Исследователь истории СССР Роберт КОНКВЕСТ: «Глубочайшая посредственность сочеталась в Сталине с могучей силой воли, и эта комбинация породила монстра»

Алла АЛЕЕВА. Интернет-издание «ГОРДОН»

Нелегальная перевозка книг Конк­веста через границу СССР приравнивалась к преступлению. И все же какими-то неведомыми путями они просачивались к нам, и мы верили искренности автора и вдохновлялись прочитанным: «Правда и человечность, как бы свирепо они ни подавлялись, так и не вытоптаны до конца». В те благословенные времена еще не подвергалась сомнению самоценность искренности, гуманизма и бескорыстия. Роберт Конквест не дожил двух лет до своего столетия, но успел увидеть плоды всех своих трудов.

«КАЖДОГО, КТО ЛЮБИТ РУССКИЙ НАРОД, ГЛУБОКО ТРОГАЕТ ЕГО ТРАГИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ»

Свою главную и самую известную историческую книгу «Большой террор» (до нее он уже издал труды «Власть и политика в СССР» и «Советская депортация народов») Конквест начал писать в 1964 году, на излете хрущевской оттепели. Писал долго — три года, зато она вышла очень кстати — к событиям «Пражской весны» — и в очень короткие сроки оказалась на книжных прилавках всех континентов.

В то время это был наиболее полный отчет о второй половине 30-х годов в Советском Союзе. Хотя уже был опубликован «Один день Ивана Денисовича» Солженицына (кстати, в 70-е Конквест окажет ему содействие в издании за рубежом), еще никто в СССР не пытался провести системное исследование сталинского террора.

Конквест понимал, что намного лучше, если бы таким исследованием занялись советские ученые, но в то время это не пред­ставлялось возможным.

Британский историк не был злопыхателем и очернителем, а писал свои книги из желания помочь: «Каждого, кто любит русский народ, глубоко трогает его трагическая история». В предисловии к «Большому террору», в 1974-м изданному на русском языке во Флоренции, автор выразил надежду, что его труд утешит тех, кто выжил после кровавого хаоса: их имена и личные трагедии не вычеркнуты из памяти человечества. «Он был поэтом, но с цифрами в руках. Он был иностранцем, но все понимал про Россию», — скажут о Конквесте в передаче «Радио Свобода», посвященной 40-летию выхода в свет «Большого террора».

Однажды Конквеста спросили, что он думает о Сталине. «В нем глубочайшая посредственность, — ответил он, — сочеталась с могучей силой воли. И эта комбинация породила монстра». Не только сон разума, но и его ограниченность рождают чудовищ, величина их злодейства пропорциональна их силе воли.

«ОСТАНОВИСЬ, БОБ. СКОЛЬКО МОЖНО ПРОБОВАТЬ?..»

Роберт Конквест был двоюродным правнуком Бенджамина Франклина, чей портрет кисти Дюплесси вот уже 101 год неизменно украшает стодолларовую купюру. При желании можно обнаружить внешнее сходство одного из отцов-основателей США и его потомка-зачинателя антисоветской истории. Человек с аристократической родо­словной был книгочеем и полиглотом, что не мешало ему в годы студенчества от души шалопайствовать и допоздна засиживаться не в библиотеке, а в баре за сочинением непристойных стишков.

Люди, хорошо знавшие зрелого Конквес­та как любителя удовольствий с изящным чувством юмора, удивлялись, что большую часть своей жизни он занимался страшными событиями ХХ века?

Что побудило автора шести поэтических сборников, научно-фантастического романа, повести, книги литературной критики заняться анализом советской действительности? Может, символичное совпадение, что он родился в революционном 1917-м? Или то, что 20-летним студентом вступил в компартию и пробыл в ней аж чуть больше года? Или то, что примерно тогда же отправился с берегов Туманного Альбиона отдохнуть на черноморское побережье в Одессе, попав аккурат в разгар «большого террора»? Или, может, еще теплее — в 1942-м, сломав ногу на военных учениях, Роберт устроился в «Школу славянских и восточноевропейских исследований» и всего за четыре месяца овладел болгарским?

Вполне логично, что ввиду таких успехов его направили связным офицером в войска взаимодействия с Советской Армией на Балканах и после войны оставили в пресс-службе британского посольства в Софии. Здесь, будучи женатым на анг­личанке и имея от нее двоих сыновей, Конквест влюбился в болгарку Татьяну Михайлову, помог ей бежать на Запад и женился на ней. Судьба то исподволь, то явно готовила Роберта к будущему призванию.

Из болгарского периода биограф Конк­веста Эндрю Браун сделал вывод: «Советский коммунизм потерял еще одного сторонника и приобрел будущего своего ниспровергателя». Работа в отделе Форин-офиса по борьбе с советской пропагандой дошлифовала его профессиональный антикоммунизм.

А с Татьяной Михайловой брак продлился всего несколько лет. Она оказалась больна шизофренией. Не очень повезло ему и в третьем браке. Наконец, сердце его успокоилось в четвертом. Новая супруга была американкой, на 26 лет младше, и 61-летний Конквест, как шелковая ниточка за стальной иголочкой, переместился в Калифорнию, оставшись подданным Великобритании.

Узнав о новой женитьбе, один из друзей сказал ему: «Остановись, Боб. Сколько мож­но пробовать?..». — «Ну, в последний раз... на дорожку», — ответил он.

«А Я ВАМ ЧТО ГОВОРИЛ, ДУРАКИ ЧЕРТОВЫ?»

Более чем 20-летнее его писательство на темы советской истории заметил и 40-й пре­зидент США Рональд Рейган. Заданная им тема «подготовить американский народ к советскому вторжению» все же оказалась непрофильной для Конквеста, и его топорно на­писанная брошюра — «Что де­лать, когда придут русские? Руководст­во по выживанию» — вышла в соавторст­ве с не­ким Джоном Менчипом Уайтом. Похоже, это было то предложение, от которого не­воз­можно отказаться, и роль Конквес­та, хорошего литератора, в данном случае свелась к представительству свадебного генерала.

Несравненно больше ему повезло с дру­­­гой высокопоставленной особой. Она пришла к нему еще совсем молоденькой, попросила совета, сказала, что интересуется Советским Союзом и его общест­венным строем. Конк­вест заметил, что у молодой леди незаурядный ум, и они подружились. Это оказалась Маргарет Тэтчер. Роберт стал ее негласным советником и ос­та­вался им все время, пока будущая «железная леди» взбиралась по карьерным ступеням и укреплялась на вершине влас­ти. Считается, что Роберт Конквест повлиял на многие решения британского премьер-министра. Возможно, и на ее благосклонное отношение к Горбачеву.

К началу перестройки и развалу Советского Союза Конквест подгадал с книгой «Жатва скорби: советская коллективизация и террор голодом», которую посвятил последней жене Элизабет Нис.

Тема Голодомора стала ведущей в ук­ра­инской политике периода Независимос­ти. Когда открылись архивы советских спецслужб, стало ясно, что некоторые факты у Конквеста изложены не вполне точно. Однако до тех пор он оставался едва ли не самым большим авторитетом в сфере изучения со­ветской репрессивной системы.

Его последняя книга «Размышления об истерзанном столетии» выглядит пессимистичнее предыдущих. Конквест пришел к мрачному выводу: корни катастроф ХХ века гнездятся в идеях, «которые обещали решить все проблемы, но оказались ошибочными или иллюзорными, затмили умы, исказили социальные движения и опустошили целые страны». Однако никакого рецепта от зловредных идей Конквест не предлагает. Таких рецептов попросту не существует, а значит, ХХ столетие может оказаться не са­мым кровавым и разрушительным.

Впрочем, Роберт Конквест — тот редкий счастливый тип ученого, чьи идеи не опередили, а пришлись его столетию ровно впору.

К 40-летию книги «Большой террор» редакторы предложили автору осовременить название. Недолго думая, он предложил назвать ее так: «А я вам что говорил, дураки чертовы?». На самом деле, вместо «чертовы» Конквест употребил словцо покрепче.