Джазмен Георгий ГАРАНЯН: «Когда Высоцкий выложил мне подписанный наряд на запись 24 песен, у меня челюсть отвисла. Думаю, за него замолвила словечко Марина Влади, которая была членом Французской компартии»

всю жизнь занимался джазом и больше ничем. Когда-то он, обладатель инженерного диплома, поступил на дирижерские курсы при консерватории и окончил их, сдав все экзамены экстерном. Много позже он основал ансамбль «Мелодия», который долгие годы оставался лучшим джазовым коллективом Советского Союза и абсолютно соответствовал уровню мировых стандартов. Сейчас о нем, народном артисте России, говорят: «Какая свадьба без баяна, какой джаз без Гараняна?!».

«ТЕ ЖЕ СОВЕТСКИЕ ЧИНОВНИКИ, КОТОРЫЕ СРАЖАЛИСЬ С ДЖАЗОМ, ПОТОМ ОТПРАВИЛИ МЕНЯ А ГРАНИЦУ ЕГО ИГРАТЬ»

— Георгий Арамович, вы — представитель первого послевоенного поколения советских джазменов. А как начинали свою профессиональную карьеру?

— Я окончил станкостроительный институт имени Сталина, но инженером ни одного дня не работал: пошел сразу в музыкальные коллективы. Мне несказанно повезло: в середине 50-х — ровно полвека назад! — меня заметил Олег Леонидович Лундстрем и пригласил в свой оркестр на место «шестого саксофона». Весь его биг-бенд состоял из шанхайцев — русских эмигрантов, живших в Китае и решивших вернуться на родину. Я там был первым советским человеком. Специально для меня создали место...

— Не секрет, что многие ваши ровесники в те годы поплатились за любовь к джазу: были преследования, гонения... Вас чаша сия миновала?

— Я был настоящим советским оптимистом. У меня нет тягостных переживаний: раз мне запрещают играть джаз, то все!.. Не знаю почему, но мое окружение это воспринимало нормально: ну и ладно, здесь мы не будем играть... А здесь будем!

Меня такая ситуация совершенно не удручала. Могу даже рассказать анекдот по этому поводу: как-то собрали в райкоме партии людей и давай им объяснять, как и почему народу лучше жилось после 1917 года, а не до него, когда все фабрики и заводы принадлежали проклятым капиталистам и вообще свирепствовал царизм. Какой-то старик задумался, и лектор давай у него допытываться: «Вот вам когда-то жилось лучше?». А он: «Конечно, до 17-го года». — «Почему?». — «Потому что до 17-го я еще как мужчина функционировал...». Так что все очень просто: мы были молодыми...

— Скажите, а чего вам тогда не хватало для счастья?

— Тогда у каждого уважающего себя джазмена была почти недосягаемая мечта: американская аппаратура Hi-Fi. Если на ней было написано: «Произведено в Японии», мы считали — нет, это халтура. Правда, потом начался другой крен: искали только японское и, когда видели, что изделие штатовское, фукали и кривились.

— Если не ошибаюсь, в 65-м вас впервые пригласили на Международный джазовый фестиваль в Прагу.

— Да. Это был практически первый серьезный выезд российских джазовых музыкантов за рубеж. Фестиваль получился шикарный! Кого там только не было — вплоть до Луи Армстронга... Знаете, в голове до сих пор крутятся куплеты конферансье Велюрова из картины «Покровские ворота»: «Был на конкурсе я джаза, обалдел от джаза сразу: буги-вуги, самба-мамба, чувствую, приходит амба!».

— И как вас принимали?

— Не буду хвастаться тем, как хорошо для нас все прошло, как меня поставили в один ряд с великими и дали сколько-то там баллов, — это неважно. Главное — увиденное совершило у меня в мозгах настоящий переворот. Потому что у нас хоть и была «оттепель», но джаз еще не очень-то играли — так, где-то незаметно и неслышно потихоньку поигрывали. Меня потрясло, что те же советские чиновники, которые неистово сражались с джазом, отправили меня за границу его исполнить и велели играть лучше всех!

«МИЛЛИОНЕР БАБАДЖАНЯН ОЧЕНЬ ПЕРЕЖИВАЛ, ПРОИГРАВ МНЕ ПЯТЬ РУБЛЕЙ В ПРЕФЕРАНС»

— В вашем репертуаре в основном джазовая классика — сладкая, проверенная временем.

— Мне пришлось в своей жизни участвовать во многих проектах: авангардных и старинных диксилендах. Ансамбли, в которых я работал и которыми руководил, на профессиональном жаргоне называются «черными», то есть для черной работы. Это значит, что они обязаны были играть все: сегодня — джаз, завтра — эстрада, потом приходит Шнитке и говорит: «Давай запишем первую симфонию». Мы все это делали...

Когда я еще играл на саксофоне у Юрия Саульского — был такой самодеятельный оркестр под его управлением в Центральном доме работников искусств, — он очень много и исполнял, и писал, так сказать, патриотических песен. А однажды взял и сочинил «Черного кота»! Без малого 50 лет этой песне, а она до сих пор популярна! Кстати, я недавно сделал новую аранжировку и записал ее на пластинку. Туда же вошли и другие хиты моей молодости, такие, как «Шагает солнце по бульвару», «Королева красоты» Арно Бабаджаняна в исполнении Муслима Магомаева...

И с Арно Арутюновичем, и с Борей Карамышевым мы тоже работали. Во-первых, конечно, на Всесоюзной студии грамзаписи «Мелодия», а во-вторых, во время совместных концертов на стадионах. Помню, однажды выступали в Ереване на столичном стадионе, а в перерывах играли в преферанс. Как же Арно переживал, проиграв мне пять рублей.

— Так это, насколько я понимаю, тогда были неплохие деньги!

— Действительно, были. Но Арно мог себе такие траты позволить, он ведь уже слыл миллионером. Например, купил старую подержанную американскую машину, довел ее, как говорится, до кондиции и с шиком гонял на ней по Еревану. Нам он с юмором рассказывал: «Это для того, чтобы все говорили: вот, мол, какой на Кавказе простой армянский композитор!..».

— Ваш ансамбль «Мелодия» — единственный оркестр, записавший несколько пластинок с опальным Владимиром Высоцким. Как вам это удалось?

— В 73-м году он, уже знаменитый на всю страну актер и певец, подошел ко мне в Доме звукозаписи на Качалова и предложил записать два диска с его песнями. Я в ответ: «Ха-ха! Как это может быть? Тебе и с концертами еле-еле и лишь непонятно где позволяют выступать...». А он: «Все в порядке. Не веришь?». И выложил подписанный наряд на запись 24 песен! У меня челюсть отвисла... Думаю, за него замолвила слово Марина Влади, которая была членом Французской компартии, причем нерядовым. Видимо, советские власти не смогли ей отказать.

Записать-то мы песни записали, а выпускать их никто не хотел — все боялись брать на себя такую ответственность. Вдобавок на это тоже требовался новый подписанный наряд. Ох и долго тянулось это!.. Режиссеры по одной песне расхватали записи и потихонечку выпускали: сегодня — одну, завтра — другую, послезавтра — третью. Зная об этом, Володя был просто счастлив... Кстати, работоспособность у него была потрясающая! Мы по 10 часов работали без перерыва и просто валились с ног от усталости, а он в небольших паузах брал в руки гитару и играл для нас: «про Мишку, которого не пустили в Израиль», потому что у него не все слава Богу было в пятой графе, «про польский город Будапешт»...

Как-то во время записи у нас в студии оказалась группа артистов из Большого театра. До сих пор помню, как мэтры классики просто валились от смеха, впервые услышав Володину песню «Гимнастика».

— Прежде чем перейти к следующему вопросу, уточню для читателей: вы первым из российских джазменов получили звание народного артиста России, затем Госпремию.

— Вообще-то, мне не меньше, чем премия, нравится народная оценка работы музыканта. Я эту формулировку в какой-то советской картине услышал: «А ты действительно большой музыкант! Мог бы даже в пивной деньги зарабатывать!..». Однажды и мою игру таким способом одобрили.

«САКСОФОН — САМЫЙ СЕКСУАЛЬНЫЙ ИНСТРУМЕНТ»

— Есть старая формула: блюз — это когда хорошему человеку плохо, а попса — это когда плохому человеку хорошо. Тем не менее вы согласились участвовать в проекте «Фабрика звезд» на Первом российском канале?

— Да, в качестве педагога.

— И как вам ваши новые ученики?

— Они достойные ребята и занимаются очень важным делом. Кому-то же надо их учить. В данном случае это делаю я — посвящаю их немножко в какие-то джазовые тонкости. Это, может быть, не всем будущим поп-звездам нужно, но кому-то, возможно, и понадобится. Во всяком случае, они с восторгом поют со мной джазовые песни. Я намереваюсь привезти своих музыкантов с тем, чтобы мы вместе поимпровизировали.

Кстати, на этом проекте был один парень черненький, Джемом его звали. Мне он очень понравился, но, как вы знаете, из «Фабрики» периодически кого-то выкидывают. Мне всех их безумно жалко, несмотря на то что это заранее оговорено в условиях, но Джема особенно, так как он очень хорошо пел песни Стива Уандера. Так я взял его к себе в консерваторию на концерт, и он там спел под рев восхищенной публики.

Будь я на месте этих ребят, независимо от того, попаду куда-либо дальше или не попаду, пользовался бы предоставленными возможностями изо всех сил. А возможности потрясающие: куча педагогов, аппаратуры, всего — на, учись! Учись! Считай, что ты выиграл в лотерею путевку в школу, где тебя очень многому научат. Что еще может быть лучше?!

— Интересно, у вас есть любимый музыкальный анекдот?

— Знаете, сейчас музыканты зарабатывают крайне мало, поэтому вынуждены играть в нескольких оркестрах — об этом и анекдот. Дирижер одного из оркестров уехал на гастроли. В оркестр вызвали другого, со стороны. Он приступил к репетициям, но видит, что у него каждый день в оркестре сидят разные музыканты. Бедняга прямо извелся: постоянно кого-то нет, что ни день — замены. И вдруг видит: один музыкант все время ходит на репетиции. «Как я рад, — говорит, — что хоть вы у меня постоянно работаете, а то с остальными такая текучка...». А музыкант отвечает: «Я вам, маэстро, признателен за добрые слова, но должен вас огорчить: завтра на концерте меня не будет!..».

В общем, я хорошо понимаю музыкантов и редко препятствую, если им нужно выступить где-то в ином месте, стараюсь делать какие-то отдельные программы, другие вещи. Просто даю понять и хочу, чтоб они твердо знали: это место работы у них основное.

— Как руководитель нескольких оркестров вы какие требования предъявляете?

— Мне всегда нужны музыканты, которые умеют играть все и не задают вопросов. Это, конечно, шутка, но в ней только доля шутки. С гордостью могу сказать, что сегодня в оркестре работают и выпускники Гнесинки, и мои нынешние студенты, которые уже кое-чего добились. Как Стас Должков, в апреле получивший вторую премию на Всероссийском конкурсе джазовых исполнителей.

— Почему, на ваш взгляд, женщины в джазе преуспевают меньше, чем мужчины?

— Смотря в чем. Например, я практически не знаю в Москве джазового вокалиста-мужика, который бы устраивал меня на 100 процентов. А вот женщины, которые хорошо поют, есть: и Аня Бутурлина, и Ира Родилес... Одна из них в моем оркестре сидит: Наташа Смирнова. Она не только здорово на рояле играет, но и поет так, что год назад на конкурсе джазовых вокалистов в Финляндии получила звание лауреата.

— А как у вас, простите, в смысле жен¬ской джаз-семейственности?

— У меня в семье действительно одни женщины. И дочки мои занимались музыкой, но когда выяснилось, что музыка мешает школе, бросили ее. Но слушают игру других с удовольствием! Особенно когда играет их отец.

— Хоть вам и 73, выглядите вы очень молодо, энергично. Это не потому, что джаз — самый сексуальный жанр музыкального искусства?..

— ...А саксофон — самый сексуальный инструмент. Не буду забираться в дебри, тем более что это не музыкальная тема. Думаю, наше дело — играть, а вам, девушкам, судить, насколько это сексуально...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter