В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
И жизнь, и слезы, и любовь...

Вдова Вадима ТОНКОВА Марта: «Веронику Маврикиевну Вадя срисовал со своей тетушки — она была такой же забавной и совершенно не от мира сего. Родившаяся до революции, тетя так до конца и не понимала, в какой стране живет...»

Людмила ГРАБЕНКО. «Бульвар Гордона» 21 Июня, 2012 00:00
22 июня популярному артисту исполнилось бы 70 лет
Людмила ГРАБЕНКО
Впервые дуэт Авдотья Никитична и Вероника Маврикиевна зрители увидели в новогодней передаче «Терем-Теремок» 1 января 1971 года. Актеры Борис Владимиров и Вадим Тонков в одночасье стали знаменитыми на всю страну. С тех пор ни один праздничный «Огонек» не мог обойтись без двух забавных старушек. Тонкову удалось создать уникальный характер — интеллигентный божий одуванчик Вероника Маврикиевна, над которой постоянно насмехалась ее более практичная и приземленная товарка, неизменно вызывал у зрителей не только смех, но и симпатию. Сейчас трудно даже представить себе, сколько потеряла бы отечественная эстрада, если бы Тонков вместо Школы-студии МХАТ поступил на юридический факультет университета, как и собирался изначально. Вадим Сергеевич не только выступал на эстраде и работал на телевидении, но и писал книги об искусстве, эстрадные программы, пьесы для детей и стихи. Но все-таки важнее всего для него была семья — жена Марта и дочь Марьяна. Уже 10 лет Марта Георгиевна живет без своего любимого мужа. «Меня надоумили написать воспоминания, — рассказывает она, — чтобы не забыть какие-то важные моменты из нашей с Вадей совместной жизни. И я начала потихоньку записывать. Думала, будет легко, а оказалось очень больно».
Вадя Тонков, Москва, конец 30-х
«ДАЖЕ ПРИКОСНОВЕНИЕ РУКИ К РУКЕ УЖЕ БЫЛО БОЛЬШИМ СОБЫТИЕМ»

- Марта Георгиевна, что прежде всего вспоминается, когда вы думаете о муже?

- Конечно же, дом по улице Садовой, 4. Мы жили напротив, но я тогда не знала, что он когда-то принадлежал знаменитому русскому зодчему Федору Осиповичу Шехтелю - деду Вадима Сергеевича. После революции это владение у него отобрали, и там располагалось какое-то секретное учреждение, потом - детский дом для детей, родители которых были репрессированы. После войны в нем разместился НКВД - в общем, здание было недоступно всегда, наверное, поэтому в детстве мне казалось, что оно окружено какой-то тайной.

В доме были красивые высокие окна, и на Новый год там всегда стояла огромная - до потолка! - елка, наверное, для тех детей, которые в нем жили. Правда, мы их не видели, у них был другой вход - через двор, закрытый для посторонних глаз. Но мама меня, маленькую, поднимала на руки, чтобы я могла полюбоваться елкой.

Прошли годы, я познакомилась с моим будущим мужем, и однажды, когда проходили по Садовой, Вадя вдруг сказал: «А вот это - дом моего деда. Представляешь, если бы он был жив и не было бы советской власти, мы бы с тобой могли в нем жить». 

Марта Георгиевна и Вадим Сергеевич прожили в браке 50 лет

- Где вы познакомились с Вадимом Сергеевичем?

- В театральной студии. Нам было лет по 15, мы вместе там занимались, и Вадя начал за мной ухаживать. Мы не позволяли себе никаких глупостей, просто гуляли, даже прикосновение руки к руке уже было большим событием. У нас с ним было много общего. Но, конечно же, самой большой нашей страстью стал театр. Выходя со спектакля, мы с ним могли спорить до хрипоты - обсуждали игру актеров, ссорились по поводу каких-то режиссерских находок, но каждый раз приходили к общему знаменателю. Потом, лет в 16, начались первые безобидные детские поцелуи. И только когда нам исполнилось по 21 году, мы поженились.

- Первые годы совместной жизни были для вас самыми счастливыми или самыми сложными?

- Не могу сказать, что у нас все складывалось идеально, случались и трудные времена, когда мы еще очень мало зарабатывали... Сразу же после института Вадима послали работать в Германию, в Потсдам. Там создали драматический театр, где играли на русском языке как для немцев, так и для живущих там русских. Вадиму Сергеевичу за службу в этом театре пообещали хорошие деньги и квартиру, вот он и согласился. С его курса тогда отобрали еще двух актеров - Бориса Киселева и Петра Щербакова. С Киселевым их потом жизнь развела, мы его потеряли, а со Щербаковым Вадим дружил до конца его дней. Петр очень любил нашу семью, часто бывал у нас дома.

Вадим и Марта познакомились в театральной студии. «Нам было лет 15, когда Вадя начал за мной ухаживать, потом, в 16, начались первые детские поцелуи, и только когда нам исполнилось по 21 году, мы поженились»

- Выходит, квартиру вы тогда все-таки получили?

- Представьте себе, нет! Мы долго жили в коммуналке, правда, она была дедовская, шехтелевская. Когда знаменитого архитектора выселили из его особняка, он с женой переехал к своей дочери, матери Вадима Сергеевича: в свое время дедушка купил ей квартиру в доходном доме на улице Чехова. Когда после революции начались так называемые уплотнения, к ним стали подселять других людей. В результате от большой квартиры осталось всего две комнаты, правда, громадные: одна - 33 квадратных метра, вторая - 25. Хотя, конечно, для светила архитектуры, по книгам которого до сих пор учатся студенты, это было жалкой подачкой.

Вот в этой квартире мы с Вадей и поселились. Там к тому времени уже жила его мама, Вера Федоровна Шехтель, ее сестра, Вадина тетя, и его сестра Марина с мужем. Всего нас было шесть человек. Когда у Марины родилась дочь, нас стало семеро, потом появилась на свет наша дочь Марьяна. В общем, наши жилищные условия были не такими уж и шикарными.

- По тем временам это были далеко не худшие жилищные условия...

Вадим Тонков (Вероника Маврикиевна) и Борис Владимиров (Авдотья Никитична). «Получалось у них замечательно, их сразу заметили, начали приглашать на разные вечера. Все было прекрасно до того момента, пока Борис не начал закладывать за воротник»

- Мы, как и все москвичи того времени, сооружали в квартире всевозможные перегородки - одну комнату превращали в две, три и так далее. Люди отгораживали все, что только можно было отгородить, - ставили посреди комнаты шкафы, делали шторы-книжки и двери на роликах. Были квартиры, в которых вообще жили чуть ли не по очереди, потому что спальных мест на всех не хватало.

Это был сложный период, но мы пережили его достойно. У нас никогда не происходило каких-либо скандалов или дележек, и нам не казалось, что мы так уж ужасно живем. Еще в студенческие времена к нам приходили Вадины друзья из института, они все вместе готовились к экзаменам - у нас ведь была колоссальная библиотека, оставшаяся опять-таки от Вадиного деда. Там были очень дорогие, раритетные издания, продавая которые мы выживали в периоды безденежья. А Вадина сестра, продав свою часть, смогла даже построить себе кооперативную квартиру.

- Что еще осталось вам в наследство от дедушки?

Вадим Тонков, Лев Лещенко и Борис Владимиров в Афганистане, середина 80-х

- Знаменитый сундук.

- С сокровищами?

- Лучше - с дореволюционными бабушкиными платьями. Дедушка был знаком со многими известными людьми того времени, в том числе и со знаменитым меценатом Саввой Морозовым, которому проектировал дом, поэтому бабушка часто появлялась в свете. Вдобавок они каждый год отдыхали за границей, там выглядеть нужно было соответственно. Словом, одевалась бабушка очень хорошо. Можете себе представить, какие в этом сундуке были платья, блузки, нижние юбки - сплошь шелк, кружева и бархат! И вот туда мы с Мариной, Вадиной сестрой, время от времени залезали. Однажды повели своих дочерей на елку в Кремль. И пока дети веселились и плясали, все мамы и бабушки говорили нам: «Как хорошо одеты ваши девочки! Где же вы им такие платья купили?». А я, смеясь, отвечала: «Этим платьям уже по 200 лет!». И объясняла, что платьица получились из рукавов бабушкиного платья, а воротнички - из кружева, отпоротого с нижней юбки. Бабушкиными кружевами мы украсили и выпускное платье Марьяны, так все учителя и родители подходили и спрашивали, где мы раздобыли такую красоту.

«СЕЙЧАС СМЕШНО ДАЖЕ ГОВОРИТЬ, ЧТО АКТЕР ВЫСШЕЙ КАТЕГОРИИ ПОЛУЧАЛ 18 РУБЛЕЙ ЗА КОНЦЕРТ»

Вероника Маврикиевна и Авдотья Никитична на новогоднем «Голубом огоньке», 1973 год

Фото «ИТАР-ТАСС»

- В общем, крутились как могли?

- Поэтому мне смешно слушать, как нынешняя молодежь жалуется на трудности. Я-то помню те, прежние времена. Когда заболела Марьяна, у нее было что-то с желудком, ей нужен был рисовый отвар. Дочке исполнилось всего несколько месяцев от роду, но своего молока у меня в то время уже не было. И мы нигде не могли найти рис для больного ребенка, пока мой папа где-то - по большому блату! - не раздобыл килограмм. Какое же это было счастье!

- У такого популярного актера, как Вадим Тонков, была большая ставка?

- Даже когда он стал уже известным, ему не разрешалось зарабатывать больше нормы, которая была определена для всех актеров. Сейчас смешно даже говорить, что актер высшей категории получал 18 рублей за концерт. Так что жили мы довольно скромно. Только в последние годы жизни Вадим Сергеевич начал неплохо зарабатывать, но все равно таких гонораров, как у нынешних звезд, у него никогда не было.

- Наверное, его и на улице не узнавали - ведь Вероника Маврикиевна всегда была в забавных шапочках и шляпках, шарфиках и митенках?

- Его действительно узнавали очень редко. Но что поделать, иногда приходилось пользоваться знаменитой маской. Помню, когда мы жили в старой квартире на Вернадского, Вадя возвращался с концертов довольно поздно, около 12 ночи.

На советском экране Вероника Маврикиевна в исполнении Вадима Тонкова смотрелась осколком давно ушедшей эпохи

Фото «ИТАР-ТАСС»

Движение на дорогах к этому времени, как правило, уже стихает. Но чтобы попасть к нашему дому, ему приходилось делать большой круг, поскольку в удобном для этого месте поворот был запрещен. Несколько раз он все-таки в этом месте поворачивал, и ничего, но однажды спустился с моста, а там милиционер стоит: «Ваши права!». Вадя поначалу пытался с ним как-то объясниться: дескать, очень тороплюсь, вот мой дом, но тот был непреклонен: «Не положено!». Вадим Сергеевич протянул права, а там его фотография в образе Маврикиевны. Милиционер был поражен: «Как, вы тот самый Тонков?! Извините! Проезжайте!».

Иногда приходилось пользоваться своей популярностью и в магазинах. Знакомые продавщицы отзывали его в сторону и шепотом говорили: «Вадим Сергеевич, вам не нужна колбаска?». Или: «Мы получили необыкновенно вкусную рыбку!».

«ЗНАЮ, ВАШ МУЖ ХОРОШО ЗАРАБАТЫВАЕТ, - ДАЙТЕ МНЕ РУБЛЕЙ 200»

- В эпоху тотального дефицита это были очень выгодные знакомства!

- Вадя ужасно всего этого стыдился! Если давали, конечно, брал (тут он был добытчиком), но сам никогда ничего не просил.

Была у его популярности и обратная сторона - нам часто надоедали малоприятные люди. Случалось, позвонят в дверь, открываю - на пороге стоит человек сомнительной наружности и говорит: «Знаю, что ваш муж хорошо зарабатывает, - дайте мне рублей 200!». Причем меня всегда поражали запрашиваемые суммы - не 20 рублей и даже не 50, а именно 200. «От него не убудет!» - говорили эти «поклонники» Вадиного таланта. Такие просьбы мы, конечно, сразу пресекали. Но если муж парковал во дворе машину, а проходившие мимо местные алкоголики просили: «Вадим Сергеевич, дайте на бутылку!», он никогда не отказывал.

- Знакомые часто обращались к вашему супругу с просьбами?

- Бессчетное количество раз: он и в больницу устраивал, и места в детском садике пробивал, и о квартирах хлопотал. Как правило, решал вопросы с высшим руководством: он же их всех знал, поскольку часто участвовал в правительственных концертах. Иногда начальство и само спрашивало: «Вадим Сергеевич, может, вам что-нибудь нужно? Так вы говорите, не стесняйтесь!». Но для себя он никогда ничего не просил. Например, квартира у нас была маленькая, да к тому же еще и на последнем, 10 этаже.

Друзья часто его упрекали: «Вадя, ты что, не мог себе что-то получше выбрать?». - «А мне достаточно, - всегда отвечал он. - К тому же нас всего два человека, кухня тут приличная, район хороший, зачем еще что-то просить?». Хотя некоторые, гораздо менее знаменитые, не стеснялись для себя выбивать и квартиры, и машины. Мы же только нашу первую машину, «жигули», получили благодаря тогдашнему первому секретарю московского горкома Виктору Гришину - это он распорядился выделить Тонкову и Владимирову по автомобилю вне очереди. Но это была единственная нам подачка от государства.

У Вади и родители были такими же бессребрениками: мама - художница, папа - начальник в Госплане, который от всех полагающихся ему льгот всегда отказывался в пользу кого-то, кому, как он считал, это было нужнее. Интеллигентнейшие люди, они и сына таким воспитали. Помимо прочих достоинств, наградили его еще и потрясающим чувством юмора. С Вадей просто невозможно было поссориться. Бывало, начинаем о чем-нибудь спорить, кажется, что вот-вот всерьез разругаемся, как он вдруг начинал шутить. И все - напряжение снималось, мы хохотали. Ну а если, бывало, совсем разойдусь (я же не ангел, а обыкновенная женщина, могу и покричать), он всегда примирительно говорил: «Ну ладно, ладно, успокойся!». Эту привычку переняла от него и Марьяна...

- Он был, что называется, душой компании?

- Напротив, он стеснялся чрезмерного внимания к своей персоне и очень не любил, когда кто-нибудь говорил: «У нас в гостях Вадим Тонков! Вы нам расскажете что-нибудь смешное?». Особенно таким отсутствием такта отличались военные, поэтому, когда на него уж особенно сильно наседали, он всегда отвечал: «А у нас тут есть еще и лейтенант N. Может, он нам сейчас постреляет?». - «Как люди не понимают, - говорил мне, - что актерская профессия точно такая же, как и любая другая. Это на сцене я выступаю, а в гостях хочу просто отдохнуть». Кстати, это особенность всех актеров, которые занимаются сатирой и юмором.

Мне посчастливилось быть знакомой с Аркадием Райкиным - в жизни это был самый скучный человек на свете! И разговаривал всегда тихо-тихо, так, что было непонятно, то ли у него голос слабый, то ли горло болит. И вид у него при этом был такой, как будто он не понимал, зачем сюда пришел и кому здесь нужен. А вот писатели-сатирики в компании ведут себя так, будто соревнуются, кто кого перешутит. За этим очень интересно наблюдать: они моментально реагируют, у них рождаются потрясающе смешные экспромты. Актеры же больше наблюдают, подсматривают за окружающими, чтобы какие-то смешные черточки или словечки взять себе в копилку. Вадим Сергеевич всегда так делал.

- С кого же он срисовал свою Веронику Маврикиевну?

- Со своей тетушки - она была такой же забавной и совершенно не от мира сего. Мне кажется, что она, родившаяся до революции, так до конца и не понимала, в какой стране живет. На нашей коммунальной кухне была домработница Варя. Так вот, когда они сходились там вдвоем - наша интеллигентнейшая тетушка и эта женщина из села, которая за всю свою жизнь ни одной книжки не прочитала, - можно было умереть со смеху. С интонациями Вероники Маврикиевны тетушка говорила: «Варя, как же вы не понимаете, грязную воду с пищевыми отходами нельзя выливать в раковину, вы же засорите трубы!». На что Варя грубовато отвечала: «Много вы понимаете, да это их, наоборот, прочистит!». При этом они дружили и очень любили друг друга.

«РАЙКИНУ, ЕДИНСТВЕННОМУ ИЗ ВСЕГО САТИРИЧЕСКОГО ЦЕХА, РАЗРЕШАЛИ ШУТИТЬ НА ЛЮБУЮ ТЕМУ, ОСТАЛЬНЫМ - НИ-НИ!»

- Как вообще родился дуэт Авдотьи Никитичны и Вероники Маврикиевны?

- После возвращения из Германии Вадим Сергеевич пошел работать в Театр имени Ленинского комсомола, так тогда назывался «Ленком». Деньги там платили маленькие, а семью нужно было кормить. И вот как-то Борис Владимиров, которого мы знали еще с детской студии (в отличие от Вади он окончил режиссерский факультет), подвозил его на своей машине, и Вадим пожаловался ему на безденежье. Тот сказал: «Я тебя пристрою!». Тогда он как раз организовывал свой театр, и ему нужен был комедийный актер, который мог бы моментально перевоплощаться. Так они начали работать вместе - получалось у них замечательно, их сразу заметили, начали приглашать на разные вечера.

Сначала сочиняли интермедии сами, потом подключили к написанию текстов покойного Григория Горина, им писал Аркадий Арканов, одну из интермедий поставил для них Марк Захаров. Они стали известными, популярными, и все было прекрасно, пока Борис не начал закладывать за воротник.

- Настолько сильно, что это мешало работе?

- Приходилось отменять концерты просто потому, что он не мог выйти на сцену. Бывало, муж ему звонит, просит подъехать: мол, автор предлагает новый материал. «Хорошо, - говорит Борис, - сейчас подъеду». Ждут его час, ждут два, ждут три, а он уже тепленький, ему уже ничего не надо.

Весь ужас подобных ситуаций можно понять только изнутри, когда тебя просят выступить, ты даешь согласие, а в последний момент концерт срывается, и получается, что ты подвел людей. Для Вадима, по натуре человека очень исполнительного и дисциплинированного, это было просто невыносимо. Не удивительно, что с Борисом со временем он начал конфликтовать.

- Вадим Сергеевич решил сменить партнера?

- Сначала Вадим задумался - после того как Борис несколько раз не смог выйти на сцену - о том, чтобы заменить его временно. В то время был такой очень известный эстрадный актер Гарри Гриневич, который и стал подменять Владимирова. Получилось очень хорошо, и мужу посоветовали: «Делайте с Гариком новую программу!». Гарик вообще был прелестным человеком, полной противоположностью Боре: если тот острый, колючий, злой, с тяжелым характером, то этот добрый, гибкий, неконфликтный. Он во всем слушался мужа, на любые его замечания и предложения неизменно отвечал: «Как скажешь, Вадюша». Но, конечно, то, что муж делал с Гариком, было повтором, а это всегда хуже оригинала.

- Цензура его не донимала?

- Еще как! Хотя сейчас мне кажется, это не так уж плохо. Нынешние-то актеры работают без цензуры, и просто оторопь берет от того, что они лепят. Вадиму с Борисом как-то сказали, что высмеивать можно чиновников не выше уровня домоуправления. Райкину единственному из всего сатирического цеха разрешали шутить на любую тему, всем остальным - ни-ни!

«ДОЗВОНИВШИСЬ В «СКОРУЮ», Я СКАЗАЛА: «МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО У МЕНЯ УМЕР МУЖ»

- Когда у вашего мужа начались проблемы с сердцем?

- Первый инфаркт у него случился, когда ему было 46 лет. Я тогда совершенно пала духом, но врачи успокоили: дескать, у мужчин в переходном возрасте такое бывает, со временем все восстановится. И действительно он пошел на поправку: сидел на диете, лечился и все вроде бы было в порядке. Но потом случился повторный инфаркт, и врачи сказали, что ему нужно бросать работу, поскольку эстрада - это ежедневные переживания, каждый выход на сцену связан с волнением. «Нет, - ответил муж, - я лучше умру на сцене, но свою работу не брошу!».

Вадим долго лежал в больнице. В санаторий его посылали, но он не поехал: дескать, лучше буду работать дома. В то время муж как раз начал писать книги. Он даже в Америку и Германию на гастроли успел съездить, у меня есть фотографии и рецензии, привезенные из тех поездок. Но после третьего инфаркта ему стало совсем плохо. Он не мог переносить длительные перелеты, врачи запретили ему менять климат.

- Он согласился?

- Только на какое-то время. А потом ему снова предложили выступить в Америке, и он загорелся: «Я полечу! Медики, как всегда, осторожничают, к тому же я уже летал в Америку, ничего страшного в этом нет». Они всей группой (он летел в компании других актеров) подали документы, получили визы. До вылета оставалось недели две, когда ему снова стало плохо, - это было 27 января 2001 года.

Я на него накинулась: «Куда тебе лететь?! А если там плохо станет?!». В тот же день нам позвонил приятель из Америки - он увидел афиши с фамилией Тонков и обрадовался. Я сказала, что против этой поездки, но он отмахнулся: «Пусть Вадя только приедет, мы его тут живо на ноги поставим!». А Вадим вырвал у меня трубку: «Не слушай ее, не так уж и плохо я себя чувствую, Мара, как всегда, преувеличивает». - «Что уж тут преувеличивать, - сказала я мужу после того, как он положил трубку, - если ты то за сердце хватаешься, то валидол горстями пьешь и валокордином запиваешь!». - «Ничего страшного, - ответил он, - я просто устал. В Америке у меня запланировано не так уж и много концертов, вот там и отдохну». Было 11 часов утра...

- Вы помните тот черный день до минуты?

- Оно и понятно - это же последний день жизни моего мужа. Поскольку было воскресенье, к нам в гости приехала дочь и мы устроили семейный обед. Она рассказала, что практически договорилась об операции для Вади - ему нужно было делать шунтирование. Он очень боялся операции, поэтому Марьяна успокаивала его: «Не волнуйся, ты попадешь к лучшему хирургу». - «Хорошо, - легко согласился он тогда, - вот вернусь из Америки и сразу же лягу в больницу». А потом добавил: «Знаете, девчонки, а мне совсем не страшно умирать. Я свою жизнь уже прожил и, в общем, прожил неплохо. Единственное, чего мне жаль, так это оставлять вас. Как вы тут будете без меня?». - «Что это за речи ты завел?! - накинулись мы на него. - Не смей даже думать об этом!». Настроение у него улучшилось, и он даже выпил немного коньячка «для расширения сосудов».

- У вас не было никаких предчувствий?

- Дочь с семьей ушла, наверное, часов в семь, а у меня вдруг стало очень неспокойно на душе. Мы пили чай и смотрели телевизор - как раз показывали передачу Олейникова и Стоянова «Городок». Вадя всегда очень хорошо к ним относился и как к людям, и как к профессионалам. И тут тоже от души смеялся над их шутками (у него в таких случаях всегда слезы из глаз текли): «Какие же они все-таки молодцы!». А потом вдруг встал из-за стола и говорит: «Что-то мне нехорошо, я, наверное, прилягу».

Я начала гладить его по спине, как врач советовал, а он пошел по коридору в спальню. Присел на кровать и даже не успел лечь - просто откинулся на подушки, вздохнул, и все - его не стало. Глаза закатились и стали как будто стеклянными. Я трясла его, кричала: «Вадик!», делала искусственное дыхание и массаж сердца.

- Почему же сразу не позвонили в «скорую»?

- В первый момент я просто ничего не поняла, потом не хотела верить, что случилось самое страшное. Затем кинулась звонить в неотложку. Бросила, снова начала его гладить и тормошить, потом опять начала звонить. Когда же дозвонилась и они спросили, что случилось, ответила: «Мне кажется, что у меня умер муж». В тот момент я уже не соображала, что говорю и делаю. «Скорая» приехала буквально через несколько минут, а вслед за ней примчались дочь с зятем, племянница и жена Гарика Нина - сам он приехать не смог, от волнения у него стало плохо с сердцем. Что происходило дальше, помню очень плохо, я как будто на время выпала из жизни: все было в какой-то пелене, слова доносились, как через вату, я их слышала, но смысла не понимала.

В Америку ребята уехали без Вадима. Многие наши тамошние друзья, узнав, что его не стало, приходили и приносили деньги. Мне их привез Гарик, это было последнее «прости» друзей и поклонников Вадима...

- Дальше вам надо было привыкать жить уже без Вадима Сергеевича...

- Года на полтора я вообще выпала из жизни, это было самое тяжелое для меня время. Общалась только с самыми близкими, которые пытались как-то меня отвлечь и вернуть к жизни. Приходить в себя я начала только на второй год. Помню, как приехала на дачу и увидела, что там пропадает все, что Вадик своими руками посадил. Надо было срочно все восстанавливать, и я увлеклась дачными работами - начала полоть траву, поливать, высаживать цветы. Мне хотелось, чтобы там все было так, как при Вадике.

Очень много значила для меня и любовь нашей дочери, мало кто заботится о родителях так, как это делала Марьяна. Она и сейчас уделяет мне много внимания - и морально, и материально. Но того счастья, которое было у меня с мужем, уже нет и никогда не будет. Хожу в церковь, молюсь за него и вспоминаю те годы, которые мы провели вместе, а это ни много ни мало 55 лет: пять лет мы встречались и 50 прожили в браке.



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось