Актер, сыгравший в сериале «Бригада» армейского друга Саши Белого Фару, Фархад МАХМУДОВ: «Талгата Нигматулина впятером шесть часов избивали, а он даже не пытался сопротивляться. На теле Талгата насчитали 119 ран, оно было так изуродовано, что жена Венера решила его кремировать»

Кто знает, как сложилась бы судьба уроженца Ташкента Фархада Махмудова, если бы в восьмом классе он не решил прогулять урок черчения. Мальчика, который бес­цельно слонялся по школьным коридорам, вдруг взял под локоток строгий дяденька и стал выспрашивать, как его зовут и из какого класса. Фархад уже приготовился к неприятностям, но незнакомец ока­зался работником киностудии «Узбекфильм», который искал талантливых детей.

Всероссийская известность пришла к мо­лодому узбекскому актеру 12 лет назад после роли в культовом сериале «Бригада», где Фархад сыграл колоритного армейского сослуживца Саши Белого Фару, а за­тем криминального авторитета. После ог­лу­шительного успеха «Бригады» на него буквально посыпались предложения режиссеров. С тех пор Махмудов снялся почти в пяти десятках фильмов и телесериалов, таких, как «Застава», «Братство десанта», «К вам при­­шел ангел», «Шериф», «Своя правда»... Получил звание заслуженного артиста Рос­сии.

Кстати, театралы Украины также хорошо знают моего собеседника по ролям, сыгран­ным им в доброй дюжине спектаклей Театра Романа Виктюка.

«МНЕ СКАЗАЛИ: «ЕСЛИ ТЫ УЕДЕШЬ, ВЕСЬ КУРС НЕ ПОЛУЧИТ ДИПЛОМЫ»

— Фархад, ты снимаешься в кино с 14 лет, был в Узбекистане местной знаменитостью. Почему не захотел учиться в Ташкенте, а поехал в Москву?

— У меня была мечта — только ВГИК! В 1983 году там выпустился очень сильный курс Бориса Чиркова. Многих его учеников я увидел на сцене Театра киноактера, а часть — на сцене знаменитого в Узбекистане молодежного театра «Ильхом» и понял, чего хочу в этой жизни. К сожалению, слава театра пошла на спад после того, как его художественного руководителя Марка Вайля зарезали в подъезде собственного дома в Ташкенте. Не слышала об этом?

С Николаем Добрыниным Фархад познакомился в Театре Романа Виктюка во время репетиций спектакля «Философия в будуаре» по маркизу де Саду. «Мне кажется, из театра я вовремя ушел»

— Нет.

— Нашумевшая была история. Так вот, пересекся с этими ребятами, наслушался их разговоров. А на картине «Проделки Майсары» познакомился с художником-постановщиком Назымом Аббасовым (сыном режиссера Шухрата Аббасова). Он-то и открыл для меня тот мир кино, которого я не знал. В то время я еще и театр не воспринимал. Он не был для меня чем-то ярким, зрелищным, будоражащим. Молодой был, дурачок.

— В Москву ты приехал эдаким «звездным мальчиком», имея за плечами несколько главных ролей. Как скоро тебя спустили с небес на землю?

— Быстренько. Походил я по коридорам, посмотрел. Вот мне навстречу Дима Иосифов, сыгравший Буратино, идет, а следом Ваня Охлобыстин, а там и Оксанка Арбузова, Ксюша Качалина... Кем я для них был? Провинциалом из солнечного Узбекистана. Честно говоря, я не сильно-то и нос задирал. Но когда их увидел, понял, что и вообще не стоило.

— А что тебе сказал на этот счет мастер курса Михаил Глузский?

— Михаил Андреевич в творческом отношении был очень строг. Он всегда говорил: «Профессия — прежде всего, остальное — побочные эффекты». И мы работали, репетировали буквально день и ночь. ВГИК той поры — отдельная история. Совершенно чумовое скопление настоящих творческих людей!

— В советские времена съемки студентов в кино во ВГИКе не приветствовались. Это правило изменилось?

— Сейчас уже все понимают: чтобы дожить до диплома, нужны деньги. Правда, на первом-втором курсе нам сниматься не разрешали. Разве что у кого-то в дипломной работе можно было, не покидая стен института.

На четвертом курсе меня вместе с моим другом Далером Бахтияр Худойназаров позвал сниматься в картине «Кош ба кош» (она впоследствии получила «Серебряного льва» на Венецианском кинофестивале). А меня мастера не отпустили: мол, на носу дипломные спектакли, а героев-любовников всего два.

Я был одним из них и в трех спектаклях играл главные роли. Мне сказали перед всем курсом: «Фархад, если ты уедешь, ребята не получат дипломы». А Бахтик отрезал: «Незаменимых не бывает!» — и положил трубку.

— Один из твоих первых фильмов «Восточная плутовка» был снят по пьесе народного поэта и просветителя Хамзы Ниязи....

— Сейчас, правда, в Узбекистане Хамзу проклинают — это происходит во всех бывших советских республиках с теми, кого раньше превозносили. Распинают и

Дмитрий Исаев, Марина Александрова и Фархад Махмудов (посол Персии Аббас Урус) в сериале «Бедная Настя», 2003 год

режиссера того фильма Шухрата Аббасова. А ведь он — один из китов «Узбекфильма»! Кстати, знаешь, почему узбекское кино в те времена было на подъеме? Все очень просто. В годы войны в Ташкент нам эвакуировали «Мосфильм», Одесскую киностудию... У нас снимали Эйзенштейн, Довженко и другие признанные мастера.

Вообще, кинематографисты на «Узбекфильме» были очень сильные. Я имею в виду не только творческий состав, но и весь обслуживающий персонал. Если группа хорошая, сплоченная — это 90 процентов успеха фильма. Даже Михалков годами работает с одними и теми же людьми, и все держатся друг за друга.

Увы, сейчас от той мощной кинокультуры уже мало что осталось. Снимают в основном местные сериалы или какие-то совместные постановки. Процесс усложняется еще и тем, что там создали некий мусульманский комитет. Все заявки проходят цензуру с их точки зрения.

— Неужели в Узбекистан возвращается все то, против чего боролся Хамза Ниязи, и женщин того и гляди заставят снова носить паранджу?

— До такой степени нет, конечно. Но никто не знает, как все обер­нется, когда не станет нынешнего президента Ислама Каримова. С одной стороны, ему бы уже пора складывать полномочия. С другой — его луч­ше не трогать: пусть сидит себе. От России же далеко. Что будет потом, боюсь загадывать, но переживаю. Все-таки там мои родители. И в Россию они переезжать не хотят.

«КЕФИР С ХЛЕБОМ ЕСТЬ — СЧАСТЬЕ! С ДЕВЧОНКОЙ ПОЗНАКОМИЛСЯ? ЗНАЧИТ, ЕСТЬ ГДЕ ПЕРЕНОЧЕВАТЬ»

— Актеры очень часто сетуют на то, что ваша профессия зависимая. Каково мужчине, тем более восточному, зависеть от кого-то?

— В моем случае спасает антреприза, где зависимости нет. Ты приходишь, заранее оговариваешь все условия, сумму гонорара, расписание. В театре академическом это исключено. Там зарплата, ты обязан отмечаться, все время находишься под контролем. Когда я работал в театре у Романа Григорьевича Виктюка, тоже была зависимость. Там, как только выпускается спектакль, сразу уезжают с ним на гастроли. И под твое расписание съемок никто подстраиваться не будет. Отчасти из-за этого я от не­го и ушел.

— А в чем заключается другая часть?

— Физически тяжело. Постоянные переезды, серьезные нагрузки. До 30 лет было весело и нормально прыгать и плясать, ломать свои кости. Потом уже дают о себе знать спина, ноги, суставы.

— Как восприняло твое окружение то, что ты пошел работать к эпатажному Вик­тюку?

— Честно говоря, некоторый напряг был, но... Когда я учился на втором курсе ВГИКа, один знакомый сценарист пришел и сказал: «У нас Виктюк читает лекции. Безумно интересно. Приходи». Я послушал Романа Григорьевича, и он буквально перевернул мой мир! Я влюбился в театр! Постмодернизм, на который Виктюк открыл мне глаза, — это космическая реальность, что-то из метафизики, я бы сказал.

С Адой Роговцевой

После института год служил в Театре-студии имени Рубена Симонова под руководством его сына Евгения Симонова. Ушел оттуда практически сразу после смерти Евгения Рубеновича. И в этот момент встретил Пашу Урсула, который предложил мне пойти вместе с ним на репетицию Виктюка. Так я познакомился с Романом Григорьевичем, который предложил мне стать актером его театра. Кто-то над нами посмеивался, кто-то тыкал в нас пальцем, но нам было на это наплевать. Мы полностью погрузились в работу.

В тот же период я остался без жилья: из общежития театра Симонова меня выгнали, и я скитался по друзьям. Без денег, без перспектив. Времена-то смутные были. Но, видимо, когда ты молодой, сил у тебя немерено (улыбается). Сегодня не поели? Завтра поедим. Кефир с хлебом есть — счастье! С девчонкой познакомился? Значит, есть где переночевать.

Тогда мы репетировали спектакль «Философия в будуаре» по маркизу де Саду. Познакомился с Колей Добрыниным. Когда мы начинали, была очень маленькая труппа: человек шесть-семь. Потом актеров становилось все больше. И мне кажется, я вовремя из театра ушел. А акцентируют внимание не на работе мастера, а на его ориентации и на том, что театр полон мальчиков, как раз те, кого он к себе на работу не взял.

— Какая роль в театре Виктюка далась тебе труднее всего?

— Госпожа де Сент-Анж в спектакле «Философия в будуаре». И не потому, что роль женщины. А потому, что нужно было сыграть демона в ангельском обличье, который вместе с остальными героями доводит девочку до убийства матери. И все это должно было проходить не просто через секс, а через садо-мазо, и при этом все должно быть весело, под музыку.

— Но, как бы хорошо не было в театре, известность актеру все-таки приносит кино...

— Я отдавал себе в этом отчет. Но моя работа в театре Виктюка как раз совпала с тем временем, когда фильмы фактически не снимались. Потом уже стало появляться кино, телевидение. Честно говоря, к тому времени я был у Романа Григорьевича на подхвате. Ему было интереснее работать с новичками. Может, я дошел до определенного возраста, который ему не интересен... Лет пять я это терпел.

— Мы плавно подошли к 2002 году, когда на телеэкраны вышел культовый телесериал «Бригада». Это правда, что роль Фары в нем была написана специально для тебя?

— Как-то я был на премьере в Доме кино и там увидел Лешку Сидорова, с которым мы во ВГИКе учились. Подходит он ко мне: «Фархад, ты как, в форме? Смотри, я на тебя роль пишу». Таким образом Леша отблагодарил меня за то, что когда-то я бес­платно снялся в его первом короткометражном фильме.

В «Бригаде», если помнишь, есть история с таджикской мафией. А я, хоть родом из Узбекистана, провел очень много времени в Душанбе. Если кто понимает языки, я там иногда ругаюсь нецензурно то на таджикском языке, то на узбекском. Меня режиссер попросил, потому что русский мат на экраны, слава Богу, не пускают...

— Нос не задирал от того, что все про­ходили пробы, а для тебя роль была готова изначально?

— Я об этом тогда не думал. Кто же знал, что это будет бомба? Мы просто приходили на площадку и работали буквально за копейки. Вокруг были хорошие, замечательные ребята, с которыми интересно. 90 процентов группы даже не знали, что роль была под меня написана.

— В «Бригаде» мне по сей день не ясен один момент. Когда твой герой Фарик спустя несколько лет после дембеля встречается с Сашей Белым, он еще не знает, что тот женат. И вдруг, в конце серии, прощаясь, дарит ему джорабы (восточные шерстяные носки. — Авт.) для жены. Как-то странно выглядит бандит, который едет на криминальные разборки с теплыми носочками за пазухой...

— (Улыбается). Джорабы у нас вяжут все: бабушка, мама, сестра, жена. И их обязательно дают с собой, когда кто-то уезжает. Это не только возможный подарок, но еще и оберег. А в тот съемочный день у Сережи Безрукова был день рождения. Я подошел к режиссеру и предложил сделать подарок в кадре. Сидорову идея понравилась...

С Сергеем Безруковым в «Бригаде», 2002 год. Роль Фары, Фархада Джураева — армейского друга Саши Белого — изначально планировалась режиссером Алексеем Сидоровым для Махмудова

— Как относишься к тому, что недавно сняли продолжение «Бригады»?

— Никак не отношусь. Я его не смотрел, но знаю, о чем там речь. Мне кажется, в данном случае люди тупо нарубили денег.

«У ТАЛГАТА БЫЛА ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛАЯ ЖИЗНЬ, И ТО, ЧТО ОН ПОПАЛ В СЕКТУ, СВЯЗАНО С ТЕМ, ЧТО ИСКАЛ ЗАМЕНУ ОТЦУ»

— В фильме «К нам пришел ангел» ты сыграл Талгата Нигматулина. Почему эта роль досталась тебе, а не его сыну, который тоже стал актером?

— Во-первых, Саид моложе меня. Во-вторых, он же был совсем маленьким, ког­да потерял отца, и вряд ли что-то помнит. К тому же мать с ним уехала в Белоруссию, когда ему было лет семь. А в фильме нужен был человек восточный до мозга костей, который повинуется своему учителю, как отцу.

У Талгата все это было, он же вырос в Средней Азии. Его матери, которая рано овдовела, было сложно одной поднимать детей. Поэтому четыре года он провел в детском доме. У него на самом деле была очень тяжелая жизнь. И то, что Нигматулин в итоге попал в секту, которая исповедовала учение «Четвертый путь», скорее всего, связано с тем, что он всегда искал замену отцу.

Как известно, Абай Борубаев, которого актер считал Учителем и Христом на земле, вызвал его в Вильнюс, чтобы «разобраться» с учениками, решившими выйти из секты, заставить их заплатить отступные. Но Талгат, всегда беспрекословно ему подчинявшийся, отказался выколачивать из них деньги, за что и поплатился жизнью.

— Как ты думаешь, почему он позволил сектантам забить себя насмерть?

— Сам не понимаю, почему знаменитый актер, всеобщий любимец, перед которым любые двери открывались, так слепо поверил, поддался влиянию этого Абая... Он словно зашел в коридор и не смог из него выйти. Его же обманывали, как ребенка. Клянусь, я каждый день выходил на площадку с этим чувством несогласия. Впятером его шесть часов (!) избивали, а он даже не пытался сопротивляться.

На теле Талгата, которое нашли в ванной, насчитали 119 ран. Оно было так изу­ро­довано, что жена Венера решила его кремировать... И режиссер фильма Николай Глинский дружил с Талгатом, поэтому снимал фильм через собственную боль.

— В новом сериале «Брат за брата-3», который продюсирует Влад Ряшин, у тебя роль капитана российской полиции...

— Да, на сей раз дагестанца Артура Дагаева. Кого я только не играл: азербайд­жан­цев, узбеков, пуштунов, таджиков, даже эвенка!

— У тебя очень много ролей военных, десантников, милиционеров — полицейских, и все эти персонажи положительные. А ведь обычно актерам вос­точного происхождения достаются роли бандитов, криминальных авторитетов, продажных ментов. Почему к тебе такое снисхождение?

— Заметь, даже Фарик из «Бригады» — бывший пограничник. Почему у меня так, не знаю. Но я очень рад, что мне доверяют исключительно положительных героев. Надеюсь, что благодаря им люди увидят и поймут, что поведение и воспитание человека совершенно не зависит от его национальности. А ярлыки и стереотипы лишь разжигают национальную рознь.

— Кстати, в сериале «Братство десанта» твой герой десантник — узбек. Однако еще со времен СССР в Воздушно-десантные войска представителей Кавказа и Средней Азии категорически не брали. Каким образом он проник туда?

— Согласен, в ВДВ наших практически не было. Хотя в ГРУ брали уроженцев Кавказа и Средней Азии. Этот факт малоизвестен, поэтому, видимо, соз­датели сериала им и пренебрегли. Там по сценарию требовался грузин, которого уже под меня транс­формировали в узбека. Просто необходимо было разбавить команду десантников-россиян кем-то интернациональным.

— Ты сыграл главную роль — капитана Аскерова в сериале «Застава». А почему он говорит не твоим голосом?

— У меня тогда случился сложный период в личной жизни. Тяжело очень было, а продюсеры не дали мне и нескольких дней, чтобы прийти в себя. На этой почве я с ком­панией и разругался. Но все равно, считаю, мне повезло: работать с режиссером Сорокиным — это кайф, он настоящий питерский интеллигент. Забавно, что когда меня уже утвердили, Вячеслав Александ­рович при первой встрече мне сказал: «Я бы вас никогда не взял». Но потом мы сдру­жились, и было все хорошо.

К сожалению, заканчивал сериал уже другой режиссер. Сорокин поссорился с руководством кинокомпании и даже убрал свою фамилию из титров.

«ПРАКТИЧЕСКИ ВСЕ МОИ УШЕДШИЕ ДРУЗЬЯ СИДЕЛИ НА ГЕРОИНЕ»

— Помимо патриотической линии, в фильме есть еще и лирическая. В частности, твой герой страдает, что никак не может насобирать деньги на калым. Скажи, а за свою реальную жену ты боль­шой калым платил?

— Вообще ничего. Моя жена — москвичка...

— ...ага, то есть ты женился ради про­писки?

— Не-е-е, к тому времени я уже был прописан. И официально мы до сих пор не женаты. Ради прописки я в свое время заключил фиктивный брак со знакомой

В роли Эльдара Исаева с Ириной Лачиной в картине «Охраняемые лица», 2011 год

актрисой. Сейчас она заслуженная артистка России... Кстати, и мне это звание в 2007 году дали, за выслугу лет, как говорится. Моя нынешняя супруга не имеет отношения к искусству, она психолог.

— Узбекские, таджикские и так далее имена достаточно экзотично звучат в славянских странах. Ты поэтому назвал своего сына не Александром, а на восточный лад Искандером?

— Самое интересное, что мои родители, когда мы приезжаем к ним, называют внука Александром. А тут его все зовут Искандер.

— Ты бы хотел, чтобы появилась династия актеров Махмудовых?

— Думал об этом. Но я же знаю, насколько наша профессия непростая. Ею надо жить, дышать. Надо понимать, что вместе с дипломом тебе не дадут билет на вручение «Оскара». Надо быть готовым к массе взлетов и падений. Не уверен, что такого надо желать своему ребенку...

— Ты фаталист?

— Я плыву по течению. Вот сел в лодку и пытаюсь не грести. У меня бывало такое, что мог проспать, не прийти на пробы. В итоге оказывалось, что правильно сделал. Отводил Бог. Или на самолеты опаздывал. Тоже выяснялось, что не зря. Я стараюсь слу­шать космос, рас­познавать знаки.

— В свое время было много шума вокруг узбекских партийных бонз, наживших сумасшедшие состояния на торговле наркотиками. Видимо, поэтому бытует мнение, что практически все жители Узбекистана имеют отношение к наркотикам...

— Скажу, что в 90-х годах здесь, в Москве, через это многие прошли так или иначе. Понимаешь, тогда ни одна дискотека не обходилась без экстази, травы.

Но я никогда не употреблял тяжелые наркотики, а вот практически все мои ушедшие друзья сидели на героине. Вот за него я бы вообще ввел расстрел! Хотя основной бич россиян — алкоголь. Бутылка пива стоит дешевле, чем бутылка колы! Такое ощущение, что молодежь спаивают целенаправленно.

По мне, уж лучше пусть траву курят, чем бухают. Если честно, я за легализацию марихуаны. Например, растаманы, покурив, не смогут лишнего движения сделать. Будут сидеть себе тихонечко дома, смеяться или в игры играть. А пьяный человек и за руль садится, еще и на газ изо всей силы жмет. Сколько всяких трагедий происходит из-за алкоголя!

— Ты себя уже чувствуешь москвичом?

— Конечно. Все-таки я здесь уже почти четверть века живу, с 1989 года. А когда приезжаю в Ташкент... От города моего детства уже ничего не осталось. И я уже не чувствую, что это моя Родина. Тем более что почти все мои друзья-одноклассники тоже разъехались. Кто-то живет в Израиле, кто-то в США, но основная часть здесь. У нас был очень дружный класс. Встречаемся по мере возможности, но созваниваемся постоянно.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter