В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Люди, годы, жизнь...

Виталий КОРОТИЧ. Уходящая натура, или Двадцать лет спустя

11 Марта, 2011 00:00
Часть XII. Эдвард Радзинский
Часть XII. Эдвард Радзинский

(Продолжение. Начало в № 51, 52 (2010 г.), в № 1-9)

НУ И КАК ВАМ СОЛНЦЕ СВОБОДЫ, ДАМЫ И ГОСПОДА?

Чиновничья братия деловита даже в своей злопамятности! Через два года, в 1990-м, телеоператор, вышагивающий между рядами на парламентской сессии (меня избрали депутатом и - не от каких-то там организаций или по фильтрованным партийным спискам, а с улицы - из 12 кандидатов в избирательном бюллетене), сказал, что у него есть список депутатов, которые не должны попадать в кадр, и я там записан.

До разгрома и почти что ликвидации бывшей правящей партии оставалось совсем недолго, но ее клерки до последнего сжимали в руках ускользающие вожжи. Многим из вас, наверное, и не верится, когда я рассказываю, сквозь какие слои грязи пришлось пробиваться. Прошли. Ну и как вам солнце свободы, дамы и господа?

...Было жаркое московское лето, 29 июня 1988 года. Хотелось прохлады. Слева от меня разверзся черный проем входа в Мавзолей, и я даже ощутил при этом нечто вроде облегчения. Окаменевшие часовые не выказывали признаков жизни. Я отважно повернул в пещеру с кондиционированным воздухом. Громовержцы-привратники меня не тронули, не тряхнули огненными мечами, оставив меня один на один с Непогребенным.

Он почивал, как обычно, в пуленепробиваемом прозрачном саркофаге, полусогнув одну ладонь и расправив другую. Ощущение нереальности не покидало меня и усиливалось присутствием еще одного неземного существа, бледного офицера, немигающе глядящего на меня. Под этим глухонемым совиным взглядом я обошел изголовье, вышел из кондиционированной прохлады гробницы в раскаленный московский день.

Позади Мавзолея, почти вровень с ним, высились окаменевшие соратники и лучшие ученики Непогребенного, самые-самые. Вот они, умнейшие из умных, ярчайшие из ярких. Дзержинский и Жданов, Суслов и Ворошилов, Брежнев, Черненко, Сталин... Если это вершины нашего общества, то что же у него в долине?

Здравствуйте, товарищи Сталин и Свердлов, Калинин, Андропов и Буденный! За вашими спинами внутри стен Кремля ваши наследники только что пытались отстоять свою и вашу неприкасаемость, безукоризненность и всевластность. Только ни фига уже не выйдет ни у них, ни у вас. Каждому предстоит ответить за собственные дела, только так.

Это одна из самых важных мыслей: каждый отвечает сам за себя. Никакие разговоры о том, что «мне приказали, и я ни при чем», в расчет не берутся. Государство не может и не имеет права отпускать грехи никому. Ленин отвечает за свои решения, Сталин - за свои, Троцкий - за собственные. Ответственны за дела свои Сахаров, Ельцин, Горбачев, вы, я - любой из живших и живущих на свете.

Я снова вспомнил каменные лица в зале Дворца съездов и вдоль Кремлевской стены. Хорошо, что страх ушел от меня и пришел к ним.

В редакции «Огонька» постоянно бывали интересные люди. Одни из них переполнялись разговорами о том, что они могли бы сделать, если бы... А другие - делали. Я очень обрадовался, когда в 1989 году пришел Эдвард Радзинский, умница, один из самых популярных драматургов страны. Он сказал мне, что вот именно сейчас, в этот день, у него в московских театрах идет одновременно девять спектаклей, и все с аншлагами, и во всех охотно играют лучшие актеры.

В афише Театра имени Маяковского - четыре пьесы Радзинского, в Театре на Малой Бронной и Театре имени Ермоловой - по две пьесы, а в репертуаре МХАТа имени Горького, которым руководит бывшая супруга Эдварда Татьяна Доронина, - еще одна драма.

С виду полное благолепие, но, как любой творческий человек, Радзинский хотел найти еще какое-нибудь приложение своим силам. Вспомнил, что в свое время окончил Московский историко-архивный институт и давно уже не прикасался к архивам, которые обожает, даже нюхает их с удовольствием, как наркоман, и, говоря по-современному, ловит от этого кайф.

У БОЛЬШИНСТВА СОБРАТЬЕВ ИЗ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ В ПИСЬМЕННЫХ СТОЛАХ ОБИТАЛИ ГОЛОДНЫЕ МЫШИ

Радзинский, как всегда темпераментно, уверял меня, что старая советская сцена уже полумертва, уходит хороший, но уже вчерашний театр - «властитель дум», место, где можно было скрыться от назойливого официоза. Иссякла эпоха двусмысленностей и намеков, политических шоу. Нужно погружаться в новый материал, разговаривать со зрителями и слушателями по-новому и откровеннее.

Мне интересно с такими людьми, потому что видишь, как на глазах рождается новая литература, уходящая от парадности, барабанного агитпропа, но не всегда умеющая заинтересовать нынешних зрителей. Тема эта была для «Огонька» особенно актуальной.

«Часть наших писателей, — говорил Эдвард Радзинский, — по мере исчезновения цензуры лишилась замечательной рекламы, которой эта самая цензура им верно служила»

Радзинский выступил перед нашим коллективом (раз в неделю мы собирались у самовара всей редакцией и приглашали интересных людей), доказывая, что никаких революций, упаси Бог, не надо. Старое и новое, как всегда, тесно переплелись, а формула Маяковского «улица корчится безъязыкая, ей нечем кричать и разговаривать» не устарела. Заждавшаяся улица хочет новых собеседников, но главное, что ей их уже нельзя навязать, как в самые угрюмые советские годы. Появился выбор, отношения становятся откровеннее.

Это все было нам «в тему». Мы много говорили между собой и писали в журнале о необходимости подавать все по системе «суп отдельно, мухи отдельно», отделять бездельников и болтунов от людей работящих и работающих - для Радзинского это была тоже любимая тема.

Он, как и я, считал, например, что сегодня прежний Союз писателей никому не нужен, потому что давно превратился в контору, созданную в свое время для надзора над пишущей братией, а сейчас совершенно потерявшую смысл существования. Союз уже не контролирует, кто что пишет и говорит, а лишь плодит клерков с папочками и бумажками, заняв место в ряду государственных чиновничьих учреждений.

Я напомнил, как в первые дни пребывания в «Огоньке» поверил некоторым говорливым собратьям из Союза писателей, горевавшим по поводу угнетенности и невозможности напечатать лучшие свои строки. На самом деле, у абсолютного большинства из них в письменных столах обитали голодные мыши - ничего интересного там не было...

«Конечно, - говорил Радзинский. - Часть наших писателей по мере исчезновения цензуры лишилась замечательной рекламы, которой эта самая цензура им верно служила.

Ах, сколькие мои собратья по драматургическому цеху рыдали, что их гениальные спектакли не играются! Причем, как правило, рыдали именно те, на чьи пьесы, даже когда их ставили, народ валом не шел. У большинства таких людей за душой ничего не было, кроме разговоров, но самое странное, что, делясь своими грандиозными замыслами, они не врали. Понемногу притерпелись к собственному трепу и начали в него верить. Но когда выяснилось, что эта публика бесплодна, в ней стали кристаллизоваться опасные для других зависть и ненависть. Они как не писали хороших книг, так и не пишут, потому что никогда этого не умели, но теперь уже тараторят, что все вокруг разворовано, издают и ставят, мол, только по блату или низкосортную бульварщину, кругом интриги...».

Эдвард Радзинский был одним из тех, на кого «Огонек» хотел опереться в новое время, - работяга, человек дела и прекрасный собеседник, переполненный интересными мыслями.

Мы с удовольствием помогли Радзинскому внедриться в архивы, добраться до материалов о последних годах Николая II, об убийстве последнего императора России, о Распутине, и он с «Огонька» начал новую серию своих книг и телеспектаклей, принесших ему новую популярность.

После первых подач в нашем журнале документов о том, как заканчивал жизнь последний представитель царского дома Романовых, в «Огонек» толпой хлынули иностранные корреспонденты, все спрашивали: «Откуда это, как вы все это раздобыли?». Радзинский лишь пожимал плечами - он нашел это в архивах, но могли бы найти и другие. Искать надо. Он умел работать лучше прочих: еще один автор нашего журнала, принесший пользу себе и читателям.

ПОСЛЕДНИЙ ИМПЕРАТОР РОССИИ ХОТЕЛ ОСТАНОВИТЬ ВАКХАНАЛИЮ НАСИЛИЯ, КОТОРУЮ ВО МНОГОМ САМ И ЗАПУСТИЛ

Погружаясь в документы начала века, Эдвард регулярно приходил к нам и доказывал, что мы по уши увязли в стереотипах и зачастую даже не пытаемся понять, как все было на самом деле. Замечал, что иногда не хочет верить в собственные выводы, потому что выходит, будто доброму и хорошему человеку выжить в российских правителях не удается.

Когда ему говорят о добром и демократичном Михаиле Горбачеве, он вспоминает, что вот жил на свете добрый, милый человек, славный семьянин Николай Романов, и в то же время - Ленины - Сталины - Троцкие, крепкие и безжалостные государственники без особенных моральных устоев. Но победили-то они.

Радзинский рассказывал, насколько его растрогали документы о том, как Николай перед смертью умолял, чтобы за него не мстили, просил прощения у народа. Для страны, где вскоре родится формула «Если враг не сдается, его уничтожают!», это было немыслимо, по крайней мере, контрастно. Получается прямо-таки шекспировский сюжет: последний император России пытался хоть как-то притормозить волну ненависти и хотел остановить вакханалию насилия, которую во многом сам и запустил. Не удалось...

У Радзинского есть один, не всеми принимаемый тезис о поведении государственных мужей. Он считает, что не обязательно подчиняться так называемой «народной воле», которая провоцируема, направляема и переменчива. Иногда надо «ломать такую волю через колено».

Если бы, считает он, Николай II не среагировал на митинговые призывы немедленно идти на войну с Германией, не ввязался в эту бойню и не поддался завываниям консервативных толп, требовавших остановить Столыпина, многое бы в судьбе России могло сложиться иначе.

У Эрнеста Хемингуэя в коротком и редко издаваемом у нас рассказе есть мысль о том, что если бы царь расстрелял на несколько человек больше, вся история пошла бы в другом направлении. Вот Ельцин, считает Радзинский, взял и прикончил Советский Союз, сломал его через колено еще в то время, когда на большинстве опросов общественного мнения население было против такого распада.

(Продолжение в следующем номере)



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось