Журналист канала «112 Украина», автор фильма «Морской бой» о Военно-морских силах Украины Богдан ПИЛЕНКО: «Нужно быть морской державой, но нас иногда уже называют просто «государством возле моря»

«У наших военных была возможность открыть огонь во время аннексии, но если этого не сделал ни один солдат из автомата, вряд ли это сделал бы корабль»

— Богдан, вы как автор фильма «Морской бой», посвященного украинскому флоту, знаете ответ на вопрос, почему сложилось так, что после аннексии Крыма Украина потеряла 70 процентов флота? Кто виноват в этом?

— В фильме мы пытаемся дать ответы на эти вопросы. Если резюмировать, причины таковы: шантаж другого государства, собственная нерешительность и непонимание ситуации, которая была в 1990-2000 годах. Получилось, что мы то корабли резали, то получили лишь 18 процентов состава Черноморского флота СССР по договоренностям с РФ, то за газ рассчитались своим флотом. Одного виновного назвать сложно.

— Остается ли у Украины прежняя потребность во флоте после аннексии Крыма?

— Естественно. Нужно быть морским государством. Нас иногда уже называют просто «государством возле моря»: флота практически нет, морская граница уменьшилась, экономическая зона захвачена. Но нам нужен флот, как и любому другому государству. Недаром у англичан есть пословица: «Флот есть, поэтому ничего не случилось».

Евгений Лупаков, представитель Минобороны Украины на Черноморском флоте в 1992 году, объяснял, что у Украины нет цели нападать на другое государство, но флот нужен, чтобы показать, что государство есть в мировом океане. Почему флагман ВМС Украины фрегат «Гетман Сагайдачный» ходит в морские походы? Не просто на борьбу с пиратами — наш флаг присутствует в океане, и таким образом мы заявляем, что есть такое государство — Украина.

— Украина — это морская держава или страна возле моря?

— Я очень надеюсь, что Украина будет морским государством. Сложно сказать, является ли таковым сейчас. Группировки в открытом море у нас фактически нет, но мы запустили производство кораблей. Этот толчок произошел после аннексии Крыма. А до этого в 2012 году пограничники получили только катер «Балаклава». Еще раньше, в 2002-м, спустили на воду «Тернополь» — это был самый новый корабль украинских ВМС. Вот, пожалуй, и все.

— Существует ли для Украины угроза со стороны моря?

— Как рассказал вице-адмирал Игорь Воронченко, новые катера, которые в Украине сейчас спускают на воду, предназначены только для защиты побережья. Москитный флот вместе с береговыми частями способен защитить нас от потенциальной высадки вражеского десанта. Катера могут выполнять несколько задач, но нужно помнить, что они не выдерживают волны в три-четыре балла.

— Как вы считаете, если бы успели вывести украинские корабли из Крыма, это повлияло бы как-то на аннексию или дальнейшую агрессию РФ на Донбассе?

— Я не думаю, что корабли бы применили в бою. У наших военных была возможность открыть огонь во время аннексии. Но если этого не сделал ни один солдат из автомата, вряд ли это сделал бы корабль. Вывести их из Крыма, конечно, могли, если бы не сложная ситуация с командованием...

— Вы имеете в виду дезертирство?

— Да. Но, с другой стороны, у погранцов тоже было дезертирство — только треть из них остались верны Украине. Они уволились из Погранслужбы и остались в Крыму, но до этого вывели свои корабли в Одессу, Бердянск. И речь идет не только о крымчанах, там были и ребята из Ровенской области, например. Об этом нам рассказывал нынешний командир корабля морской охраны «Николаев» Андрей Тур.

«До 2012 года среди украинских офицеров бытовала поговорка, что плох тот украинский офицер, который не мечтает стать российским контрактником. Плохая поговорка, особенно учитывая нынешнюю ситуацию»

— Как вы думаете, почему в составе украинских ВМС оказалось столько предателей?

— Мы пытались это рассказать благодаря нашим спикерам. Заместитель командира керченского батальона морской пехоты Алексей Никифоров говорил, что до 2012 года среди украинских офицеров бытовала поговорка, что плох тот украинский офицер, который не мечтает стать российским контрактником. Плохая поговорка, особенно учитывая нынешнюю ситуацию. Ее суть командир объяснял нам на примере своей зарплаты: если у нас заместитель командира батальона на 2012 год получал 3,4 тысячи гривен, то рядовой контрактник Черноморского флота РФ — 3,5 тысячи гривен. И это невзирая на разницу в должности, выслугу лет.

— Не знаете, что именно пообещали нашим морякам в РФ в 2014 году? Чем их прельстили?

— Деньгами, жильем. Многие остались в Крыму, потому что у них там семьи. Здесь есть занимательный момент: служащие Черноморского флота РФ получали над­бавки за то, что базировались на территории другого государства. Интересно: остались ли эти привилегии после аннексии Крыма? Сомневаюсь...

— Как объясняют те военнослужащие, которые остались верны украинской присяге, свое решение остаться в Ук­раине? Были ли у них сомнения, где оставаться после аннексии Крыма?

— Как можно давать присягу двум разным государствам? Какой после этого ты офицер?

— Да и вряд ли российские коллеги уважают украинцев, которые нарушили присягу...

— Именно. На самом деле, хоть многие и хотели остаться в Крыму, их перевели служить в другие места. Николай Жибарев, который был начальником управления морской охраны в момент аннексии, прямо заявил, что его сын — предатель. Он вышел на корабле в Одессу, но потом уволился и вернулся в Крым. Хотел остаться в Крыму, а в итоге сейчас служит в Мурманске. Это армия — тебя могут направить куда угодно, и приказы приходится выполнять. Интересно, конечно, было бы спросить, жалеет ли этот человек о своем поступке. От Одессы все-таки до Крыма ближе, чем от Мурманска.

— Что говорят военнослужащие по поводу возвращения Крыма? Есть ли вероятность, что Украина вернет свою территорию?

— Все на это надеются. Но многие считают, что военным путем решить это фактически невозможно. Сходятся на том, что крымчанам надо показать: в Украине жизнь лучше. Когда сознание людей поменяется, они поймут, что совершили ошибку. А пока крымчане будут видеть, что у нас в Киеве подрывают машины, с пенсиями и с отоплением проблемы, — они не захотят воз­вращаться. На решение всех проблемных моментов нужно время.

— В России разбирают украинские корабли на запчасти. Почему? Они непригодны для выхода в море?

— Они очень старые. Та же подводная лодка «Запорожье» — 1970 года выпуска.

— Тогда с точки зрения техники мы не так много потеряли, если корабли функционально были непригодны?

— Аналогичный металлолом был и у российского флота. А украинские корабли резали и до аннексии Крыма. Проблема в том, что у нас не производились новые. Вопрос: так зачем 18 процентов кораблей надо было принимать по соглашению с РФ о разделе флота, если вы все сразу хотели порезать? А резать начали уже через год после подписания договора, в 1998 году. С тех пор по 2014 год было порезано и продано 18 боевых кораблей.

— Сейчас Украина собирается покупать корабли, бывшие в эксплуатации. Это означает, что отрасль кораблестроения не будет финансироваться. Выходит, замкнутый круг.

— В Украине создаются проекты кораблей, но их реализация упирается в финансирование. Производство стоит, потому что нет денег. Мощности у предприятий, скорее всего, еще есть, невзирая на то что они выглядят «старенькими».

«Спустя три с половиной года после аннексии Крыма не у всех моряков есть жилье, некоторые живут на кораблях. Возможно, у ребят возникают мысли о том, правильно ли сделали, что остались в Украине»

— Сократились ли шансы на развитие отрасли в связи с тем, что территориально стало меньше выхода к морю?

— Мы потеряли несколько заводов в Крыму. Это факт. Но у нас есть и другие. В 2011 году Кабмин выделил более 16 миллиардов гривен на производство корветов по курсу восемь гривен за доллар. Планировалось купить импортное вооружение, системы. Сейчас нам этого никто не даст, потому что в Украине идут боевые действия. А с б/у кораблями, которые в каких-то странах списываются, не все так просто.

Есть масса вопросов: будет ли подходить та или иная ракета или боеприпас к той пушке, которую нам передадут? А смогут ли наши предприятия обслужить эти катера, корабли, сколько времени требуется экипажу на обучение и так далее? Брать чье-то старое — не выход. Мы можем сами делать артиллерийские катера. В проекте есть десантные и ракетные катера, корветы.

— А кто занимается этими проектами?

— Исследовательско-проектный центр в Николаеве. Представители предприятия разработали эти малые военные корабли. В целом у нас есть все, чтобы реализовывать подобные проекты, но нет денег. И конечно, нужна политическая воля. На возобновление производства даже корвета нужен огромный ресурс, потому что его стоимость возросла чуть ли не вдвое. Разработчик Сергей Кривко, которого называют отцом корвета, рассказал, что в систему производства заложено 60 процентов отечественных материалов и 40 процентов — импортных.

— Какие изменения произошли в украинском флоте со времени вывода из Крыма и какие перспективы у ВМС, по вашему мнению?

— Перспективы всегда есть. Но много конфликтов повсюду. Спустя три с половиной года не у всех моряков есть жилье, некоторые живут на кораблях. Конечно, все это не способствует позитивному моральному состоянию, и возможно, у ребят возникают мысли о том, правильно ли сделали, что остались в Украине. Но тем не менее у них есть честь. Они остались верны себе, своей стране и своему народу. А это в условиях 2014 года уже поступок. Именно те молодые ребята, которые курсантами пели гимн Украины в окружении российских военных, теперь становятся командирами артиллерийских катеров, о которых мы уже говорили. Им доверяют. Они уже себя показали. И, уверен, еще покажут.

Из хорошего, что произошло в этой отрасли, хочется рассказать о шести малых бронированных артиллерийских катерах, которые появились. Два из них закладывали до аннексии, но вошли в состав ВМС они уже после. В Одессе стоят еще четыре катера. Должны уже войти в состав украинского флота.

— Известны ли случаи дезертирства в рядах ВМС уже после аннексии Крыма?

— Мне об этом неизвестно. Но Игорь Воронченко говорил, что офицеры ездят в Крым, потому что у них там родственники. Признаюсь, меня это немного шокировало.

— Вы думаете, что за поездками к родственникам могут стоять другие цели?

— Я спрашивал у Воронченко, не боится ли он, что офицеров завербуют. Он сказал: «Конечно, боюсь. А что делать?». Запретить поездки к родственникам невозможно.

— Вице-адмирал Сергей Гайдук назвал положение корабельного состава ВМС Украины и системы военного кораблестроения критическим. «Оно вплотную приблизилось к точке невоз­врата. А по некоторым позициям уже и эта линия преодолена». Почему это произошло? Невзирая на те шесть кораблей, которые у нас появились, он говорит о критическом положении...

— Я не буду судить Гайдука. Но он два года был командующим ВМС. А почему ничего не было сделано, чтобы этого не допустить, когда он руководил?

«В Украине создавалась видимость, что с ВМС все хорошо, существовал фактор показушных учений, и сейчас есть случаи, когда надувные резиновые лодки красят»

— Снять фильм об украинском флоте было вашей личной идеей?

— О флоте всегда мало говорили. А я хотел понять, почему случилось так, что мы остались фактически ни с чем. Так сложилось, что в Украине создавалась видимость, что с ВМС все хорошо. Существовал большой фактор показушных учений. Грубо говоря, ребята корабль покрасили перед тем, как журналисты приехали, — показали, что якобы все хорошо. И сейчас есть случаи, когда надувные резиновые лодки красят. Было и такое.

— Как долго вы работали над фильмом?

— Недели три я разрабатывал план, еще неделю писал синопсис. Первая съемка у нас была 19 июня. А первая часть фильма вышла уже 7 октября, вторая — 14-го. Чистой работы было около двух-двух с половиной месяцев.

— По каким критериям вы выбираете темы для фильмов?

— Во-первых, чтобы мне было интересно. Тогда я буду рыться, искать информацию. А эта тема из таких.

— Были ли камни преткновения в работе над фильмом? Насколько вообще открыта информация относительно ВМС, флота?

— Были, конечно. Изначально в фильме планировалось гораздо больше спикеров. Среди них должны были быть президенты Кравчук, Кучма, Ющенко. Но они отказались. Один из них вроде согласился, попросил сбросить вопросы для интервью, в вопросах ничего провокационного не было, но после ознакомления с ними он отказался от участия в проекте. А информация — да, достаточно открыта.

— Какие еще темы вы планируете раскрыть в ваших следующих фильмах?

— Планирую снять фильм на тему, связанную с армией. Вообще, все мои фильмы на эту тему, кроме «Майдана».

— Вы — обладатель награды «Надежда журналистики». Как относитесь к таким знакам отличия?

— Это приятно. Но это не только моя награда: сюжет бы не получился без всей команды. А мне просто дали ее как автору сюжета.

— Никогда не приходилось отказываться от сверхопасных заданий?

— Нет. Опасность всегда есть. Например, мы ездим в АТО. Зимой 2015 года приходилось работать среди танков и артиллерийских залпов. Страшно, но мы едем. Несколько раз наши группы попадали под серьезный обстрел на открытом пространстве. Во время одного из них наш журналист и водитель получили ранения. Причем водитель — серьезное. Но он и дальше с нами там работает. Это часть нашей жизни... А вообще, война залезает в душу и сидит там. И ты едешь на фронт снова.

— Вы общались с военными в АТО непосредственно. Что можете сказать об их психологическом состоянии? Им сложно адаптироваться на гражданке?

— Все зависит от человека. Если он не сломался, то адаптируется. А некоторым тяжело. И волонтеры рассказывали, что часто приходят солдаты с просьбой о психологической помощи. Человеку надо помочь. «Я тебя туда не отправлял!» — сколько раз мы слышали эту фразу в маршрутках. Да, ты не отправлял, но вот так случилось. Не­ужели надо этого человека выбросить из общества, чтобы он с крыши прыгнул или повесился? Нет. Бороться надо за каждого.

— Это правда, что люди, побывавшие на войне, не хотят или не могут жить в гражданском обществе и дальше намерены воевать?

— Многие ребята, которые демобилизовались, побывав на гражданке, понимают: нет, мне надо назад. Сразу вспомнилась история с Юрой Мальковым из 43-го батальона. Я с ним познакомился в конце 2014 года. Он был мобилизован на тот момент, потом демобилизовался, вернулся домой. Но спустя некоторое время подписал контракт. В мае Юра погиб. Я до сих пор в это не верю. К сожалению, похожих историй много.

— Что говорят участники боевых действий? Когда АТО закончится?

— Когда они выйдут к границе, когда Донбасс и Крым вернутся. А конкретно как они скажут? Нам не могут сказать этого высшие руководители. А в окопах такие же люди, как мы с вами. И компьютерщики в прошлом, и те, кто в 90-е годы уволился из армии.

— Не отговаривали ли вас родные от потенциально опасных поездок в АТО?

— Поначалу отговаривали, даже плакали. Я их успокаивал: «Вы меня что, хоронить собираетесь?». Сейчас уже легче воспринимают. Привыкли, что такая работа.

— А за что вы любите свою работу?

— За возможность узнавать новое, знакомиться с интересными людьми. Благодаря работе я побывал в большинстве городов Украины, в Индии, Непале. Это неизвестные ранее впечатления, места. Я, наверное, никогда бы не узнал, как делают баллистические экспертизы, если бы не был журналистом, не вышел в море на катере морской охраны, не пролетел в транспортном самолете Ил-76, не проехал на танке.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter