Сын экс-первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР Никиты Сергеевича Хрущева Сергей ХРУЩЕВ: "Особых свидетельств, что Берия кого-то наказывал за то, что ему не дали, отвергли, я не нашел - наоборот, пытался помочь"

"БЕРИЮ АРЕСТОВАЛИ НА ЗАСЕДАНИИ ПРЕЗИДИУМА ЦК, ДОПРАШИВАЛИ, А ПОТОМ РАССТРЕЛЯЛИ. ПРИВЕЛ ПРИГОВОР В ИСПОЛНЕНИЕ ГЕНЕРАЛ БАТИЦКИЙ. ЛИЧНО..."

- За неделю до смерти сын Лаврентия Павловича Серго сказал мне, что его отца застрелили в собственном особняке ворвавшиеся туда генералы - мол, все, что потом мы читали о предварительном следствии, суде и о расстреле, было сымитировано, сфабриковано, не отвечает действительности. Что вы об этом думаете?

- Я ничего не думаю. Понимаете, когда-то ко мне пришли и сказали, что Гагарин летал в космос не первым. Я возразил: "Нет, первым!", а оппоненты давай доказывать: "У нас есть информация". - "А я знаю", - сказал. И здесь отвечаю: "Я знаю!".

Берию арестовали на заседании Президиума ЦК, допрашивали, потом расстреляли. Привел приговор в исполнение генерал (будущий маршал) Батицкий...

- Лично?

- Лично.

- Никита Сергеевич боялся Берию арестовывать? Что накануне он чувствовал?

- Его все боялись - было уже понятно, что Берия брал власть.

- Он мог же всех их потом пустить поодиночке в расход, правда?

- Нет, Лаврентий Павлович не стал бы всех уничтожать.

- Но уж Никиту Сергеевича точно не пощадил бы?

- Ну почему - они с отцом в очень хороших отношениях были. Видите ли, в чем дело... Берия, повторяю, брал власть, вернее, уже взял, и если Хрущев устроил против него заговор и ухитрился все перевернуть, то только благодаря своему рисковому характеру и везению...

- Поразительно, вообще-то...

- В противном случае Берия утвердился бы в лидерах, Маленков при нем был бы вновь исполнителем, то есть Берии не нужно было никого убивать. Потом он бы, очевидно, одного отставил, другого, кем-то постепенно их замещая, но это не имеет ничего общего с рассказами о том, что Берия якобы хотел всех арестовать в Большом театре.

Из книги Сергея Хрущева "Рождение сверхдержавы".

Как и все генсеки, Никита Сергеевич любил поохотиться

"Образование" мое началось с обвинительного заключения по делу Берии, которое попало мне в руки в конце 1953 года. Тот промозглый осенний вечер запомнился в деталях. Отец вернулся домой с разбухшей папкой. В столовой вынул из нее многостраничный том в стандартном "государственном" серо-голубом, цвета парадных шинелей КГБ, бумажном переплете и, оставив остальные бумаги на привычном месте, на обеденном столе, направился с загадочной книгой в кабинет. Я пошел за ним. Соскучившись, вечерами я старался не упустить ни минуты, ходил за отцом как привязанный. На сей раз меня разбирало к тому же любопытство - такие объемистые документы отец домой не приносил: вечерами он занимался лишь текущей почтой.

Оставив том на письменном столе, он ушел в спальню переодеться, но о том, чтобы заглянуть в привлекшую мое внимание книгу, не могло быть и речи - я лишь издалека разглядывал обложку, стараясь разобрать набранное некрупными буквами заглавие. Подойти к столу означало нарушить тот же внутренний запрет: единственное, что мне удалось разобрать, - это слова, набранные буквами покрупнее: "Обвинительное заключение...", а дальше - слившиеся строки на сером фоне.

"Я себя под Лениным чищу...". Никита Хрущев в своем рабочем кабинете

Такого, с вытянутой шеей, сосредоточенно вглядывающегося в едва различимые буквы, и застал меня отец. Что привлекло мое внимание - объяснять было не нужно. Отец подошел к столу, постоял недолго, как бы примериваясь, а потом сунул том мне в руки. Это было подготовленное прокуратурой для предстоящего суда над Берией и его ближайшими помощниками обвинительное заключение.

До суда оставалось несколько дней (я тогда об этом и не подозревал), и по сложившейся, как я теперь понимаю, еще в 30-е годы практике Генеральный прокурор направил результаты дознания на высочайшее утверждение. Конечно, серо-голубой "кирпич" получил не только отец: его разослали всем членам Президиума ЦК - коллективному руководству страной и партией.

- Хочешь прочесть? - с оттенком сомнения спросил отец (казалось, он еще не уверовал, стоит ли оставлять столь важный документ в моих руках).

- Конечно, - заторопился я, испугавшись, что его отнимут.

Меня захлестнуло любопытство, жажда узнать, что же такого ужасного совершил этот человек, чьи портреты еще в мае украшали фасады московских домов.

- Хорошо, - отец наконец решился, - только имей в виду: я тебе доверяю государственную тайну, держи язык за зубами.

Я закивал головой, и свое слово сдержал - впечатлениями о прочитанном не смел поделиться ни с кем, за исключением, конечно, отца.

Читал я, замирая от ужаса, всю ночь. Чего только не было в этом документе: и связь с британской разведкой, и сотрудничество с контрреволюцией, и насилие над женщинами, и моральное разложение, выразившееся в строительстве на чужое имя личных домов.

В 1957 году, после запуска СССР первого космического спутника, американский журнал "Time" назвал Хрущева человеком года

Последнее обстоятельство особенно возмущало отца, считавшего проявление частнособственнических инстинктов самой страшной крамолой. Собственный дом у коммуниста - позорнее проступка в его глазах не существовало.

Ничего из прочитанного не вызвало у меня сомнения: Берия предстал эдаким кровавым разбойником, способным на все.

Возвращая утром книгу отцу, я наивно спросил его, как и какие секретные сведения Берия передавал англичанам? Отец замялся и ничего вразумительного не ответил. Настаивать я не стал, решив про себя, что попытался выведать тайну, не предназначенную для моих ушей, а усомниться в прочитанном в те годы просто не мог.

Другой вопрос волновал меня еще больше - какое наказание ждет соучастников всех этих преступлений? (Они же обязаны понести наказание). Мучился я своими сомнениями долго - все не выдавалось удобного момента заговорить с отцом на эту страшную тему. Когда все это выложил, - дело было уже после суда над Берией, - он надолго замолчал. Я уж подумал, решил не отвечать, но нет.

- Понимаешь, - как-то натужно заговорил он, - главных сообщников Берии мы наказали: одних расстреляли, другие сидят в тюрьме, но в этой мясорубке смешались миллионы. Миллионы жертв и миллионы палачей - следователей, доносчиков, конвоиров. Если сейчас начать наказывать всех, кто приложил к этому руку, произойдет не меньшее кровопролитие, а может, и большее...

На полуслове отец замолчал... Таким ответом я был поражен - оставить палачей без возмездия! Принялся было возражать, но отец не намеревался со мной спорить.

- Не надо об этом, - как-то обреченно произнес он, - я устал, давай помолчим.

С Георгием Маленковым. "Маленков - это Горбачев или Керенский, преисполненный лучших желаний, но нерешительный. Журчит себе..."

Впоследствии к этой теме я больше не возвращался, а с годами все больше прихожу к заключению, что отец был прав".

"КАГАНОВИЧ БИЛ ТЕЛЕФОННЫЕ ТРУБКИ И СТЕКЛА ЕДВА ЛИ НЕ КАЖДЫЙ ДЕНЬ, НЕ БРЕЗГОВАЛ И РУКОПРИКЛАДСТВОМ. СТАЛИНУ ЭТО НРАВИЛОСЬ, ОН ГОВОРИЛ: "А ДАЙ ЕМУ В ЗУБЫ!"

- Трусливо вел себя Берия, когда его, наконец, схватили?

- Говорят, да - на коленях стоял, и в общем-то, это видно из писем, где он всех умоляет сохранить ему жизнь. Конечно же, он хотел жить, ведь если вы, предположим, идете на смерть за веру, за Христа, за Родину или за коммунизм, то человек циничный за что? За лишнюю возможность, как Берия выражался, бросить проститутке палку или за еще один особняк, который где-то построил.

- Истории с девочками, которые на суде всплыли, в целях очернения не придуманы?

- Похоже, что это правда. Все же от морали зависит: тогда она у нас была коммунистически-христианской, пуританской, и открывшееся было страшным преступлением. Наша современная мораль ближе к греческому многобожию, где секс считался чем-то вполне естественным, а Берия любил жизнь...

-...во всех ее проявлениях...

-...именно в этих вот проявлениях. Кстати, позже я не нашел особых свидетельств, что Лаврентий Павлович кого-то наказывал за то, что ему не дали, отвергли... Наоборот, пытался оказать содействие, помочь.

"Учение Маркса всесильно, потому что оно верно". Слева - Вячеслав Молотов - "как сказал Иосиф Виссарионович, "каменная задница" - упорный, но без идей. Скажут - сделает, верит истово"

Из книги Никиты Хрущева "Воспоминания".

"Потом появился вопрос: обсудим дело, задержим Берию, а кто именно задержит? Наша охрана подчинена лично ему, во время заседаний сидит в соседней комнате, и как только поднимем вопрос, Берия прикажет ей нас самих арестовать. Тогда мы договорились вызвать генералов - условились, что это я беру на себя. Я так и сделал - пригласил Москаленко и других, всего человек пять, а потом Маленков с Булганиным расширили их круг, добавив еще Жукова. В результате набралось человек 11 разных маршалов и генералов. Мы условились, что они станут ожидать вызова в отдельной комнате, а когда Маленков даст им знать, войдут в кабинет, где идет заседание, и арестуют Берию.

И вот заседание. Открыв его, Маленков сразу же поставил вопрос: "Давайте обсудим партийные дела - есть такие, которые необходимо обсудить немедленно, в составе членов Президиума ЦК". Все согласились. Я, как решили заранее, попросил у председательствующего слова и предложил обсудить вопрос о Берии. Берия сидел от меня справа. Он встрепенулся, взял меня за руку, посмотрел на меня и воскликнул: "Что это ты, Никита? Что ты мелешь?". Я ему: "Вот ты и послушай - как раз об этом хочу рассказать".

1955 год, отъезд из ГДР. Справа от Никиты Хрущева - Анастас Микоян. "Микоян очень хитрый был, но по-своему честный. Он Хрущева во многом поддерживал и, когда отца снимали, единственный сказал: "Надо бы его на одном посту оставить""

Вот о чем я говорил. На предвоенном Пленуме ЦК, когда обсуждали положение дел в партии и всех там критиковали, попросил слова Каминский, нарком здравоохранения СССР. Выйдя на трибуну, он сделал примерно такое заявление: "Хотел бы сказать, что когда я работал в Баку, среди коммунистов там упорно ходили слухи, что Берия работал в мусаватистской контрразведке. Считаю своим долгом заявить об этом, чтобы в нашей партии это знали и проверили".

Заседание тогда закончилось, и никто больше по данному вопросу не выступал - сам Берия тоже никакой справки не дал, хотя присутствовал. Был объявлен перерыв, все разошлись на обед. После обеда Пленум продолжался, но Каминский уже туда не пришел, и никто не знал почему. Тогда это было закономерно - многие члены ЦК, которые присутствовали на одном заседании, на второе не приходили, попадали во "враги народа" и арестовывались. Та же участь постигла Каминского.

Потом я рассказал о последних шагах Берии, уже после смерти Сталина, в отношении партийных организаций - украинской, белорусской и других. В своих записках Берия поставил вопросы (эти записки сейчас в архиве) о взаимоотношениях в руководстве национальных республик, особенно в руководстве чекистских органов, и предлагал выдвигать национальные кадры. Да, это правильно, такая линия всегда была в партии налицо, но он поставил этот вопрос под резким углом антирусской направленности в выращивании, выдвижении и подборе кадров - хотел сплотить националов и объединить их против русских. Всегда все враги Коммунистической партии рассчитывали на межнациональную борьбу, и Берия тоже с этого начал.

Единодушное голосование за выдвижение Никиты Сергеевича Хрущева на пост председателя Совета Министров СССР. 27 марта 1958 года, слева в первом ряду - член Президиума Верховного Совета СССР Анастас Микоян, в центре - Никита Хрущев, справа - председатель Президиума ВС СССР Климент Ворошилов

Затем я рассказал о его последнем предложении насчет отказа от строительства социализма в ГДР и о том, что осужденным и отбывшим уже наказание он предложил не разрешать возвращаться домой, а право определять их местожительство предоставить Министерству внутренних дел, то есть самому Берии. Тут уже был бы узаконенный произвол!

Я закончил словами: "В результате наблюдения за действиями Берии у меня сложилось впечатление, что он вообще не коммунист, а карьерист, который пролез в партию из карьеристских побуждений. Ведет он себя вызывающе и недопустимо - невероятно, чтобы честный человек мог так себя вести".

Когда все высказались, Маленков как председательствующий должен был подвести итоги и сформулировать постановление, но он растерялся, и заседание оборвалось на последнем ораторе, возникла пауза.

Вижу я, складывается такое дело, и попросил Маленкова, чтобы он предоставил мне слово для предложения. Как мы и договорились, я предложил поставить на Пленуме вопрос об освобождении Берии от всех постов, которые он занимал. Маленков все еще пребывал в растерянности и даже не поставил мое предложение на голосование, а нажал сразу секретную кнопку и вызвал таким способом военных. Первым вошел Жуков, за ним Москаленко и другие.

"Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек". Москва, начало 60-х

Маленков мягко так произнес, обращаясь к Жукову: "Предлагаю вам как Председатель Совета Министров СССР задержать Берию". Жуков скомандовал Берии: "Руки вверх!". Москаленко и другие обнажили оружие, считая, что Берия может пойти на какую-то провокацию. Берия рванулся к своему портфелю, который лежал на подоконнике, у него за спиной, но я схватил его за руку, чтобы он не мог воспользоваться оружием. Потом проверили: никакого оружия не было - ни в портфеле, ни в карманах, он просто сделал какое-то рефлекторное движение.

Как только закончилось заседание, ко мне подошел Булганин: "Послушай, что рассказывает мой начальник охраны". Тот тоже ко мне подошел. "Я узнал, - сказал, что только что задержали Берию, и хочу сообщить вам о том, что Берия изнасиловал мою падчерицу, школьницу седьмого класса. Год или несколько больше назад умерла ее бабушка, а жена получила инфаркт и легла в больницу. Девочка осталась в доме одна, и однажды вечером бежала за хлебом как раз мимо дома, где жил Берия. Там она встретилась со стариком, который пристально на нее посмотрел. Она испугалась. Потом ее вызвали чекисты и привели в дом Берии: тот усадил ее с собой ужинать, преложил тост за Сталина. Она отказывалась, но он настоял, что за Сталина надо выпить. Она согласилась, выпила, а потом заснула, и он изнасиловал ее". Я ответил этому человеку: "Все, что вы рассказали, учтет при следствии прокурор".

Потом нам дали список, в котором имелись фамилии более чем 100 женщин. Их приводили к Берии его люди, а прием у него был один: всех, кто попадал в дом впервые, он угощал обедом и предлагал выпить за здоровье Сталина. В вино он подмешивал снотворное, а потом делал с этими женщинами что хотел.

Когда Берию изолировали, он попросил авторучку и бумагу. Мы посоветовались и решили дать: может, в нем пробудилось какое-то стремление искренне рассказать, что он знает о том, в чем его обвинили. И он начал писать. Сначала - Маленкову: "Егор, такой-сякой, ты же меня знаешь, мы же друзья, зачем ты поверил Хрущеву? Это он тебя подбил", и прочее. Ко мне тоже обратился с запиской, в которой писал, что он честный человек.

Выйдя на пенсию, о важных событиях общественно-политической жизни Никита Сергеевич узнавал в основном из газет

Когда Руденко стал допрашивать Берию, перед нами раскрылся ужасный человек, зверь, который не имел ничего святого. У него не было не только коммунистического, но и вообще человеческого морального облика, а уж о его преступлениях и говорить нечего, столько он загубил честных людей!".

- Сергей Никитич, я попрошу вас дать сжатые, буквально в нескольких словах, характеристики на выдающихся деятелей партии того времени. Итак, Маленков?

- Это Горбачев или Керенский - преисполненный лучших желаний, но нерешительный. Журчит себе...

- Молотов?

- Как сказал Иосиф Виссарионович, "каменная задница" - упорный, но без идей. Скажут - сделает, верит истово. Сталина он любил (так же, как и его жена, которая сидела!) до последнего дня.

- Каганович?

- Носорог. (Улыбается). Ну, вы же хотели коротко... Обладатель огромной энергии, который мог выполнить все, что ему велели. Бил телефонные трубки и стекла едва ли не каждый день...

-...о головы подчиненных?

- Нет, о стол, на котором лежало стекло. Швырял трубку - разбивалось и то, и другое.

- В зубы давал сотрудникам?

- Думаю, мог. Рукоприкладством не брезговал, а Сталину это нравилось, он говорил: "А дай ему в зубы!". А как же? Если бы вождь этого не любил, никто бы и не давал.

- Микоян?

- В ливень пробежал между капелек.

- "От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича"?

- Так говорили. И еще: "А мне зонтик не нужен - я между капельками". Он очень хитрый был, но по-своему честный. Какие-то идеи у него имелись, он Хрущева во многом поддерживал, но в заварушки сознательно не встревал. Хотя, когда отца снимали, Анастас Иванович единственный сказал: "Надо бы его на одном посту оставить". Наверное, уже стар был и понял, что терять ему нечего...

- Немножко подвел нюх...

Дмитрий Гордон в гостях у Сергея Никитича в Провиденсе

- Нет-нет. Понимаете, он был принципиально изворотливый, поэтому, когда опасность грозила ему лично, старался, пока не наступит ясность, отсидеться где-то в сторонке.

"МАРШАЛ ЖУКОВ - ЭТО НАШ БОНАПАРТ, ЧЕЛОВЕК, В ОБЩЕМ, БЕЗЖАЛОСТНЫЙ"

- Маршал Жуков?

- Это наш генерал Бонапарт - человек, в общем, безжалостный. Стремился сделать как можно лучше, но мог ли быть хорошим руководителем? Не думаю. Все-таки он не Эйзенхауэр - к тому Василевский ближе, а Жуков - это, скорее, генерал Паттон, если с американцами сравнивать, или генерал Макартур. Их здесь к власти и близко не подпускали.

- Много людей положил?

- Никита Сергеевич мне рассказывал, что, будучи членом Военного совета, никак не мог привыкнуть к военным. "Они, - сокрушался, - планируют операцию и прикидывают: "Первый день - 50 тысяч невозвратные потери, второй день - еще столько же", а я сижу и думаю: "Это же молодые ребята, живые. Они там в окопах, а их уже списали". И Жуков такой же был, да все генералы - иначе бы они не могли воевать.

Из книги Сергея Хрущева "Рождение сверхдержавы".

"Когда отец уже сам оказался на пенсии и мы занялись работой над его мемуарами, я несколько раз задавал вопрос о причинах увольнения Жукова. Вот что отец рассказал.

С конца июля 1957 года на Жукова в ЦК стали поступать компрометирующие материалы - шли они и из КГБ, и из армейских политорганов. Вкратце обвинения сводились к следующему: по распоряжению маршала в Советской Армии формируются специальные диверсионно-штурмовые части, создаются школы диверсантов, а концентрируются эти спецподразделения якобы в районе Москвы. Заправляет всем этим делом начальник Главного разведывательного управления Генерального штаба генерал армии Штеменко, все делается втайне от ЦК, и далее следовал вывод: не исключено, что Жуков готовит заговор.

Проверка достоверности изложенных фактов подтвердила - действительно, такие части существовали. Правда, размещались они не только под Москвой, но и в других регионах, например, на Украине.

В ЦК к тому же участились на Жукова жалобы - некоторые из коллег-маршалов жаловались на его нетерпимость, грубость, шепотом произносили страшное слово "бонапартизм". Ну и, конечно, политработа, не скрываемая Жуковым нелюбовь к ней. Из Политического управления шли нескончаемые потоки обид на недооценку маршалом политработников. Доходили слухи: Жуков пригрозил, что научит комиссаров воевать, заставит командовать частями, и свое обещание с жуковской твердостью проводил в жизнь. Многие роптали, видели в этом покушение на свой особый статус, и когда маршал закачался, ему припомнили все, что было и чего не было. Официальную причину смещения министра обороны придумали не случайно: недостаточное внимание к политической работе - чтобы и другие зарубили себе на носу.

Сейчас опубликована стенограмма упоминавшегося выше пленума ЦК. Докладывал Суслов. Думаю, что отец не мог пересилить себя и перепоручил эту неприятную миссию "главному идеологу", ведь формально собрались обсудить состояние политработы в войсках. "Недавно Президиум ЦК узнал, что товарищ Жуков без ведома ЦК принял решение организовать школу диверсантов в две с лишним тысячи слушателей... - говорилось в докладе. - Товарищ Жуков даже не счел нужным информировать об этой школе ЦК. О ее организации должны были знать только три человека: Жуков, Штеменко и генерал Мамсуров, который был назначен начальником этой школы, но Мамсуров, как коммунист, счел своим долгом информировать об этом незаконном действии министра ЦК".

От генерала Мамсурова и потянулась ниточка. Особенно отца насторожила причастность к этой затее генерала Штеменко: отец не жаловал его еще с войны, когда они не раз встречались на докладах у Сталина, - Штеменко, по мнению отца, был склонен к интриге.

Незадолго до описываемых событий Жукову пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить отца назначить Штеменко на столь ответственный пост начальника ГРУ, однако после сообщения генерала Мамсурова настойчивость маршала выглядела воистину зловеще. Особенно на фоне недавних событий. В своем выступлении на пленуме отец не скрывал опасений.

"Относительно школы диверсантов... - говорил он, - об организации этой школы знали только Жуков и Штеменко. Думаю, что не случайно Жуков опять возвратил Штеменко в разведывательное управление - очевидно, Штеменко нужен был ему еще для темных дел... Неизвестно, зачем было собирать этих диверсантов без ведома ЦК - разве это мыслимое дело? И это делает министр обороны, с его характером, а ведь у Берии тоже была диверсионная группа. Перед тем как его арестовали, Берия вызвал в Москву группу головорезов, и если бы его не разоблачили, еще вопрос, чьи головы полетели бы".

Оставлю упоминание о Берии на совести отца - мне в связи с Жуковым оно режет слух, но отцу виднее. Известно, что в критические моменты маршал, если того требовало дело, жертвовал чужими жизнями, не задумываясь. Правда, тогда шла война, но характер не переделаешь.

Отец рассказывал, что уже после пленума, когда, как водится, началась проработка его решений, на одном из собраний присутствовал сам Жуков. Особенно рьяно с критикой бывшего министра выступал маршал Москаленко, командующий Противовоздушной обороной страны - в недавнем прошлом человек, близкий к Жукову. Его холерический характер в военных кругах хорошо знали: на протяжении получаса он мог облить человека грязью, потом расцеловать и снова начать проклинать.

На сей раз он с пафосом изобличал, обнажал и клеймил ошибки Жукова. Тот долго терпел, а потом не выдержал и ехидно поинтересовался, как понимать его сегодняшнее выступление, если еще недавно Москаленко с той же убежденностью советовал Жукову брать власть. Москаленко смешался и сел, о происшедшем немедленно донесли отцу.

Я убежден: не случись той вспышки, отец иначе бы отнесся к стекающейся к нему информации о Жукове. Сейчас же он боялся рисковать - недавние события поневоле заставляли осторожничать, и тщательной и критической проверке, неизбежно насторожившей бы Жукова, а возможно, подтолкнувшей его к решительным действиям, отец предпочел упреждающий удар.

Из случившегося, а вернее, неслучившегося он сделал далеко идущие выводы: отныне министр обороны не мог входить в высшее партийное руководство, дабы не концентрировать в одних руках слишком большую власть. (Нарушили этот принцип во времена Брежнева, когда Гречко, сменивший на посту министра обороны Малиновского, стал членом Политбюро).

Жуков до конца своих дней какие-либо бонапартистские намерения, даже саму такую возможность, отрицал. Наверное, тщательное изучение архивов позволит узнать истину в будущем, а может, мы ее и не узнаем - слишком уж все расплывчато. Пресловутые школы могли создаваться для нужд армии, а Жуков счел возможным самостоятельно распорядиться в своем хозяйстве, не спрашивая разрешения ни у ЦК, ни у отца - это вполне в его характере. Могла сложиться и обратная картина: у человека жуковского склада невольно возникает желание навести в доме порядок. Мало ли мы и сейчас слышим, и наверняка услышим в будущем ностальгические речи о железной руке, якобы способной решить одним махом все проблемы страны.

В те годы такая рука была... Кто знает?.. Пока выводы можно делать любые - в зависимости от собственных симпатий.

Не скрою, я бы предпочел, чтобы в данном случае отец оказался не прав - уж очень велико у меня уважение к Жукову".

- Семичастный и Шелепин - что вы о них скажете?

- Изворотливые бюрократы сталинской школы: циничные, недалекие. Решили, что им пора порулить, что Леня Брежнев им нипочем, и прогадали. Хрущев бы отдал им власть через год - ждать оставалось недолго: он же на пленуме 64-го года хотел обновить и омолодить руководство. Семичастный вряд ли - он все-таки возглавлял КГБ, но Шелепин и вся его когорта стали бы членами Президиума ЦК...

-...а Первым секретарем стал бы Шелепин?

- Не знаю. Никита Сергеевич говорил, что в нем не уверен, потому что он бюрократ: то комсомолом рулил, то в ЦК заседал, а реальной жизни не знал.

- Железный Шурик...

- Нет, не железный - просто бюрократ, а поскольку руководитель советского государства - не политик, а президент компании, Хрущев хотел, чтобы Шелепин сперва поработал секретарем Ленинградского обкома, но тот отказался...

- Воспринял как понижение и унижение?

- Да, но Хрущев, может, потом бы его высоко двинул...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter