Бывший начальник Главного управления МВД Киева генерал-лейтенант милиции Николай ПОДДУБНЫЙ: «Министр Головченко вызвал снайпера: «Стреляй, сынок, под мою ответственность. Если промажешь, я отвечу»

Головченко оказался настолько незаменимым, что занимал свой пост при трех (!) первых секретарях ЦК КПУ: Николае Подгорном, Петре Шелесте и Владимире Щербицком. Сегодня, когда хозяева высоких кабинетов меняются быстрее, чем тасуется карточная колода в руках шулера, трудно представить, что когда-то было иначе. Головченко возглавлял МВД УССР на протяжении 20 лет, с 1962 по 1982 год, и рекорд, установленный им, теперь останется непревзойденным.

Иван Харитонович был ровесником украинской милиции — оба родились в 1918-м. Он считал, — может быть, наивно! — что работа возглавляемого им ведомства, как и искусство, литература, должна поддерживать веру в лучшие проявления человеческой натуры. Этой же цели служили и его книги: приключенческие, документальные, — которые он, уже как член Союза писателей УССР, писал во время отпусков. Поч­ти по классику: бандитов повяжешь, попишешь стихи...

«ИВАН ХАРИТОНОВИЧ БЫЛ ПОСЛЕДНИМ МИНИСТРОМ МВД, КОТОРЫЙ ХОДИЛ ПЕШКОМ НА РАБОТУ»

Легендарный киевский сыщик Николай Поддубный прошел путь от лейтенанта до генерал-лейтенанта, от оперуполномоченного уголовного розыска до начальника киевской милиции, заместителя министра внутренних дел Украины. Он возглавлял первое в Союзе подразделение по борьбе с организованной преступностью и со своей командой сделал все, чтобы в начале 90-х Киев не захлестнула кровавая волна бандитизма.

— Николай Олегович, вы пришли работать в уголовный розыск, когда украинскую милицию возглавлял генерал-полковник Головченко. Чем он вам запомнился?

— Иван Харитонович был последним министром МВД, который ходил пешком на работу: из своего дома в Виноградном переулке до улицы Богомольца. Причем всегда один, без охраны. Если встречал кого-то из сотрудников, непременно здоровался за руку, спрашивал: «Что у нас новенького за ночь стряслось?». Или: «Как дела, сынок?». Сынками он называл практически всех, кто был моложе его. Почти всех офицеров министр знал по фамилии или в лицо. И еще... Никто из нас никогда не слышал от него грубого слова.

— Хотите сказать, что главный милиционер республики, в прошлом фронтовик, обходился без крепких выражений?

— Все от этого уже отвыкли, а когда-то умение объясниться без нецензурщины было нормой. Головченко многое делал, чтобы коллектив министерства был здоровым, без червоточины. Он презирал интриги, пресекал всякого рода кумовство. Справедливо полагая, что панибратство в милиции ни к чему, рекомендовал офицерам обращаться друг к другу на вы. Чуть ли не на каждом собрании говорил о том, что мешает раскрыться таланту настоящего опера и что еще нужно сделать, чтобы улуч­шить атмосферу в коллективе.

— То есть писатель, или, как тогда говорили, «инженер человеческих душ», все-таки перевешивал в нем «мента»?

— То, что Харитонович был человечным, отнюдь не мешало ему действовать смело и решительно. Никто ни разу не видел его растерянным. Помню, как на «02» (это было в середине 60-х!) поступило сообщение, что по Крещатику разгуливает преступник с пистолетом и гранатой. Случись такое сейчас, начались бы согласования, попытки переложить на других груз ответственности. А Головченко без колебаний вызвал снайпера: «Стреляй, сынок, под мою ответственность. Если промажешь, я отвечу». «Сынок» не промазал — подстрелил бандита из проезжавшей машины в плечо, когда тот отделился немного от людного места.

---

---

— Этот эпизод вполне мог бы войти в одну из его идейно выдержанных книг... Сюжеты для них Головченко чер­пал из милицейской сводки?

— Из жизни — она у Ивана Харитоновича была насыщенная. На память о войне у него осталась легкая хромота — из-за ранения он лишился части стопы. Был мобилизован и призван хрущевской оттепелью: до прихода в МВД возглавлял Луганский горком партии, затем был назначен заместителем председателя КГБ республики.

Писателем Головченко становился только в отпуске, а на службе его литературный дар проявлялся разве что в резолюциях, которые он оставлял на делах. Помню, пришла к нему на прием мать, у которой пропала дочь. Она жаловалась, что прошел уже месяц, а поиском девушки никто не занимается. И министр написал на ее заявлении: «Ви забули, що є мати. Вона не спить ночами, тримає вiдчиненими дверi, плаче. А ви в цей час ходите в кiно, їсте, гуляєте, забувши про свої обов’язки. Ваша поведiнка несумiсна зі званням працiвника мiлiцiї)», после чего всем этот документ разослал.

— Если не ошибаюсь, при нем все службы МВД помещались в одном здании?

— Совершенно верно. Причем было оно на два этажа ниже. Новые этажи и корпуса достраивали уже после него, а Головченко сосредоточился на других вопросах. При нем открывали в каждом управлении детские садики, пионерские лагеря, строили жилые дома. Была введена обязательная ежегодная диспансеризация для сотрудников и членов их семей, предоставлялись путевки в дома отдыха и санатории. То есть была обеспечена социальная защита.

Кстати, в отличие от нынешних руководителей ведомства Головченко не обременял себя большим аппаратом и армией заместителей. У него были три зама и один помощник, а также небольшой штаб. Добавлю, что память у министра была фантастическая: цифрами, фактами, фамилиями он оперировал без запинки, на совещаниях ни разу не воспользовался конспектами, даже тезисами, набросанными на листочках, все держал в уме.

При нем и в штаб, и на этаж, где располагался министр, любой сотрудник мог зай­ти без проблем, а сейчас все перекрыли — на министерский этаж так просто не попадешь. Коридорами снуют только замы и многочисленная армия помощников и охранников. Впрочем, слово «охранник» постепенно выходит из моды, нынче все больше любят заграничное — секьюрити.

— Сегодня невозможно представить, чтобы кто-либо из министров (не только внутренних дел) продержался в своем кресле 20 лет. Такие рекорды связаны с периодом застоя?

— Застоя или стабильности — о терминах можно спорить... Но я как-то на досуге подсчитал, что за время существования ук­ра­инской милиции (с 1918 года) у нас было порядка 30 министров внутренних дел: до 1991-го — 18, а за время независимости — 11-й. Если Головченко проработал 20 лет, его преемник Иван Гладуш — восемь с половиной, то на каждого из ос­тав­шихся приходится по полтора-два года. В наше время ситуация только обострилась.

После того как первый министр внутренних дел независимой Украины Андрей Василишин, который много пользы принес для совершенствования работы право­охранительных органов, в 1994-м был отправлен в отставку, началась чехарда с министрами... И никто из временщиков ничего хорошего для милиции не сделал. Раз­валили МВД — из органов ушли профессионалы...

А вот Иван Харитонович всегда рьяно защищал своих подчиненных. В бытность его министром уволить офицера мог только он лично, да и не просто так, а с соблюдением всех формальностей, то есть по «рекомендации» судов офицерской чести. Пожалуй, никто из министров не заслужил столь высокого уважения среди своих подчиненных...

— Работу МВД принято оценивать и по другим показателям: например, насколько возросло или снизилось количество тяжких и особо тяжких преступлений...

— Статистики такой у меня сегодня нет, однако сегодня обстановку в стране все чаще сравнивают с лихими 90-ми. И одна из причин — в неоправданной текучести кадров и частой смене руководства МВД.

Припоминаю, как очередной министр внутренних дел, из временщиков, жаловался журналистам, как тяжело нынче бороться с организованной преступностью. Мол, на нее работают адвокаты и другие юрис­ты. Им, к сожалению, есть кому помогать. Я тогда спросил себя: стал бы настоящий министр Головченко так разговаривать с телевизионщиками? И ответил: нет! Категорически!

— Как вы восприняли решение заменить милицию как полностью дискредитировавшую себя украинской полицией?

— Больно, что дело, которому служил верой и правдой, уже в демократическом государстве постигла такая незавидная участь, что было утрачено доверие к милиции, а профессиональное ядро, которое подбиралось и взращивалось не одно десятилетие, рассыпалось и от него осталась лишь кучка пепла.

Мне странно слышать, как работники правоохранительных органов, когда их винят в поборах, крышевании и так далее, оправдываются низкими зарплатами, социальной незащищенностью. В мое время опер получал 90 рублей и 18 пайковых, и тем не менее мы работали на совесть, берегли честь мундира... Может, еще и потому, что перед глазами был пример руководства. Знаете, как Головченко навещал мать и сестру? В Харьковскую область, где они жили, Харитонович приезжал один, без всякого сопровождения. Мог встретиться в райцентре с начальником местного РОВД, поговорить о делах и выкурить по сигарете, после чего ехал дальше. Баню ему не топили, на охоту не приглашали, поляну не накрывали и водку с ним не распивали... Сегодня такое невозможно представить.

«ДЕЛО ОБ ИСЧЕЗНОВЕНИИ СЫНА СЕКРЕТАРЯ ЦК НАХОДИЛОСЬ НА КОНТРОЛЕ НЕ ТОЛЬКО У ЩЕРБИЦКОГО, НО И У БРЕЖНЕВА»

Полковник милиции Иван Лисняк начинал инспектором уголовного розыска. В те времена ему до 15 раз в сутки приходилось выезжать на место преступления, поэтому даже спать молодому сотруднику приходилось на стульях в РОВД. Позднее в МВД Украины он руководил оперативным отделом по работе с дежурными частями, ежедневно докладывал министру Головченко оперативную обстановку в Украине. Был первым начальником штаба Управления МВД СССР на БАМе.

— Иван Андреевич, что, на ваш взгляд, помогло Головченко 20 лет продержаться на посту министра внутренних дел? Это следствие эпохи застоя, которая дала нам множество политических долгожителей, или результат особого умения со всеми ладить?

— Ивана Харитоновича я считаю министром от Бога. Он имел безупречную репутацию. Кроме того, состоял в Союзе писателей, десяток книг издал. В общем, был не просто главой МВД, а известным общественно-политическим деятелем. Высокий, подтянутый, с белой гривой вьющихся волос, он внушал симпатию даже своим внешним видом, имел безусловную поддержку руководства страны и народа. Но что греха таить, копали под него постоянно.

Поэтому, когда меня телеграммой, подписанной министром внутренних дел Николаем Щелоковым, вызвали в МВД СССР, чтобы командировать на БАМ, Головченко сказал на прощание: «Знаешь, что такое Москва? Нелегко тебе будет. Поэтому, если не получится, звони. Я тебя заберу».

— А кто именно пытался министра подсидеть?

— В его кресло метил Виталий Захаров — начальник ГУВД Киева и в то же время заместитель министра внутренних дел. До перевода в столицу он возглавлял УВД Крыма, где по долгу службы встречал всех высокопоставленных гостей, прибывающих на отдых. Леониду Брежневу, который, как известно, любил прокатиться с ветерком по крымским горам, Захаров обеспечивал безопасность, а однажды вручил водительское удостоверение номер один. Коллеги рассказывали, что, уже будучи в Киеве, он подарил генсеку в связи с 70-летием часы «Павелъ Буре». Благодаря личным связям с министром внутренних дел СССР Щелоковым новый начальник киевского главка считался в Москве своим человеком, имел там куда более обширный круг полезных знакомств, чем Головченко.

В Киеве протекцию Захарову составлял второй человек в партийной иерархии Ук­ра­ины Иван Лутак, ранее возглавлявший Крымский обком партии. Дождавшись, когда первый секретарь ЦК КПУ Владимир Щербицкий уедет в отпуск, он организовал проверку работы аппарата МВД, в спешном порядке созвал заседание Политбюро ЦК. На повестку дня вынесли вопрос о работе центрального аппарата МВД Украины.

— Ее, естественно, признали не­удов­лет­ворительной?

— К гадалке не ходи. Я видел, каким уби­тым Головченко оттуда вернулся. Прихрамывая, — обычно это было незаметно! — зашел в свой кабинет. Сразу звонок мне: «Сынок, у тебя курить есть?». А я всегда пару пачек «Беломорканала» феодосийского держал. «Есть», — отвечаю. «Занеси». Захожу к нему, а там дым столбом. Отдал пачку и хотел уйти, а он: «Сiдай. Что им еще надо? — спрашивает. — Все за эту власть дерутся. Да забирайте ее».

— И как же ему удалось переиграть конкурента?

— Это был 1974 год. Как раз президент США Никсон с визитом в Советский Союз приехал. Он выразил желание побывать в Крыму, и Головченко отправился его сопровождать. Из Симферополя министр внутренних дел возвращался на самолете Щербицкого. Видимо, там у них состоялся откровенный разговор. Вижу: идет веселый, курить уже не просит. Вскоре последовало решение Политбюро: Лутака — первым секретарем Черкасского обкома. Захаров закончил службу начальником Киевской высшей милицейской школы, а Иван Харитонович еще несколько лет возглавлял МВД.

— Министр, находясь на таком «горячем» посту, умудрился написать добрый десяток книг. Литературные увлечения не мешали ему справляться с обязанностями?

— Головченко предавался своему хобби только в отпуске. Кстати, его произведения художественные, но основаны они на реальных делах. Была у него мечта: написать большую и серьезную книгу о выдающемся украинском селекционере Льве Симиренко...

— ...чьим именем назван популярный сорт яблок?

— Да. Каждого, кто отправлялся по служебным делам в Черкасскую область, Харитонович просил по возможности привезти хоть какой-то материал об этом ученом и очень расстраивался, если ему отвечали, что впервые о таком человеке слышат. Тогда на Западе некоторые биографы утверждали, что ученого-садовода с мировым именем убил с провокационной целью агент ВЧК, засланный в местный партизанский отряд, не принявший советской власти. Причем это произошло будто бы в присутствии семьи.

— И Головченко, в прошлом зампредседателя КГБ УССР, решил вступиться за честь мундира?

— Он хотел восстановить истину. Симиренко был застрелен в собственном кабинете в ночь с 6 на 7 января 1920 года, когда жена с детьми ушла к родителям отмечать Рождество, а ученый остался работать. По официальной версии, в его окно пальнул заблудившийся солдат-деникинец. Причем сделал это по дури, просто потому, что в руках был карабин старого образца, трехлинейный (это установлено, потому что нашли пули). Мол, время было такое: гражданская война, чехарда, вылазки бандитов белых и красных. Но, согласитесь, вряд ли случайный человек стал бы снимать окровавленный свитер с убитого. Свитер кому-то понадобился, чтобы предъявить в качестве доказательства: заказ выполнен! И Головченко мучило это нераскрытое дело... Поэтому, когда я собрался в Черкасскую область, он попросил: «Загляни в Млиев. Может, удастся что-то там узнать».

— Министр рассчитывал, что вы найдете улики спустя полвека после преступления?

— Нет, конечно. Но я мог выяснить, какая версия ходит среди местных жителей, уловить какие-то намеки из разговоров. «Ты, — говорит, — пообщайся со стариками, может, какую-то подсказку найдешь». Он учитывал, что я был оперативным работником, а значит, умею располагать людей к себе.

«МИЛИЦИЯ — ЭТО ЗЕРКАЛО СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ», А ПОЛИЦИЯ БУДЕТ ЗЕРКАЛОМ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ УКРАИНЫ. КАКОЕ ОТРАЖЕНИЕ МЫ ТАМ УВИДИМ, ВРЕМЯ ПОКАЖЕТ»

— Убийство Симиренко было делом давно минувших дней. А ведь при Головченко-министре произошло не менее нашумевшее дело, над которым до сих пор ломают головы расследователи всех мастей. Я имею в виду исчезновение сына секретаря ЦК и члена Политбюро ЦК КПУ Николая Борисенко...

— Это было дело из тех, на котором делают карьеры или ломают шеи. 20-летний Евгений Борисенко пропал 7 ноября 1970-го. После пьяной пирушки с такими же мальчиками-мажорами на отцовской даче в Конче-Заспе ушел и как в воду канул. Никто из участников застолья (а это были дети элиты — бывшего главы КГБ СССР Владимира Семичастного, министра сельского хозяйства Бориса Лукьянова, драматурга Миколы Зарудного) не мог объяснить, куда их приятель исчез...

К поискам Евгения, сначала живого, а потом и мертвого, были привлечены лучшие следователи. Чего они только не предпринимали: дорожники вскрывали свеже­уложенный асфальт, сотни солдат рыли поисковые траншеи, обследуя гектары леса... Местное озеро вдоль и поперек было обшарено морским тралом и обследовано водолазами, позднее из него даже воду пытались откачать в поисках останков. Все безрезультатно. Отчаявшиеся родители обратились к Вольфу Мессингу, известному провидцу и экстрасенсу.

Дело находилось на контроле не только у Щербицкого, но и у самого Брежнева. Оно разрослось до 65 томов, а поиски Евгения продолжались 15 лет.

— Иван Харитонович не изъявлял желания написать об этом, изложить свою версию?

— Ну почему... В соавторстве с писателем Алексеем Мусиенко он написал повесть «Неоконченное дело», основанную на этих материалах. Но непосредственно дело вел Леонид Кулинич, заместитель Захарова. Ранее он работал инструктором админотдела ЦК Компартии Украины, курировал правоохранительные органы. Я, когда руководил в МВД оперативным отделом по работе с дежурными частями, каждый день возил в ЦК сводку, которую Кулинич у меня принимал. У него только и было разговоров, что о Борисенко.

— Тогда весь Киев об этом говорил...

— А он и Захаров увидели в этом расследовании свой шанс, возможность всем утереть нос и совершить карьерный рывок. Поэтому Кулинич, который уже видел себя начальником главка, только на деле Борисенко сидел — от других, рутинных, обязанностей шеф его освободил. И он даже как будто раскрыл преступление. Следствие пришло к выводу, что перебравший спиртного Евгений покинул компанию и выскочил на дорогу около правительственных дач — хотел поймать машину. Там его и сбил на 21-й «Волге» заместитель начальника Зализнычного РОВД по оперативной работе Киева Павел Могильный, который по случаю праздника тоже был нетрезв.

— Оборотень в милицейских погонах?

— Просто несчастный человек, на которого вышли по доносу его бывшей жены. У пары не задалась семейная жизнь, и Могильный решил уйти. Чтобы развод не мешал дальнейшей службе, капитан милиции уехал на Север. Там его и настигло известие о гибели дочери. Узнав о несчастье, он немедленно прилетел в Киев, подключился к расследованию убийства. Прочитав заключение экспертов, которые пришли к выводу, что раны нанесены довольно слабым человеком и не могли принадлежать взрослому мужчине, Могильный сразу понял: это сделала жена. И оказался прав.

— Она, видимо, была душевнобольной?

— Нет, врачи признали ее вполне здоровой. Эту вздорную женщину раздражало, что девочка очень любила отца и постоянно упрекала мать: мол, ты виновата, из-за тебя он уехал. А поводом для убийства стало то, что, придя домой с улицы, дочка вошла в комнату, не сняв промокшие сапожки, и грязная вода от подтаявшего снега накапала на ковер. Еще и огрызнулась на замечание... Потеряв контроль над собой, мать схватила ножницы и стала наносить удары...

К тому времени, когда эта особа оказалась в камере следственного изолятора, расследование по делу Евгения Борисенко окончательно зашло в тупик. И вдруг такая удача — она «вспомнила» в подробностях события пяти-шестилетней давности и указала на мужа, который якобы и причастен к исчезновению молодого человека в Конче-Заспе.

— Отомстила за все...

— В таких случаях всегда возникает сомнение: а не придумали ли для нее эту версию? Не использовали ли в своих целях те, кому это было выгодно? Но, судя по дальнейшим событиям, ответы на эти вопросы никого не интересовали...

Павла Могильного арестовали в 1976-м и инкриминировали ему убийство. По одной из версий, сбитый им на дороге Евгений Борисенко пострадал в результате наезда, но был еще жив. Однако Могильный понял, что покалечил не простого человека, и, испугавшись ответственности, добил его из незарегистрированного пистолета. Труп он сбросил в яму, закопал, а дорожные строители, ни о чем не подозревая, сверху все асфальтом закатали...

— Вам как профессионалу эта леденящая кровь история кажется не очень правдоподобной?

— Действительно, она вызывает у меня серьезные сомнения. Во-первых, хозяйка «Волги», за рулем которой сидел капитан Могильный, по сей день утверждает, что оговорила его под давлением, после четырех месяцев в СИЗО, понимая, что иначе живой не выйдет. По ее словам, в непричастности Могильного легко было убедиться, поскольку в те дни, когда пропал Борисенко-младший, злополучная машина стояла на ремонте на автозаводе и его территорию не покидала.

Во-вторых, не согласен был с выводами коллег и следователь-«важняк» Евгений Макашев, который первым расследовал это преступление. Почему-то практически сразу была отсечена версия, что к исчезновению товарища причастны его приятели. Между тем эти молодые люди начали отмечать праздник 7 ноября с утра и уже на трибуны, с которых собирались смотреть парад, пришли выпившими. Мать Борисенко отправила их всех, включая Валерия Щербицкого, сына премьер-министра (первым секретарем ЦК КПУ его отец стал позже), в Кончу-Заспу, чтобы никто их не видел пьяными.

В-третьих, когда Евгений Борисенко исчез и оперативно-следственная группа прибыла на место предполагаемого преступления, ей не позволили по горячим следам обследовать полностью территорию правительственных дач, прочесать лес, как положено, с собаками, поскольку там была своя охрана, которая имела более высокий статус, нежели простые сыскари.

Это очень важный момент. Потому что, когда следователи осматривали комнату, где теплая компания пила, они увидели сле­ды погрома, разбитые стекла, кровь. Значит, там точно была драка. Позднее на берегу озера были обнаружены швейцарские часы Олега Семичастного с отломанным ушком и порванным ремешком... Объяснить, как они там очутились, хозяин не мог. Тем не менее золотая молодежь оставалась выше подозрений.

Думаю, власти не хотели настоящего рас­следования. Между тем столь громкое преступление нельзя было оставить нерас­крытым, вот его и повесили на Могильного, сделали из него козла отпущения. Через полтора года усиленной обработки в СИЗО он дал признательные показания. Правда, по понятным причинам не смог «вспомнить», где закопал тело.

Доказать причастность подозреваемого к исчезновению Борисенко в итоге не удалось (в 1985-м прокуратура Союза прекратила это дело в связи с отсутствием в действиях Могильного состава преступления). Тем не менее он получил 10 лет — ему вменили в вину мелкое взяточничество и незаконное хранение оружия. Отсидел восемь. Не выдержал этого, надорвал здоровье и рано ушел из жизни.

— А куда, простите за бестактный вопрос, смотрел Головченко? Он, говорят, горой стоял за офицеров милиции...

— Понимаете, все было так обставлено, что Иван Харитонович не мог туда даже нос сунуть. Его как бы не пустили: мол, работают профессионалы. Начальник ГУВД Киева Захаров напрямую в ЦК выходил, лично докладывал о ходе расследования, минуя министра. И Кулинича приглашал на доклад. А Головченко всех не мог защитить. Особенно в таких делах, которые затрагивали публику очень высокого замеса. Туда можно было влезть, а потом не знать, как из этого вылезти.

Там были такие высокие сферы задействованы — вы что! Очевидно, Иван Харитонович понимал, что ему разрешено, а что — табу. Он был умным человеком и знал свои рамки.

---

---

— Вопрос напоследок... Как вы думаете, теперь, когда слово «мент» исчезло из нашей жизни и ему на смену пришло другое — «коп», почувствуют ли жители Украины себя более защищенными, станут ли безопаснее улицы ночных городов и сел, снизится ли уровень преступности?

— Я говорил и готов повторить еще: милиция — отражение общества со всеми его достоинствами и недостатками, поэтому идеальной она быть не могла. Когда я в 60-х начинал службу в органах внутренних дел, практически в каждом подразделении висел лозунг всесоюзного старосты Калинина: «Милиция — это зеркало советской власти». Ну а полиция будет зеркалом демократической власти независимой Ук­ра­и­ны. А какое отражение мы там увидим, время покажет.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter