Долги, которые мы никогда не вернем

Виталий КОРОТИЧ

У каждого из нас есть долги, которых мы никогда не вернем, и люди, с которыми никогда не разочтемся. Сейчас, когда огромная часть нашей молодежи стала поколением сирот, не знающих своих предков, я все чаще думаю о собственных матери и отце и все больше по ним тоскую.

Недавно, возвращаясь с киевского кладбища, куда я ходил, чтобы с ними поговорить, вспомнил день, когда вроде бы исполнилось полвека их браку. Огромная совместная жизнь родителей была позади, но они не праздновали юбилея, попросту внезапно споткнулись об эту дату, обнаружив брачное свидетельство в столе. Ненадолго что-то сдвинулось в их времени, обрушился и вспомнился целый слой забытых событий, но обыденность преобладала, не окрасив воспоминаний в карнавальные тона.

Мои родители прожили долгие непраздничные жизни. Две мировые войны, несколько войн поменьше, сопутствующие им голодухи с революциями — все это спрессовалось, перемешав даты и оставив общее неласковое впечатление о минувшем времени, в котором легко не было никогда. В центре родительских жизней был я. Они прикрывали меня и вели сквозь лабиринты своих дней — только со временем я начал понимать, чего это им стоило.

Конечно же, была у них и личная жизнь, с загулами и раскаяниями, скандалами и прощениями, голодовками, пирами, смертельными опасностями и чудесными спасениями. Я никогда не слышал, чтобы родители говорили, кем были они друг для друга. Они так срослись жизнями, что их взаимная зависимость стала повседневной. Еще они были зависимы от меня — так же, как я от них, но понимание этого пришло ко мне не скоро. Родители почти ничего не праздновали, воспринимая жизнь, как бескрайнее общее поле, на котором важно не заблудиться и не потерять друг друга из виду. Они не любили одиночества, но часто оставались наедине с собой, потому что и родственники, и я, единственный сын, нередко уходили, исчезали из их поля зрения.

Я никогда не думал о том, как и зачем родители воспитывали меня, только теперь понял, как важно, что все советские годы у нас в доме не было радио. Отец, никогда не говоря об этом напрямую, настойчиво вращивал в меня умение мыслить самостоятельно, защищал от пропагандистских трещоток. Мама пела мне песни, непохожие на те, что гремели в репродукторах на улице, и бесконечно важно, что в моей памяти остались нестандартные слова.

Исподволь родители внушили мне терпимость к другим культурам и нациям, совершенно библейское представление о том, что нет «ни эллина, ни иудея», а есть хорошие и плохие люди. Надежно усвоенные отцовские беседы-лекции по истории Украины воспитали убеждение, что историческая память и национализм — совершенно разные понятия по определению, никто меня с тех пор, ни в Киеве, ни после Киева, не переубедил в обратном. Еще я запомнил, как меня приучали не раздражаться обилию дураков в окружающем мире. Ведь дураки были разные — агрессивные и такие, которые умиляли, дураки от рождения и по воспитанию.

В общем, мир, к которому меня приучили, оказался совсем не плох. Надо было пореже попадать в те места, где люди целенаправленно наполняют его дерьмом, и не впадать в панику от жизненных неурядиц. Следовало научиться достойно жить в предлагаемых обстоятельствах, и родители обучали меня этому искусству каждым своим поступком и каждым словом. К сожалению, я не всегда был послушным учеником, а теперь, когда ощущаю все большую зависимость от родителей, обращаю к ним слова благодарности, хочу сказать еще больше, но не уверен, что мама и отец слышат меня.