усмотрела тайный смысл и в детских стихах Корнея Ивановича. Будучи заместителем наркома просвещения РСФСР, она со страниц «Правды» потребовала запретить «чуковщину» - так что даже Горькому пришлось за него вступаться с ответным «Письмом в редакцию». А Корней Иванович через «Литературную газету» вынужден был отречься от своих детских сказок.

- Неужели Тараканище показался Крупской подозрительно похожим на Сталина, а Муха-Цокотуха в ее глазах выглядела эдакой мещанкой-стяжательницей?

- Как ни абсурдно... Вторая волна травли Чуковского началась в 1944-м, после того как «Мурзилка» напечатала сказку «Одолеем Бармалея», позже разгромной критике подверглась сказка «Бибигон».

- Корней Иванович очень переживал или же к этим нападкам относился философски?

- Поймите, он не был начинающим литератором - свою популярность, литературную репутацию Чуковский заработал еще до революции. Дед слыл знаменитым критиком, к нему с большим уважением относились Горький, Леонид Андреев, Маяковский, Ахматова, Блок, Репин. Он принадлежал к элите русского искусства. А для Крупской и ей подобных оставался врагом, работавшим во враждебной печати. Из борьбы с цензурой, которая продолжалась всю его жизнь, Корней Иванович, конечно, вышел победителем, но с большими потерями.

Из книги «Воспоминания о Корнее Чуковском».

Наталья Костюкова.

«1 марта 1944 года в «Правде» появился большой подвал под вызывающе грубым названием «Пошлая и вредная стряпня К. Чуковского». В своей разносной статье П. Ф. Юдин - крупный партийный начальник, академик, директор Института философии АН СССР писал: «К. Чуковский в мир зверей перенес социальные явления, наделив зверей политическими идеями «свободы» и «рабства»... Понятно, что, кроме пошлости и чепухи, у Чуковского из этой затеи ничего не могло получиться, причем чепуха эта получилась политически вредная».

По моим тогдашним наблюдениям эта статья никак не повлияла на популярность К. И. среди населения, читающего его книги, ее просто не заметили. А вот на благосостояние, полностью зависящее от печатания его трудов, статья очень повлияла. Перестали печатать, отобрали «академический паек».

«ИНОГДА ДЕДУ КАЗАЛОСЬ, ЧТО ТУЧИ НАД НИМ СГУЩАЮТСЯ, А МАРШАК, БУДУЧИ ГОРАЗДО ВЫШЕ ПО РАНГУ, МОГ БЫ ЕГО И ЗАЩИТИТЬ, НО НЕ ДЕЛАЛ ЭТОГО»

- Правда ли, что непростые отношения у Корнея Ивановича были и с собратом по литературному цеху детским поэтом и переводчиком Маршаком?

- Мне трудно судить об их отношениях. Я застал Маршака уже стариком. Как-то в моем присутствии в Барвихе у Самуила Яковлевича случился спазм, и поскольку поблизости никого не было, мне пришлось взять его на руки и нести в палату. Он весил, как ребенок...

Знаю, что Корней Иванович много помогал Маршаку в самом начале его пути. Иногда деду казалось, что тучи над ним сгущаются, а Маршак, будучи гораздо выше по рангу в этой несуществующей иерархии, мог бы его и защитить, но не делал этого. Хотя Маршак защищал, конечно, но, может, не всегда. По-моему, они друг друга очень хорошо понимали и были словно из одного «теста». Одинаково любили английскую литературу. Правда, старт у них был разным - Чуковский с трудом выучился на медные деньги, Маршак же, который вырос в обеспеченной семье, окончил одну из лучших петербургских гимназий, учился в Англии.

Из книги «Белый волк».

Евгений Шварц.

«Все анекдоты о вражде его с Маршаком неточны. Настоящей вражды не было. Чуковский ненавидел Маршака не более чем всех своих ближних. Просто вражда эта была не всем понятна, и потому о ней рассказывали особенно охотно. Во время съезда Союза писателей, узнав, что Маршак присутствовал на приеме, куда Чуковский зван не был, этот последний нанес счастливцу удар по своей любимой системе.

- Да, да, да! - пропел Чуковский ласково. - Я слышал, Самуил Яковлевич, что вы были на вчерашнем приеме, и так радовался за вас, вы так этого добивались!».

- В конце 50-х, когда советских детей воспитывали в духе строжайшего атеизма, Корней Иванович привлек писателей к составлению Библии, адаптированной к детскому восприятию. «Дети с удовольствием принимают сказочное бытовое христианство», - писал он. А был ли сам Чуковский человеком верующим?

- Я считаю, что на этот вопрос ни за кого ответить нельзя. Но поскольку дед учился в гимназии, Закон Божий должен был знать назубок. Когда возникла идея «Вавилонской башни», он поручил каждому детскому писателю написать по отрывку, сам редактировал текст. Ему хотелось дать детям понимание основ нашей христианской культуры. Дело это оказалось трудное, потому как цензура была строгой, хоть автору и удалось ее во многом обойти. Слово «Бог», к примеру, требовали писать только с маленькой буквы, как можно реже его упоминать. Эта книга, кстати, переиздавалась потом очень часто.

- Корней Иванович утверждал, что «детский писатель должен быть счастлив». Вы считаете, ему самому удалось подтвердить эту формулу?

- Человек, написавший такие строки: «Рады, рады, рады белые березы, и на них от радости вырастают розы», должен был находиться в особом состоянии души. Он писал для детей, и это приносило ему радость. О том, как травили поэта и критика Чуковского, мы с вами уже говорили. А что касается личной жизни... Подумайте только - он пережил троих своих детей: 11-летней от туберкулеза умерла Мурочка, в войну погиб Борис (несмотря на бронь инженера по гидротехническим сооружениям, он пошел в ополчение и погиб под Москвой), когда Корнею Ивановичу было 80 с лишним, не стало моего папы. И бабушка моя ушла из жизни раньше деда на 14 лет.

Увы, он знал, что такое страдания, может, именно поэтому находил счастье в общении с детьми и сочинительстве для них. Он умел найти общий язык с ребенком любого возраста и легко управлял целыми пионерскими отрядами, которые съезжались к Чуковскому в Переделкино. Кстати, его собственные дети не были приучены к публичности и всякий раз, когда Корней Иванович шагал навстречу очередной школьной делегации, мой папа и Лидия Корнеевна старались тихонько уйти из дома.

- Вам наверняка приходилось участвовать в знаменитых кострах, которые Чуковский устраивал для поселковых ребят и писательских детей в Переделкино...

- О, у каждого из членов нашей семьи были свои важные задачи. Лично мне поначалу доверялось собирать в специальный ящик шишки, которые заменяли гостям входные билеты. Плата за вход - пять шишек. Потом я дорос до того, что вместе с братом Евгением мы зажигали костер, для чего сами придумали систему автоматического воспламенения. Костры зажигались два раз в год - в начале и в конце лета. Дед, как никто другой, обладал умением сплачивать вокруг себя. С присущей ему артистичностью Корней Иванович создавал атмосферу большого праздника, разбрасывая вокруг конфеты в ярких обертках.

- На кострах Чуковского с удовольствием бывали ведь не только дети...

- Приходили и актеры, и детские писатели, и поэты: Борис Заходер, Лев Кассиль, Сергей Михалков, Рина Зеленая, Агния Барто, Елена Благинина, Сергей Образцов. На дачу к Кассилю приезжал его большой друг Аркадий Райкин - ему необходимо было уединиться, чтобы разучивать тексты. А с ним - его семья. Помню, маленький Костя Райкин показывал этюд «Мышка».

«ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ ПОСЛЕ СМЕРТИ ЧУКОВСКОГО С НИМ «РАСПРАВИЛИСЬ» ЧЕРЕЗ ЛИДИЮ КОРНЕЕВНУ - ЕЕ ИСКЛЮЧИЛИ ИЗ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ СССР»

- Вы общаетесь с друзьями переделкинского детства?

- Все переделкинцы поддерживают отношения, интересуются друг другом - общее детство, общая молодость. Многие писательские дачи сегодня в плачевном состоянии. Там живут уже совсем другие люди, и это история, не имеющая отношения к прежнему Переделкино. И только две дачи стали литературными музеями - Пастернака и Чуковского, кстати, самый посещаемый из литературных музеев страны. На экскурсию записываются на год вперед. Школьники и сегодня едут к Чуковскому целыми автобусами. Так что вниманием Корней Иванович не обижен. Доказательство тому - интерес и вашего издания.

- Говорят, Чуковский при жизни составил список людей, которых на свои похороны просил не приглашать. Много ли фамилий входило в этот перечень?

- Никакого списка Корней Иванович не составлял. Я помню, дед иронизировал: «Если на моей могиле кто-то скажет: «Его путь был сложным и противоречивым», разрешаю дать ему по физиономии». Чтобы попрощаться с ним, собралось очень много народу. Но милиции - еще больше. В Центральный дом литераторов можно было войти только по пропускам. Власти опасались появления и возможного выступления опального Солженицына, которого Чуковский пригласил пожить у себя на даче незадолго до смерти. Церемонию прощания торопились свернуть как можно скорее, но вдруг внесли венок от самого Косыгина, председателя Совета Министров СССР, и организаторы похорон растерялись.

После того как церемония завершилась, с оказией было получено письмо от Солженицына. Он писал: «Когда... я узнал, что это будет долгий официальный обряд... во мне как оборвалось: я представил себе этих официальных ораторов... и почувствовал, что нет моих сил там присутствовать, что просто страшно умирать неопальным.

...Я с Вами душевно. Понимаю Ваше горе и внезапную пустоту. Корней Иванович так свежо держался, что казался уже вечным и как бы занимал престол литературного патриарха - а кто ж другой?

Мне он много и бесстрашно помог в самые тяжелые для меня месяцы. И многим помогал. Добрая ему память!».

- Как сложилась судьба потомков Чуковского?

- Через нес­колько лет после смерти деда с ним «расправились» через Лидию Корнеевну - ее исключили из Союза писателей СССР. Дочь ее, Елена Цезаревна, успешный ученый-химик, согласно завещанию Чуковского, стала его литературной наследницей и делает очень много для сохранения наследия всех Чуковских - и самого Корнея Ивановича, и Лидии Корнеевны, и моего отца Николая Корнеевича, который также был писателем. Этой работе она вынуждена была посвятить себя полностью, распрощавшись с наукой.

Один из внуков Чуковского - Евгений, сын погибшего Бориса, воспитывался в доме деда, а когда не стало бабушки, - в нашей семье. Он женился на дочери Шостаковича Галине, был очень талантливым телеоператором, но умер рано - в 60 лет. Это единственный внук Чуковского, не доживший до наших дней. Старшей внучке Корнея Ивановича Наталье Николаевне - 88 лет, она профессор-вирусолог, до сих пор работает, как и я, как и мой брат, Николай Николаевич, который преподает в Институте имени Баумана. Эта работо­способность, наверное, заложена в нас Корнеем Ивановичем.

- А вы много лет посвятили Центральному телевидению, затем перешли на «Мосфильм», где сняли первый биографический фильм о Корнее Чуковском «Огневой вы человек!». Поработав над этой лентой, вы стали лучше понимать деда?

- Мне кажется, для правильного понимания, что за человек был Чуковский и как жилось ему в его времени, нужно вдуматься в сказанную им фразу: «Я работал во всех литературных жанрах, кроме жанра доносов».



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось