Писатель-сатирик Анатолий ТРУШКИН: "Своих ворюг и пьяниц я списываю с себя"

Юмористические монологи Анатолия Трушкина уже не один десяток лет читают со сцены популярные эстрадные звезды Ефим Шифрин, Ян Арлазоров, Клара Новикова, Владимир Винокур и другие. С некоторых пор автор и сам вышел на сцену, чтобы сеять разумное, доброе и смешное. К слову, Трушкин осознал, что должен стать писателем, только после окончания Московского авиационно-технологического института. Поняв свою ошибку, он поступил в Литературный институт. А поработав сотрудником главной редакции литературно-драматических программ Центрального телевидения, выяснил, что и редактор - не его профессия. Логическим завершением эволюции стал переход в начале 80-х годов к чисто писательскому труду.

"МНЕ СКАЖУТ, ЧТО ТРУШКИН - ВЕЛИКИЙ ПИСАТЕЛЬ, И Я ВЕРЮ"

- У многих писателей-сатириков есть любимая тема. Вот Михаил Задорнов обожает "тупых американцев". А кого предпочитает Анатолий Трушкин?

- Ой, в одном интервью меня даже упрекали: что это, мол, вы пишете только о воровстве да пьянстве? "А о чем еще? - спрашиваю. - Посмотрите, что творится вокруг!". Потом прислали журнал со статьей, заголовок которой я, честно говоря, спер и частенько использовал на своих афишах: "Анатолий Трушкин о вечном - о пьянстве и воровстве".

Вообще, в каждом герое присутствует автор. Например, Левин в "Анне Карениной" - вылитый Толстой. Если смотреть с этой точки зрения, то всех своих ворюг и пьяниц я списываю с себя. У меня есть монолог о борьбе с пьянством: "У одной женщины муж пил. Не сильно так, но все-таки. До беспамятства". Так вот, с этим мужиком у меня нет ничего общего, а женщина списана с моей жены. Как хотите, так и понимайте.

- Пьете до беспамятства?

- Я считаю, что знаю меру. Но жена этому почему-то не верит, и стоит мне в гостях принять граммов 50, как уже в бок толкает: мол, хватит.

А еще, бывает, грешу чревоугодием. Я хоть человек и неверующий, понимаю, что это не приближает меня к Богу. Но если хорошо приготовлено, да в хорошей компании, да с бокалом доброго вина... Ну как тут не соблазниться?! Впрочем, такое бывает не часто, только по большим праздникам или когда гости приходят. А в остальные дни у нас строгая семейная диета, от которой мы с женой позволяем себе отступить лишь раз в две недели. Вот уложим всех спать, садимся и выпиваем бутылочку сухого вина.

Правда, врачи рекомендовали (у меня какие-то проблемы с сосудами) граммов по 30 водки ежедневно - вроде бы для прочистки сосудов. Я подсчитал, что в общей сложности получается 200 граммов в неделю, и решил выпивать всю дозу сразу в выходные. Потому что по чуть-чуть все-таки сложно - попробуй удержаться и не продолжить приятную процедуру. Но с "недельной профилактикой" тоже ничего хорошего не получилось: я потом дня три работать не могу, организм весь отравлен, мозги напрягать тяжело.

- Придется вообще завязать. И с кого тогда своих пьяниц списывать?

- Ну, это не проблема. Можно в крайнем случае за окружающими наблюдать. Вот у меня есть рассказ про одного мужичка. Сидит он на пеньке и размышляет: "Лошадь - труженица какая, сила в ней какая, пользы от нее сколько! А Лешка-сын - силы столько же, ржет так же, пьет как лошадь, навоза - столько же. Пользы - никакой! Свинья - щетина с нее, кожа, мясо, сало, с ножек холодец. А Сашка-зять? Только языком молоть. В погреб пьяный свалился, хорошо, на голову прямо: ничего не сломал себе. Теперь из него даже слова не вытянешь. Только в 6 утра и в 12 ночи гимн споет, и все! В кого пошли? Пьют и пьют, пьют и пьют... Мать не пьет - не может уже, дед не пьет - уже лет пять как помер. И с природы пример брать не хочут... О, утки двинулись к воде. Пора и мне пойти пропустить стаканчик, другой, третий...".

Нельзя написать о том, чего не знаешь. Если внутри у тебя не заложено предательство, ты не понимаешь, что это такое, и не сможешь правдиво описать. В Толстом все было - и плохое, и хорошее, человеческую природу он прекрасно понимал и мгновенно настраивался в душе. Лев Николаевич, конечно, это делал гениально, ну а мы - как получится.

- А какие пороки лично вам присущи?

- Очень уж доверчивый. Мне скажут, что Трушкин - великий писатель, я и верю.

В любом человеке есть все пороки. Только проявляются они под давлением обстоятельств. Как говорится, с кем поведешься, с тем и наберешься. Одни условия делают человека аристократом духа, другие - пропойцей. И это бесконечная история - только пиши. Тут я не согласен с Гоголем. Николай Васильевич, когда был романтически настроен, говорил: "Если порок обнаружен и смех по его поводу раздастся, то считайте, что конец ему пришел". Мне же порой кажется, что от этого наши пороки только крепнут. Вон сколько мы смеемся над взяточничеством.

"В НАШИХ УСЛОВИЯХ ЧУТЬ ОТОШЕЛ ОТ КОРМУШКИ - И МОЖНО СЕБЯ ПОХОРОНИТЬ"

- Может, в таком случае перестать высмеивать пороки?

- Я об этом в последнее время тоже стал задумываться. Но, наверное, все-таки надо высмеивать. К сожалению, в последнее время уходит хороший литературный юмор, который воспитывал человека. На эстраде царит пошлость. Под пошлостью я имею в виду не только сальность шуток, но и банальность, примитивность, когда в 150-й раз повторяется общеизвестное.

Сейчас многие звезды грешат этим. Не буду называть их фамилии. Однажды огласил весь список, теперь половина эстрады со мной не разговаривает. Я сказал: "Вы не актеры!". А они мне: "Ты не писатель!". Будто я открыл что-то новое. И так все знают, как банальны эти передачи - "Зеркало", "Аншлаг" и прочие. Конечно, там снимаются и хорошие артисты. Но, боюсь, эта трясина может их засосать.

Ведь что происходит? Человек регулярно снимается в "Аншлаге". К нему приходит популярность, появляются деньги. Публику уже опустили до уровня плинтуса, вот она и требует шуток ниже пояса, чтобы ни на секунду не задумываться, а только ржать и ржать. Сменить тему - значит оторваться от легкого заработка, а это уже сложно. Тем более в наших условиях, когда чуть-чуть отошел от кормушки - и можно похоронить себя. Тут, конечно, необходимы ответственность и сознание того, что Бог дал тебе дар не только для того, чтобы ты мог кормить свою семью.

- Это вы о Дубовицкой?

- И о ней тоже. Ведь люди, от которых что-либо зависит, должны осознавать свою ответственность. Все это прекрасно понимают, но молчат: никто не хочет ссориться с телеканалами, потому что перекроют доступ к телеэфиру и не будет денег. Замкнутый круг.

- Разве раньше было проще? Сплошная цензура...

- Зато точно знали, что позволено, а чего ни при каких обстоятельствах нельзя. Да, это вызывало недовольство. Но, с другой стороны, всегда можно было использовать другие каналы - не телевидение, так журнал. Хотя тоже...

- Вас резали в те времена?

- Я ведь больше юморист, чем сатирик. У меня шуток, за которые могли голову отсечь или посадить, никогда не было. Но мы же тогда говорили эзоповым языком. Честно говоря, в Главлите тоже не дураки сидели, а очень умные люди, все прекрасно понимавшие. Ты стараешься, выкручиваешься, лепишь слова так, чтобы зрителю было все ясно, а цензор ничего не понял, а тебе потом: "Вот эту фразу убери, тут замени слово", - и так полмонолога вырежут. Оставались только какие-то бытовые темы: жена, теща, неверный муж - это никого не задевало и никому не портило настроения.

А сейчас каждый сам себе хозяин, следить за репертуаром особо некому, и поэтому окончательная ответственность лежит на самом авторе. Раньше тебе подсказывали товарищи, показывали рукой, хлыстом, пряником, пистолетом - чем угодно, и ты быстро соображал. А сейчас все сам, но человек тоже не хочет рисковать.

- Поэтому остаются все те же жена да теща.

- Да, представьте себе!

А потом что еще происходит? Ведь крикнуть: "Ельцин - дурак!" - это еще не смелость. Матушка Екатерина II была женщиной неглупой. Как она говорила? "Что вы смеетесь над лицами? Нравы высмеивайте!". Менталитет народный описывайте, берите глубоко - вот тогда будет дело. А крикни: "Ельцин - пьяница!", ну и что? Это все и так знают. Для этого есть газеты.

Сейчас, слава Богу, что хочешь, то и говори - все равно никто не слушает. Впрочем, было время, когда взметнулась вверх публицистика, и у всех глаза сделались круглыми от удивления: здесь ворье, там черт знает что такое! Но ты же не публицист, а юморист, сатирик, поэтому должен совершенно другими красками пользоваться, а не повторять за газетами. Своим языком говорить, чтобы люди смеялись, себя узнавали.

- Вы на ком-то свои новые произведения проверяете?

- Дома, конечно, читаю - жене и дочке. Если они смеются, то понимаю, что это люди с тонким литературным вкусом. Если нет, значит, ущербны, и ничего тут уж не сделаешь. А если, чего доброго, еще и ругать начнут - ну, дуры набитые! До этого, правда, не доходит, но ущербность наблюдается регулярно. Поэтому все равно бежишь за стол и что-то переделываешь.

Знаете, Давида Самойлова когда-то спросили: "Как вы относитесь к своим стихам?". - "Когда только-только написал, хочется крикнуть: "Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!". А потом, месяца через два, перечитаешь и понимаешь: и не Пушкин, а просто сукин сын".

А вообще, я сейчас проверяю все на сольных концертах: вначале прочитаю сильный монолог, потом новый, затем опять что-то из лучшего. Тут существуют свои маленькие хитрости. Например, в программе нельзя подряд ставить три сильных монолога, потому что народ устает смеяться. Есть место на концерте - как бермудский треугольник (примерно пятый-шестой номер). Раньше я не знал этой закономерности: тасовал, ставил самые смешные номера - ничего не получалось. Народ устал! Вот он отдышался и потом опять начинает смеяться. То есть должно быть разнообразие.

"МОЕ ПИСАТЕЛЬСТВО ТАИЛОСЬ НЕ В ТОМ МЕСТЕ, ОТКУДА ЕГО ПЫТАЛИСЬ ВЫШИБИТЬ РЕМНЕМ"

- А как вы в первый раз вышли на сцену?

- В принципе, у меня было несколько попыток. Когда-то после первого авиационно-технологического института, в котором меня, несмотря на все старания преподавателей, так и не сумели обучить, был зван в Театр миниатюр актером. Но моих математических знаний хватило на то, чтобы быстро сообразить: 90 рублей, которые мне там предлагали, - это меньше зарплаты инженера в 110. Тем не менее чем-то таким я все же занимался. Помнится, даже какой-то из "Голубых огоньков" вел, выступал с интермедиями. Однако то была, скорее, самодеятельность, и я забросил это дело. Вернулся через лет 15-16. Думал: "Ну, я-то уж тертый-перетертый калач, меня ничем не испугаешь!". Нет! Все равно, когда вышел на сцену, холодный пот побежал по спине.

- Остроумные записки от зрителей получаете?

- Честно говоря, такие редко попадаются. В основном все очень банально. Самое остроумное, что у меня спрашивали на концерте: "Вы обычно пишете утром, днем или трезвый?".

- А действительно?

- Я по природе жаворонок. Лучшее время для меня - утро, когда город не шумит, за окном тихо, сам еще толком не проснулся, а хорошие мысли ведь обычно в дреме приходят. Но когда дочка была маленькая, приходилось работать по вечерам - ребенка в 11 уложил, сам маленько поспал, и с 12-ти до 4-х утра пишешь. А все потому, что наша семья была, так сказать, рабоче-крестьянской и литературная деятельность профессией не считалась. Помню, как когда-то заполнял анкету. У меня уточняют: "Где вы работаете?". - "Я писатель". - "Это понятно. А профессия у вас какая?".

- Вы дисциплинированный человек? Встаете утром рано - и сразу за компьютер?

- Нет, компьютером пока не хочу обзаводиться, потому что слово какое-то неживое получается. Все-таки напечатанный текст - другой. Когда своими каракулями пишешь - оно как-то лучше. А так как не всегда еще сразу разберешь свой почерк, то и так повернешь, и этак, подумаешь над строчкой.

Вообще, я давно понял, что в писательском труде нужен тренаж, режим. Знаете, как балетные танцоры - если день не поработали, уже движения не столь отточены. Причем лучше садиться за стол в одно и то же время. По этому поводу есть старый анекдот. Встречаются два писателя, один другому говорит: "Я жду вдохновения". - "А я в 8 утра за стол сажусь". - "А как же вдохновение?". - "Оно знает мой режим и к восьми утра подходит". Это правда!

- Вот что такое профессионализм? Допустим, меня ночью разбудят и скажут: "Старик, мы тебе прилично заплатим, только ты нам на завтра напиши смешной монолог". И что вы думаете? И за стол утром сяду, и вдохновение поспеет к восьми. За такие-то деньги!

- Сначала вы окончили авиационно-технологический институт. А когда поняли ваше истинное призвание?

- В принципе, довольно рано. Началось все с того, что в полтора года я

опрокинул на себя горячее молоко. Кожа сползла, а деревенские врачи почему-то помазали меня йодом. Мать переживала, а бабка сказала: "Верка, не печалься, гроб я уже заказала"... Правда, он не понадобился - я выкарабкался. В четыре года мне подарили санки, и я сломал ногу. Я это к чему рассказываю? К тому, что настоящий писатель-сатирик должен с малолетства понять, что жизнь - сложная штука.

- Вот так с детства вы и юморите?

- Что касается школы, то здесь особо похвастаться нечем. Хотя где-то в пятом-шестом классе у меня произошла встреча с книгой Ильфа и Петрова "Двенадцать стульев". Может быть, не все еще тогда понял, но что-то внутри дрогнуло, всколыхнулось. В компаниях же я всегда слыл веселым и остроумным человеком, но даже не предполагал, что это будет моим хобби, а тем более профессией.

- И никто со стороны не мог подсказать?

- Когда много лет спустя я встретился с сыном директора нашей школы, он сказал, что учительница литературы всегда говорила: "Трушкин будет писателем". Вот только я этого никогда не слышал.

Я бы даже сказал, наоборот, во мне души прекрасные порывы всячески пытались придушить. Помню, как только научился писать, вырезал перочинным ножиком на парте свое имя. "Так ты у нас писатель?" - ревниво сказала учительница и вызвала отца. Он же прибег к воспитательному средству в виде ремня. Но отцовские усилия не увенчались успехом: очевидно, писательство таилось совсем не в том месте, откуда его пытались вышибить.

"ЧТО ОБЩЕГО МЕЖДУ ПУШКИНЫМ, ТРУШКИНЫМ И КОКЛЮШКИНЫМ? НИ ОДИН ИЗ НИХ НЕ БЫЛ ЧЛЕНОМ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ"

- Интересная закономерность прослеживается: многие писатели оканчивали либо технический вуз, либо медицинский.

- Ну, со мной просто: в нашем доме книг толком не было. Мать так и говорила: "Какой из тебя писатель? Ты же в детстве и читать-то не любил!". Ко мне все это пришло позже - в институте. В МАТИ, как и во многих вузах Москвы в те времена (это год 64-й), был студенческий Театр эстрадных миниатюр. Как и многие студенты, я бросился писать для него тексты. Это ж такая зараза - тщеславие: ты выходишь, тебе все хлопают, люди смеются... И понятно, успех у девчонок.

- Вам по специальности инженера удалось поработать?

- Помнится, года два я все-таки отсидел после института в каком-то закрытом помещении в качестве инженера. Там все довольно ясно понимали, что это не мое, так что на секретном заводе я писал какие-то юмористические рассказы. Именно в это время главному редактору журнала "Студенческий меридиан" Валерию Петровичу Евсееву (ныне он главный редактор газеты "Вечерняя Москва") срочно понадобился человек, который бы вел страничку юмора, и на какой-то свадьбе один из друзей порекомендовал ему меня: мол, есть у нас такой парень. Ему поверили на слово.

Будучи человеком ленивым, я не бегал за авторами в поисках материалов, а писал все сам. После трех месяцев работы в редакции с инженерией было покончено навсегда. Так что большого вреда авиационной промышленности мне не удалось принести. Потом получилось так, что наш главный редактор уволился. Поскольку все остальные в нашей редакции были евреями, меня назначили на руководящую должность. В общем, я вышел на литературную стезю, став человеком пишущим. А так как в этом деле мало что понимал, решил поступить в Литературный институт. Логическим завершением моей эволюции стал переход на вольные хлеба в начале 80-х годов.

- И тогда вы стали писать монологи для эстрадных артистов?

- Да, но со временем я понял, что читать свои произведения самому гораздо выгоднее и почетнее. В результате я стал популярным. Меня начали узнавать на улице. Это так приятно! Например, останавливает сотрудник ГАИ и говорит: "Гражданин, с вас штраф - 50 рублей.

О-о-о! Да это же Трушкин! Извините, ошибочка вышла: с вас 100 рублей!".

Вообще, с актерами у меня было два романа - это "деревенский цикл" для Миши Евдокимова и маска "Слышь, мужик!", которую я придумал для Арлазорова.

- Откройте секрет: номера Яна Арлазорова - это сплошная импровизация или все-таки домашние заготовки?

- Все заранее тщательно продумано: и его вопросы, и реплики из зала. Но знаете, что самое смешное? Когда-то Ян попросил посмотреть его концерт. Рядом со мной сидел парень и комментировал все выступление Арлазорова соседям: "Вот сейчас он скажет: "Свистни!". Тот свистнет, а этот ему скажет: "Ты чайник!". И при этом парень ржал! Я еще тогда подумал: "Господи, чего ж они так смеются, если все знают заранее?". Но публика любит Арлазорова за то, что он разрушил стену между залом и сценой. Казалось бы, какие замечательные люди выходили на сцену до него - Райкин, Карцев, Хазанов. Но всегда чувствовалось: вот артист - а вот зал. А во время выступления Арлазорова этого нет. "Слышь, мужик, я свой!". Это необыкновенно льстит зрителям, и они прощают, что все знают уже наизусть.

- Скажите, почему возникла эта рифма Трушкин - Коклюшкин? Вы работали вместе?

- Нет, просто звучит хорошо. О нас даже анекдот есть: что общего между Пушкиным, Трушкиным и Коклюшкиным? Ни один из них не был членом Союза писателей СССР.

- Жена понимает ваши шутки?

- Во всяком случае, много лет назад она поняла форму, в которой я сделал ей предложение. Я сказал: "Ладно, хватит уже так ходить, давай поженимся".

- Рассчитывали, что откажется?

- Быть женой юмориста - не такая уж завидная доля. Потому что с утра до ночи надо пылесосить, картошку чистить, замок поломался, а тут все шутки и шутки. Она спрашивает: "А деньги где?". А я ей отвечаю: "Шучу, дорогая!".

- Каждый комик хочет сыграть трагическую роль. А о чем мечтает писатель-юморист?

- Каждый пишущий юморист мечтает начать новую вещь словами: "Все смешалось в доме Облонских...".

- Если завтра вдруг исчезнут пьянство, воровство, о чем будете писать?

- Ну разве мало на свете проблем? Например, экология... Ведь если "у них" загажена только среда обитания, то у нас - понедельник, вторник, среда, четверг и так далее...

- Продолжительность жизни в стране вас устраивает?

- Статистика гласит: у нас мужчины живут в среднем 59 лет и 67 лет - женщины. Для сравнения - в Японии соответственно 78 и 83 года. Цифры не врут, и может показаться, что японцы здоровее нас. Но это не так. Все наши в Японии живут далеко за 90. А ни один японец у нас и до 59-ти не дотянет.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter