Не родись красивой

Юлия ПЯТЕЦКАЯ. «Бульвар Гордона» 8 Мая, 2009 00:00

Премьеру «Бесприданницы» по одноименной пьесе Александра Островского «птенцы гнезда Петрова» показывали в январе 2008 года уже в новом пятиэтажном здании своей «Мастерской» на берегу Москвы-реки, которое строилось быстрее, чем ставился спектакль. В 2009-м постановка была выдвинута в трех номинациях на самую престижную российскую театральную премию «Золотая Маска», правда, победила лишь в одной — Полину Агурееву отметили за роль Ларисы Огудаловой.

Надо сказать, критика весьма прохладно приняла «Бесприданницу» — многих обескуражил мужской актерский расклад: «блестящего барина» Сергея Сергеича Паратова, соблазнившего и бросившего бедную девушку, режиссер доверил не самому фактурному артисту Илье Любимову (зрители помнят его по сериалу «Не родись красивой»), а жалкого Юлия Капитоновича Карандышева, так и не сумевшего соблазнить Ларису и застрелившего ее, чтобы она не доставалась никому, — харизматичному Евгению Цыганову («Прогулка», «Русалка», «Питер-FM»). Это главная неожиданность спектакля и, как по мне, довольно приятная. Еще со школьных лет меня занимал вполне закономерный вопрос Карандышева: «Ответьте мне, Лариса Дмитриевна, чем я хуже Сергея Сергеича?». — «Ну что же вы сравниваете?» — мечтательно вздыхала она.

Несмотря на то что Карандышев вовсе не хуже Паратова и «хорош» по-своему, задавать такие вопросы мечтательным девушкам бессмысленно и самонадеянно. Мечтательные девушки, как с приданым, так и без, во все времена мучились, предпочитая жизнелюбивых хладнокровных самцов кавалерам порядочным, но слабым. Это почти биологический закон. «Что делать, Лариса Дмитриевна! В любви равенства нет, приходится иногда и плакать». — «И непременно женщине?». — «Уж, разумеется, не мужчине».

На самом деле, «Бесприданница» — драма на все времена, а вопрос: «Чем Карандышев хуже Паратова?» крайне интересен хотя бы с антропологической точки зрения. При этом ни одной более-менее приличной театральной постановки по этой пьесе припомнить практически невозможно. Зато кое-кто, вероятно, помнит одноименную киноленту Якова Протазанова 1937 года, а многие — «Жестокий романс» Эльдара Рязанова.

Рязанов тогда столь исчерпывающе ответил на вопрос, чем «небогатый чиновник» Юлий Капитоныч Карандышев хуже «блестящего барина» Сергея Сергеича Паратова, что удивился бы сам Александр Островский. «Жестокий романс» жестоко осудили за пошлость и безвкусицу, но контрастную пару воздыхателей Ларисы Огудаловой зрители и, видимо, критики не забыли до сих пор. С одной стороны — вальяжный и респектабельный хозяин жизни Никита Михалков, пророчески сыгравший в фильме самого себя, с другой — немолодой мелкий служащий Андрей Мягков в нелепых очочках, дешевом костюме и допотопных штиблетах. Вот уж действительно — «Ну что же вы сравниваете?».

Поскольку стереотипы, особенно тиражируемые масскультом, — штука невероятно прилипчивая и размножающаяся почкованием, почти каждый классический персонаж давно уже превратился в устойчивое клише. Во времена повального эксперимента для того, чтобы прослыть режиссером-новатором, иногда нужно просто честно и внимательно поставить то, что написано драматургом. Что, собственно, Петр Наумович Фоменко, принадлежащий к вымирающему виду мастеров старой школы, и сделал. Впервые за много лет его «Мастерская» вернула незаслуженно забытую пьесу к жизни, отряхнув ее от налипшего мусора, как лакей в начале спектакля стряхивает в партер крошки с подноса.

По большому счету, судовладелец Сергей Сергеевич превосходит своего соперника Юлия Капитоныча лишь в том, что сегодня называют социальным статусом. Поэтому выбор актеров отнюдь не случаен, а, скорее, специален. Неглупый, амбициозный, спесивый и хвастливый Карандышев — тот же Паратов, только без денег, и самое забавное в их поединке, что эти два человека отражаются друг в друге, словно в зеркале, чем безмерно друг друга раздражают.

Режиссер оставил почти весь оригинальный текст, воспринимающийся сегодня на удивление живо, свежо и естественно, и радикально изменил лишь музыкальный ряд. Вместо знаменитого романса «Не искушай меня без нужды» и избитых цыганских шлягеров известная грузинская певица Манана Менабде поет стихи Осипа Мандельштама, а Полина Агуреева душераздирающе исполняет «Бродягу». Кстати, Агуреева в роли Ларисы Огудаловой и впрямь «чистый эфир», как отзывался о ней престарелый делец Мокий Парменыч Кнуров.

Вообще, фоменковская «Бесприданница» не столько трагедия девушки-жертвы, которая любви искала, но не нашла, сколько история красавицы, рожденной для роскоши и блеска, но в очень не подходящем для этого месте. Блистать «девушке-эфиру» в волжском Бряхимове довольно сложно, семейные ценности и домашняя идиллия ее не привлекают, и мне всегда было любопытно, пошла бы Лариса на пожизненное содержание к Мокию Парменычу, как он ей предлагал, если бы не вмешался Карандышев с пистолетом?

Именно в судьбе провинциальной бесприданницы в полном блеске предстал наступивший золотой век, с его бесконечной конкуренцией и торгашеством, тотальным бездушием и гнусным шутовством. Век властолюбивых прохвостов, держащих Бога за бороду (Паратов), скучных и самодовольных денежных мешков (Кнуров) и «европейцев по костюму» (Вожеватов), нелепых артистов (Робинзон), убогих, но предприимчивых бизнесменш (Харита Игнатьевна), ничтожных чиновников, чьи врожденные достоинства и добродетели раздавлены самой жизнью (Карандышев).

Пожалуй, эта пьеса Островского — самая мрачная и беспросветная его вещь, в которой человеку отказано в счастье так, как умеют отказывать только русские классики. Зато для униженных и оскорбленных тут раздолье. «Для несчастных людей много простора в Божьем мире... На каждом сучке удавиться можно, везде утопиться легко, если есть желание да сил достанет».

Когда в финале перепуганный Карандышев волоком тащил за руку убиенную им Ларису, словно поломанную куклу, звенел непопулярный романс в потрясающем исполнении Полины Агуреевой «Р-р-раскажи, р-р-раскажи, бродяга, кто ты родом, откуда ты...», а вверху, на заднике сцены, сверкала лунная дорожка, я подумала, что эту драму в четырех действиях по старинной русской традиции следовало бы назвать комедией. Но традицию называть комедиями страшные истории утвердил в русском театре немного спустя Антон Павлович Чехов. К слову, «Лариса» по-латыни значит «чайка».

Чайка в небе смотрится необычайно свободолюбиво и живописно, при этом, как правило, не чурается шумных людских сборищ и всегда охотно несется за прогулочными катерками, благодарно глотая на лету куски хлебного мякиша. Не то чтобы она была такой уж неугомонной, доверчивой или ненасытной. Просто в отличие от других птиц рождена для блеска.