Бывший начальник службы охраны первого президента России Бориса Ельцина Александр КОРЖАКОВ: «Мы с Ельциным по три литра водки в день выпивали»

«Самая большая заслуга Горбачева — гласность: перестройка — это туфта, а вот гласность — великое дело»

— Александр Васильевич, очень рад вас видеть, часто нашу незабываемую встречу у вас дома в Подмосковье вспо­минаю...

— Я в своей новой книге о ней упомянул — и тебя охарактеризовал, и твое интервью дал.

---

---

— Спасибо, а вот интересно: исторической личностью вы себя ощущаете?

— Ну вот когда журналисты ко мне обращаются (а обращаются часто), наверное, немножко бывает, а так... Я уже 13-й год в деревне свой век коротаю, и исторической личностью быть мне не нужно. Я просто хорошей, нормальной жизнью жи­ву — на природе.

— Охраняя членов Политбюро, вы могли днями не есть, часами на ногах стоять и целый день не пользоваться туалетом: сложно было — чисто физически?

— Ну, к этому надо было готовиться. Наедаться или напиваться перед работой зачем? Да и здоровье нормальное было.

— К слову, на здоровье такие испытания не отразились?

— Знаешь, у нас в СССР просто так год за полтора, год за два, год за три не давали, а у меня вся служба так шла: и год за три, и за два было, поэтому, конечно, сейчас чувствую себя не ахти.

— Помню, вы мне рассказывали, что члены Политбюро своих охранников за людей, в общем-то, не считали: один из них перед вами даже звучно газы испускал. Кто это был?

— Не скажу, потому что уже все члены Политбюро моего периода дух испустили. Фамилию называть к чему?

— Обиделись на него тогда?

— Сначала немножко чудно было... Ну, как ты правильно выразился, за человека не считали.

— Правда ли, что вы при агонии Андропова присутствовали?

— Правда: она несколько недель длилась. Меня только в день смерти не было, когда аппаратуру отключили, а так — да, рядом неоднократно находился.

— В 85-м году, после череды похорон Брежнева, Андропова и Черненко, генеральным секретарем ЦК КПСС молодой и энергичный Михаил Сергеевич Горбачев стал, общаться с которым вам в разных обстоятельствах приходилось, а что вы сегодня о нем думаете?

— Вообще-то, по-разному его оценивают, но я лично считаю, что самая большая заслуга Горбачева — гласность: перестройка — это туфта, а вот гласность — великое дело. Я ему благодарен и всегда об этом говорить буду — пока еще могу книги писать. Не знаю, сколько это продлится: у нас же удушение гласности разными путями идет — как в газетах, так и в интернете. Трудно СМИ отыскать, которое может правду писать — о том, что в нашей стране творится.

«Раиса Максимовна мужа по щекам била: он поздно вечером приехал, практически ночь на дворе была, и от него пахло — коньячку на работе бахнул»

— Это правда, что Раиса Максимовна Горбачева-мужа била?

— Знаешь, я у них всего две недели работал, и за это время такое один раз было, поэтому не в курсе, насколько регулярно это происходило.

— Но била как?

— По щекам. Он поздно вечером при­ехал, практически ночь на дворе была, и от него пахло — коньячку на работе бахнул, а она очень за этим следила — чтобы Михаил Сергеевич не выпивал. Выпивал между тем все равно, в том числе с Ельциным: когда они новый Союзный договор готовили, там регулярные возлияния были, но норму они знали — не перегибали.

— Кто в России более влиятельным был — вы, Ельцин или Черномырдин?

— Ну, ты, наверное, статью Тамары Замятиной в «Известиях» читал, которая накатала там, кто у нас страной владеет? Думаю, у нее и надо спрашивать, как она к таким выводам пришла...

— Тем не менее вы не отрицаете, что несколько лет фактически Россией руководили?

— Это глупость, такими людьми, как Киселевы, придуманная: имею в виду и вашего, который в Украине процветает, и нашего, который на «России» командует, ура-патриота в другую сторону...

— Но на кнопке управления страной, когда Ельцин физически не мог ею уп­равлять, вы сидели?

— Вообще-то, такой кнопки у нас нет — есть ядерная. Чемоданчик такой, а при нем офицеры — вот они и те, кому они команду дают, кнопки нажимать могут, а у меня какие могли быть? Только в телефоне. Отвечать, за пультом Ельцина находясь, не раз, не два и даже не 10 приходилось — тем, кто ему звонил. Иногда спрашивал: «Что передать?».

— Правда ли, что Борис Николаевич Ельцин проектом председателя КГБ Крючкова являлся и тот его президентом СССР вместо Горбачева сделать хотел?

— Ну, это в последние годы такую версию придумали, а раньше, когда Ельцин был жив, да и когда он умер, никто так не считал. Заговорили, когда уже Крючкова не стало и спросить не у кого.

— Легендарное фото есть: вы с Борисом Николаевичем во время путча ГКЧП на танке. Убить вас тогда могли?

— Да убить всегда могут — стены вон регулярно обваливаются, кирпичи порой низко летают... Конечно, могли: столько оружия у людей на руках было! Вокруг же не только танкисты были, но и солдаты, офицеры, все вооружены, полный боекомплект, да и снайперы могли стрелять. Слава богу, до этого не дошло — если бы три парня тогда не погибли, путч еще продолжался бы...

«Я сказал: «Мы вас, коммунистов, к власти не допустим, потому что вы уже показали, как в светлое никуда нас ведете, — теперь нам порулить дайте»

— Перед президентскими выборами 96-го года рейтинг Ельцина четыре процента составлял, и вы мне когда-то признались: «И Зюганову, и Жириновскому, и Явлинскому я говорил: «Ребята, мы никуда вас не пустим и власть не отдадим». Кто же в 96-м на выборах по­бедил: Ельцин или Зюганов?

— Это не один вопрос, а сразу несколько. Ну, во-первых, рейтинг у Ельцина таким за год до выборов был, а не непосредст­венно накануне — он его подтянул. Явлинскому я говорил: «Ты президентом не будешь никогда, потому что еврей», Жириновскому не нужно было говорить ничего: он согласен был министром рыбного хозяйства идти — сам понимал, что президентом ему никогда не стать, а по Зюганову я четыре раза переговоры с Зоркальцевым вел — это третий или четвертый человек в компартии был, за идеологию отвечал, и все, о чем мы беседовали, Зюганову передавал. Там действительно было о чем поговорить, и как конкретный мужик я сказал: «Мы вас, коммунистов, к власти не допустим, потому что вы уже показали, как в светлое никуда нас ведете, — теперь нам порулить дайте».

— Кто же реально выиграл — Ельцин или Зюганов?

— Об этом точно только два человека знают. Первый — Александр Владимирович Старовойтов, который электронную систему создал, новое на тот момент явление, ведь электроника в обиход только входила, ну и тот, кто голоса подсчитывал, — Коля Рябов. Он тогда главой Центральной избирательной комиссии был и буквально через несколько дней после объявления результатов все протоколы на всех участках сжечь приказал. Это и есть люди, которым точно известно, сколько голосов кто набрал.

— Бывший президент, а ныне премьер-министр России Дмитрий Медведев, однако, сказал: мол, мы прекрасно знаем, что выборы Зюганов тогда выиграл...

— Это наш премьер-министр заявил?

— Да-да...

— Я его «Киндер-сюрпризом» № 2 считаю: он же без своего планшета не может — ни слова сказать, ни что-то новое нам выдать. Давай этого премьер-министра слушать не будем: думаю, ему немножко поработать осталось...

— Вы фактически членом семьи Ельцина были, а правда ли, что с Борисом Николаевичем друг другу вены на руках резали и кровь смешивали?

— Ну, наверное, членом семьи это они меня считали, а может, просто сейчас так красиво говорят. Тогда я для Ельцина подчиненным был, и даже иногда мною хозяйка пыталась командовать, но у нее не получалось — Ельцин всег­да на моей стороне был, осаживал ее: «Отойди от него, не лезь, не мешай!». Это моя защита от нее, от ее сплетен была, а руки друг другу резали, да, дважды. Один раз — в бане в Якутии, второй — в Президентском клубе, и оба раза по инициативе Ельцина. У меня на левой руке с обеих сторон шрамы, которые Борис Николаевич оставил, а у него шрамов не осталось, потому что я в ответ его только царапал.

— А лихой он вообще мужик был — с вашей точки зрения?

— Хулиганистый, да — улица тогдашняя, советская, хорошую школу давала. Мы все лихие были, и я в том числе...

— Ельцина вы любили?

— В смысле? Как понять-то: как мужик мужика, что ли?

— Нет, как человек человека...

— Любить женщину и родину можно — ну, может, еще харчи какие-то, а я его уважал. Когда с ним работать стал, тяжело при­шлось, но постепенно в курс дела вошел и уважением проникся. Более того, когда его сняли несправедливо, оболгали и ответить не давали, он очень переживал, но я переживал не меньше. У меня в первый раз в жизни такая болезнь — крапивница — появилась (потом, правда, ее вылечили, и больше ее никогда не было). Сказали, что именно от нервов...

— Пил Борис Николаевич сильно?

— Да, до того как меня уволили, пил постоянно.

— А сколько он мог на грудь принять — рекордно?

— В горкоме партии мы бутылку коньяка на двоих за три минуты одолевали, а когда уже в Кремле работали, до шести бутылок на брата доходило.

— Коньяка?

— Нет, он уже на водку перешел.

— По шесть бутылок водки на каждого?

— Да, по три литра, а что делать? Ему со мной выпивать нравилось — я почему-то не пьянел: у меня все сразу на низ шло, не всасывалось, но имей в виду, что раньше мы бутылку коньяка за три минуты выпивали, а здесь уже в 11 дня садились, а тоже в 10 или 11 вечера вставали, а потом утром мой повар показывал мне, сколько бутылок мы вчера выпили.

— Вы меня сейчас просто восхитили: три литра принять и не опьянеть — это какую ж подготовку иметь надо!

— Ну, ты знаешь, у него хорошее было здоровье, а у меня родители тоже из деревни, тоже вроде все нормально. Я ведь, когда к Ельцину пришел, 18 раз подтягивался, 100 раз отжимался, одним из лучших спортсменов в управлении был.

— Вам все время с ним при­кла­ды­вать­ся приходилось?

— Ну как? Когда он приглашал, говорил: «Наливай!», а иногда и не приходилось — когда Сосковца вызывал и с ним выпить хотел. Сосковец меня хвалил за то, что я его выручал и разбавленную водку давал — мы вместе ее открывали, Ельцин думал, она непочатая, а на самом деле разбавленная была. Сосковец говорил: «Господи, Саша, ты меня спас! У меня сегодня важное совещание, я не знал, как на него пойду, а оттого, что не 250 граммов выпил, а только 125, уже легче».

— Да, Россией управлять — это не хух­ры-мухры...

— Ну, я ею не управлял — только видел, как другие управляют, а то, что сейчас со страной делают... Ну, ее же просто насилуют!

«Да, Ельцин обоссался, и это Наина сказала — я процитировал»

— Вы мне рассказывали: «Над океаном Наина меня разбудила: «Борис Николаевич упал и без движения лежит — обоссался, пьянь чертова!». Что это бы­ло?

— Да, Дима, обоссался, а когда в первых книгах я «описался» написал, меня упре­кали, что так о президенте нельзя... Ну, как она сказала, так я и процитировал. Что это было? Очень сильный сердечный приступ. Перелеты в Америку в таком возрасте, частые выпивки, усталость — все это сказалось, но в тот вечер он как раз не напился, максимум четыре рюмки принял. Это, повторяю, приступ случился, а первый инфаркт летом 1995-го у него был.

— В Беловежье Ельцин пил?

— Там все пили: и руководители, и помощники, и охрана — коньяка было навалом! Кстати, коньяк не очень хороший был, потому что белорусский, а в Беларуси виноград не свой, но вот отличной зубровки много было...

— Между тем и Кравчук, и Фокин, и Шушкевич, и Бурбулис уверяли меня, что ничего во время встречи в Пуще не пили. Кто же прав — вы или они?

— Давай так: ты меня нигде на вранье не поймаешь, потому что каждое слово в моей книге — правда, по крайней мере, никто на меня еще в суд не подал. Разве что Наина сказать может: «Да Коржаков опять что-то выдумывает!», но я ничего не выдумываю, просто с памятью у меня хорошо и я на пятерки учился.

Другой вопрос: пили или напивались? Пить-то они пили, но не напиваясь, потому что у них там то разговор важный шел, то документы им приносили, они что-то обсуждали, правили и так далее, но когда документы уносили, кто-то время от времени с инициативой выступал: «Давайте по рюмочке!», и рюмочки маленькие стояли, стаканов не было.

— Это правда, кстати, что в Беловежье между Витольдом Фокиным и Геннадием Бурбулисом конфликт разгорелся, в результате чего Фокин Бурбулиса ударил?

— В первый раз слышу: при мне этого не было. Может, я в то время Ельцина с Бушем соединить пытался — потому не видел.

— Кто конкретно из шестерых лидеров трех союзных республик — президентов и премьер-министров — больше всех для развала Союза сделал? Есть такой человек?

— Думаю, больше всех Михаил Серге­евич Горбачев все-таки постарался, потому что Союз фактически уже разрушен был, все республики о независимости заявили, свои декларации издали, а в Бе­ло­вежье нужно было только попытаться юридически это оформить. Тогда ведь как думали? Что все дружно и красиво будет, валюта, наверное, общая останется... Никто и не предполагал, что все так холодно и жестко произойдет, готов к этому не был.

— Правда ли, что вам с Ельциным в ледяной воде плавать приходилось?

— Много раз — не могу даже вспомнить, сколько: и в ледяной воде, и когда льда не было. В настоящую ледяную, когда по Москве-реке льдины шли, он меня заманил — в смысле, купаться с ним идти не просил, но я был обязан его охранять, потому пошел, а что делать?

— Лихие ребята!

— Ну, ничего...

— А это правда, что когда Ельцина якобы в реку с моста сбросили, о чем на съезде народных депутатов тогда заявили, на самом деле он просто к барышне отправился, но у той как раз другой ухажер был, который Борису Николаевичу бока намял?

— Ну, разных версий много, но Ельцин всегда одну отстаивал — что четыре мужика его схватили, пиджак на голову, в машину — и к мосту. Других версий я от него не слышал, хотя на следующий день на место съездил, посмотрел... Если бы меня с того моста сбросили, я бы, наверное, разбился, потому что там очень мелко: мост высокий, а глубина реки под ним — ну, максимум около метра.

«От Ельцина Наина получала просто за то, что если хочет мужик добавить, не надо ему мешать»

— Вы мне сказали: «Ельцин жену мог не только ракеткой пониже спины ударить, но и хорошенько ей в глаз зарядить» — часто Борис Николаевич так поступал?

— Он мне про это рассказывал — как ее вообще выдрал, когда она болтала... Если честно, не очень этично мне этим теперь делиться — нелицеприятные для Наины моменты, а то, что на моей памяти... Два раза по две недели она в темных очках дома ходила — значит, опять получила, а получала просто за то, что если хочет мужик добавить, не надо ему мешать: иногда это так бесит, что...

— Татьяна Дьяченко, дочка Бориса Николаевича, многое в Кремле решала?

— Ну, когда Ельцин, как овощ, стал — все.

— Вообще все?

— Да, потому что папа только ей доверял, а ею, соответственно, Юмашев, Березовский, Чубайс руководили... Они Татьяне советовали, что папе подсунуть надо, что провести, протолкнуть, — вот она и рулила. Чего-то ему и не сообщить могла и, наоборот, иначе преподнести.

Когда ты сказал, что я страной управлял, — это как раз домыслы той семейки: Тани и ее друзей — Березовского, Гусинского... Это они выдумали, чтобы меня перед Ельциным подставить, и когда он меня ни за что уволил, просто за то, что воров для него поймал, я, наверное, единственный шаг совершил, о котором жалею. Заявление об уходе написал, когда он попросил, и Таня со своей компанией реально Россией руководить начала. Только за полгода их правления из страны было 300 миллиардов долларов вывезено. В прошлом году для сравнения 30 вывезли — в 10 раз меньше, потому что уже вывозить некуда: не принимают...

— Семья Ельцина богата?

— Если слово «семья» в широком смысле употреблять, то очень, а если в узком... Ну, Юмашевы — весьма богатые люди, тем более еще и с Дерипаской они породнились, а у Окуловых (дочери Бориса Ель­цина Елены и ее мужа Валерия Окулова. — Д. Г.) достаток средний, потому что те воровали, а Окуловы такого не делали. Наина же, как обычно, делает вид, что вообще ничего не знает, но у нее только пенсия в не­сколько миллионов... Ну как «несколько»? У Ельцина 120 с чем-то миллионов рублей была, а у нее, наверное, половина, так что воровать не надо: хватит и того, что государство дает.

— Когда при жизни Бориса Николаевича вы знаменитую книгу «Борис Ельцин: от рассвета до заката» издали, Наина Иосифовна расстроилась: «Мы Александра Васильевича любили, членом семьи считали, а он нас предал». Так предали или нет?

— А как можно предателя предать? Это Ельцин меня предал, а я его не предавал — мстить пошел, разоблачать (как хочешь, так и называй), но надо было предателя наказать, а Наина... В новой книжке я не­множко больше правды о ней рассказал, хотя у меня еще скелетов в шкафах по поводу этой семейки о-о-очень много найдется. Не та это семейка, которая должна была Россией рулить, не та!

— Когда Ельцин умер, какие у вас ощу­щения были? Вам его по-человечески жалко стало?

— Нет, у меня вообще никаких ощущений не было. Меня звонками и приглашениями замучили: мол, приходи, без очереди поклониться пропустим, цветы возложить... Я ответил: «Ребята, вы что? Кому на­до — идите, кланяйтесь, слезу пускайте, а я давно уже к нему равнодушен». Мог бы сказать, что забыл, но вы же мне, журналисты, забыть не даете! (Смеется).

— Вы мне признались: «Ельцина я уже давно простил — какие счеты могут быть к человеку с явными признаками если не маразма, то дебилизма?», а часто его вспоминаете?

— Так я же говорю: мне о нем напоминают. Видимо, сегодня часто — когда спать ложусь, например. Вряд ли он мне приснится, но перед сном разок вспомню.

— Виктор Степанович Черномырдин восемь лет послом России в Украине служил, мы с ним дружили, у меня замечательные воспоминания о нем сохранились: потрясающий был мужик! Интересно, а Ельцин к Черномырдину ревновал?

— Кого? Меня или Россию?

— Нет-нет, он боялся, что Виктор Сте­панович в президенты пойти может?

— Ельцин уверен был, что тот баллотироваться не будет, и если книжку мою, образца 97-го года, вспомнишь, то там глава «Ночной разговор» есть — о том, как я Черномырдина разоблачил, ведь он же велел подписи для себя собрать. После того он так в штаны наложил, бедный, что поклялся: ни в какие президенты он не пойдет, хотя пойти мог, его сторонники этого хотели.

Я, правда, личное отношение к Виктору Степановичу немного переосмыслил: наверное, мне все-таки нужно было с ним дружить, потому что он никого из своих ребят не предавал и как мужик гораздо более русским, чем Ельцин, оказался, потому в новой книге я о нем хорошо отозвался. Хотя я ведь не привирал ничего — писал, как было.

«Немцова холуи убили, и холуи команду дали. Задницу Путину лизнуть хотели»

— Я Бориса Немцова иногда вспоминаю — красивого, высокого, образованного, умного, дерзкого, яркого, молодого... Насколько я знаю, Борис Николаевич его своим преемником официально назвал — Борис Николаевич дейст­вительно так считал?

— Ну, это на первых порах было — когда Немцов только губернатором стал, мы к нему приезжали, и он много пыли в глаза пускал, принимал замечательно, как при Горбачеве, когда тетки все время, одни и те же, буханку хлеба подносили... Тогда у Ельцина мысль о преемничестве и возникла. Периодически она к нему снова и снова приходила, но не скажу, что Борис Николаевич со мной советовался, делать президентом Немцова или нет: он очень долго на этот счет колебался и решил, видимо, не делать. Это же семья его о преемнике думать заставляла — когда рейтинг четыре процента был...

— Кто и зачем, на ваш взгляд, Немцова убил?

— Холуи убили, и холуи команду дали. Я в своей книге написал, что могу это с уст­ра­нением журналиста Холодова сравнить. Те задницу Грачеву лизнуть хотели, а эти — Путину. Ну, лизнули, но не очень удачно...

— А какие холуи, откуда? Вы знаете, кто это?

— Ну как? Тут даже придумывать ничего не надо — все они чуть ли не с одной фамилией и из одной республики. Республика та, как в свое время татаро-монгольское иго, живет: Россия им оброк пожизненный платит. Уже не знают, бедные, куда деньги девать, «мерседесами» и так далее пресытились, а другие республики, глядя на них, слезу смахивают.

— Как бывшему руководителю Службы охраны президента вам хорошо известно, как это сложно — незамеченными так близко к Кремлю подойти. Казалось бы, любое перемещение фиксируется, все должно быть понятно...

— Ну, так их и разыскали быстро, и хотя многие камеры плохо работали, все равно ведь нашли.

— Вы мне говорили, что Березовский уговаривал вас Гусинского, Лужкова и Кобзона убить, а сам Березовский убит был, покончил с собой или жив до сих пор?

— Ну, во-первых, он не за один раз просил Кобзона, Лужкова и кого там еще, забыл...

— Гусинского...

— Да, ликвидировать, а периодически какую-то информацию о них приносил: мол, убрать надо, а что его смерти касается... Я слышал, что он кого-то подставил, что вместо него двойник погиб, — все это чушь! В Скотленд-Ярде самые опытные люди работают, и будь это убийство, об этом сразу было бы заявлено. Он просто от тоски умер — как Чудище в сказке «Аленький цветочек»: не дождалось девочки — и зачахло. Так и это Чудище: денег его лишили, влияния тоже, Абрамовичу, пацану своему, которого он же в олигархи вывел, суд с позором продул, и этого позора не выдержал.

— Бориса Абрамыча вам не жалко?

— А чего его жалеть-то? Что он хорошего для страны сделал?

«Была ли у Чубайса связь с Татьяной Дьяченко? Конечно — и в штабе, и в Кремле: они ничего не стеснялись»

— Я риторический воп­­рос вам задам: учитывая ваше влияние в России в середине 90-х, могли ли вы на месте Путина оказаться и президентом, наследником Ельцина, стать?

— Теоретически — конечно же, мог, образование у меня не хуже, но, поскольку с той бандой-командой, которая его привела, никогда в жизни в одном поле не сел бы, практически этого не могло быть никог­да.

— Это правда, что с убитым генералом Рохлиным вы в заговоре состояли?

— Ну, во-первых, ты так сказал, будто он из-за заговора умер, — нет, его сумасшедшая жена убила, а во-вторых, об этом в книжке я все написал.

— То есть власть в России вы с ним взять в свои руки хотели?

— Нет, не так. Страной же не Ельцин, по сути, руководил, а Чубайс и Таня с Юмашевым, но народ-то Ельцина выбирал, и ког­да он первым своим указом на должность главы Администрации президента Чубайса поставил, люди в шоке были! Те выборы настолько фальшивы, что этих «деятелей» слушать нельзя. Они выборы выиграли? Да если бы люди знали, что Чубайс в штабе Ельцина состоит, они бы за Зюганова голосовали...

— Кстати, а феномен Чубайса в чем? У него личная связь с дочерью Ельцина Татьяной Дьяченко была?

— Конечно, была — и в штабе, и в Кремле: они ничего не стеснялись.

— То есть у них роман был?

— Ну, знаешь, в среде этих людей романов не бывает — они очень практичны.

— А кто именно Путина поставил — фамилии вам известны?

— Так тебе же Березовский все рассказал, ты что, не помнишь, что ли? Во всех твоих интервью с ним это есть.

— Значит, Юмашев, Березовский — кто еще?

— Ну, Березовский и Юмашев — это, считай, одно целое, правда, когда Березовский с Путиным поругался, Юмашев от него отошел, формально.

«Боится ли меня Путин? Он, по-моему, даже Трампа не боится. И Ким Чен Ына тоже»

— Что вы о Путине думаете?

— А что я о нем могу думать? Кое-что в книге написал, но это тема для отдельного разговора, коротенько не скажешь. Много думаю...

— Путин вас боится?

— Вообще-то, он, по-моему, даже Трампа не боится...

— Ух ты!

— И Ким Чен Ына тоже.

— Недавно вы, тем не менее, заявили, что «Путин боится Шойгу по-черному»...

— Нет, я не так говорил, я Сережу Шойгу очень уважаю, и если бы он поаккуратнее был... Знаешь, у него в армии рейтинг выше, чем у Путина, а в целом по России Шойгу к нему приближается. Это ведь понятно, что пресловутые 86 процентов поддержки Путина — липовые...

— ...таки липовые?..

— Ну да, и Шойгу уже очень близко.

— Путин, однако, снова президентом станет?

— Да он пожизненный президент — непонятно, что ли?

— А что вы о Кадырове думаете?

— Верный абрек Путина.

— Емко! Сейчас власть в России КГБ-ФСБ принадлежит?

— Нет, одному человеку, который вертикаль построил, на верхушке которой находится.

— Несколько лет назад вы мне сказали: «Если бы в прессе список агентов по­явился, которых граждане в лицо знают, в стране политический кризис наступил бы, а на вопрос: «Кто нами управляет?» — однозначный ответ был бы: «Агентура спецслужб». До сих пор так?

— Думаю, что сейчас уже нет. Сейчас нами питерские управляют, которые сюда незаконно пришли, — сначала свой город развалили, теперь Москву перестраивают. Ну и Россию, естественно...

— Собчак и Жириновский — агенты КГБ?

— Вряд ли. Жириновский — это не агент, а проект КГБ, ну а Собчак при чем? Он нормальный был, юрист, завкафедрой — зачем ему агентом становиться? Не верю.

— Вы мне сказали, что Собчак на даме скончался, — это действительно так?

— Об этом мне губернатор Калининградской области Горбенко рассказал, но я бы не утверждал, что на даме, — может, он под дамой был? Это: от «виагры» произошло.

«Россия — несчастная страна!»

— Олег Калугин, генерал КГБ, который в Соединенных Штатах Америки находится, мне говорил, что патриархи Алексий и Кирилл его «клиентами» были. Патриарх Кирилл действительно агент КГБ?

— Ну, поскольку он не такой уж и молодой и в 70-80-е годы на должности пониже, чем сейчас, находился, то, наверное, был аген­том. Это вполне реально, а сейчас зачем? Сейчас за ним ФСО следит (улыбается).

— Вы однажды обмолвились, что в Кремле «голубая команда» засела, — она и поныне там?

— Ну, тогда пресс-секретарь Ельцина «голубой» был — Костиков, вот и команда у него была соответствующая, а Песков (с ударением на «е». — Д. Г.) вроде нормальной ориентации и даже жену себе взял красавицу. Думаю, сейчас этого нет.

— Эпиграфом к своей книге высказывание Талейрана вы выбрали: «Целые народы пришли бы в ужас, если бы узнали, какие мелкие люди над ними властвуют». Россия — несчастная страна?

— Несчастная! Я эту книгу многим друзьям подарил, и когда спрашивал, как впечатление, одна знакомая сказала: «Александр Васильевич, прочитала — и куда-нибудь в дальнюю деревню захотелось уехать, старенький домик купить, козу и на все наплевать».

— Могли ли вы себе войну между Рос­­­сией и Украиной представить?

— Представить все мог бы, но думаю, что этому конец придет...

— Чем все это закончится?

— Ну, в Украине власть поменяется. У нас не поменяется, а у вас, я думаю, более разумный человек, чем Порошенко, придет.

— Тем не менее зависит-то все от Пу­тина, и мы с вами это понимаем, правда?

— Сегодня — да.

— Хочу, пользуясь случаем, поблагодарить вас за прекрасный вечер, проведенный у вас в гостях в подмосковной деревне Молоково — хочется его повторить и в Киев вас пригласить. Мы с вами украинскую горилку тогда пили, сало ели, и никаких разногласий у нас не было. Спасибо за это интервью: надеюсь, оно не последнее...

Записала Анна ШЕСТАК

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter