Легендарный киевский динамовец Виктор СЕРЕБРЯНИКОВ: «Жена старшего тренера «Кайрата» всех жен футболистов собрала: «Премии получать хотите? Значит, мужья на базу уезжают, соперники прилетают — звоните им и в гости приглашаете. Выпивка обязательна, постель обязательна»

(Продолжение. Начало в № 52 за 2016 г., № 1 за 2017 г.)

«Вот б...ди! На халяву пили-жрали, еще и наших мужей обыграли!»

— Это правда, что жены футболистов какой-то команды высшей лиги перед ответственными матчами для ребят из команды-соперника недвусмысленные ночные посиделки устраивали?

— Была такая команда, сейчас расскажу — это алма-атинский «Кайрат». Жена старшего тренера Глебова всех жен футболистов собрала: «Вы премии получать хотите? Значит, мужья на базу уезжают, соперники прилетают — звоните им и в гости приглашайте. Выпивка обязательна, постель обязательна».

— И постель?

— Да — и потом премия. Откуда я это узнал? Мне девушка рассказала — там полузащитник молоденький был, жена его. Мы в Алма-Ату обычно перед самой игрой прилетали, чтобы из-за акклиматизации вялыми не быть, и только прибыли — пошли звонки! Хмель спрашивает: «Витя, кто это?». Я говорю: «Телки. Жена одного из кайратовцев». — «Полная такая?». — «Да. В гости зовет». Полных Виталя любил, уговаривать стал: «Ви-и-итя, ну пошли...». Ладно, пошли мы, а там рядом с гостиницей «Интурист» дом цековский. Футболистам в Алма-Ате квартиры в цековском доме давали: ну, хозяин ведь тоже болельщик — как его?

— Кунаев?

— Ну да. Заходим — весь наш основной состав за столом сидит: их обзвонили, и они тоже пришли. Профессионалы, но еще не бухают, а когда мы с Хмелем появились, поняли: уже можно, команда в сборе. Я догадался, что к чему, хотя еще всю рас­кладку не понял. Жена игрока одного, полная такая, как же его фамилия, на «к»... Ага, Квочкин — я с ним знаком был, хороший парень, в сборной клубов СССР играл, так вот, она все ко мне: «Витечка, Витечка, это я вам звонила...».

Я Хмеля позвал: «Виталя, иди сюда». Напротив его посадил — он же такую категорию любит (улыбается), а сам с другой сел — была там одна молодая, симпатичная: полукровка, наверное. «Маленькая, — спросил, — мы отсюда уйти можем?». Она: «Можем». Я: «Куда?». — «Ко мне домой». — «Ну, пойдем». Мои сразу: «Вить, ты куда?». — «Погулять», — отшутился. Ушли к ней, выпили, то да се, и она мне всю раскладку дала — про премии выложила, про остальное. Я вопрос задал: «И как ты к этому относишься?». — «Ну, как все, — меня уговорили, я должна». — «И мужа любишь?». — «Люблю».

---

---

— А мужья обо всем знали?

— Вот этого я не спрашивал. Нормальная девочка, зачем обижать, но когда я с ней уходил, команде сказал: «Ребята, завтра в семь утра я выхожу — и чтобы все были: переодеваемся и на зарядку чешем!». Пришли все...

— ...никакие...

— Нет, нормальные! В этом отношении — бойцы, а вечером же игра. Что нас спасло? Ой, сначала расскажу, как на зарядке мы бегали. Чтобы особо не напрягаться, все в кустах прятались, а потом перед Дедом выскакивали — и вперед, будто легкие (смеется), ну а Дед сам после такого же (по шее себя щелкает), смотрит: все нормальные, на ходу. Ничего не заметил... После этого я сказал: «Всем спать!» — все легли, а на игру вышли — и ливень как дал!

— Спасительный ливень!..

— Да! От Бога! — представляете? В дождь легко: только пот пошел — вся водка выходить начала, будто допинг подействовал, и мы вскоре 2:0 повели. На перерыв пошли — встали, и все, ноги ватные! Хитрить начали, кричим: «Мяч на трибуне!». Ну, выбивали его подальше, и пока болельщики его там полапают...

— ...отдыхали...

— ...да (улыбается), какие-то 30 секунд у нас было.

— И как в итоге сыграли?

— 2:1 победили, так, знаете, что самое интересное? После матча опять собраться условились. Всей компанией приходим, а я-то уже раскладку знаю... Квочкина не выдержала: они же водку, коньяк, шампанское...

— ...за свой счет покупали...

— ...ну да, так она встала и говорит: «Вот б...ди! На халяву пили-жрали, еще и наших мужей обыграли! Как же так?». Я молчу, она чего-то буянить начала — уже добавила. Я маленькую забрал — опять ушел, а их мужей тренер после игры восстанавливаться забрал, поэтому дома их не было.

---

---

После Алма-Аты играть в Ташкенте долж­­ны были, с «Пахтакором», но Дед в Алма-Ате нас оставил, дней пять мы там жили. Днем жарко, а вечером ветерок подует (по шее себя щелкает) — лег и спишь, класс! В порядок себя привели, в Ташкент отправились, а в самолете Дед все время у меня спрашивает: «Витя, что-то с командой случилось?». Ну что я ему говорить буду? Успокоил: «Я вас не понимаю». — «Где-то я промах допустил, как думаешь?». — «Не знаю — может, какую-то ошибку в тренировочном процессе нащупаете...» (смеется). Что-то ему лепил: ну, выпил... 

В Ташкент прилетели, а «Пахтакор» Якушин тогда тренировал...

— ...серьезный человек...

— Да, как они говорили: «Неделю тренера нет — на игру появляется». Выпивки ящик наберет, в номере закроется... У него люкс, кондиционная установка: зачем ему на тренировку — он на игру приезжает! Кадр еще тот, но футбол дядька здорово знал, профессор был.

Матч на три часа дня нам назначили, мы, как панфиловцы, отбиваемся! «Мяч на трибуне!», все приемчики в ход — ну, что делать, защитники у нас профессиональные были: вы же в курсе. Все к воротам оттянулись, один я в центре нахожусь, а против меня Штерн — я ему анекдоты рассказываю. На воротах у нас тогда Женя Рудаков стоял — он все мячи, конечно, тащил, и вот соперники штрафной бьют — Гена Красницкий...

«Валера Воронин гуляка был, из бардаков не вылезал. Убили его, а за что — так и не понял»

— Ох и сильный у него, говорят, удар был!..

— Что вы — мяч деформировался...

— Серьезно?

— Да!

— А он что — пыром бил?

— Нет, у него 39-й размер ноги был и подъем большой, понимаете? Из-за этого ногу Гена почти не оттягивал — бежит-бежит и ка-а-ак даст! Хлесткие удары такие, резкие — он же циклоп, парень здоровый, и вот он штрафной бьет, а я стою и смеюсь — смотрю, какая у нас стенка. Все топчутся, за яйца держатся: только бы не меня! (Смеется), а Красницкий с такой силой бьет, что в крестовину попадает — туда, где наш Женя стоял (он даже руки поднять не успел), мяч от этой крестовины отскакивает — и прямо за нас со Штерном летит. Ну что, развернулись мы и побежали, смотрю, он уже мяч отдать хочет, ну а я же его валить не могу — я левым коленом (мы вровень бежали) тихонечко его правое задел. Раз — и у него кикс, я обогнал его, мяч забрал, один на один их вратаря, Пшеничникова, обвел и гол забил.

---

---

Судья из Ленинграда судил — нормальный как раз (не все ленинградцы такие были — один он к «Динамо» хорошо относился), и вот на центр арбитр показал. Болельщики молча замерли, а Якушин — он же профессионал! — вскочил и на поле выскочил, на судью что-то кричать стал, руками махать... Ясное дело, народ поднялся, но мы доиграли, 1:0 победили, и как только матч закончился, в раздевалку бегом! Лю­ди за нами рвутся, а солдаты вверх холостыми стреляют...

— Ого!

— Да. В две цепи выстроились — и палят, а местные, когда стреляют, боятся — не лезут. Мусульмане, только когда их много, нападают, но все равно кричат: «Отдайте «восьмерку»! Отдайте «восьмерку»!». Дед не выходит, боится — он сам трусоват. «Рафа, — Фельдштейна, администратора нашего, попросил, — выйди, пожалуйста, и скажи, что х... вам, а не «восьмерку»!» (смеется).

---

---

— Вот сижу я и думаю: какие ребята с вами вместе играли, а кто из них, на ваш взгляд, самым великим был?

— Я настоящего бойца уважал, который проигрывать не любил, — Васю Турянчика. Он и пас мог отдать что надо — вдлинную, правда, это у него хорошо получалось, а вкороткую немножко терялся — длинноногий. Вася нормальный парень был, да все в «Динамо» в порядке были — играть умели.

— Особенно Сабо?

— Тот, если бы бойцом не был, вообще потерялся бы, потому что играл плохо — с точки зрения «технического образования»: взаимодействовать с ним неудобно было.

— Но мужик?

— Мужик, проигрывать тоже не любил, и ноги соперникам сломать мог — а когда в 67-м Володя Мунтян под меня встал, я вздохнул — играть легко стало. Мы с Володей столько дел тогда натворили, а у Сабо отдача никакая. Пробить мог, да, а тонкой игры не получалось.

---

---

— Мунтян хорош был?

— Да.

— Вы с Хмельницким дружили — сейчас отношения поддерживаете?

— Да, на банкетах встречаемся.

— А с кем еще из бывших динамовцев с удовольствием видитесь?

— Сережа Круликовский еще живой — нормальный он парень!

---

---

— В Москве прекрасные футболисты тогда были: Воронин, Стрельцов — хорошо играли?

— Хорошо! Валера Воронин гуляка был, но тут психология сработала. Игрок очень талантливый, парень симпатичный, и потом, друг Мишеля — одного из менеджеров Adidas, поэтому куда бы мы ни приезжали — Мишель уже там, Валере бабок привез.

— Да вы что?!

— Из бардаков Валера не вылезал, у него французская семья получалась... Я никак понять не мог, почему: жена у него красивая, в «Березке» танцевала, в хороводе этом, «люли-люли» — видная девушка, за границу тоже ездила. Он себе в бар, она тоже, когда карьеру закончила, гулять начала: пенсию получила — и вперед... В общем, и он гулял, и она, и вот мы со сборной Союза на чемпионат мира в Англию собираемся, в Швеции готовимся. У меня колено полетело, с Морозовым, старшим тренером, на трибуне сижу, и он спрашивает: «Виктор, ты к Англии будешь готов?». Я: «Посмотрю, что-то с ногой у меня». Не тренировался, а с Валерой как раз вот что происходило: второй тренер ему набрасывает, а он по мячу не может попасть, потому что никакой! Мимо мяча бьет, на поле падает, а Морозов, тоже поддатый, сидит и говорит: «Вот падла! Совсем растренировался» — и это не анекдот!

— Плохо Воронин закончил...

— Концовку не знаю, но мне сказали, что убили его, а за что — так и не понял.

---

---

«Стрельцову пообещали, что его отмажут, но сказали: «Молчи», а он на суде ляпнул: «Жалко, что я
во Франции не остался»

— Стрельцов действительно гениальный был?

— Ну, если столько отсидел, а потом на поле вернулся и лучшим футболистом СССР стал... Он же сидел...

— Семь лет, по-моему?

— Нет, сначала три года в колонии строгого режима — под Кировом, а когда Никиту Сергеевича тю-тю, Эдика...

— ...на поселение отправили?

— Почти — режим смягчили. Он под Курском уже был, даже тренировался... Три года там провел — все добивались, чтобы освободили его.

— А было оно — то изнасилование, за которое Стрельцова посадили?

— Я с Эдиком после того немало общался — мы за сборную ветеранов Союза играли. Прохоров Саша меня позвал: я ему в Киеве большое одолжение сделал — машину выбил, он ее продал... У них с этой женой Адамова, которую он увел, денег не было, так я ему помог, дело прокрутил, чтобы какие-то деньжата у них появились. Потом он в Москву уехал, за «Спартак» играл, квартиру хорошую получил, и в благодарность за ветеранскую сборную, которую он тренировал, играть брал. Здесь-то я этим заниматься не мог, потому что с Сабо поругался и ездить за наших перестал — за Москву играл, за три сборные по очереди, за ЦСКА, за Профсоюзы и «Динамо», и вот за Профсоюзы с Эдиком вместе мы выступали. По Уралу и Сибири ездили — Казань, Оренбург, Новосибирск, районные какие-то городишки, но деньги хорошие зарабатывали: 10-11 игр в месяц — это много. Я тогда в среднем 1200 привозил — это деньги шальные...

— ...конечно...

— С одними, короче, поездил, смотрю — с другими возможность есть: так и жил. Меня с удовольствием брали — играл-то я еще ничего. В 50 лет закончил — в Париже: с нами ветеранская сборная Франции встречалась, и именно Прохоров это устроил. Там один человек интересный меня подозвал... Фирма, конечно, у него, как у Ильфа и Петрова «Рога и копыта», была — по восстановлению памятников старины (смеется), но руководитель хороший, деньги у них крутились...

И вот очередная совместная поездка, я как раз попарился, в порядок себя привел: 12 игр все-таки, а с нами ребята сравнительно молодые (я и Эдик — два заслуженных мастера спорта, остальные все вполне играющие). Стою на вокзале, думаю: что такое, Эдика нет, и вдруг смотрю — идут. Вторая жена у него симпатичная была, начальник международного отдела в ГУМе, ну, он и сам парень красивый. Эдик нас познакомил, и она тут же: «Виктор, Эдик очень вас уважает. Я вас прошу, чтобы вы там не выпивали». Эдик мне рекламу давал: он хитрый... Я: «Чем обязан?». Она: «В руках его держите». — «Все понял, — пообещал, — не волнуйтесь». Она снова: «Виктор...». Я перебил: «Не волнуйтесь, деньги я заберу. Мы встретимся — и я их вам в руки отдам». Она: «Вот за это еще раз спасибо!». Эдик так на меня посмотрел...

---

---

Сели мы в поезд, он мне: «Витя, ты что ей наплел?». — «А что я ей должен был сказать?». — «У тебя что-то есть?». — «Эдик, — урезонить его попытался, — одну бутылку тебе даю — на ночь...». Он: «Мне хватит» — и пил понемножечку. 15 минут поиграть выходил — после всего этого...

Вот что он мне про то изнасилование рассказывал... У них то же самое, что у наших парней в Киеве, получилось. Эдик парень хоть куда был, девушка на него запала, а отец девушки в Англии дипломат — поэтому скандал такой разразился...

— ...понятно...

— Стрельцов за сборную СССР играл, их по домам отпустили...

— ...они же должны были в Швецию на чемпионат мира-58 ехать...

— Не поехали — это как раз перед выездом случилось. Тогда сборная Союза хорошая была — Боря Татушин, Миша Огоньков, Эдик Стрельцов...

— И втроем они как раз попали...

— Ну да. Там четыре девушки были —Эдику та принцесса дала, а три другие ушли. Парни ему: «Эдик, как же так, ты самый молодой...». — «Ну, пожалуйста...», а потом заявление, скандал, следствие. Суд идет, Эдику пообещали, что его отмажут, но сказали: «Молчи», а он, хоть и олимпийский чемпион, совсем зеленый еще. Эдик мне так и рассказывал: «Велели молчать, а я по молодости не выдержал — думал, особый...».

— И что, что-то говорить начал?

— Ну, последнее слово дают же — Стрельцов встал и ляпнул: «Жалко, что я во Франции не остался». Е... твою мать — это ж насколько высокого мнения о себе надо быть! Даже не подумал, чем это обернуться может...

— Глупый...

— Ну да: брякнул — и до Никиты Серге­евича дошло, а в итоге 12 лет дали — и на лесоповал отправили.

— А Татушина с Огоньковым отмазали?

— Дали условно, год они не играли... Ну, это спартаковцы — за ними два Старостиных стояли, горком, горсовет, а Эдик как будто все на себя взял.

---

---

«Смотрел я на Пеле и думал: «Боже ты мой, что за зверь?! Многие говорят: «Марадона, Марадона...», но выше Пеле я до сих пор не встречал»

— Вы против Пеле, против сборной Бра­зилии играли...

— Нет, против «Сантоса», в котором Пеле выступал...

— Спустя много лет в одном интервью вы сказали: «Играть против Пеле все равно что целоваться с крокодилом»...

— Это мои слова, да.

— Хорош он был?

— Ну, как... Мы в Сан-Паулу приехали... Сейчас «Сантос» дома, на берегу Атлантики, играет — там небольшой одноименный город есть, а тогда их домашние матчи в Сан-Паулу проходили. Мы за три дня туда прилетели и наблюдали, как бразильские команды «Сантос» и «Коринтианс» играют, так вот, смотрел я на Пеле и думал: «Боже ты мой, что это за зверь?!». Пеле назад отходит, мяч берет, а соперники уже боятся его, стадом назад бегут... Он, если атакует, по ходу скорость набирает — плотный такой...

— ...красавец!..

— ...да, играет легко и непринужденно, как песню поет. Его соперники всей командой встречают — кучкуются, возле штрафной ждут, а в «Сантосе» же еще Дорвал, Пепе — он пас туда даст, а они уж разберутся...

— Нашим такими, как Пеле, не быть — правда?

— Лично я второго такого не видел. Мно­гие говорят: «Марадона, Марадона...». Всему свое время, понимаете? — но выше Пеле я до сих пор не встречал.

— И Месси не выше?

— Мы когда на вторую игру с «Сантосом» вышли... Молодая команда у нас, олимпийская сборная СССР... Соловьев советы давал: «Значит, если он отходит, ты его, Витя, встречай» — глуши, мол, а если он атакует, Завидонов пускай встречает. Я смотрел и думал: Со­ло­вьев  — он же тактически безграмотный, как это сделать?

---

---

Кто-то, в общем, хватать должен... Вы­шли, играть начали, и 1:0 мы повели — Базиль проскочил, подал, а там кочки. Они, как бананы, на кочках играют — технически настолько грамотно, что... легко им на этом поле. Мяч подпрыгивает — и Лобану в голень попадает. Тогда писали: «Сильнейшим ударом...». Ну, повезло, мяч в голень попал, забили, 1:0 повели, а соперники отбиваться начали, но тут Кутиньо на нашу голову... Пеле разгоняется — и как в стеночку даст! Кутиньо забил, и Пеле — 2:1 они повели: тут же вперед вышли и мяч держать стали, а мы молодые, пыхтим... Это надо было заснять и показать, какие мы козлята... Со счетом 2:1 проиграли — еще нормально.

---

---

— Вы пристально за современным футболом следите — кто вам из сегодняшних мировых звезд нравится?

— Эти два дьявола в Испании — они сумасшедшие! Не знаю, с кем их сравнить, но это великие игроки. Конечно, Месси совсем хорош, выше, чем этот, из «Реала»...

— ...Роналду...

— ...да.

«Шторку иллюминатора открыл — а там пламя! Я побежал в хвост, в туалете закрылся и на унитаз сел... С жизнью уже попрощался, маму вспомнил... Желудка от страха уже нет, пустой!»

— Знаю, что однажды вы чуть не погибли — самолет, в котором летели, едва не упал. Что это за ситуация была?

— Мы, сборная СССР, на чемпионат мира в 62-м году в Чили на «боинге» летели... В Амстердаме погуляли, а самолет только ночью через океан перелетал — чтобы в яму воздушную не попасть, поэтому подождали немного. Я еще молодой был, мне 22 в той поездке исполнилось, все любопытно было...

— «Красные фонари» манили...

— Да многое интересовало. В самолет сел — в кресле возле меня девушка, а лететь-то девять часов. Самолет всю Европу облетал, маршрут был такой: Голландия, затем Швейцария, Цюрих, потом Германия, Франкфурт почему-то, а не Берлин, Франция, Испания, и последняя точка — Лиссабон, Португалия. Я это запомнил, потому что от страха все, даже морды пассажиров, отпечатались.

Стюардессы все загорелые, потому что им трое суток отдохнуть на Копакабане дают — ну, нормально там стюардессы живут... Помню, одна из них в салон вышла, объявила: «Lisbon!» — и показала: здесь листочек, здесь порошок от акул, здесь шнурок, за который нужно дернуть... Я через переводчика все это слушал: «Них... себе! — подумал. — С перепугу знать бы, за что хвататься, — в первую очередь за х... надо, чтобы акулы не откусили!» (смеется).

Посмеялся, и от Лиссабона мы где-то на полтора часа отлетели (а я впереди сидел, с этой девушкой), и вдруг на борту паника! Справа еще какие-то путешественники по Европе сидели — сами из Бразилии, домой возвращались, немножко помятые, а я задремал, и слышу вдруг: шум. Меня как петух клюнул: подхватился, шторку иллюминатора открыл (на ночь закрывать их положено) — а там пламя! Я раз — закрыл. Читал когда-то этого, как его — сам он летчик, француз...

— Экзюпери?

— Да, так вот, он писал, что те, кто в хвосте, в живых остаются...

— ...и вы — в хвост?

— Представьте себе — побежал, а там два туалета. Четыре, вернее: два по два... Я в один из них заскочил, быстро закрылся — и на унитаз сел. За это мне точно ничего не было бы — все уже...

— А вы с жизнью уже попрощались?

— Ну да, маму вспомнил... Желудка от страха уже нет, пустой! В дверь стучат — думаю, нет, не открою, а не только ведь мне плохо, пассажиров там человек 150, но я ни в какую: здесь, решил, подохну, чтобы акулы не съели. В голове галиматья разная, а самолет вниз идет и идет. Тут вдруг раз — сели. Я мысленно: «Как сели, куда? На воду?». Шторку иллюминатора в сортире открыл — Боже ты мой, американская военная база! «Фантомы» с подвесными ракетами стоят, куча техники — большой и малой. Оказалось, это остров Санта-Мария. Я понял, что мы на земле, — вышел. Иностранцы на меня смотрят — целая очередь в туалет из-за меня выстроилась... (Смеется).

---

---

— Это правда, что седые волосы у вас тогда появились?

— Да, молодой, а виски седые — перепугался. Понимаете, храбрых в таких ситуациях не бывает...

— ...конечно...

— ...и смеяться начинаешь, только когда уже сели. Это потом друг другу признаваться мы стали, кто обосрался, кто еще что...

— Даже так?

— Ну конечно — кто не выпивший был, но мы выпившие летели. Представляете, моя морда какая была? На свое место иду — и кто-то за руку меня хвать. Оказалось, Яшин. «Молодой, — спрашивает, — что, совсем обосрался?». Я: «Не знаю — в штанах вроде нету». Он: «На тебе полстаканчика», а они впятером сидели — он, Валера Воронин, тройка еще каких-то бывалых... Я спросил: «Что это?». — «Водка». Хлопнул — и не почувствовал, как воду. «Витя, может, покушаешь?» — они предложили. Я: «Не надо, сейчас обеды носить будут». Смотрю: девушка, соседка моя, дрожит, а в самолете большая бутылка водки, смирновской, пять долларов стоит. Я пошел, купил — и мы с ней за оставшиеся девять часов эту бутылку убрали. Правда, кушать нам принесли, все, как положено, — выпивали и с перепугу не пьянели.

«Гул идет, гостиница трещит, уже и люди завыли — сумасшедший дом! Мы с Хмелем даже с бутылками через забор перелетели, а Маслову как перелезть? Слышу: «Хохлы проклятые, б...ди, меня бросили!»

— У вас в жизни еще одна потрясающая ситуация была, когда с Масловым знаменитое ташкентское землетрясение пережили...

— Мой земляк из Запорожья, который во время войны в Узбекистан сбежал, — ну, все же бежали... Он, в общем, шеф-поваром в ресторане нашей гостиницы был и в номер ко мне пришел: «Виктор, ты же земляк мой, я здесь работаю. В газете прочитал, что ты запорожский, повидаться решил...». Ну, туда-сюда, а потом говорит: «Витя, освободиться после игры сможешь?». Я: «Да». — «А ты ко мне Маслова приведешь? Так познакомиться с ним хочу!». — «Ну хорошо, — я согласился, — но только если выиграем, а если нет, даже пытаться не стоит: я-то в любом случае приду, а он нет».

И вот победили мы, я говорю: «Вик Саныч, меня пригласили...». Он: «В ресторан? Не-е-ет, там же дышать нечем, да еще травку разную курят — мы там подохнем быстрее, чем напьемся». Я: «Нет, во дворике столик, возле фонтанчика». Он: «Врешь!». Я: «Ну, пошли». Приходим — столик, накрытый уже, стоит. Я: «Вик Саныч, познакомьтесь — это земляк мой...». — «И здесь у тебя друзья? Куда ни приеду, везде они есть! Очень приятно».

Сели мы, шеф-повар спрашивает: «Сколь­ко выпивки, Витя?». Я: «Ящик взять можешь? Ты тоже ведь с нами?». Он: «Ну да» — и ящик коньяка приносит. Дед: «Ты че, вообще?» (пальцем у виска крутит. — В. С.). Я: «Ну ладно, посмотрим».

Сели мы, квасим... Шеф-повар скоро ушел — извинился, работа, мол, а Дед очки считает — у него один футбол на уме. Говорит мне: «Как только чемпионами становимся, я в Москву уезжаю, а ты все на себя берешь». Он уже понял, что игры продаваться будут — тем, кому очки нужны. Это честно, я не вру — уже чемпионы, поэтому можно.

Ну, баламутим прилично (по шее себя щелкает), и вдруг собаки залаяли...

— ...ух ты!..

— ...ослы заревели — животные первые землетрясение чувствуют. Народу-то еще невдомек, а я прошептал: «Хмель, где-то я слышал, что это перед бедой начинается...».

— А Хмельницкий с вами был?

— Витася — да, куда же я без него? Сидим, так и замолчали, а Дед говорит: «Фраера, они ж нашу победу празднуют, давайте выпьем...». Налили — добавляем, и в это время гляжу — ноги у меня поднялись! Я лицом к волне как раз сидел: сначала, значит, ноги вверх, потом задница... Я ка-а-к рванул! Пару бутылок коньяка схватил — и к забору, а заборы там восточные, с пиками наверху...

— А вы поняли, что происходит?

— Нет, абсолютно! Гул идет, гостиница трещит, уже и люди завыли — сумасшедший дом! Мы с Хмелем даже с бутылками через забор перелетели, а Деду как перелезть? Я коньяк поставил, назад возвращаюсь, слышу: «Хохлы проклятые, б...ди, меня бросили!». «Хмель, — кричу, — пошли спасать!». Хорошо, что поддатые были: обратно перелезли, Деда подсаживаем, а тяжело — живот же у него большой... Перетаскиваем, руки подкладываем, я говорю: «Виталя, на ту сторону лезь — если упадет, ловить будешь». В общем, перелез Дед, спустился, поймали его. Я: «Давайте, Вик Саныч, на площадь, быстренько». Прибегаем (немного из-за забора же задержались), а там уже все постояльцы гостиницы стоят, и что интересно: француженки были, туристки, так они даже плавки надеть не успели...

Ни лифчиков на них, ни трусиков — толь­ко ночные рубашки, стоим, вторую волну ждем, а бассейна с водой уже нет — трубы полопались. Ну, мы с коньяком, я датый, такое уже несу, хоть записывай: «Вик Саныч, вы же галантный кавалер, симпатичный, давайте к француженкам подойдем. Смотрите, они в одних рубашках, трусики надеть не успели, а вы будто ничего не видите! На коньяк их пригласите — его же, в конце концов, французы изобрели...». Он: «Да, пойдем» — поддал уже, храбрый (хотя к женщинам в любое время он мог). С рюмочками подходит: «Коньяк». Они: «France?». — «Но, армянский». Девушки взяли, выпили — их трясло, успокоиться надо было. Ну, мы вторую разлили, а потом Дед говорит: «Там, в гостинице, у меня три бутылки коньяка в сумке». Я добавляю: «И у нас с Хмелем пять».

— Кому землетрясение, а кому девочки и коньяк...

— Ну, пьяному же море по колено, как говорится (смеется). Я предложил: «Хмель, пойдем принесем». Он: «Ты знаешь, у меня нога болит» — испугался, хитрый... Я: «А девочки тебе понравились?». Молчит. Ну, я сам рванул. Девочки от своего номера ключ мне дали, я заскочил, все, что мог, особо не складывая, в чемодан втоптал, посмотрел, нет ли еще в комнате чего ценного, — часы увидел, туда же засунул. К себе забежал — свои сумки забрал, да еще Дедовы. Все быстро-быстро — еще, опасался, с барахлом этим завалит: мысли разные были...

Назад бегу, примчался, сумки поставил — пот с меня льется: во-первых, после игры, во-вторых, выпил да плюс жара... Дед на меня смотрит: «На поле бы лучше так бегал, как за девочками! Видали, ребята, что делает, а? Ну что, все взял? Коньяк на парапет ставь» — бутылок 20 оказалось.

Я просить начал: «Вик Саныч, не пей, и я пить не буду. Хмель, ты же девочек любишь — ухаживай, и ты, Володя Мунтян, тоже». Распорядился, чемодан француженкам отдал, объяснил, что вещи их там, часы... Дед спрашивает: «А мы куда?». — «Как это куда? К Рашидову. Партбилет у тебя?». — «У меня» — он его с собой всегда носил.

К зданию ЦК партии приходим, а там оцепление в два кольца: народ же туда рвется, все как-то смыться хотят... Паника страшная, солдаты вверх стреляют, никого не впускают. Смотрю: один из тех, кто здание охраняет, Красницкого друг — я с ним когда-то, будучи у Генки в гостях, познакомился, он майором тогда был, а здесь уже подполковник. «Виктор, — спрашивает, — ты чего сюда?». Я говорю: «Да не я — Маслов». — «Маслова пущу, а тебя нет». — «А мне и не надо, пусть старший человек к Рашидову сходит». Подполковник этот: «Маслов — хороший тренер» — и внутрь его затолкал, а Дед перепуганный, не знает уже, хороший он или нет... (Улыбается).

...Там, возле ЦК, для милиции столики с шашлыками стояли — на случай, если кто-то проголодается. Мы с Дедом по рюмашечке выпили, и я сказал: «Как-то смыва­ться надо. В гостиницу не пойдешь — что, на улице спать? Хоть и тепло, да не с руки...». Дед договариваться пошел, выходит мокрый, как всегда: пот с него градом валит. «Витя, — говорит, — возле каждого кабинета человек с автоматом стоит: они друг другу не доверяют, но автобус нам дадут — сейчас подойдет. Как лучше ехать?». — «По степи», — говорю, а сам думаю: «Хоть бы земля не разошлась — она же горела...».

Мы всех француженок, всех немок, кого только можно было, забрали, оттуда с собой увезли. По дороге возле каждой чайханы останавливались...

---

---

«Эх, пожить бы еще немножечко!»

— Я слышал, у вас хорошая библиотека была — вы даже за границей запрещенную литературу покупали и привозили...

— Честно скажу: не себе вез, — по заказу, хорошему человеку, который много для меня делал. Рисковал, конечно, здорово, книжки за пояс засовывал, но всех нас таможенники не проверяли — выборочно троих брали. Ну, кого подозревали, у кого язык длинный...

Меня никогда не шмонали — знаете, почему? Летели мы однажды в Штаты, и в Москве майор ко мне подошел, выпить пригласил, а мне опохмелиться как раз надо было — я у Соловьева в гостях был и перебрал немножко. Сели за стол, я поправился, а Дед ходит, смотрит — думает, раз я с офицером, значит, сгорел на чем-то, понимаете?

Майор это заметил: «Вик Саныч, дайте нам с Виктором поговорить». Тот ушел, и таможенник спрашивает: «Витя, выручить меня можешь?». — «А что надо сделать?». — «Привези моей жене...». — «...Белье?». — «Да нет, платье». — «Какое? Ты мне девушку примерно такую покажи, чтобы слишком большое или маленькое не взял». Он показал, я сказал: «Хорошо, но ты меня встречаешь». — «Нет вопросов!». Сразу понял, в чем дело, и у меня зеленая улица впредь была. Как же ребята бесились — москвичи особенно!

— Последний вопрос: вам 74 года, но, несмотря на возраст, с мячом что-то еще показать можете?

— А почему нет, но недельку поработать дайте, потому что около года мяча не видел.

— Ноги, тем не менее, помнят?

— Восстанавливаются — через неделю. Серьезно!

Эх, пожить бы еще немножечко! Дай-то, как говорится, Бог...

---

---

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter