Бывший начальник Службы охраны первого президента России Бориса Ельцина Александр КОРЖАКОВ: «Когда Горбачев приехал домой выпившим, Раиса при охране стала хлестать его по щекам. Ельцин такого бы не позволил. Если бы Наина вздумала его воспитывать, сразу получила бы в глаз, как иногда получала...»

Часть II

(Продолжение. Начало в №48)

«ГОРБАЧЕВ С РАИСОЙ СВОЕЙ ВСЕМ УЖЕ ДО СМЕРТИ НАДОЕЛ»

— Путч подтолкнул Советский Союз к развалу и фактически его развалил. Сегодня одни называют это трагедией, другие, наоборот, счастливы... Вы были непосредственным участником и свидетелем подписания Беловежского соглашения, венчавшего распад СССР, все происходило на ваших глазах... Рассказывая мне о тех исторических днях, Леонид Кравчук, Витольд Фокин, Геннадий Бурбулис и другие политики, находившиеся в Беловежье, подчеркивали: изначально желания похоронить Союз ни у кого не было — это так?

— В общем-то, да. Все прикидывали: ну что ж, не получилось с одним договором — подпишем другой, и даже если возникнет новообразование (типа того, что впоследствии СНГ обозвали), все равно оборона совместная, а хозяйствовать каждая республика будет немножко по-своему. Украина, например, пусть производит сало и им торгует... Тогда же считалось, что Украина кормит Россию, и у вас думали: вот заживем без нахлебников! (Правда, потом, когда попробовали пожить врозь, выяснилось, что все наоборот). Впрочем, в то время никто еще, конечно, не думал, что дело дойдет до такой степени размежевания.

Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

«...В Беловежскую Пущу мы с Ельциным приехали вечером. Кравчук уже находился там, но поджидать нас не стал и отправился на охоту. Он всегда стремился продемонстрировать «незалежное» поведение, выпятить собственную независимость. Зато Станислав Шушкевич на правах хозяина принимал гостей подчеркнуто доброжелательно.

Отдохнули с дороги, перекусили, и тут вернулся Леонид Макарович.

— Какие успехи? — поинтересовался Ельцин.

— Да кабана завалил, — похвастался он.

— Это хорошо, кабанов надо заваливать.

Милый, ничего не значащий разговор накануне разъединения целых народов...».


— Насколько я знаю, когда собрались лидеры трех республик, речи о распаде СССР не было, и вдруг Кравчук сказал Ельцину: «Борис Николаевич, вы считаете, Союзный договор нужен? Ну что ж, я возвращусь в Киев кем был — единоличным руководителем Украины, а вы?». Типа все равно будете вечно вторым... В ответ Ельцин рубанул якобы воздух рукой: «А что, действительно, пора с этим Горбатым кончать»...

— Да, я это подтверждаю. Так в целом и было, только Ельцин редко прибегал к грубым словам, и сказал он: «...с Горбачевым кончать»... В «Горбатого» того, наверное, Леонид Макарович переименовал.

— Накануне подписания судьбоносного документа выпили много?

— Трудно подсчитать, сколько — это же вялотекущий процесс: он шел постоянно, с утра до вечера... Ельцину, Кравчуку и Шушкевичу приносили бумаги, они с ними знакомились, что-то там поправляли, вновь возвращались к прерванному разговору, им снова какие-то докладные записки несли...

— Кто конкретно инициировал договор о развале Союза?

— Такого договора — о развале! — не существует, окончательный текст выдержан в мягких нормальных тонах: мы, дескать, собрались тут, и вот... Основными закоперщиками с нашей стороны были Сережа Шахрай, Бурбулис и Козырев, ну и со стороны Украины были юристы, министр иностранных дел Зленко...

— Лично вы понимали, что на ваших глазах вершится история и некогда великая страна, пугалообразный монстр, вдруг рассыпается, приказывает долго жить?


— Мы, если честно, не думали, что Союз распадется, — рассчитывали, что будет создано несколько иное государственное образование, с расширенными правами республик. Я часто присутствовал на переговорах в Ново-Огарево, и там все в один голос просили: «Дайте нам больше свободы, своим бюджетом мы должны управлять сами. Будем выделять средства на общие нужды: на оборону, правительство, содержание, скажем, Кремля, — а остальным распорядимся самостоятельно». Хотели на свое усмотрение торговать с иностранными государствами, открывать, если надо, таможни, но о собственных валютах не было даже мысли. Чтобы кто-то произнес слово «гривня» — да что вы!

— В результате, когда уже все решилось, Ельцин, Кравчук и Шушкевич позвонили сперва Бушу, а затем Горбачеву и объявили им, что Советского Союза больше не существует...

— Не знаю, что они там говорили Бушу, и разговора с Горбачевым тоже не слышал — объяснение с ним потом состоялось, когда вернулись в Москву. Из Беловежья звонили лишь Назарбаеву — я его сам искал: договаривался, чтобы он вышел на связь. Ельцин поручил мне найти казахского лидера с целью пригласить присоединиться к большой тройке. Увы, дозвониться до Назарбаева удалось только через несколько часов, когда Нурсултан Абишевич прилетел во Внуково и направлялся уже к Горбачеву.

— Назарбаев хотел уклониться от беловежских посиделок?

— Нет... Нет! Ельцин с ним переговорил, пригласил в эту компанию четвертым, но тот, обиженный, что не позвали раньше, отказался. «Меня, — сказал, — сейчас Горбачев вызвал, и я еду к нему. Там и будем дальше беседовать — уже по-другому».

Горбачев очень любил жену и чрезвычайно от нее зависел

— Есть мнение, что Назарбаев не присоединился к беловежским переговорщикам потому, что Горбачев пообещал ему пост председателя Совета Министров Союза...

— Об этом, по-моему, сам Горбачев впоследствии рассказал. Не верить ему у меня нет причин, но я при их общении не присутствовал...

— Мне говорили, что во избежание непредвиденных инцидентов руководители трех республик решили разъезжаться по одному и не лететь вместе, а для вящей предосторожности сотрудники служб их охраны даже обрезали в резиденции телефонные провода...

— Насчет обрезания проводов — чушь: мы полностью доверяли белорусам, потому что это фактически наши были ребята — филиал группы «А». Они прибыли в Белоруссию и выполнять указания союзных начальников (тех, кто сменил Карпухина и Крючкова) не собирались — подчинялись непосредственно своему первому лицу.

— Как вы считаете, СССР распался бы, если бы Ельцину предложили стать его президентом?

— Думаю, все равно закончилось бы одним, пусть и немножко позже, просто Горбачев с Раисой своей всем уже до смерти надоел. Это сейчас о ней так говорят, что скоро у нас еще одна будет святая, а в то время все костерили. Она была рядовой женой, но лезла во все, что ни попадя. С какого боку — никто ее не выбирал, не назначал... Почему жены Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова и Черненко никогда не совали в политику, в руководство страной нос, а эта так и норовила? Раиса же расставляла кадры, и поэтому, зная, какое огромное влияние имеет она на Горбачева, все перед ней лебезили, боялись ее страшно.

— Это правда, что она, не стесняясь, хлестала мужа по щекам при охране?

— Да — однажды это случилось при мне (еще до работы с Ельциным), и наблюдать ее гнев было совсем неприятно. Горбачев приехал домой, где-то выпил (чуть-чуть шел запашок), и она его маханула, разразился семейный скандал. Она постоянно следила, чтобы Михаил Сергеевич не выпивал... У Ельцина такого не было никогда, да он бы и не позволил. Если бы Наина вздумала его воспитывать, сразу получила бы в глаз, как иногда получала.

Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

«...Нескольких дней хватило, чтобы почувствовать: у Горбачевых свой, особый климат в семье. На госдаче, например, было два прогулочных кольца — малое и большое, и каждый вечер, в одно и то же время, в 19.00, Раиса Максимовна и Михаил Сергеевич выходили погулять по малому кольцу. Он в это время рассказывал ей обо всем, что случилось за день, — она в ответ говорила очень тихо.

Сначала для нас было неожиданностью, когда Раиса Максимовна вдруг спрашивала: «Сколько кругов мы прошли?». Не дай Бог кто-нибудь ошибался и отвечал неправильно — она, оказывается, сама считала круги и проверяла наблюдательность офицера охраны. Если он сбивался со счета, такого человека убирали. Коллеги быстро усвоили урок и поступали так: втыкали в снег еловые веточки. Круг прошли — елку воткнули, и когда Раиса Максимовна их экзаменовала, подсчитывали веточки. Так было зимой, а уж как охрана летом выкручивалась, не знаю — не исключено, собирала шишки...».

«...Барсуков и Крапивин рассказывали, как Раиса Максимовна ходила по Большому Кремлевскому дворцу и пальцем указывала: это отремонтировать, это заменить... В кабинете мужа по ее приказанию престарелый генерал Плеханов, руководитель охраны Президента СССР, передвигал неподъемные бронзовые торшеры в присутствии подчиненных. Я когда про торшеры услышал, почему-то подумал: может, оттого и сдал Плеханов Михаила Сергеевича в Форосе? Издевательства редко прощаются...».


— По-вашему, Горбачев сильно любил жену?

— Не передать как.

— И от нее чрезвычайно зависел?

— Да, поэтому выход (смеется) один был: двигать Раису наверх. Надо было сделать ее депутатом, потом — председателем Президиума Верховного Совета, а там и до президентского кресла рукой подать. Раз уж она умнее его...

«МНЕ СКАЗАЛИ, ЧТО ПАША ГРАЧЕВ ЧУТЬ ЛИ НЕ СТРЕЛЯТЬСЯ СОБРАЛСЯ»

— Когда развалился Советский Союз и Россия стала суверенным, независимым государством, вы приобрели огромное влияние и, говорят, руководили даже интригами в ближайшем окружении президента. В частности, бывший Генпрокурор России Алексей Казанник, который, как мы помним, уступил место опальному Ельцину в Верховном Совете Союза, в одном интервью разоткровенничался: «Коржаков в Кремле все решает, и чтобы протащить сомнительное решение, подписать незаконный указ, надо идти к нему. Я видел, — утверждает Казанник, — как перед ним заискивают министры, советники и помощники президента». Сгустил прокурор краски или все так и было?

Беловежская Пуща, 1991 год. Леонид Кравчук, Станислав Шушкевич, Борис Ельцин. Советскому Союзу скоро конец...

— Заискивал прежде всего сам Казанник, но о себе он почему-то молчит, хотя надо еще поискать того, кто бы так пресмыкался. Ну как можно такое говорить о министрах, если со всеми у меня были дружеские отношения? С Баранниковым мы даже поселились рядом, дружили семьями (у него и супруга очень приятная — с моей сошлась быстро). С Грачевым то же самое — жены сблизились, и мы часто встречались. С директором ФСБ Барсуковым в одном доме все время жили, вдобавок друзья — так кто заискивал-то?

— Разве в те годы не говорили, что если хочешь что-то решить, нужно искать подход не к Ельцину, а к Коржакову?

— К Ельцину просто не пропускали...

— Нет, причина в другом: Коржаков был реально самым влиятельным человеком в России...

— (Пауза). Ну говорили... С подачи журналистов, между прочим, — они любят присочинить. До сих пор не понимаю, почему эти ребята так меня невзлюбили, — я же для них был отец родной! Если бы не мое заступничество, их бы никто и близко к Ельцину не подпустил...

Борис Николаевич еще в пору ранней демократии не хотел, чтобы ему надоедали, а я, наоборот, настаивал: «Нет, надо быть на виду, выходите почаще к прессе». Помните, когда он рассказывал, что засевшую в селе группировку боевиков Радуева стерегут 38 снайперов — как 38 попугаев? Это же опять я на его общении с журналистами настоял. А когда Грачева Ельцин назвал лучшим министром обороны всех времен и народов? Мне тогда из Москвы позвонили — сказали, что Паша в трансе и чуть ли не стреляться собрался, потому что мастера слова его грязью облили. Мы были в Питере на Пискаревском кладбище, и я Ельцина попросил: «Поддержите Пашу-то — его же совсем затрахали». Вот он и направился к пишущей братии.

Я только несколько моментов привел, когда просто пихал его к прессе, а сколько таких было в Кремле! Увы, кремлевский пул просто меня «обожает». Когда японская газета переврала мои слова (я выступал за перенос выборов, а они так подали, что получилось, будто за отмену) — та же история. Журналисты к Ельцину рвутся, а их отсекли и держат на расстоянии. Они, бедные, орут: «Пустите, пустите, Борис Николаевич, только один вопрос» — и давай упражняться на эту тему. Спросили о моем высказывании насчет отмены выборов, и он стал меня поливать. Честил в хвост и в гриву, а я улыбался. Чего суетиться, опровергать? Сидел и думал: «Потом договоримся».

Коржаков — Ельцин: полное взаимопонимание без слов

Некоторые ваши коллеги, как вот на НТВ, влияли у нас на политику. Когда Киселев в каждой своей программе «Итоги» составлял рейтинги, это делалось с дальним прицелом. Помните? Начиналось нормально: на первом месте Ельцин, на втором — Черномырдин, на третьем — Бурбулис, Шахрай или еще кто-то, и только на 20-м — Коржаков. Ну а потом потихонечку, постепенно в течение года меня вывели на второе место. Это они специально делали, а почему я в этом уверен? Потому что после того, как меня сняли, передача «Итоги» осталась, а рейтинга больше не было.

— Тем не менее вы ощущали себя в Кремле человеком номер один?

— Да Господи — не ощущал! Это Казанник сказал, а он клеветник: сам холуй и в других видит таких же. Кадры я не расставлял никогда, только если сам Ельцин просил — он просто знал, что дерьмо я не пропущу... Вот, например, Казанник — это Ельцин придумал поставить того генеральным прокурором, его мысль была, а Скуратова я предложил, когда Борис Николаевич не знал, что со своим ставленником предпринимать. Казанник же его крупно подвел — из тюрьмы всех мятежников выпустил.

— Гэкачепистов?

— И их, и Руцкого — самое главное. Мы же думали, что тех, кто бунтовал народ в 93-м, ждет показательный суд... Столько людей погибло, и никто не ответил — это же глупость была полнейшая, а Казанник ее вознес, представил как акт гуманизма.

Когда надо было искать этому горе-деятелю замену, Ельцин меня попросил: «Александр Васильевич, подберите, пожалуйста, кандидатуру». В Администрации президента я взял характеристики примерно на прокуроров 15 (в той обойме и нынешний Чайка был, и Устинов), а Скуратова выбрали потому, что человек никогда в местных органах не работал, связями не оброс. Он все время по ученой линии шел: преподавал, возглавлял НИИ при Генпрокуратуре — то есть чисто теоретически прокурорскую работу знал от и до плюс из Свердловска — значит, нейтральный, ни с кем не завязан...

Когда я с ним встретился первый раз, сказал одно: «Закон выше Илюшина — не нужно нам ни своих, ни чужих прокуроров». Понимал: если он из Свердловска, значит, волей-неволей я свожу его с первым помощником президента Илюшиным, который тоже оттуда. У нас с Виктором Васильевичем всегда были какие-то трения, ну а так, если и Илюшин его принимать будет, и я, вариант то, что нужно. Илюшин с ним побеседовал и был счастлив, что свой, свердловский, — знакомых у них полно. Ну и все, мы вдвоем подали кандидатуру Скуратова. Ельцин с ним побеседовал — Скуратов ему понравился. Если бы не история с сауной, нормально бы работал...

— Оказалось, что он любит девочек, причем обеих сразу...

— Подстава! Мы ж с этим делом не разбирались, а надо бы. Скуратова могли и опоить, и заманить в ловушку обманом — да что хотите. Чтобы человека обгадить, много ума не надо.

— Хотя, казалось бы, сразу с двумя время проводит — молодец, мужик!

— Это показательно сделали — ославили на весь мир. Видно, так их допек «Мабетексом» (швейцарская фирма, которая по поручению Управления делами президента вела работы по реконструкции Кремля. — Д. Г.), что готовы были что хошь показать — вот вам телевидение независимое!

— Сейчас такого уже не покажут?

— За бабки? Да пожалуйста, только платите.

«РАССТРЕЛ БЕЛОГО ДОМА — ПОКАЗАТЕЛЬНАЯ АКЦИЯ: НАДО БЫЛО НЕКОТОРЫХ ПРИПУГНУТЬ»

— Александр Васильевич, а это правда, что вас даже Черномырдин боялся?

— Ну, наверное, знал за собою грехи.

Белый дом в огне. Октябрь, 1993 год

— У вас были с ним откровенные беседы?

— В моей книге, которую я вам подарю, опубликован наш разговор с Виктором Степановичем накануне президентских выборов, причем, если читать внимательно, я предстаю там не в лучшем свете... И все равно обнародовал стенограмму, чтобы показать: это правда, вот такие отношения были. Когда меня упрекают: «Ах, да вы всех записывали!», я отвечаю: «Извините, ребята, но если разговор шел на моей территории, я был вправе фиксировать все, до последнего слова». Хотя мог бы схитрить, сказать: «Это у меня просто память хорошая».

— Как вы считаете, хотел Черномырдин стать президентом России вместо или после уставшего Ельцина?

— Очень хотел — более того, подписи за него уже были собраны в необходимом количестве.

— И он мог стать преемником?

— А почему нет? За бабки у нас в стране — легко.

— В связи с весенними событиями в Украине, когда не могли договориться Верховная Рада и президент, у нас часто вспоминали расстрел российского парламента в 93-м году. Вы были свидетелем тех событий...

— Не свидетелем — активным участником.

— Да, ну конечно: тогда весь мир благодаря CNN увидел, как по Белому дому прямой наводкой бьют танки. Знаю, что в те грозовые дни отнюдь не Борис Николаевич руководил ситуацией и фактически пульт управления страной был в ваших руках...

— Вот видите, только что вы представили меня вторым человеком в стране, но, значит, я был и первым (смеется)...

— ...и именно от вас зависело, как повернутся события в решающую ночь с 3 на 4 октября...

— Вы, журналисты, как и оппозиция, любите будоражить людей словами о расстреле Белого дома, но расстрел — это вторая часть действия, ответные меры на то, что произошло накануне. Сначала бесчинствующая толпа разгромила мэрию, в самом Белом доме смяла посты, побила милицию, а потом в телецентре «Останкино» устроила бойню. Там, между прочим, полтораста человек погибло, а при штурме Белого дома всего 10, так что не надо, как говорится, с больной головы валить на здоровую. Голосят, понимаешь: «Расстрел!», но это показательная акция, надо было припугнуть некоторых, чтобы больше не лезли. Зюганов ведь больше с тех пор не высовывался и, даже при том, что его проигрыш на президентских выборах в 96-м был очень сомнительным, не стал нигде возникать. Все это были уроки 93-го года: по сусалам один раз получил и после этого все — боялся даже рот разевать. Эту гидру надо было задавить сразу — нельзя было ее выпускать, чтобы избежать новых жертв...

— Действительно ли, когда все было особенно зыбко и надо было главнокомандующего поддержать, многие приближенные к Ельцину люди, в частности, армейские генералы, попытались дать задний ход?

— Съездив по моему заданию в Минобороны узнать обстановку, мой зам Геннадий Иванович Захаров вернулся оттуда удрученный. «Там вообще, — сказал — штиль, никто ничего делать не собирается». О штурме Белого дома не было и речи.

Александр Коржаков с другом Павлом Грачевым. «Когда пресса Грачева облила грязью, он чуть ли не стреляться собрался. Я тогда Ельцина попросил: «Поддержите Пашу, его же совсем затрахали»

— Боялись?

— Конечно. Это горбачевский синдром: когда в свое время генерал Родионов дал в Тбилиси команду успокоить толпу...

— ...саперными лопатками?

— Ну, лопатками не лопатками... А может, военных вынудили пустить их в ход — надо же было хоть чем-то защищаться от провокаторов... Настоящего следствия, между прочим, фактически не было: сообщали, что комиссия Съезда народных депутатов работала, но толком она свет на события не пролила. Так и не было выяснено, давал Горбачев приказ Родионову или нет, а он генерала попросту сдал. Дальше точно так же сдавали и группу «А»...

— ...которая в Вильнюсе пошла на штурм телецентра?

— Да, и этот синдром остался — люди боялись брать на себя ответственность. В 91-м году, я уверен, если бы престарелый маршал Язов приказал захватить Белый дом, «альфовцы» бы не подчинились...

— Вы понимали, что если бы не ваша решительность, в 93-м все могло обернуться иначе?

— Понимал — поэтому и не пытался отсидеться в сторонке. Когда группа «А» не шла на штурм Белого дома, ничего не оставалось, как повести ее самому, и спецназовцы меня поддержали.

— Ельцин хоть был в тот момент в состоянии соображать, что происходит в стране?

— К этому времени он уже отбыл на дачу — мы все делали без него, а потом, когда Руцкого с Хасбулатовым в Лефортово привезли, Борис Николаевич приехал в Кремль отмечать победу. Кстати, когда его днем, часов в 11-12, доставили домой и Наина Иосифовна увидела, что меня рядом нет, первое, что она сказала: «Коржаков струсил, он тебя бросил». Такой скандал закатила: «Мы здесь в лесу одни, нас захватят сейчас и убьют!»... Успокоилась, только когда увидела по телевизору, чем на самом деле я занимаюсь.

Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

«...Около 18 часов 4 октября 93-го, благополучно сдав мятежников с рук на руки, мы с Барсуковым прямо из Лефортово поехали в Кремль, на доклад. В кабинете Президента не застали — он был в банкетном зале, и я с удивлением обнаружил, что торжество в честь победы началось задолго до самой победы и уже подходит к концу.

Мы с Михаилом Ивановичем умылись: вода была черная от копоти, ружейного масла и пыли. Вошли в зал со служебного входа, но нас тут же заметили. Барсуков принес исторический сувенир и хотел им обрадовать Президента:

— Борис Николаевич, позвольте преподнести вам подарок на память. В кабинете Хасбулатова нашли его личную трубку — вот она.

Президент начал заинтересованно осматривать трофей.

— Борис Николаевич, да зачем вам эта гадость нужна, что вы ее трогаете? — встрял разгоряченный министр обороны Грачев.

Шеф тут же отреагировал:

— Да, что это я ее трогаю? — и швырнул трубку в угол с такой силой, что глиняная вещица разлетелась на мелкие кусочки.

Нам налили до краев по большому фужеру водки. Легко, как воду, залпом выпив, мы присоединились к общему веселью, но в душу закралась обида. Я взглянул на сияющего Грачева с рюмкой в руке и вспомнил, как он просил письменного приказа на штурм Белого дома. Посмотрел на раскрасневшуюся от водки и удовольствия физиономию Филатова, который две недели назад бился в истерике в моем кабинете, а теперь рыдал от счастья. Эти люди оказались за столом победителей главными, а тех, кто внес решающий вклад в общее дело и довел его до конца, даже забыли на торжество пригласить. Невольно пришли на память строки из ранних дворовых шлягеров Владимира Высоцкого: «А когда кончился наркоз, стало больно мне до слез — и для кого ж я своей жизнью рисковал?».

...Наркоз действительно закончился — в моем почти слепо преданном отношении к Ельцину появилась первая серьезная трещина».

«ОДНАЖДЫ Я ЗАСТАЛ СОСКОВЦА СТОЯЩИМ ПЕРЕД ЕЛЬЦИНЫМ НА КОЛЕНЯХ: «БОРИС НИКОЛАЕВИЧ, УМОЛЯЮ, НЕ НАДО С ЧЕЧНЕЙ ВОЕВАТЬ»

— О чем, интересно, вы думали, когда фактически в одиночку руководили ходом событий в России? Была мысль, что вот я, простой парень Саша Коржаков...

— (Перебивает). Извините, конечно, но я никогда не считал себя человеком ниже сортом, чем наши правители. Я с 68-го года в Кремле, и мимо меня проходили все: и президенты, и короли...

— То есть вы непростой парень?

После того как прокурор Юрий Скуратов неудачно попарился в бане, он стал одной из самых одиозных политических фигур

— Вот именно. Так долго работая на самом верху, я понял, что это не какие-то боги, не уникальные личности, а простые обычные люди, которые хотят и писать, и какать, и водку пить, и трахаться, хотя и изображают из себя супервеликих. Взять хотя бы нашего бывшего президента... Нам, конечно, свойственно создавать себе кумиров и обожествлять их, но я был нормальным, земным и сознавал: все остальные — точно такие же.

— В 94-м году Россия развязала жуткую войну в Чечне. В чем состояла ошибка власти, что надо было сделать не так?

— Не cледовало вообще боевые действия начинать! Я неоднократно беседовал по этому поводу с Ельциным и доказывал ему, что нельзя воевать с мусульманами: мы уже показали себя, когда влезли в Афганистан — до сих пор выпутаться из него не можем.

— Вы это видели своими глазами, когда служили в личной охране Бабрака Кармаля?

— Да, поэтому и утверждаю: навязать что-то силой оружия им невозможно. Эти ребята — фанатики, а тут тем более ваххабиты: с ними лучше всегда договариваться. Они же не стремились нашу территорию захватить, не предъявляли ультиматумов: просто просили дать им свободно жить — вот и надо было пойти навстречу. У центра ведь были подписаны хорошие договора с Татарстаном об экспорте их продукции, в частности, нефти, на паритетных условиях. Почему Казань процветает? Потому что ей создан особый режим благоприятствования. Ну и слава Богу — зато накал национального вопроса снижен на много градусов.

Примерно того же просил и Джохар Дудаев — нормально, мирно, но, к сожалению, у нас было античеченское лобби и действовало оно по старой пословице, когда вор громче всех кричит: «Держи вора!». Кого я конкретно имею в виду? Главу Администрации Ельцина Филатова, главу Московского УФСК (Управления федеральной службы контрразведки. — Д. Г.) Савостьянова, которому почему-то поручили Чечню... Он приходил ко мне чуть ли не через день. «Женя, — я спрашивал, — чего это ты взялся за Грозный? Что, у тебя в Москве, в области дел нет?». Я понимал, что у них чисто нефтяные возникали вопросы — все упиралось в легкие бабки.

Чеченцы хорошо знали, к кому подъехать, знали, кто подонок и на содержании у Гусинского состоит... У «Моста» же (структуры Гусинского. — Д. Г.) с Савостьяновым был договор — вот они и использовали чиновника, который до этого в жизни ничем не руководил. Самый большой пост у него был — чаеносец московского мэра Гаврилы Попова. По своей специальности как инженер-геофизик он никогда с должности рядового инженера не продвинулся бы, а став большим демократом, когда ему доверили тезисы для Гаврилы Харитоновича сочинять, возомнил себя вдруг великим. После этого был назначен главой КГБ Московской области — конечно, его на корню купили...

Именно эти люди докладывали президенту, что происходит в Чечне, как там идут дела. Чуть где Дудаев плохо о Ельцине отозвался, тут же трансформировали это, сгущали краски и передавали Борису Николаевичу, зная его слабые стороны, в частности, мстительность. Когда его оскорбляли, для него это был острый нож, и простить такого он просто не мог. (Правда, нынешние в этом плане отличились, по-моему, еще больше).

Мы как могли Ельцина уговаривали — я и первый вице-премьер Сосковец. Однажды застал Олега стоящим перед ним на коленях: «Борис Николаевич, умоляю, не надо с Чечней воевать». (Я, кстати, за точность того, что вам говорю, ручаюсь — еще никто на меня в суд не подал и написанное топором не вырубил).

И вот нас: меня и Сосковца — эти придурки (Филатов, Савостьянов и иже с ними) обозвали партией войны. Нас — тех, кто был категорически против этого блицкрига! К счастью, и Дудаев, и его окружение, и нынешнее руководство Ичкерии — все знали, какова наша позиция. Почему у меня никогда с чеченцами нет проблем, почему они в расстрельные списки меня не вносили, хотя там многие: и Ерин, и Грачев, и Барсуков? Да потому, что знали: мы были против кровопролития.

Я три раза с первым помощником Дудаева (фамилию забыл, что-то типа Сулейманов) встречался, и запись нашего разговора была распечатана, то, что нужно, подчеркнуто. Понес ее Ельцину: «Почитайте — вот что они хотят. Никто воевать не рвется — вас в заблуждение вводят!». Нет, он срочно вызвал Пашу Грачева: «Чтобы к среде был готов план боевых действий». Вот подай ему план — и все тут! Мне потом говорили, что ребята в Генштабе, которые все это разрабатывали, ночами не спали, но такие вещи наспех не делаются, тем более когда столько оружия там оставили.

Коржаков на связи. «Родина слышит, Родина знает...»

— Армия же и оставила!

— Ну конечно! До сих пор не знаю, кто в этом виноват больше: то ли Грачев, то ли бывший министр обороны СНГ Шапошников, или, может, таким было решение парламента (тогда еще Верховного Совета)? Я понимаю, что очень трудно вывозить со складов оружие, когда вокруг беснующаяся толпа. Только попробуй тронуться с места у них на глазах — они будут ложиться под грузовики и требовать: «Оставьте все нам — будем себя защищать». Наверняка пришлось бы это оружие применить, вне всякого сомнения, пролилась бы кровь, поэтому я понимаю тех, кто занимался у нас этим вопросом... Думали, видно: черт с ним, оставим, лишь бы не воевать.

Несмотря на это, было принято решение о начале военной кампании, причем на заседании Совета безопасности присутствовал Калмыков, тогдашний министр юстиции. Будучи убежденным противником бойни, он тут же поехал к Дудаеву и в подробностях рассказал ему, что планируется, вплоть до часов: как, где, когда... Полный идиотизм: наши стратеги ведь в курсе были, куда он отправился и что чеченцы полностью осведомлены. Надо было переменить план — к чему, спрашивается, так торопиться? Нет, «я так хочу — и все!». Потом Ельцин, конечно, каялся перед народом: «Это моя ошибка!»... Действительно, это самый страшный в его жизни грех, но он за содеянное не ответил — в прекрасных условиях, путешествуя по всему миру, дожил до спокойной смерти.

— Сколько людей с обеих сторон погибло в Чечне?

— Я точных цифр не знаю.

— Но речь идет о десятках или сотнях тысяч?

— Лучше говорить не сколько погибло, а каковы потери, потому что, если считать убитых на поле боя — это одно, а вот потери — другое: имеются в виду погибшие вместе с ранеными. Допустим, человек по дороге в госпиталь умирает, на операционном столе или когда его выписали инвалидом...

— Как, расскажите, вам удалось взять в заложники президента Чечни Яндарбиева?

— Это произошло накануне президентских выборов-96, когда уже не было в живых Дудаева, — решили провести с чеченцами переговоры, чтобы действия их полевых командиров не мешали нормальному выборному процессу. Ельцин пошел на то, чтобы принять чеченскую делегацию в Кремле, о чем еще Дудаев мечтал, но выбрали для этого самый непрестижный зал. Шеф очень долго прикидывал, как сесть, чтобы не быть с Яндарбиевым на равных.

— Тот и папаху, я помню, снимать не хотел...

— Ради Бога, никто его и не заставлял — они все были в папахах, но Ельцин сел, как пахан, во главе стола, а делегации — по левую и правую руку. Он не расположился напротив Яндарбиева, как равный с равным (был категорически против этого), а чеченцы хотели, чтобы протокол, положенный при встрече двух президентов, был обязательно соблюден. Помните, как Яндарбиев бросил ему: «Не так сидите!»?..

Борис Николаевич всегда придавал рассадке большое значение...

— В выпусках новостей я видел, что когда чеченцы начали возмущаться, вы подскочили к столу...

— Так они же злые были, как черти.

Чеченская делегация в Кремле. Справа — президент Чечни Зелимхан Яндарбиев. «Во время переговоров Ельцин долго прикидывал, как сесть, чтобы не быть с Яндарбиевым на равных»

— И вы, если что, Яндарбиева бы ударили?

— Без всякого сомнения. Хм, а чему вы так удивляетесь? Извините, но если моему президенту кто-нибудь угрожает, пусть и другой президент, — какая разница! — я должен принять меры.

— Вы не боялись яндарбиевской свиты?

— Еще чего! Не хватало, чтобы на нашей территории гости вели себя по-хозяйски.

— Нейтрализовали бы Яндарбиева кулаком или...

— Не знаю: схватил бы, и все. Дело в том, что он сначала такой был горячий (или показывал горячность), а потом, когда злющий Ельцин поднялся и ушел: «Ну, вы тут разговаривайте...», успокоился.

На время визита им предоставили загородный особняк: с охраной, банями и отличной кухней — по полной программе!

— Девчонки там тоже были?

— Девчат не предлагали, но если бы они захотели, можно было договориться с официантками... До этого не дошло — после того, как помылись в бане, они напились. Все ведь в лесу, в лесу жили, а тут им такие условия создали: кровати шикарные, белые простыни, бильярдные, кинозал...

— Они расслабились, а в это время...

— ...а в это время я с Ельциным переговорил. Мы уже давно готовились в Чечню полететь — просто удобный момент искали. «Давайте-ка завтра утром, — предложил, — лучшего шанса не будет. Только с одним условием, Борис Николаевич: об этом знаете вы, я... Сейчас вызову Барсукова, Грачева, согласую с ними детали — и все: администрации — ни гу-гу!». Он согласился, и хотя потом сам позвонил Немцову (у них еще раньше была личная договоренность), Илюшин, первый помощник, этого не знал, премьер Черномырдин тоже. Понимаете, как было?

К тому времени мой спецназ уже две недели находился в Чечне, поэтому мы по нормальной закрытой связи договорились, чтобы там было все обеспечено: маршрут, точки пребывания, программа... Потом мне рассказывали, что когда мы оказались в Чечне, Илюшин прямо в машине ногами топал, сходил...

— ...под себя?

— Нет, с ума после того, как узнал об этом по радио. Как это так — президент в Чечне, а его, первого помощника, не предупредили?

— А что Яндарбиев?

— Этот по-своему обалдел, ведь их из особняка не выпускали — продержали там, пока мы не вернулись обратно. Они поняли, что их надули.

«И ЗЮГАНОВУ, И ЖИРИНОВСКОМУ, И ЯВЛИНСКОМУ Я ГОВОРИЛ: «РЕБЯТА, МЫ НИКУДА ВАС НЕ ПУСТИМ И ВЛАСТЬ НЕ ОТДАДИМ»

— Какой рейтинг популярности был у Ельцина перед президентскими выборами 96-го года?

— Четыре процента.

— И вы с таким показателем народной «любви» собирались его все-таки снова протащить в президенты?

— Хм, а что значит протащить? Вообще-то, я выполнял команду, а кроме того, у нас не было альтернативы: мы должны были или выиграть, или бы все преобразования свернулись... Поэтому и Зюганову, и Жириновскому, и Явлинскому я говорил: «Ребята, мы никуда вас не пустим и власть не отдадим», но вместо того, чтобы так потешно выигрывать выборы, лучше было на пару лет их перенести. Зачем? Чтобы Ельцин назначил себе преемника: Сосковца или еще кого бы он там решил — того подготовили бы...

Фото Александра ЛАЗАРЕНКО

— Это правда, что победителем избирательного марафона стал Зюганов?

— По некоторым данным, так и есть, но как узнать наверняка? Работала комиссия, выявила массу нарушений... Конечно, больше всего их было в команде Бориса Николаевича — это однозначно, потому что там денег крутилось немерено, но и у других тоже нашли, просто в гораздо меньших масштабах. Формально снимать с дистанции надо было всех...

— Говорят, что, даже де-факто выиграв, Зюганов все равно не хотел стать президентом — открещивался от этого, бедный, как мог...

— Я повторю: он был напуган событиями 93-го года и боялся, что с его приходом что-то в стране начнется. Пусть лучше, мол, все остается, как было, и он продолжит борьбу в оппозиции, чем новый передел собственности.

— В рамках предвыборного тура «Голосуй или проиграешь» Борис Ельцин проехал по огромному количеству регионов, и в каждом его ждали «домашние заготовки» — встречи с избирателями, народные забавы, танцы (если можно назвать это так) из последних сил под песни удивленного Жени Осина... По-человечески Ельцина было жаль, но недавно я прочитал в вашей книге об изнанке этой совершенно сумасшедшей кампании. Даже предположить не мог, как вел он себя в узком кругу...

— Ну, замашки-то царские у него прорезались частенько...

Вспоминаю Астрахань. В тот день состоялась очередная встреча с избирателями, после которой мы отправились на Волгу. Там специально был уже заброшен невод, полный осетров и другой рыбы, — Борис Николаевич должен был изобразить, что вместе с рыбаками вытаскивает золотую рыбку.

Если бы делалось все по-нормальному, никаких проблем: стой на сухом и тащи себе там, где место определили. Знаете (улыбается), как обычно на похоронах коммунистических вождей гвардейцы несли перед Мавзолеем гроб, а члены Политбюро только держались за ручки, чтобы самим не упасть? Так и здесь — ему надо было лишь уцепиться за невод: нет, решил показать народу, какой молодец, и полез в воду... Естественно, за него все равно чего надо словили — он только ботинки свои намочил, искорежил... Потом, как водится, пойманных осетров обмыли, сделали икру-пятиминутку, попробовали, что это за деликатес царский (как по мне, просто свежая икра), — и в вертолет. Взлетели, и тут Борис Николаевич ногу в своем земляном ботинке (тот был в мокром песке, как котлета в панировочных сухарях) на стол выставил. Поддал же, а выпивший человек чувство меры теряет, сразу культурка уходит куда-то.

Картина еще та... Рядом с ним астраханский губернатор сидит, а напротив человек пять: Илюшин, шеф протокола, Корабельщиков, который тогда помощником был, замгубернатора и я. Короче, шеф ногу бабах — показывает, какой у него, дескать, грязный ботинок, а почистить никто не хочет. Я сразу же отвернулся, а Ельцин на меня недовольно глядит: вот ведь какой, даже глазом не повернет, ухом не пошевелит... Начал мне что-то обидное говорить.

— Кто-то пошевелил ухом?

— Я ноль внимания — твои, мол, проблемы, и тут он заорал так, что летчик чуть не спикировал: «Адъютант!!!». В свое время я ввел эту должность, чтобы избежать эксцессов по части того, кто наденет ему пальто и зашнурует ботинки. Адъютант и портфели за ним таскал, и помогал обуться — когда он большое пузо носил, сам это сделать не мог (хотя иногда все же его спускал, по-разному было). В общем, Толя Кузнецов пришел, снял с него ботинки, отдал официанту почистить.

— Бедный губернатор — представляю, каким шоком для него это стало...

— Тем более что он-то из демократов был... Ельцин поставил его на эту должность, когда губернаторов еще не выбирали, а назначали, и вот человек увидел истинно «демократического» президента.

Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

«...Поездка в Волгоград была, наверное, единственной, когда мы полностью выполнили программу. Мэр города прием организовал замечательно, а вечером предстояла очередная ответственная встреча с ветеранами — ее сценарий досконально расписали в Москве аналитики из группы Чубайса — Дьяченко. Посмотрев, правда, текст, приготовленный Ельцину для озвучивания, я подумал, что его сочинили обыкновенные фашисты, чтобы надругаться над мужеством и священной памятью тех, кто выстоял в страшной Сталинградской битве.

Дело в том, что одно из волгоградских оборонных химических предприятий под Ахтубой после конверсии начало выпускать фаллоимитаторы. Изделия эти не пользовались у населения спросом, вследствие чего завод бедствовал и не выплачивал зарплату работающим там ветеранам. В кабинете Чубайса придумали, как из столь щекотливого положения Ельцину следует выйти. Он должен был пошутить: дескать, даже я, Президент России, знаю, что вместо денег вам дают зарплату фаллоимитаторами, но вы еще такие крепкие, что вам эти искусственные мужские достоинства ни к чему.

Согласно задумке политтехнологов, ветеранам следовало попадать от смеха со стульев. Я сохранил этот текст на память как образец высокопрофессиональной деятельности тех, кто выбирал Ельцина не сердцем, а... имитаторами».

«...Весной 1996 года, в разгар предвыборной гонки, он приехал в Архангельск для общения с местными жителями. Как обычно, подобные встречи шли по заранее отрепетированному сценарию — так было и на этот раз. (Татьяна тогда впервые выехала с папой на мероприятие подобного уровня в качестве пока еще «внештатного советника» и члена Совета по выборам президента Ельцина без обязанностей).

Все шло более или менее нормально, пока Борис Николаевич не выпустил «джинна из бутылки». Впав в привычное лирическое полузабытье, глава государства тут же забыл и о пресловутых записках, и о том, где он вообще находится. Результатом стало его обращение к архангелогородцам, начавшееся со слов: «Здравствуйте, дорогие... астраханцы!», после чего президент успел мудро поразмышлять в микрофон о том, что, дескать, добываемая в области черная икра — тоже неплохая валюта и негоже жаловаться, что жизнь в области — не сахар. После такого выступления, ощущая, что тысячная аудитория работников местного Целлюлозно-бумажного комбината, где и происходила судьбоносная встреча, зримо впала в транс, запутавшегося в российских меридианах и параллелях кандидата в президенты пришлось просто «оттирать» от микрофона. Иначе он вполне мог бы начать рассуждать и о том, что в области в этот раз, например, явный неурожай хлопка...».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter