В джазе только дедушки

Один из современников и приятелей Гоголя Лев Иванович Арнольди рассказывал в своих мемуарах, как, оказавшись у постели умирающего писателя, наблюдал странную картину. Двое человек из прислуги, ухаживавших за тяжелобольным, стояли в сторонке и тихонько перешептывались. «Если его так оставить, то он и не выздоровеет, и не встанет, и беспременно умрет», — переживал один. «Так что же?» — недоумевал другой. «Вот возьмем его насильно, стащим с постели да и поводим по комнате. Поверь — разойдется и жив будет». — «Да как же можно? Он не захочет... Кричать станет...». — «И пусть кричит. После сам благодарить будет, ведь для его же пользы. У него все чувства замерли, и вся болезнь от того, что, как пласт, лежит который день безо всякого движения. А вот мы как размотаем его, он и очнется, и жить захочет. Да что там долго толковать, бери его с одной стороны, а я вот отсюда...».

Приятель Гоголя тогда своевременно вмешался и не дал оживить великого русского писателя, но то, что не получилось 157 лет назад у сердобольной гоголевской прислуги, вышло недавно у бесстрашного кинорежиссера Владимира Бортко. По-моему, столь активно Николая Васильевича со смертного одра еще никто не поднимал.

Гоголь бы посмеялся...

В принципе, уже рекламные ролики «Тараса Бульбы» и многочисленные интервью участников съемочной группы, предваряющие грандиозную премьеру «на экранах великой страны», несколько настораживали, но, пока не начался джаз, я старалась держать свои нехорошие предчувствия при себе. Все-таки Бортко снял когда-то «Собачье сердце» и вполне достойно адаптировал для семейного просмотра «Идиота»... К сожалению, немного спустя Владимир Владимирович стал провозглашать какие-то странные вещи в своих публичных выступлениях и позволять сомнительные вольности в творчестве, хотя сегодня уже понятно, что «Мастер и Маргарита» с призраком Сталина и игрушечным Котом Бегемотом были всего лишь легкой разминкой перед ответственным рывком.

Видимо, дабы окончательно взорвать спящую летаргическим сном праведника великую русскую литературу, Владимир Владимирович стащил с постели неподвижного Гоголя, преподнеся ему в подарок ко дню рождения игрушечного Тараса Бульбу.

Не уверена, что Николай Васильевич сказал бы за это спасибо, но Бортко за спасибо и не работает. 22 миллиона долларов ушло на очередную помпезную экранизацию, после которой известному кинорежиссеру и члену Коммунистической партии с 2007 года, отметившемуся в разных жанрах, смело можно браться за мюзикл об Илье Муромце и Соловье-разбойнике с участием Змея Горыныча и Бабы-яги.

Ей-богу, странно слышать неутихающие разговоры о том, что подобный фильм способен ухудшить отношения Украины с Россией и обидеть поляков. Во-первых, отношения Украины с Россией сегодня ухудшить не так просто, во-вторых, кроме поляков, на Бортко и компанию должны обидеться турки, татары и прочие малоразвитые басурманы, а в-третьих, даже не представляю, как на всех вышеперечисленных должны обидеться евреи...

На самом деле, фильм получился настолько смешным, что представители разных наций и народностей, скорее, начнут брататься на сеансах «Тараса Бульбы», устраивая оргии прямо под широким экраном, нежели расстраиваться. Смех, как известно, сближает, и, мне кажется, Гоголь тоже бы посмеялся.

Кстати, по случаю 200-летия Николая Васильевича наконец-то отремонтировали его музей в деревне Гоголево Шишацкого района Полтавской области, закончив ремонт за пару часов до приезда Президента Ющенко (президент Путин приехать то ли не смог, то ли не захотел), а недавно вышел гоголевский многотомник на украинском языке. Это, безусловно, еще один замечательный презент автору, и лично мне крайне интересно почитать «Тараса Бульбу» по-украински. В частности, финальную речь Тараса: «Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли царь, и не будет в мире силы, которая не покорилась бы ему!».

Смех, конечно, смехом, с другой стороны, веселиться, когда на экранах льются реки крови и болтаются отрезанные головы, приличному человеку вроде бы неприлично. А подчас так и довольно утомительно. Давиться полчаса от хохота, пока запорожские казаки один за другим падают замертво, успевая перед мучительной смертью выразительно сказать в камеру: «Пусть живет в веках, колосится и цветет великая Русская земля!», — не самое большое удовольствие.

Я уже не говорю о дословных гоголевских монологах Тараса Бульбы перед воинством, по сравнению с которыми дословные монологи Леонида Ильича Брежнева перед партией — дохлые шутки Евгения Вагановича Петросяна: «Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей!».

А ведь есть еще закадровый голос, читающий текст автора так, как дикторы российского телевидения зачитывают успехи и достижения российского президента. Есть титры — во весь широкий экран с левого борта до правого... Есть саундтреки выдающегося композитора Игоря Корнелюка, вошедшего в историю мировой музыки шлягером: «Подожди, дожди, дожди, я оставил любовь позади...». И наконец, есть украинские субтитры, вносящие внятность в недостаточно внятные фрагменты киноповествования.

Во время еврейского погрома, показанного как бы вскользь и неохотно, всю смысловую нагрузку взял на себя украинский перевод. «Бий жидiв!» — загорелась на экране знаменитая народная пословица и поговорка, у которой, видимо, в результате технических накладок куда-то подевалась вторая часть, пришедшаяся бы весьма кстати в столь патриотическом кино.

Рожать в своем фильме Владимир Бортко захотел дважды

И все-таки фильм получился на удивление политкорректным, во всяком случае, с повестью не сравнить: турок практически не видно, татарвы тоже, ляхи выглядят вполне человекоподобно, а вокруг еврейской темы режиссер сделал такой круг почета, что препротивный гоголевский «жид Янкель» вообще оказался единственным симпатичным и живым персонажем, как и единственной удачной актерской работой.

Кровожадность и буйство Тарасового войска Владимир Бортко не столько интерпретировал в соответствии с новыми веяниями в российской многовековой истории, сколько облегчил для восприятия. Жестокость заменил мужеством и бесстрашием, многочисленные казачьи зверства — доблестью и удалью, а романтическую линию, связанную с прекрасной польской панянкой и чувствительным Андрием, щедро приправил советской эротикой, внеся существенные поправки в сюжет: панянка забеременела от младшего сына Бульбы, умерла при родах, а ее мерзкий отец-лях так и не смог убить байстрюка, хотя и занес уже над нежным детским тельцем гострую шаблю.

Пожалуй, представить рожающую женщину в произведениях Гоголя еще труднее, чем космических пришельцев с Альфы Центавры, но режиссер начинается там, где заканчивается автор. Рожать в своем фильме Владимир Бортко захотел дважды, и новорожденных (по виду пятимесячных младенцев) в картине тоже было двое. Своего Андрия Тарас сразу же после рождения искупал в Днестре (хотя правильнее было бы его сразу же утопить), что стало с внуком Бульбы, знает, наверное, только дух Гоголя.

Вероятно, из любви к детям, которых у Николая Васильевича не было, но которых, судя по всему, очень любит Владимир Бортко, ключевая сцена «Тарас Бульба убивает своего сына Андрия» гуманно подверглась кастрации и по замыслу режиссера должна была выжать слезу. Как минимум, у исполнителя главной роли Богдана Сильвестровича Ступки слезы выжались.

Перепуганный Остап с криком «Батько, что ты сделал?! Предадим же, батько, его честно земле!» и циничный ответ батьки: «Погребут его и без нас, будут у него плакальщицы и утешники» остались за кадром. В кадре же популярный украинский артист с отеческой нежностью разглядывал лежащего на великой русской траве не менее популярного актера Игоря Петренко. «Чем бы не казак был...» — печально вздыхал сыноубийца.

Честно говоря, Игорь Петренко ничем не казак был. Как и его напарник Владимир Вдовиченков, сыгравший Остапа. Что-то у них не срослось в процессе работы над образами, и гоголевский текст в устах сынов Бульбы звучит нелепо и издевательски. По-моему, за весь фильм Вдовиченкову удалась всего лишь одна реплика. «Что ты сказал?!» — с характерным прононсом бросил он какому-то ляху в костеле, прежде чем затеять драку.

Несмотря на то что крови в этом 100-минутном «Бородине», пыток, казней и побоищ хватает с избытком, Бортко на редкость деликатно обошел ряд моментов, которые не обошел Гоголь. Я думаю, это объясняется тем, что перед писателем и режиссером стояли разные задачи.

Николай Васильевич работал с мифом и временем, создавая героический эпос и в качестве основных изобразительно-выразительных средств используя гротеск и гиперболу. Его Тарас не человек в общепринятом смысле, а былинный герой. И лет ему к концу повести 150, и весит он 20 пудов (320 кг), и по 40 бусурменов способен выдерживать на своем теле одновременно, и вопреки почтенному возрасту продолжает лихо скакать на коне (сколько же весит конь?), сея вокруг смерть и разрушения.

Для гипертрофированных гоголевских персонажей весь смысл жизни сводился к непрестанной битве, а воинская доблесть являлась основной верой, надеждой, любовью и даже радостью. Это была не жизнь как подвиг, а жизнь как движение в постоянном поиске и захвате новых территорий. «Сами знаете, панове, без войны не можна нам пробыть. Какой запорожец из него, если он ни разу не бил бусурмена?».

Гоголю было всего 26 лет, когда он написал первую редакцию «Тараса Бульбы». Немного спустя, под тлетворным влиянием общественного мнения и своих московских друзей, Николай Васильевич сочинил новую версию, дополнив батальные сцены и вложив в них нехилый заряд патриотического пафоса, но и в первом, и во втором случае автор прежде всего пытался показать природу такого явления, как запорожское казачество, — «широкую, разгульную замашку русской природы».

Поэтому при всех своих странностях и особенностях «Тарас Бульба» по сей день остается уникальным литературным памятником, матрицей славянского менталитета. Правда, если бы не удивительный язык и фантастическая энергетика текста, передающая ощущение времени, этот гоголевский шедевр воспринимался бы сегодня как пародия.

«Верещагин, уходи с баркаса. Взорвешься»

К слову, за всю историю российско-украинского кино книга экранизировалась лишь однажды — 100 лет назад, в 1909 году, режиссером Александром Дранковым. Фильм был немым. Зато о Тарасе Бульбе и его сыновьях в разное время снимали немцы, итальянцы, чехи и даже американцы — в 1962 году Тараса сыграл голливудский суперстар и секс-символ Юл Бриннер.

Такой интерес Запада к одному из наших главных патриотических бестселлеров легко объяснить. Для них это всего лишь увлекательная экзотика, и ни о каких экранизациях в данном случае речь не идет. Для нас же «Тарас Бульба» — текст, который экранизировать нельзя в принципе. Самая большая сложность и коварство поэмы-повести Гоголя заключается в том, что все ее действующие лица могут органично существовать только внутри текста. Если героев оттуда выдернуть вместе с их диалогами и монологами и начать фотографировать в разных позах и ракурсах, получится пародия, а в киноверсии Бортко — так и жесткая карикатура .

Я все-таки совершенно не понимаю, как Владимиру Владимировичу, опытному человеку с высшим образованием и не последнему режиссеру, пришло в голову на полном серьезе перенести весь этот специфический эпос на экран, соорудив идеологический блокбастер и вылепив из гротескного мифологического персонажа национального положительного героя. Нельзя так безответственно расправляться по собственному усмотрению с литературными первоисточниками, нахально пользуясь тем, что автор вот уже 157 лет как лежит пластом. А вдруг он встанет, да пойдет, да разойдется и кричать начнет?

Гоголь был мистиком, а связываться с мистиком, если ты законченный реалист и прагматик с тяжелым советским прошлым, себе дороже. Может смешно получиться. Сомневаюсь, что Владимир Бортко и его товарищи ставили своей целью нас повеселить, поэтому ужасно любопытно, к чему они вообще стремились, на что рассчитывали и не смеялись ли сами, отсматривая рабочий материал, включая душераздирающее соло дедушки Тараса на саксофоне: «Постойте же, придет время, узнаете вы, что такое православная Вера!».

Надо сказать, непрестанное упоминание в картине Веры Православной, особенно в речах Тараса Бульбы перед членами запорожского политбюро, и регулярное мелькание симпатичной белокурой панночки в какой-то момент стали вызывать у меня навязчивые ассоциации с солисткой группы «ВИА Гра» Верой Брежневой.

Ну а когда Богдан Сильвестрович в финале принялся торжественно грозить из бушующего пламени всему миру «Русским царем», с ленинским прищуром вглядываясь в светлое будущее бесконечно простирающейся Отчизны и тотального православия, я вспомнила еще один патриотический фильм о товарищах.

«Верещагин, уходи с баркаса. Взорвешься».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter