Поэт Андрей ДЕМИДЕНКО: «Всем певцам говорю: «Дал тебе Бог? Радуйся молча. Перед кем кичишься? Перед простыми работягами?». Знаю хвастунов, которые на вечер нанимают охрану, а потом едут на съемную квартиру...»
Свои «дважды по 30» Андрей Петрович отпраздновал без шума и пафоса - ездил в командировку в Крым. Бенефис во дворце «Украина» состоится осенью, когда из отпусков вернутся артисты. Поэт по-прежнему для них творит, к тому же воспитывает молодежь - в Киевском педагогическом университете имени Драгоманова ведет литстудию. На встречу с журналистом пришел со сборником «Протуберанцi слова», куда вошли стихи студентов: «Талантливых поэтов у нас много, главное - вовремя заметить».
«ПЕРВЫЕ ЗАРАБОТАННЫЕ ДЕНЬГИ - ТРИ РУБЛЯ С КОПЕЙКАМИ - ПОТРАТИЛ НА КИНО И КОНФЕТЫ»
- Андрей Петрович, первый гонорар помните?
- Конечно - три рубля с копейками. Получил в седьмом классе, когда в районной газете «Колгоспник Полiсся» напечатали мое стихотворение. Папа выписывал районку, и я подумал, что он будет гордиться мной, если увидит там нашу фамилию.
- На что потратили деньги?
- На кино и конфеты. Эта сумма казалась мне огромной, не знал, куда девать. (Улыбается). А когда газету принесли, почтальон решил пошутить: «Ну, Андрiйку, тепер твiй батько корову виведе». Я говорю: «Як?». - «А так - продавать». - «Це ж чому?». - «Розплатитися мусить. Вiршик твiй надрукували? Надрукували. А це ж i папiр, i набiр... Ще й журналiсти про тебе написали - це що, по-твоєму, задарма? Точно без корови залишитесь». У меня аж дух перехватило!
Только нас, детей, дома четверо, а еще папа с мамой - как без коровы? Я же, когда стихи в редакцию отсылал, не знал, что так получится! Ходил-ходил, думал, как отцу сказать, слезы глотал. Под вечер решил: признаюсь, чем скорее побьют, тем быстрее заживет. Подошел: «Тату, ось газета. А про корову я справдi не знав».
Отец мой был человеком грамотным, надел очки, прочитал стихотворение и спрашивает: «Про корову хто сказав?». - «Та дядько Йосип, наш поштар. Каже, тепер ти за мене платити мусиш». Он все понял и рассмеялся: «Синку, заради сiмейного гонору i заплатити не грiх!». Через год мои стихи напечатала «Киевская правда», и никаким шутникам я уже не верил: стреляный воробей.
Богдан Ступка на творческом вечере Андрея Демиденко во дворце «Украина» |
- В одном из интервью вы признались, что сочинять начали от обиды. На кого обиделись?
- На тех, кто пытался вбить мне в голову, что я никто. До седьмого класса стихов не писал - рисовал. Делал пристойные копии картин Левитана, Шишкина. Акварелью, правда, потому что на масляные краски денег не было, тем не менее учитель меня хвалил. Я во всем старался быть первым - это вопрос чести, поэтому учился на одни пятерки. Но в нашем классе учился мальчик Вася, неприметный тихий троечник, который рисовал лучше: я трудился, а ему было дано. И мы постоянно соревновались.
Помню, на одном уроке рисовали на свободную тему. Все ученики работы уже показали, остались мы двое - конкуренты. «Ну, Вася, что у тебя?» - спросил учитель. Тот развернул ватман, а на нем - нарисованная тушью береза и на ветке - красивая сорока, словно живая. Я хмыкнул: подумаешь, сорока! Не видели мы такого добра! Выдержал паузу - и с достоинством свое творение разворачиваю. Как увидел это учитель, как схватился за голову! Минуты две стоял неподвижно, а потом взял рисунок и из класса выбежал. Вернулся с директором. Тот посмотрел на меня и строго сказал: «Андрей, больше не рисуй». Так больно стало - передать нельзя!
- Что же вы такое изобразили?
- Ой, ничего страшного! Обыкновенного деда, с бородкой, лысиной, в белой рубашке, пиджаке и веселом, ярком галстуке в горошек. А внизу подписал: «Владимир Ильич Ленин». Он был и похож, и не похож, но руководство школы рассудило, что мал я еще вождей малевать. Отцу пришлось хуже - его тягали в райком: «А-а-а, сын врага советской власти. Подначиваешь ребенка, с пути сбиваешь?». Деда моего, крепкого, порядочного хозяина, в свое время раскулачили. Политика была такая: не умеешь заработать - отбери у того, кто сумел. Мы уж думали, забылось. Нет! Из-за глупости детской вспомнилось...
Рисовать я после этого боялся, но оставался творческим ребенком, неспокойным, энергия во мне бурлила, и наконец ее прорвало - появился первый стих.
С композитором Александром Морозовым |
- Не про вождя?
- Боже упаси! (Смеется). Кажется, о том, как красива украинская природа. Увлекся литературой, стал печататься в районной газете, развиваться. И в 17 лет из обычной поэзии попал в песенную.
«ИВАСЮК РАСКРЫЛ ДИПЛОМАТ, КАССИРША ЕМУ ТУДА ПАЧКИ ДЕНЕГ НАБРОСАЛА, ОН ЭТОТ КЕЙС, НЕ ГЛЯДЯ, ЗАКРЫЛ И УШЕЛ»
- Как это произошло?
- Поехал в Киев поступать - по настоянию отца в инженерно-строительный, чтобы профессия была серьезная, надежная. Сдал экзамены, и что-то подсказало: «Пока ты в столице, не поленись, сходи в консерваторию, поищи композиторов. Вдруг на твои стихи напишут песню?».
Как выглядят композиторы, я не знал. Думал, это полубоги, небожители, которые мыслят не словами - звуками! Пошел в консерваторию, побродил по коридорам и в одной из аудиторий увидел маленького такого человечка. «Добрый день! - говорю. - Не подскажете, где композитора найти?». - «А вам зачем?». - «Я поэт, стихи принес». Достаю журналы, газеты. - «Хорошо, будем знакомы. Я композитор». Честно говоря, я очень удивился - не таким представлял себе человека, который пишет музыку. Даже переспросил: «Настоящий?». Он рассмеялся: «Вроде бы».
Это был композитор Николай Дремлюга, лауреат Шевченковской премии, и у нас действительно получилась песня. Называлась она «Обелиск», первым исполнителем стал Юрий Гуляев. 20 лет она звучала на парадах, во время возложения венков к монументу Славы...
Супруга поэта Инна — оперная певица, заслуженная артистка Украины |
- Настоящий успех!
- Да, мне повезло - я работал с замечательными людьми. Это и Станислав Людкевич, который написал на мои стихи два романса (мне тогда всего 18 было), и Платон Майборода, и Евгений Станкович, и Мирослав Скорик, и Игорь Шамо, и Иван Карабиц - наша с Ваней песня «Батькiвський порiг» сразу завоевала пять или шесть международных Гран-при. А еще были Давид Тухманов, Игорь Лученок, Игорь Поклад, Евгений Дога, Саша Морозов, Саша Злотник, Гена Татарченко... Люди разных возрастов, поколений, разных взглядов на жизнь, но с каждым из них было интересно.
Композиторы постарше не понимали: «Андрей, чего ты с этим молодняком возишься? Что они напишут?». А молодые смеялись: «Носишься с этими развалинами? Их время уже ушло».
- Как вам удавалось лавировать?
- Очень просто. Первым я объяснял, что важно не отставать от времени, чувствовать его, а со вторыми спорил: «Ребята, пойдите поучитесь у стариков, пока не поздно! Это же асы мелодизма!». Ведь правда: возьмите любое произведение того же Шамо - оно самобытное, неповторимое. А сейчас выпустит кто-то эстрадную песенку, и все ахают: «Хит, хит!». Но стоит в этот «хит» вслушаться, и даже такому непоющему человеку, как я, понятно: процентов на 70, а то и на 90 - плагиат. Тут надергано, там украдено, наказания же никакого.
- Интересно, в советские времена плагиаторов наказывали?
- А как же! Например, сына Игоря Шамо Юрия исключили из Союза композиторов: якобы позаимствовал часть фортепианной сюиты у какого-то чешского автора. Все! На несколько лет человек выпал из обоймы. Во-первых, это был позор и грубый, но все-таки стимул больше так не делать, во-вторых, отлучен от Союза - все равно что отлучен от церкви. Ты не можешь заработать, продать свою музыку на радио и телевидение. Поэтому, конечно, плагиаторов было меньше, чем сейчас.
- Зато сейчас композиторы и поэты живут лучше, чем тогда.
- Не согласен. Композиторам и при Союзе жилось неплохо. Их было мало, и они...
- ...прилично зарабатывали?
Известность песне Ивана Карабица и Андрея Демиденко «Батькiвський порiг» принесло исполнение Юрия Богатикова |
- Некоторые - неприлично! (Смеется). Помню, стоим мы в ВААПе за авторскими: я, Володя Ивасюк, с которым мы написали полторы песни (одна незаконченная, у меня лежат ноты), и замечательный классический композитор Анатолий Кос-Анатольский. Я получил рублей 70, Кос-Анатольский - примерно столько же, а Володя подошел к кассе, раскрыл дипломат, кассирша ему туда пачки денег набросала, он этот кейс, не глядя, закрыл и ушел. Я никогда не завидовал и чужие деньги не считал, но тысяч 15 там лежало.
Одну песню могли петь сотни исполнителей, и с каждого концерта авторам обязательно шли отчисления. Представляете, сколько собирала «Червона рута»? Система отчислений по-прежнему существует, но суммы с прежними несоизмеримы - это копейки. Хотя, по правде говоря, мне грех жаловаться: все, что у меня есть, имею благодаря творчеству. И квартиру «написал», и дачу...
- И, кстати, ни разу не хвастались заработками - в отличие от нынешних артистов, которые наперебой рассказывают о своем жилье и белье с телеэкранов.
- Всем знакомым певцам говорю: «Дал тебе Бог? Радуйся молча. Перед кем ты кичишься? Перед простыми работягами, которые пашут не покладая рук?». Тем более что эти разговоры на тему «Как хорошо я живу» обычно просто понты - дешевые и для приезжих. Я знаю таких хвастунов (вы о них, кстати, иногда пишете), которые на вечер нанимают охрану, а потом, покрасовавшись перед публикой и коллегами, едут на съемную квартиру. Или в арендованную комнату.
Несколько лет назад умер мой друг - миллионер Игорь Ткаченко. У него только на Андреевском спуске было несколько домов, но до конца дней он ездил на корейских машинах. Однажды я поинтересовался: «Игорь, ты такой состоятельный человек, почему крутую машину не купишь?». А он сказал: «Кто хочет узнать, сколько у меня денег, обращает внимание на счет, а не на автомобиль».
«Я УЖЕ ДУМАЛ: УБЬЮ ТЕБЯ, А ПОТОМ И СЕБЯ», - ПРИЗНАЛСЯ МНЕ ИВО БОБУЛ»
- А как же сакраментальное: встречают по одежке?
- И без гроша провожают (смеется). Когда-то я был вынужден ездить в Минкульт СССР, где определяли, сколько мне платить за произведения. Главой репертуарной комиссии был Леонид Дербенев, мы с ним часто виделись. Ну, понравился я ему: один раз «Киевский» торт привез, второй - горилку с перцем... Потом он стихи мои прочел, похвалил и решил подучить. «Вот вы, - говорит, - Андрюша, как к начальству ездите? Во всем новом, самом лучшем, словно на праздник. А зря! Посмотрит на вас чиновник и скажет: «Гоголем ходишь? Ну, ходи, ходи...». Заплатить ведь могут и 150 рублей, и 300 - как захотят. Войдет скромненький, просто одетый - посмотрит на него чиновник и подумает: «Приехал бедный провинциальный поэт. Надо поддержать». Все! Потом иди в гостиницу и переодевайся».
Еще один урок преподал Игорь Шамо. Однажды сверху нам заказали патриотическую ораторию «В кожнiм серцi - голос Батькiвщини». Я был студентом, в партии не состоял (так и не вступил), поэтому переживал. Несколько ночей не спал - стихи писал. Когда все было готово, отнес Игорю Наумовичу. А вскоре начались звонки с радио: «Нельзя ли побыстрее? У нас капелла «Думка», чтецы, когда мы это разучим? Скоро в Москву ехать!». Я говорю: «Все нормально, стихи у Шамо». - «Как у Шамо? Он сказал, вы сделали только половину». Звоню Шамо: «Игорь Наумович, зачем людей обманываете?». А он: «Тихо, Андрюша. Если еще раз спросят, отвечай так: «Что-то получается, что-то нет. Творчество - сложный процесс».
Сдали мы эту ораторию, пьем чай, беседуем. И мне взбрело в голову спросить: «Игорь Наумович, почему мы раньше не могли закончить?». - «А чтобы не думали, что легко...».
- Вы были очень дружны?
- Да. И когда Шамо начал работать со мной, его давний друг, поэт Дмитрий Луценко, с которым они написали «Києве мiй», даже ревновал. Хотя Игорь Наумович ценил и его, и меня. Помню, они рассказывали, как писали эту песню про Киев, - им министр культуры поручил, к присвоению нашей столице звания города-героя. Луценко куплеты сразу написал, а с припевом мучился полгода: не мог найти нужные слова. «И тут, - говорит, - иду по улице, а возле метро какая-то женщина пьяного мужа чихвостит: «Вася, ну почему ты меня не любишь?». - «Да я люблю!». - «Врешь, Вася! Если бы любил, не пил бы. Не любишь!». - «Ну как тебя не любить, Катя? Как тебя не любить?». После этих слов поэта будто током ударило: «Як тебе не любити, Києве мiй?!».
Сначала песню записал Саша Таранец - тонкий исполнитель, неплохо получилось. А потом Шамо, прогуливаясь по набережной, встретил Юру Гуляева и попросил еще и его спеть. Тот попробовал: «Темп слишком быстрый. Я вижу эту песню как вальс». И исполнил так, как поют «Києве мiй» сейчас.
- Вспоминаю, какой замечательный вальс сделала Квитка Цисык - из песни Ивасюка «Я пiду в далекi гори»...
- Потрясающая певица, человек-оркестр! Знаете, как она обо мне сказала? «Коли я зачула пiснi Андрiя Демиденка, не змогла спати, вони мене просто потрясли, переслiдували всюди. Чим бiльше я прагла їх забути, тим бiльше вони в'їдалися в мою суть». В 90-е годы Квитка услышала мою «Скажу вам, дочки i сини» в исполнении Иво Бобула и загорелась спеть. Ее муж-аранжировщик в Америке уже делал обработку, вот-вот должна была состояться запись... И тут певица узнала, что тяжело больна. Прошла курс лечения, но, к сожалению, организм не выдержал.
Бобул, кстати, эту песню тоже любит, а вот «Душi криницю», сделавшую его популярным, не очень хотел исполнять, сомневался: «Мне бы что-то забойное, танцевальное». Но я уговорил - повел в Дом звукозаписи и мучил целый день, пока он не спел так, как надо, с душой, с чувством. Иво устал, словно разгружал вагоны! «Я уже думал: убью тебя, а потом и себя», - признался потом.
- Перечисляя исполнителей ваших песен, журналисты упоминают Аллу Пугачеву. Что вы для нее написали?
- Специально - ничего! Мне рассказывали, что в Москве на юбилее Александра Морозова она спела с ним «Хрустальные цепи», но меня при этом не было, пленки я не видел, так что никого приписывать не будем. Чужих имен нам не надо. Хватит Иосифа Кобзона, Дмитрия Гнатюка, Юрия Гуляева, Юрия Богатикова, Назария Яремчука, Раисы Кириченко, Софии Ротару, Николая Гнатюка, Таисии Повалий, Лилии Сандулесы, Иво Бобула, Оксаны Билозир, в чьем исполнении наша с Геной Татарченко «Україночка» на весь мир прогремела...
«БУДУЩЕЙ ЖЕНЕ Я БЕЗБОЖНО СОВРАЛ, НАЗВАВШИСЬ СЫНОМ ПРОФЕССОРА»
- Насколько мне известно, ваша жена Инна - оперная певица.
- Да, меццо-сопрано.
- У нее не возникало желания попробовать себя на эстраде? Дома свой автор песен...
- Инна - заслуженная артистка Украины, ею когда-то великий Иван Козловский восхищался: «Где эта царица? Где богиня вечера?». Она несравненно поет и оперные партии, и романсы - все друзья это знают. Но человек она не честолюбивый, на эстраду никогда не рвалась и не понимала, зачем это нужно. Даже от ордена «Знак пошани» отказалась. «Отдайте, - говорит, - тому, кто этого хочет».
- Где вы познакомились?
- В кино. Я опоздал на сеанс, и мне отказались продавать билет. Пока уламывал кассиршу, фильм подошел к концу. Билет я получил, но крепко призадумался: зачем мне, собственно, кино, которое я полностью не увижу? Кассирша, увидев мои сомнения, решила, что я чокнутый, поэтому, чтобы реабилитироваться, в зал я таки вошел. Когда открыл дверь, в луче света увидел изящную девушку, похожую на Нефертити, и сел рядом. Эта девушка и была моя Инна, в девичестве - Рыбак, а теперь - Демиденко.
- Вызвались провожать?
- Разумеется. И тут же безбожно наврал, что я - сын профессора. Подумал: если скажу, что из семьи колхозника, отпугну. Вранье влетело мне в копеечку: пришлось на каждом свидании угощать. Крестьянский сын может не иметь денег, а профессорский - нет. (Улыбается). Бедным студентом я, слава Богу, не был, потому что получал стипендию, авторские, еще и литстудию вел. Держал марку до последнего!
Инна - киевлянка, жила на Брест-Литовском проспекте, в одном доме с замечательным актером Николаем Яковченко. Там мы с ним познакомились и сдружились.
«ЯБЛОНИ И ГРУШИ В МОЕМ САДУ САЖАЛ ДМИТРИЙ ГНАТЮК. КАЖДОЕ ДЕРЕВЦЕ ПОЛИВАЛ И ПЕЛ ЕМУ «МНОГІЇ ЛІТА»
- Говорят, у Николая Федоровича был непростой характер...
- Он был гений, ему можно. У меня Мыкола Федорович оставил о себе только светлые воспоминания. Столько всего с ним происходило - за один раз не перескажешь! Ну, например, идем мы как-то с одним певцом (не буду называть фамилию, а то еще обидится) мимо красного корпуса Университета Шевченко. А навстречу - Мыкола Федорович. Певец увидел его и говорит: «О, Яковченко! Познакомь». Я замялся: «Знаешь, давай я спрошу, хочет ли он знакомиться. Мало ли...». Подхожу, а Яковченко: «Андруха, привет!». Он звал меня Андрухой, никогда не произносил «ю». «Здравствуйте, - говорю, - Мыкола Федорович, вон стоит мой друг, солист филармонии, хочет с вами познакомиться». - «А в його троячка є?». - «Нема». - «На хер вiн менi треба!». (Cмеется).
А однажды на Яковченко наткнулась актриса, жившая возле Театра Франко, жена известного юмориста: «Коля, здравствуй!». - «Яке «здрастуй»? Ти чого тут ходиш? Тiкай!». - «Зачем, почему?». - «Тiкай, бо на Бесарабцi облава». - «Какая облава?». - «Блядєй ловлять, бiжи, бо загребуть!».
- Правда, что Николай Федорович сам себя на бис вызывал?
- Да, а откуда вы знаете? Это было так давно... Люди вызывали Гашинского, Ужвий, Бучму. Яковченко в первый эшелон актеров не входил. А как хотелось! Стоя за кулисами и слушая: «Уж-вий! Буч-ма!», он старался как можно громче крикнуть: «Я-ков-чен-ко!». И спешил на поклон. Но по-черному коллегам не завидовал никогда. Уважал Амвросия Бучму, которого называл Бронеком, и страшно переживал, когда его не стало. У Бучмы был конфликт с артистом Ватулей, и однажды Мыкола Федорович придумал анекдот на эту тему. Пришел в театр и говорит: «Сниться менi, що наш Бронек летить макiтриком до неба i хоче в рай. А святий Петро його макогоном! «Не лiзь, - каже, - стерво, артистам сюди не можна!». Заплакав Бронек. Iде повз райськi врата, аж глядь - серед праведникiв Ватуля сидить. Чаркується, радiє... Як розвернеться Бронек, як ухопить святого Петра за грудки: «Ах ти ж подлєц! Кажеш, артистам не можна? А то хто? То ж Ватуля, артист!». Сплюнув святий Петро та й говорить: «Який вiн артист? То говно».
В театре на Мыколу Федоровича не обижались - воспринимали таким, каким он был, почти фольклорным персонажем. Я лишь раз подобного человека встретил - на родине Яковченко, в Яготине. Приехали мы к Мыколе Федоровичу на 65-летие: я, Иван Миколайчук и Леня Осыка.
Выпивка была, и закуски вдоволь, но захотелось ухи. Взяли удочки, пошли на озерцо. Видим: в кустах лежит старый-престарый дед. Режет самодельным ножиком сало и еле жует - два зуба во рту. Спрашиваем: «Дiду, в цьому озерi риба є?». - «А де б вона, дiтки, дiлася?». Сели, удочки забросили. Два часа сидим - не клюет! «Дiду, - говорим, - так є в цьому озерi риба чи нема?». - «А звiдки б вона, дiтки, тут взялася?». Такие мудрецы попадаются только среди простого народа!
- Поэтому вы так часто о нем пишете?
- Стопроцентным горожанином я до сих пор не стал - люблю дачу под Киевом, которую сам спроектировал (недаром КИСИ окончил), и все, что там произрастает. Яблони и груши в моем саду сажал Дмитрий Михайлович Гнатюк. Каждое деревце поливал, пел ему «Многiї лiта». Не знаю, что помогло: то ли аура певца, то ли пожелание, но все деревья плодоносят.
- Не так, как в вашей песне: «Ой купив я дачу - яблука з базару»?
- Яблоки у нас свои. А «з базару» были у Платона Майбороды. Когда бывал у него в гостях, он говорил: «Їж, Андрюшо, це з нашого саду». А когда я спросил, где брал саженцы, раскололся: «Та якi саджанцi? Це все з Бесарабки!». Я об этом вспомнил - и получилась песня «Дача», которую садоводы-любители назвали своим гимном. Один сосед часто повторял строчку: «Дачо моя, дачо, золотая ниво! Як тебе продам я, заживу щасливо» - и таки продал участок. А через месяц приехал: «Пиши новый куплет - о том, что продал, но теперь чего-то в жизни не хватает, придется снова эту мороку покупать...».