Кинопродюсер Марк РУДИНШТЕЙН: «Как XXI век проведу? В основном в гробу»

(Продолжение. Начало в № 20-21)

«СЛУШАЯ КРИКИ ЯРМОЛЬНИКА О ДРУЖБЕ С АБДУЛОВЫМ, ХОЧУ СПРОСИТЬ ЕГО: ВОТ СЛУЧИЛАСЬ С САШИНОЙ МАМОЙ ТРАГЕДИЯ - ГДЕ ЖЕ ТЫ, ЕГО ДРУГ? НУ, ПОДАЙ ГОЛОС, ВСТУПИСЬ! НЕВЫГОДНО? ЗНАЕШЬ, С КЕМ БУДЕШЬ ДЕЛО ИМЕТЬ?»

- Вы довольно нелицеприятно пишете о Ярмольнике - он что, действительно такой хам?

- Не просто хам - я бы это назвал комплексом неполноценности каким-то. Должен сказать, что отношение к нему у меня двоякое: с точки зрения зарабатывания денег он работяга, но талантом, увы, обделен, и хотя в Театр на Таганке его взяли, ни одной сколько-нибудь значимой роли Ярмольник там не сыграл. При мне Янковский прямо ему говорил: «Леня, если ты хочешь прыгать на телевидении, вести передачи, не претендуй на то, что артист. Ты хороший, способный организатор, вот и все - что ты лезешь?»... Янковский был категорически против приглашения Ярмольника в «Ленком» на какой-то спектакль, и не только он, а слушая сегодня все эти Ленины крики о дружбе, хочу спросить его: вот случилась трагедия с мамой Абдулова - где же ты, его друг? Видишь, что происходит с родными Саши? Ну, подай голос, вступись! Невыгодно? Знаешь, с кем будешь дело иметь?

Где они теперь, эти друзья? Я не говорю обо всех: есть Степанченко, который, действительно, знаю, Абдулова нежно любил, но на протяжении 20 лет нежной любви между Абдуловым и Ярмольником, между Янковским и Ярмольником я не видел. Можно и больше сказать, но это уже будет вторжение в интимную жизнь.

Из публикации в журнале «Караван историй».

«Передо мной стояла молоденькая сотрудница по размещению гостей фестиваля. Нос распух от рыданий, ни слова сказать не может - только трясется и всхлипывает.  

- Ну что он тебе сделал? - допытывался я. - Обозвал? Ударил? Что?

Наташа, руководитель службы протокола «Кинотавра», устало сообщила:

- Да наорал «Артист» на нее, причем не по делу.

- Он сказал, ему нужно еще два номера с видом на море, - заикаясь, пробормотала девушка, - а я ответила, что надо согласовать с вами, и он начал кричать, угрожал даже...

- Полчаса надрывался, - уточнила Наташа.

Я легко представил себе эту сцену. Готов поспорить: истерика Зюни Пермольника продолжалась до тех пор, пока бедная девчонка не начала рыдать.

Фото Александра ЛАЗАРЕНКО

Кое-как успокоив сотрудницу, я глотнул холодной воды и взглянул на Наташу.

- Вот чем больше я за ним наблюдаю, - задумчиво сказала она, - тем сильнее убеждаюсь: ему просто нравится мучить окружающих. Это ведь не первый уже случай. Марк, надо с ним что-то делать, он борзеет прямо на глазах, - Наташа смотрела очень серьезно. - И сама я не справлюсь.

Вообще-то Наташа, с ее прошлым, может справиться с кем угодно. В начале 90-х она жила с крупным подольским авторитетом по кличке Зверь. Мужик был красивый, здоровый и совершенно безжалостный: взял Наташку 15-летней девчонкой, прямо из детского танцевального ансамбля «Фантазия», и с тех пор ни на шаг от себя не отпускал, а она любила его, терпела, что обращается, как с вещью, на стрелки бандитские сопровождала... Там-то их однажды и повязали - и его, и ее. Приволокли в отделение, начали допрашивать. Тогда никаких «вы имеете право на адвоката» не было - ствол в зубы, лампа в лицо... Тем более что у Наташкиного авторитета была репутация беспредельщика - ну и психика, видно, соответствующая, потому что спровоцировать его оказалось очень просто. Не успел он, как говорится, пальцы на столе разложить, как следователь достал табельное оружие да и влепил ему две пули в лоб. Расстрелял прямо на глазах у Наташи. Со следователя взятки гладки: законная самооборона, а ее отпустили - понимали, что ничего не знает».

«Сьюзан Сарандон приехала на «Кинотавр» в качестве почетной гостьи - не столько за гонорар и возможность представить свой новый фильм, сколько из любопытства. «Хочу своими глазами увидеть страну Достоевского и представителей знаменитой русской актерской школы», - говорила она журналистам и ничуть не лукавила.

Несмотря на всемирную славу, Сьюзан оказалась женщиной простой и непафосной. С прессой работала профессионально, никаких заоблачных требований не выдвигала и даже призналась мне, что не ожидала от российского фестиваля такой хорошей организации.

Шумного застолья, какие любит, например, Жерар Депардье, Сьюзан не захотела: мне, мол, просто поужинать с помощниками - лишь бы было спокойно и вкусно. Я заказал для нее столик в ресторане «Дионис»: заведение это пользовалось огромным успехом у сочинской публики.

Леонид Ярмольник, Александр Абдулов и Андрей Макаревич. «Коль вы имеете сегодня возможность все знать, не надо создавать себе идолов. Любите Абдулова — Принца-Медведя, но не придумывайте себе кумира, потому что это может закончиться трагично»

Не успели наши американские гости доесть закуски, как в ресторан вошел Зюня Пермольник - дорого одетый, холеный, снисходительно улыбающийся. С ним, естественно, свита - несколько прихлебателей. По-хозяйски оглядев зал, «Артист» увидел, что за столиком, который он привык считать своим, сидят какие-то невзрачные люди, и улыбка с его лица сползла.

- Рита! - заорал он на весь ресторан.

Сарандон от неожиданности подпрыгнула на стуле.

- Никаких проблем, - засуетился официант, - мы вас ждали, оставили другое местечко, тоже очень хорошее.  

- Я заказывал этот стол, - ледяным тоном сказал «Артист», и это были последние человеческие звуки, которые он издал, потому что дальше начался какой-то безумный зоопарк.

То и дело срываясь на визг, Зюня требовал немедленно освободить его стол - в противном случае грозил «вызвать кого надо» и «всех урыть».

- Да я вас всех... Да я сейчас... - задыхался он.

Это была самая настоящая истерика - «Артист» совершенно потерял над собой контроль, маска ироничного мудреца слетела с него как луковая шелуха.

«Сьюзан Сарандон приехала на «Кинотавр» в качестве почетной гостьи — не столько за гонорар и возможность представить свой новый фильм, сколько из любопытства»

- Что происходит? - нервно спросила Сарандон у переводчика.

Заикаясь от стыда, тот начал бормотать, что произошла, дескать, небольшая путаница с резервированием столиков. Сьюзан явно ему не поверила: ну какой нормальный человек будет брызгать слюной и чуть не стекла бить только из-за того, что ему предложили другой столик?

- Кто этот человек? - поинтересовалась она.

- Это... Зюня, - совсем растерялся переводчик.

Сарандон с ужасом посмотрела на визжащего мужчину, встала и ушла (что она думает о «великой русской актерской школе» теперь - лучше и не знать).

Никакого внимания на то, что мимо него прошла голливудская звезда, Пермольник не обратил, - трясущимися руками достал мобильник и надрывно сообщил:

- Все, раз по-хорошему не понимаете, я звоню кому надо!

В зале наконец появилась хозяйка. Рита и сама была местной знаменитостью благодаря, во-первых, своему ресторану, а во-вторых - мужу: в истерическом угаре «Артист» как-то забыл, что Ритин благоверный - солидный авторитет.

- Ребята уже здесь, - невозмутимо сообщила Рита. - Иди, поговори с ними на улице, не мешай людям ужинать.

- Ах ты, сука! - задохнулся Пермольник. - Забыла, с кем разговариваешь?

Но его уже подталкивали к выходу два здоровенных амбала.

Муж Риты, спокойный, как гиппопотам, ожидал на выходе из ресторана в компании нескольких молчаливых молодых людей.

- Нехорошо оскорблять женщин, - лениво сказал он. - Какие у вас проблемы?

«Ярмольник не просто хам — я бы это назвал комплексом неполноценности» Фото «ИТАР-ТАСС»

Силы явно были неравны, но Зюня понял это не сразу.

- Я - «Артист», и проблемы сейчас будут у тебя, - пообещал он. - Стоит мне только позвонить - вас тут положат всех.

Внимательно изучая Зюню своими колючими глазами, авторитет помолчал, а потом очень вежливо предложил:

- А давай, «Артист», ты не будешь никому звонить, извинишься перед хозяйкой и гостями и пойдешь отсюда на х...? Иначе, при всем уважении, эта ситуация закончится для тебя очень плохо.

У Зюни прорезалось наконец чувство самосохранения.

«Извинился, ушел, - рассказывал мне муж Риты через час после скандала. - Марк Григорьевич, мы, может, слишком грубо с ним разговаривали, но выхода не было».

«ПОСЛЕ СМЕРТИ ВЫСОЦКОГО БУДУЩАЯ ЖЕНА ЯРМОЛЬНИКА НЕМНОЖКО ПОТЕРЯЛА СЕБЯ»

- Супруга Ярмольника Оксана (тогда Афанасьева) была последней любовью Владимира Семеновича Высоцкого...

Владимир Высоцкий со своей последней любовью — Оксаной Афанасьевой. «Когда Высоцкий умер, ее очень жестко предупредили: об обстоятельствах его смерти не распространяться и вообще лучше забыть, что была с ним знакома»

- Она очень хорошая женщина, и я с глубоким уважением к ней отношусь, просто жизнь так сложилась, что Леня в нужный момент оказался в нужном месте и пришел на помощь, когда ситуация в ее жизни была довольно драматическая.

- В смысле?

- Ну, после смерти Высоцкого она немножко потеряла себя. Леня познакомился с ней на какой-то гулянке - я там не был, эту историю мне очень подробно описал человек, который там присутствовал. Оксана оказалась в довольно непростой ситуации.

- Как женщина?

- Да, и мало того, что Леня повел себя по-мужски, - он еще в нее и влюбился. Вообще, это очень талантливая женщина, хотя из-за системы поведения самого Лени и того, что она тоже хотела выкарабкаться, у нее появилась надменность... Есть такие жены всезнающие: «Мы все знаем. Что вы там нам говорите?». Вот есть какая-то особая печать на рублевских, как их называю, женах. Они приезжали ко мне на «Кинотавр» - жена Гафина (ее муж крупный банкир, занимается организацией концертов мировых поп-звезд в России. - Д. Г.), например. Как по мне, я бы в таких, наверное, не влюбился.

Из публикации в журнале «Караван историй».

«К концу 90-х все более или менее успокоилось: бандитских разборок больше не было, «Атас» в ресторане никто не заказывал, проститутки не избивали сутенеров, братки в красных пиджаках с золотыми цепями на бычьих шеях исчезли, и даже Хусейн, сидящий в фойе «Жемчужины» в своем неизменном костюме «в искорку» и попивающий кофе, стал восприниматься окружающими как часть фестивальной традиции.

И вот теперь этот «Артист» - неуправляемый, истеричный, считающий, что ему все дозволено.

Я взял мобильный и набрал номер Александра Иншакова.

Леонид Ярмольник с супругой Оксаной и дочерью Александрой. «Оксана очень хорошая женщина, и я с глубоким уважением к ней отношусь»

- Саша, нужна помощь.

Выслушав мою просьбу, Иншаков усмехнулся:

- Ты его найди и позвони мне - я приду.

Не то чтобы Саша был у меня в долгу, хотя однажды, пытаясь ему помочь, я чуть не нажил себе крупные проблемы. Дело в том, что, по мнению американских спецслужб, Иншаков каким-то образом был связан с крупной преступной группировкой. Естественно, в Штаты его не пускали, а я на свой страх и риск включил Сашу в выездной список официальной делегации «Кинотавра». Мой знакомый, сотрудник американского посольства, сказал при встрече: «Марк, зачем тебе это надо? Этот человек никогда не получит визу в США, въезд на территорию нашей страны ему запрещен, а если попробуешь настаивать, то проблемы со въездом будут и у тебя».

В США Иншаков так и не попал, но о том, что я сделал все, что мог, помнил и, видимо, ценил.

Телефон «Артиста» не отвечал, однако я был почти уверен, что найду его в пляжном ресторане.

Так и оказалось - он сидел за тем самым столом, где так и не удалось поужинать Сьюзан Сарандон. Я подошел, поздоровался и нарочито шутливо спросил:

- Ну что, Зюня, можем поговорить?

Пермольник поднял на меня взгляд и радушно ответил:

- Конечно, Марк, только подожди пять минут, мы закончим обсуждать сценарий.

Я махнул рукой официанту, заказал себе минералки и набрал эсэмэс Иншакову. «Буду через 10 минут», - ответил Саша.

Леонид Ярмольник и президент Ассоциации каскадеров России и Национальной федерации карате России Александр Иншаков, который был признан персоной нон грата в США из-за подозрений в связях с организованной преступностью

Зюня увлеченно обсуждал что-то с молодыми ребятами богемного вида, причем разговор крутился вокруг денег. Я заметил, с каким уважением они смотрят на Зюню, и пытался понять, в чем феномен этого актера, каким образом, не сыграв ни одной мало-мальски приличной роли, он ухитрился создать себе репутацию корифея? Ведь даже Олег Янковский, которого Зюня любит называть своим другом, не раз говорил ему:

- Ты не актер, ты телевизионный массовик-затейник.

- Надо же зарабатывать деньги, - оправдывался Зюня.

В глубине души, правда, он так не считал. Помню, когда любимцу публики телеведущему Леониду Якубовичу присвоили звание народного артиста, возмущению Пермольника не было предела. Весть застала нас в бильярдной, где Зюня стоял и орал во весь голос: «Если Якубовичу дали народного, то я завтра же пойду и откажусь от своего заслуженного!».

Актерская судьба у него явно не задалась. Из Театра на Таганке довольно быстро попросили, пытался попасть в «Ленком», но именно Янковский сделал все, чтобы Марк Захаров его не взял (а может, и сам Марк Анатольевич этого не захотел).

Зюня знал, что не попал в «Ленком» во многом из-за Янковского, но продолжал крутиться вокруг Олега - то кирпичи для дачи достанет, то поможет подешевле нанять бригаду ремонтников, но роль прораба при гении как-то компенсировать надо. В своем кругу, где все знают его как облупленного, крутого строить бесполезно, а перед посторонними - почему нет?

Зюня придумал себе «особые» связи в криминальном мире - так появился на свет якобы авторитетный у бандитов «Артист» с повадками киношного Аль Пачино и внутренней трагедией трусливого, слабого человека, а в том, что Пермольник слаб, я не сомневался: достаточно посмотреть, как он обращается со своей женой.

Александр Баширов и Михаил Ефремов. «Пьянство Баширова разрушительный носит характер, а вот у Ефремова это всегда спектакль, хотя иной раз неприятно, конечно»

Олеся - последняя любовь Владимира Высоцкого: именно она была с Володей, когда он умирал. Я помню ее совсем девочкой, которая сопровождала Высоцкого на один из его концертов: очень красивая, молчаливая и преданная Володе, как собака. Когда Высоцкий умер, Олесю где надо очень жестко предупредили: об обстоятельствах его смерти не распространяться и вообще лучше забыть, что была с ним знакома.

Для Олеси это было страшное время. Говорят, от горя, от того, что ее просто вычеркнули из жизни Высоцкого, лишили права даже говорить о нем, Олеся сорвалась, стала выпивать, было что и похуже... Бизнесмен и меценат Володя Гапеев, крутившийся в актерских кругах, рассказывал мне, что как-то в смутном состоянии она проявила неосторожность и попала в сомнительную компанию кавказцев, которые у кого-то на квартире собирались с ней коллективно развлечься. Пермольник оказался там совершенно случайно - то ли надо было кого-то забрать, то ли кому-то что-то передать. К Высоцкому он никакого отношения не имел, но Олесю в лицо, конечно, знал, и, надо думать, увидев ее в такой ситуации, пришел в ужас. К чести Зюни, он поступил как настоящий мужчина - не испугался и спас плохо понимавшую ужас происходящего девушку.

Для Зюни Олеся оказалась легкой и желанной добычей: она хоть и не Марина Влади, но все же была частью легенды о Высоцком. Скорее всего, Пермольник так никогда и не дал ей забыть, при каких обстоятельствах начались их отношения, внушил Олесе, что она перед ним в вечном неоплатном долгу, что без него она бы просто пропала. Лет через 10 такой жизни Олеся попыталась уйти к другому, но хватило ее только на три дня. Уж не знаю, как удалось Зюне вернуть жену, - может, пригрозил, что отберет дочку, но после этого Олеся совершенно сломалась. Чувство вины, которое Пермольник внушил ей, было просто безмерным. Нет, на публике-то все было красиво: во всех интервью он превозносит жену до небес, а дома мог наорать из-за любой мелочи. Олеся, конечно, огрызалась, но всегда как-то тихо, виновато...

У Зюни зазвонил телефон, он нажал кнопку, послушал и отрывисто сказал:

- Что значит я забор не там поставил? Ты передай, что со мной лучше не связываться...

Марк Рудинштейн, Олег Янковский и Никита Михалков на открытии кинофестиваля «Кинотавр», 1998 год. «Никита не прощает, если кто-то что-то по-своему делает, а тем более лучше, чем он. Я вывел коэффициент безнравственности — один михалков» Фото «РИА Новости»

Повернулся ко мне и возмутился:

- Представляешь, соседи по даче говорят, что я на три метра дальше забор поставил, требуют передвинуть.

- Ну, я бы тоже потребовал, если бы ты на мой участок залез.

- Ну так это ты, - хохотнул Пермольник, - а они никто! Вот куда лезут, а? Хоть бы подумали, прежде чем связываться!

Молодые люди за столом переглянулись и стали прощаться, а когда ушли, я спросил:

- Зюня, ты что в ресторане устроил?

- Когда я заказываю этот стол, я рассчитываю именно его и получить, - отчеканил он.

- А ты знаешь, кто за ним сидел? Имя Сьюзан Сарандон тебе о чем-нибудь говорит?

На мгновение Пермольник смутился, потом с вызовом ответил:

Марк Рудинштейн в картине Алексея Балабанова «Мне не больно», 2006 год

- Мне плевать - хоть сам президент!

- Зюня, передо мной можешь не хорохориться и не строить из себя крутого, - устало вздохнул я. - Ты, по-моему, заигрался и перестал отличать вымысел от реальности.

Лицо Пермольника налилось краской.

- Марк, я тебя, конечно, уважаю, но все-таки думай, что говоришь. На прошлой неделе меня подрезали на дороге, и я...

- Да не надо мне героических историй о том, кого и как ты поставил на место, - прекрати просто хамить персоналу и веди себя прилично, и не надо тут, на «Кинотавре», гнать эту криминальную волну. Я-то хорошо знаю, что вся твоя крутизна - миф, который ты создал за счет знакомства с Сашей Иншаковым. Нет у тебя никакой реальной силы, влияния нет - одна пустая бравада.

Зюня, однако, уже ничего не слышал - он ткнул пальцем мне за спину и заорал:

- А этот здесь что делает?! Разве я неясно выразился в прошлый раз, что не хочу его больше видеть?

Я оглянулся: в ресторан вошел Саша Солдатов, а с ним мой личный охранник. С некоторых пор Пермольник считал этого охранника своим личным врагом - он сломал «Артисту» челюсть. Было это на банкете после концерта «Эхо «Кинотавра» в Петербурге - Зюня тогда решил продемонстрировать присутствующим, что он на короткой ноге с Рудинштейном и может позволить себе любые шутки на мой счет. Подкрадывался сзади, делал вид, что вырывает у меня волос, и поджигал его зажигалкой (это, конечно, была заготовка - волос у него в руках был не мой). Я не обратил внимания на то, что к Зюне подошел охранник и тихо сказал:

- Не надо этого делать.

...Он прошел Чечню. Здоровый парень, черный пояс карате, силища неимоверная, но размышлять не привык. Таким, как он, нужно четко формулировать задачу: охраняй меня или, например, охраняй вон того актера или вообще расслабься. На беду, именно в тот вечер я забыл его «перепрограммировать» - парень продолжал охранять меня и делал это на совесть. Зюня в полной уверенности, что ему ничего не будет, проделал свой фокус еще раз, обошел с этим горелым волосом все помещение, а когда ему на глаза попался охранник, решил в своей обычной манере «поставить его на место»:

«Это Марк Захаров придумал историю любви Абдулова и Алферовой — ему надо было создавать легенду...»

- Ты вообще кто такой, чтобы говорить мне, что делать, а что нет?

Еще и пальцем у него перед носом помахал, но так поступать было ни в коем случае нельзя, потому что реакция у этих людей молниеносная. Охранник, не долго думая, двинул Зюне в челюсть - тот и пикнуть не успел, а челюсть уже висит: перелом в двух местах.

Питер. Ночь. «Скорая помощь» привезла нас в дежурное отделение какой-то больницы на окраине. Вышел молодой врач в грязном халате, совсем мальчик. Зюня начал махать руками: мол, не трогай меня! Говорить не может, поэтому пишет на бумажке: у меня есть профессор в Москве, везите меня в Москву - и пять восклицательных знаков.

- До Москвы вы его, конечно, довезете, - пожал плечами врач, - но время потеряете, кости могут деформироваться.

- Зюня, надо делать! - уговариваю я. - Давай рискнем, пусть доктор работает.

Врач наложил шину, мы погрузили Зюню в «рафик» и повезли в Москву, к этому его знаменитому профессору. Тот осмотрел челюсть и сказал: «Зюня, я бы лучше не сделал! Все идеально - подожди две недельки и будешь в порядке».

Эти две недельки обошлись мне где-то в пять с половиной миллионов рублей, потому что я должен был оплатить утерянную прибыль, утерянное здоровье, нравственные потери - Зюня насчитал все, что можно было насчитать.

Охранника я, конечно, увольнять не стал, несмотря на все требования Пермольника. За что? За то, что делал свою работу?

- Марк, какого черта этот бабуин опять тут?! - надрывался Зюня. - Все, я звоню Иншакову.

- Спокойно, Зюня. На ловца, как говорится, и зверь бежит, - я указал на дверь. - Саша уже здесь.

Марк Григорьевич с третьей супругой Натальей и внуком Михаилом

Пермольник вскочил и, брызжа слюной, начал кричать что-то невнятное. Иншаков был в курсе этой челюстно-лицевой истории. Послушал пару минут, потом спокойно пообещал:

- Я разберусь, - повернулся к охраннику, посмотрел на него... И так же спокойно махнул рукой: мол, все в порядке. Пермольник чуть не задохнулся от ярости. - Все уже быльем поросло. Оставь парня в покое.

Зюня, словно сдувшийся шарик, опустился на стул.

- Слушай, хватит дурака валять, - без улыбки сказал Иншаков и направился к бару.

Я подождал, пока Зюня немного придет в себя.

- Ну что? Убедился, что никто тут за тебя впрягаться не станет? А знаешь, почему Саша на моего парня не стал наезжать? Потому что в отличие от тебя и за ним, и за Иншаковым реальная стоит история. Они похожи, понимаешь? Они настоящие мужики, а ты - пшик. Криминальный авторитет «Артист» существует только в твоем воображении, поэтому угомонись, крутой.

На следующее утро, спустившись к завтраку, я услышал, как Зюня говорит с кем-то по телефону: «Алло? Это я. Что значит - кто? Вы там совсем рамсы попутали? Это «Артист»!».

«ЕСТЬ АКТЕРЫ, КОТОРЫЕ НЕХОРОШО ПЬЮТ, ДУРЕЮТ: К НИМ ОТНОСИЛСЯ, К СОЖАЛЕНИЮ, И ОЛЕГ ЯНКОВСКИЙ»

- Часто впечатление об актере, сложившееся по его ролям, расходилось у вас с тем, каков он в реальности?

С Дмитрием Гордоном. «Единственное, чего боюсь, — стать беспомощным, и уверяю: такого не произойдет никогда. Я найду из этого состояния выход, а ты когда-нибудь сможешь проверить, правду ли я сказал» Фото Александра ЛАЗАРЕНКО

- Часто.

- Вот смотришь, бывает, фильм или спектакль и думаешь: «Боже, какой благородный человек, как он играет, какие у него глаза, как говорит красиво», а при встрече разочаровываешься, потому что диаметральную видишь противоположность...

- Абсолютно - это то, из-за чего, может, я и написал свою книгу. Чтобы любить кино, любить искусство...

- ...нельзя дружить с актерами...

- Да, хотя поклонники тоже должны к ним относиться терпимо, ведь лезут в их личную жизнь, не понимая, что публичным людям тоже бывает больно. Ну и, коль вы имеете сегодня возможность все знать, не надо создавать себе идолов. Любите барона Мюнхгаузена, любите Абдулова - Принца-Медведя, но не придумывайте себе кумира, потому что это может закончиться трагично. Люди получают вдруг информацию, которая полностью разрушает полюбившийся им образ, - лучше бы они эту информацию...

- ...не знали?

- Наоборот, лучше бы знали сразу - тогда не воспринимали бы киногероя как реального Абдулова, Янковского, того, другого, третьего... При этом я себе иногда вопрос задаю: а может, надо оставить все-таки сказку какую-то, что пошел Иван в дремучий лес и нашел Марью-царевну? Пусть люди идут и ищут свою судьбу.

- Сказку - да, а мифы?

- А мифы пусть разрушают!

- Актеры в большинстве своем пьяницы?

- Нет, и я, например, обожаю, ты себе даже не представляешь как, Михаила Ефремова. Не могу этого сказать о Баширове, потому что его пьянство разрушительный носит характер, а вот у Ефремова это всегда спектакль, хотя иной раз и неприятно, конечно.

- Зато какой, Марк Григорьевич, талант!

- Что да, то да: ну как о нем можно не написать? - это ведь и не секрет-то, в конце-то концов. Я о его проделках как об элементе фестиваля пишу - понимаешь? - это вещи неразделимые.

Из публикации в журнале «Караван историй».

«Я вдруг почувствовал, что если немедленно не лягу в постель, усну прямо на одной из скамеек рядом с мужичком, который уютно устроился под газеткой. Услышав наши шаги, мужик поднял голову, и я узнал Митю Перфемова.

- Ты что тут делаешь?

- Жена в номер не пускает, - заплетающимся языком жалобно сказал Митя, и голова его снова поникла.

- Влад, нельзя его тут оставлять.

Пока мы волокли Митю, я вспомнил, сколько таких вот бездыханных тел мне пришлось таскать на себе за годы существования «Кинотавра» и сколько страха я натерпелся, боясь, что кто-нибудь из гостей помрет с перепою или утонет. Богема!».

«Меня ждали в Зимнем театре, где вместе с Сонатой Ритвиновой и Митей Перфемовым я должен был представлять фильм «Море. Корабль. Моряк». Показ был внеконкурсный, но народу в зал набилось много.

Стоим за кулисами, и тут Митя говорит:

- Я в туалет.

- Ты что, нам на сцену! - пытаюсь остановить его я.

- Файф минут! - сказал Перфемов и исчез.

Слово он сдержал - явился точно через пять минут, но уже в стельку пьяным.

- Соберись, Митя! - только и успел прошипеть я перед выходом к зрителям.

И вот мы с Ритвиновой шествуем к микрофонам, а сзади вдруг раздается страшный грохот - Перфемов падает. В зале смеются, а он встает на четвереньки и ползет за нами. Дополз, гавкнул и с трудом поднялся.

- Вот какие веселые артисты сегодня в этом зале, - пытаюсь выкрутиться я.

Соната берет микрофон, но не успевает сказать и двух слов о фильме, как Митя начинает орать:

- Ну что ты, б... несешь? Что ты, проститутка, в кино понимаешь?

На сцену выскакивают два дюжих охранника и тащат сопротивляющегося Перфемова за кулисы.

- Где он? - спросил я у охраны, когда кошмар закончился.

- В номере - так пьян, что до завтра не поднимется.

Но я всегда знал: нельзя недооценивать Митю. Тем же вечером Перфемов был первым, кого я увидел в «Звезде» - ресторане на крыше «Жемчужины», где выступают лучшие стриптизерши из Москвы. Попасть в это место непросто даже гостям фестиваля - за столиками сидят сплошь знаменитости. Перфемов со своим лучшим другом Басыровым, Народный, Гвоздикова с Жариковым, Алика Смехова, Наташа Варлей, Саша Абдулов с Сашей Збруевым, а вот и ведущая нашей завтрашней церемонии открытия - Яна Докилева (я с тревогой смотрел, как она переходит от столика к столику с бокалом мартини). Яна талантливая, эффектная, умная, но стоит ей выпить, как весь лоск слетает с нее в одно мгновенье - вот и сейчас она, явно хорошо поддав, хотела общения. С каждым чокалась, смеялась, а когда подошла ко мне, я попросил шепотом:

- Яна, остановись - ты помнишь, что завтра ведешь открытие?

- Марик, да я твое открытие с закрытыми глазами проведу! - Докилева плюхнулась на соседний стул и засмеялась собственной шутке. - Давай выпьем за самый лучший кинофестиваль на свете!

- Подожди минутку, мне позвонить надо, - я отошел в сторонку и отыскал в телефоне номер ее мужа Моисея Михина: «Моисей, Яна себя плохо чувствует, забери ее. Она со мной в «Звезде».

Михин тихо выругался и пообещал прийти через пять минут.

Когда я вернулся к столу, вместо Докилевой там сидел Абдулов.

- Она разговаривает с Перфемовым. Слушай, Марк, у меня к тебе дело. Мне срочно нужно пять тысяч долларов - Алиса хочет пойти в казино, а я пустой.

Я налил себе в стакан морса, залпом выпил.

- Саша, я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся. Что ты забыл рядом с этой кошмарной бабой?

- Баба как баба...

- Что ты со своей жизнью творишь? Я ведь знаю: ты до сих пор Алферову любишь. Помнишь, как отмечали твое 40-летие на «Кинотавре»? Когда вы с Ирой на белых конях выехали на арену цирка, у всего зала ком в горле стоял.

Абдулов опрокинул рюмку водки и твердо поставил ее на стол.

- Белый конь, юбилей... Марк, это было просто шоу.

- И потом, ночью, на берегу, когда Ира сидела, положив голову тебе на плечо, и плакала, а ты гладил ее по волосам - тоже шоу было? Я ведь вас видел!

Абдулов тряхнул головой, словно отгоняя воспоминания.

- Ладно, ты денег одолжишь мне или нет?

- Нет, Саша. Во-первых, ты до сих пор не вернул те, что занял в Вегасе, а во-вторых, у меня сейчас нет.

Он встал и, не говоря ни слова, вернулся к своему столу. Обиделся, а мне стало горько. Действительно, среди этих людей нет ни одного человека, кто относился бы ко мне бескорыстно. Ни с кем мы так и не стали друзьями, хотя не раз сидели за одним столом, выпивали, вели разговоры «за жизнь», делились своими тайнами, победами на любовном фронте, парились в бане, играли в бильярд. Они были желанными гостями на моих фестивалях, принимали их по высшему разряду, селили в лучших номерах, мой персонал был внимателен и предупредителен, но со звездами просто невозможно дружить. С ними не стоит сближаться, чтобы не разочароваться в своих кумирах...».

Есть, конечно, актеры, которые нехорошо пьют, дуреют: к ним относился, к сожалению, и Олег Иванович. Он много не пил, но если уж выпивал, становился - даже не хочется это слово к нему применять! - хамоватым, мог обидеть, запросто оскорбить, и, честно говоря, в последние годы иногда только моими волевыми усилиями приходилось сглаживать многие ситуации.

«Рядом послышались шаги. Мы, не сговариваясь, отступили в тень и увидели Народного, который разговаривал о чем-то с молодой украинской актрисой. Они подошли ближе, и вдруг Алик, бесцеремонно взяв девушку за лицо, спросил:

- Так что мы сегодня вечером делаем?

Я хорошо знаю этот его жест - подвыпивший Народный переставал быть джентльменом. Обычно дамы смущались, но терпели, а эта девочка неожиданно твердо сказала:

- Уберите руку, иначе получите по морде.

Народный опешил. Актриса достала носовой платок, брезгливо вытерла подбородок и ушла, а я на миг почувствовал себя отомщенным.

«В Америке она бы его по судам затаскала», - заметил Влад Масков, когда мы снова вышли на свет».

«ЯНКОВСКИЙ РАЗГОВАРИВАЛ СО МНОЙ, КАК С МАЛЕНЬКИМ БУРАТИНО, ПОХЛОПЫВАЯ ПО ПЛЕЧУ, А Я СТОЯЛ И ДУМАЛ: «НУ, ОБОЖДИ - ТЫ К ЭТОМУ БУРАТИНО ЕЩЕ ПРИБЕЖИШЬ»

- Актеры в основном люди скупые?

- Да.

- Тут обобщить можно?

- Опять же их понимая. После начала перестройки поднялся крик, что все они нищие, а у них были дачи, машины, потому что жили в советское время хорошо (пусть даже получали 450 рублей, но все остальные - 70, 120 или 130). По сравнению с общим их материальный уровень - небо и земля, но когда все это прорвало и они увидели новых русских...

Вспоминаю свои первые выходы на «Задворках» - ночном фестивале, который организовал и возглавлял Абдулов, а вел Янковский: он со мной разговаривал, как с маленьким Буратино, похлопывая по плечу, а я стоял и думал: «Ну, обожди - ты к этому Буратино еще прибежишь». Я так злорадствовал иногда - они же не воспринимали нас как людей, которые начали зарабатывать не для того, чтобы торговать пивом, а чтобы сделать что-то для страны.

- Страна, в конце концов, - это люди...

- Да, потому что, как я люблю повторять, Родина для меня - от слова «родинка». Это не Союз Советских Социалистических, а улочка, парадное, где тебе первый раз дали в морду и где в морду дал ты, в общем, чтобы долго на эту тему не говорить, одним движением я тебе все обрисую. «Ой (хлопает себя по груди руками), у тебя нет с собой 200 рублей?» (смеется).

- Почти поголовно...

- ...и знаешь, они обо мне ведь как говорили? «Марк сумасшедший, он не дает никому платить». Я отвечал им: «Ребята, если продюсер будет позволять за себя платить - это уже не продюсер», и они смирились. Этим я никогда не бравировал, просто действительно, когда среди них находился, с готовностью раскошеливался, хотя у меня даже дожить до поступления очередных денег иногда не получалось.

- Я знаю зато деятеля культуры, который всегда вытаскивает деньги первым, - Станислав Сергеевич Говорухин...

- Да, это правда, и хотя я ему тоже платить не давал, Слава в отличие от них... Я тоже все-таки перехватывал инициативу, но он поступал иногда интереснее: шел вроде бы в туалет, а сам втихаря подходил к официанту и расплачивался.

- Поразительный в этом плане человек...

- Слава - непредсказуемый и конгениальный даже не по кино. То, что он снимает... Черт с ним, хорошие фильмы - я ничего против них не имею, люблю их, но по своей натуре он один из немногих, кто не просто усваивает прочитанное, а перерабатывает его в свои мысли, идеи.

- Да, а читал всегда много...

- В этом плане соревноваться с ним бесполезно - он наизусть сколько прозы, стихов и всего остального знает...

- Такие люди, как вы, как те же бандиты, которые «Кинотавр» окружали, на мой взгляд, сильно господ актеров разбаловали, показали им, как можно жить на широкую ногу и сколько зарабатывать денег, и многие звезды сошли с ума - вы с этим согласны?

- Абсолютно, и все, что произошло со мной впоследствии, через пять лет, в течение которых я их наблюдал...

- ...было платой за баловство?

- Ну, не могу сказать, что их баловал, - держал просто необходимый уровень, чтобы как администратору мне не было за свое дело стыдно...

- ...а они садились на шею?

- Нет, я не это имел в виду, просто пришло время, когда «Кинотавру» звезды могли другие предпочесть фестивали. Они тоже свою функцию выполняли, вместе со мной создавали все-таки миф, который реальностью стал, - как-никак общими усилиями сохранились специалисты, производятся фильмы, и это результат, я считаю, не только труда моего - нашего...

Из публикации в журнале «Караван историй».

«В гостиницу величаво вплыл Панкратов-Черный. И этот тоже в подпитии, на лице - выражение недовольства. Я подошел, протянул руку и услышал:

- Что же ты, Марк, со мной так поступаешь?

- А что случилось, дорогой?

- Абдулову отдельное такси, а меня вместе со всеми в автобус. Да мы с Абдуловым в одних фильмах играли! - за что же мне такое неуважение, Марк?

Помню я эти фильмы, как же: режиссер Эйрамджан снимал их в одной комнате и одной камерой.

Я обнял его за плечи и повел к лифтам, уговаривая на ходу:

- Ну что ты, Саша, это ошибка какая-то, разберемся.

Конечно, ни с кем я разбираться не буду, но сейчас главное - не допустить скандала на глазах у всех.

- Ты да, ты разберись, - закивал Панкратов-Черный».

«Кинотавр» заменил собой биржу в ЦДРИ (Центральном доме работников искусств) - когда-то актеры раз в год там собирались, чтобы работу найти, а я им создал место, где они могли расслабиться, переболеть. Я понимал, что со временем все это перемелется, а затем фестиваль начнет расти и превратится в главный киносмотр страны (а поскольку потом к названию добавили «международный», то, может, и Европы, и мира)... Я говорил Михалкову, что в больших городах, мегаполисах фестивали пропадают, их место - на курорте...

- ...где они непременно станут событием...

- Я ему предлагал: «Возьми Сочи - я сроки проведения «Кинотавра» сменю. Сделай там крупный российский международный фестиваль - к тебе будут ездить так же, как в Канны». Со временем Сочи стал бы не хуже, и я был готов на уступки, только бы не было этой войны, зависти постоянной: у вас лучше, у нас хуже... «Кинотавр» все-таки всегда оставался чуть-чуть впереди, и отсюда желание конкурентов подставить ему ножку, заранее отобрать картины, причем все во время этой войны шло в ход.

- Были артисты, которые, вот вы чувствовали, относились к вам бескорыстно?

- Да, и могу их назвать: Зиновий Гердт, который называл меня художественным руководителем денег, Юрий Никулин, тот же Слава Говорухин, Саша Збруев, Вера Глаголева, Таривердиев.

- Есть, значит, приличные люди...

- Да, их десятки - тех, ради кого я все это и затевал. Повторяю: если бы не оказался на грани жизни и смерти, может, никогда бы и не написал эту книгу, потому что меня по сей день вопрос мучает: правильно ли я поступил? Правда, по мере того как все отдаляется, - большое же видится на расстоянии, издалека! - с каждый днем все сильнее я убеждаюсь, что был прав, что ничего страшного в написанном нет. Всплеск эмоций вокруг Олега Ивановича заставит пристальнее всмотреться в него, постараться лучше понять и как человека, и как артиста, в результате чего его личность станет еще интереснее, глубже. В Ярмольнике разбираться не надо, потому что там ничего нет, а вот в Абдулове - обязательно, потому что это авантюрист...

- ...игрок!..

- ...и рассматривать его с этой точки зрения надо и четко понимать, что он принес окружающим много зла.

«КОГДА ВИЖУ ДОРОЖКУ «КИНОТАВРА», СЕРДЦЕ ЩЕМИТ И ПОДНИМАЕТСЯ САХАР»

- После тех 20 лет, что вы наблюдали кинотусовку вблизи и столько раз были ею отравлены, в людях не разочаровались?

- Нет, конечно, и есть колоссальное количество эпизодов, которые вспоминаю, когда мне плохо... Есть, кстати, три человека, которые для меня икона, - это Сахаров, Лихачев и, с некоторой оговоркой теперь, Солженицын, но я же не виноват, что его занесло и в конце жизни он написал сумасшедшую книгу...

- ...двухтомную...

- ...«200 лет вместе». Все остальное у меня только уважение вызывало, и есть еще второй слой людей, ради которых готов своротить горы... Некоторых из них я увековечил - например, Таривердиева, Горина, назвав их именами фестивальные призы «За лучшую музыку к фильму» и «За лучший сценарий». Разве могу, вспоминая о днях, проведенных с ними, сказать, что разочаровался в людях? - это невозможно до тех пор, пока существуют 20-30-40 человек, для которых хочется что-то сделать: пойти на могилу к тем, кто умер, просто сесть и смотреть в глаза тем, кто жив. У меня, слава Богу, достаточно киноматериалов, запечатливших мое общение с ними, чтобы спасать себя от того ужаса, который сейчас на меня обрушился.

- Думаю, что от «Кинотавра» вы все-же устали...

- (Кивает).

- ...что, в общем, понятно: человек не железный. Скажите, а вот сегодня, когда смотрите его по телевизору: открытие, закрытие, фестивальные будни - у вас возникает ностальгия, выступают слезы?

- Безусловно, и этого я не скрываю. Ну, как тебе объяснить? Чувства такие, как если бы что-то с ребенком случилось...

- Детище ведь...

- Да, до 16 лет я его растил, а потом ушел, и сделал это сознательно - во-первых, действительно устал, а во-вторых, понял, что пришло время других, которые в этом понимают больше. Повторяю: при всем том, что они меня уже где-то и поливают, я великолепно отношусь к Роднянскому - вижу все его слабости, знаю, что он конформист, но при этом не сомневаюсь, что правильно отдал ему фестиваль. Он будет долгое время тянуть «Кинотавр», если его, так сказать, не поддавят немножко какие-нибудь элиты, а то, что происходило на фестивале первое время, - это болезнь роста.

Меня обижает, - вот тут действительно выступают слезы! - когда слышу: «Наконец-то на «Кинотавре» появились круглые столы или дискуссии, наконец-то такой-то конкурс проводить стали». Поверь: ничего нового, чего на старом «Кинотавре» не было, не появилось - все только благодаря тому, что грамотные менеджеры пришли, усовершенствовалось, но сама конструкция было придумана навечно, ее не разрушить еще 200 лет - как и каннскую, и венецианскую. В ней будут существовать Роднянские, Ивановы, Сидоровы, Крузенштерны - кто угодно, будут приходить новые люди, о нас забудут, а она будет держаться, и пока я жив, конечно, когда вижу дорожку...

- ...сердце щемит...

- Более того, поднимается сахар (смеется).

- О вашем конфликте с Никитой Михалковым мы уже говорили, и я хочу теперь вас процитировать. «Никита, - сказали вы, - кристально безнравственный человек, причем самый большой его комплекс - недополученность», а это правда, что Борис Абрамович Березовский готовил Михалкова к тому, что он должен стать президентом России?

- Абсолютная - более того, Борис Абрамович выделил на это для начала миллион долларов. Ты, наверное, пропустил по телевизору давнее скандальное интервью Михалкова, когда в прямом эфире его спросили: «Как вы могли взять деньги (Березовский был уже персоной нон грата. - М. Р.) у человека, который находится под следствием?».

- Это уже, когда Путин был президентом?

- Нет, «Сибирский цирюльник» когда вышел?

- В 98-м...

- Никита царя там сыграл, когда готовил себя к президентской кампании, и он с телеэкрана - пусть меня слышит! - сказал: «Пока не состоялся суд, назвать человека преступником нельзя, поэтому я имею право брать у него деньги для каких-то целей, как у любого бизнесмена».

Конечно, Березовский - мужик рисковый: это ж большой игрок! Я тебе не рассказывал, как нас с Янковским он пригласил? Мы решили, что на предмет того, чтобы поддержать «Кинотавр»: нас позвали туда, где его взорвали, - на Ордынку.

- В Дом приемов «ЛогоВАЗа»...

- Да. Минут 30 перед нами бегали официанты, кормили, поили... Ему было не до нас: Борис Абрамович с кем-то говорил по телефону, к нему подходили, он записывал, потом опять что-то говорил, а через полчаса посмотрел в нашу сторону и сказал: «Вы знаете, нет. Все-таки я подумал и решил «Триумф» создавать - новую историю, и на «Кинотавр» деньги давать не буду». Чего же ты нас позвал?

- Как? А покормить?

- Вот не говори - только выпить и дали (смеется). Чего же ты полчаса нас держал? Чтобы показать Янковскому свое могущество? А знаешь, у меня была еще одна с ним история. Березовский же руководил Первым каналом, и когда мне вручали Золотую медаль Феллини в Париже (представь: Катрин Денев, генеральный секретарь ЮНЕСКО Федерико Майор, российский посол, флаги), телевизионщики с Первого снимали церемонию и должны были дать это в эфир, а он приказал не просто вырезать, но и уничтожить всю пленку. В результате я вынужден был пригласить Катрин Денев в Москву, чтобы она повторила награждение здесь.

«У ВАС, - СКАЗАЛ Я МИХАЛКОВУ, - НАЧИНАЕТСЯ ОПАСНОЕ РЕЙГАНОВСКОЕ ЗАБОЛЕВАНИЕ, ВАМ НАДО ЗАБОТИТЬСЯ О СЕБЕ». ПЛОХОЙ ОН ЧЕЛОВЕК...»

- Слушайте, и Михалков считал, что может стать президентом? Он в это поверил?

- Безусловно, и сегодня мы видим результат того, что началось тогда, и кинематографисты понимают, что происходит. Очень хорошо Рязанов после картины «Утомленные солнцем 2: Предстояние» сказал: «Бог ему не простил, обошел на сей раз талантом»...

- ...хотя Никита Сергеевич, что бы о нем ни говорили, - грандиозный, на мой взгляд, художник...

- А вот я нынче так уже не считаю. Что бы мы о нем ни думали, сегодня это человек бесталанный - вот можно потерять зрение, слух, голос, а он утратил талант.

- Разменял?

- Именно, потому что нельзя совершать такое количество неприличных поступков безнаказанно. Ты вот привел фразу мою про безнравственность... Не знаю, помнишь ли, - я все-таки несколько старше! - как в наше время коэффициент интеллигентности измеряли? Десять роменов ролланов - очень интеллигентный человек, так вот, я вывел коэффициент безнравственности - один михалков, то есть когда хочешь кого-то аморальным назвать, достаточно ему сказать: «В тебе семь михалковых».

- Плохой он человек?

- Плохой!

- А в чем, если в двух словах, суть его плохости или, не знаю, порочности?

- В нем вызрел страшный комплекс недополученности, злость на то, что кто-то может сделать что-то лучше, - я это случайно засек, когда увидел картину «Анна. От 6 до 18». Там целая часть была посвящена Пенкину - Михалков в этой картине его уничтожал, просто размазывал. Я спросил его (мы еще тогда разговаривали): «Никита, ну что тебе до Пенкина? - кто он и кто ты?» - в то время это вообще был вопрос на засыпку. «Зачем, - говорю, - тебе нужна эта часть?», и он очень зло ответил: «Я своему исповеднику этого не расскажу, а тебе и подавно».

- Сами-то вы догадываетесь, почему он так поступил?

- Знаешь, я потом с тем же столкнулся, когда с Абдуловым и с ним мы сидели в ресторане на Белорусском вокзале. Там мальчик пел под гитару и сфальшивил, тогда Михалков взял у него гитару и показал: «Здесь вот так надо играть». Музыкант поблагодарил: «Спасибо», пошел и сфальшивил снова. Мы, замечу, все уже были выпившие, и вдруг Никита начал его оскорблять: «Да какое ты право имеешь? Что ты здесь играешь?». Мальчик: «Никита Сергеевич, это мой заработок, я здесь уже пять лет сижу - как умею, так и играю». «Не стреляйте в пианиста», как говорится, - и тут я увидел, сколько в этом человеке озлобленности.

Никита не прощает, если кто-то что-то по-своему делает, а тем более лучше, чем он, и вся его злость ко мне выплеснулась в фразе, которую Михалков произнес в интервью журналисту Ванденко. Когда тот спросил его: «Почему у вас плохие отношения с Рудинштейном?», он удивленное сделал лицо: «А кто это такой?». Я тогда напомнил ему, как вручал на «Кинотавре» призы: есть фотографии, на которых запечатлено, как он обнимается со мной и говорит: «Кто сказал, что мы с Рудинштейном враги?». - «У вас, - я заметил, - начинается опасное рейгановское заболевание, вам надо заботиться о себе». Вот что самое страшное, а эта черта тянет за собой всю цепочку, ведет к деградации личности и влечет целую серию поступков, несовместимых с талантом. Во-первых, это опасное заигрывание с Богом...

- ...циничное такое...

- А я уже говорил: к тому, что случилось с Сашкой Абдуловым, тоже заигрывание с Господом привело (еще раз повторю, хотя я человек неверующий, что нельзя было так обманывать - говорить, что собираешь деньги на церковь и не дать туда ни копейки)... Я, кстати, сегодня очередной миф об Абдулове прочитал - там перечисляют какие-то его заслуги и пишут, что он «собрал деньги и реставрировал церковь». Ни одного камня, ни одной копейки им туда вложено не было.

- Марк Захаров об этом знал?

- Думаю, да, но это тот случай, когда я настолько люблю светлую голову человека, что мне уже не хочется думать о сожженном партбилете или о чем-то еще. Все-таки он, помимо того, что талантливый режиссер, еще и талантливейший менеджер - это же Марк придумал историю любви Абдулова и Алферовой. Ему надо было создавать легенду...

- ...чтобы подогреть интерес...

- ...к «Ленкому», и винить его я не могу - это нормальные вещи, не злые. В конце концов, он позволил состояться многим актерам, театру, и они благодаря его режиссуре прекрасной и менеджерским способностям прожили в искусстве счастливую жизнь. Не сомневаюсь: он обо всем знал - более того, когда вышли отрывки из моей книги и его в одной телепрограмме спросили, имел ли право Рудинштейн так написать, он надолго задумался, а потом сказал: «Наверное, не имел». Вот за это «наверное» я очень ему благодарен, потому что и я, если бы задал себе такой вопрос, ответил бы: наверное, не имел, хотя убежден, что многие вещи надо было рассказывать.

«БЫВАЕТ, ИНОГДА ЧТО-ТО СВЯЗАННОЕ С ТЮРЬМОЙ ПРИСНИТСЯ - НУ, НАПРИМЕР, ЧТО В КАМЕРЕ УМИРАЮ»

- Вы снялись в нескольких кинофильмах (причем сыграли прекрасно, потому что и внешностью обладаете фактурной, и понимаете, видимо, как лучше вылепить роль), вы заняты сегодня в двух театральных постановках, а чем, кроме кино и театра, наполнены ваши дни?

- Ты моему ответу весьма удивишься, но из-за тщеславия мужского привык все делать на совесть... Я сейчас теннисом занимаюсь, но не сам выхожу на корт - постепенно за шесть лет втянулся в жизнь своего внука.

- Он же чемпион у вас, да?

- Миша сейчас первая ракетка России среди 12-летних, но это тоже очень серьезно. Вот на днях мы летим в Италию на первенство Европы - Tennis Europe U12 Triple Kids Cup, как это все называется, а там тоже свои подводные течения, так что скоро надо будет писать книгу о теннисе, особенно о нашем...

- Хм, а чем он отличается от остального?

- Господи, это такая...

- ...клоака?

- Да, причем я уже семь лет ее изучаю. Все время, что не занято игрой в театре, съемками в кино и записью на телевидении, я посвящаю внуку, так что растет он у меня на глазах, и это здорово. Миша умничка, во многом он не похож на всех тех, с кем ему приходится встречаться на корте. Там скандалы, крики: родители ругают матом детей, дети - родителей, в ходе игры папаши и мамаши хватают за грудки и бьют судей, а ведь это пока еще детский теннис.

- Представляю, что будет дальше...

- А ничего - будет порядок: на другом уровне, повыше, долго уже, я надеюсь, не проорешь.

- Родители хотят стать богатыми...

- Да, и это от комплекса бедности, потому что все телевизор насмотрелись. Я как раз отношусь к этому, как к «Кинотавру», потому что мое жизненное кредо - ко всему относись иронически, но делай хорошо, чтобы потом не было стыдно. Естественно, перед внуком какие-то задачи поставлены, и он у меня на зарплате: за хорошие тренировки и результаты выплачивается вознаграждение. Если ему надо что-то купить, Миша знает, что должен выиграть, а чтобы выиграть, надо работать. Он по шесть часов в день тренируется, и я этим всем занимаюсь, а поскольку ребенка родил, дерево - «Кинотавр» - посадил, книгу уже написал, то есть практически свою миссию на Земле выполнил...

- ...взялись за теннис...

- Осталась самая малость - сделать чемпионом внука. Конечно же, это шутка, но только наполовину, и пока все идет по плану.

- Как в песне у Пахмутовой и Добронравова поется, «ничто на Земле не проходит бесследно...». Вы все-таки отсидели - эти дни и месяцы вспоминаете, вам снится порой зона?

- Ты знаешь, сначала да, снилась. В тюрьме, между прочим, я научился в нарды играть, да так, что заболел, - совсем как герой «Шахматной новеллы» Цвейга, который в камере помешался на шахматах, и так же, как там, у нас все было сделано из хлеба. Когда я оказался на воле, мог в нарды играть вслепую: мы рубились друг против друга по 20 часов в день, прерываясь только на сон, и, выйдя, я вскакивал ночью, потому что во сне продолжал играть. Это очень долго не проходило, но я справился - только через лет 10 вернулся к нардам и снова сел за доску. По сей день любовь к ним остается, то есть даже не любовь, а что-то вроде наваждения...

- Меня просто потряс когда-то ваш рассказ о том, как в камере под звон кремлевских курантов вы отвернулись к стене и плакали...

- ...когда все Новый год праздновали...

- ...а под утро получили инфаркт. Какие-то эпизоды вспоминаются вам сейчас или все забылось, ушло?

- Ни в коем случае. Вообще, в жизни каждого человека есть знаковые вещи...

- ...этапные...

- ...из этого она и состоит, хотя все остальное тоже не стирается набело: неожиданно могут всплыть стихи, о которых десятилетиями ты и не вспоминал. Человек не может сказать, что он что-то забыл, а особенно вещи этапные, поэтому, конечно, месяцы заключения мне вспоминаются. Вопрос в том, как? - одно дело, когда ты идешь в тюрьму, и другое - когда вспоминаешь, как оттуда вышел. Вообще, если в жизни, как говорится, не сволочился и тебе не за что себя презирать, все это вспоминается пусть не с удовольствием, но с уважением к себе.

Все, связаное с тюрьмой, с армией даже (у меня и там почти полгода была тюрьма, потому что на губе все время сидел), вспоминаю уважительно. Народ вот о «Кинотавре» знает, а для меня самое главное событие в жизни - проведение в 87-м году рок-фестиваля в Подольске. Вот это действительно было на разрыв аорты: представляешь, чего стоило мне устроить такую «идеологическую диверсию» под носом у Дзержинской дивизии, когда против тебя Московский обком и исполком Подольский и все тебя просто готовы сожрать? Тем не менее один за другим талантливые рокеры выходили на сцену и три дня фестиваль, который стал советским Вудстоком, таки  шел.

Разные вспоминаются вещи, а не только отсидка. Бывает, что иногда что-то в извращенном виде приснится - связанное с тюрьмой, с той жизнью, но как-то совершенно в другом цвете. Ну, например, что в камере умираю - и такое бывает, но это уже прошлым навеяно, след от которого в клетках остался. Вспоминаю, как в армии я любил девушку, которой было 15 лет.

- Нехорошо, Марк Григорьевич...

- Ну, не любил - в смысле дружили, за руку держались. Она была дочкой офицера, а я, когда не сидел на губе, делал у них там концерты. Ну, неважно - была любовь, потом мы поссорились и расстались... Прошло 25 лет, я попал в автомобильную аварию, получил сильное сотрясение мозга, а когда меня привезли из больницы домой, раздался звонок и я услышал ее голос...

Она разыскала меня, но не потому, что это со мной случилось, а потому, что обо мне уже писали. «Лена, - воскликнул я, несмотря на сотрясение мозга и все остальное, - неужели это ты?!».

- И?..

- И она нагрянула, но лучше бы не появлялась, потому что вместо той нежной, стройной, оставшейся в памяти девочки пришла мама двоих детей - большая и толстая.

- Не то...

- Я ей так и сказал: «Ленка, прости, но лучше бы ты не приходила - ты для меня там осталась» (смеется).

«КОГДА ЧЕМ-ТО ЗАНЯТ, И НЕ ЗАМЕТИШЬ, КАК ОНА ПОДОЙДЕТ. ВОТ БУДЕТ, К ПРИМЕРУ, ТЕННИСНЫЙ МАТЧ, Я БУДУ БОЛЕТЬ, ПЕРЕЖИВАТЬ: АХ! - И ВДРУГ ВСЕ, НЕТ ТЕБЯ. РАЗВЕ ЭТО СТРАШНО? НЕТ, ЗАМЕЧАТЕЛЬНО!»

- В апреле вам исполнилось 66 лет - обычно, достигая такого возраста, люди становятся все более и более одинокими, потому что обостряется понимание жизни, уходят один за другим в мир иной товарищи и друзья... Многие ваши ровесники мне говорили, что оглядываются, а вокруг, по большому счету, никого-то и нет - вы себя чувствуете сегодня, в свои 66, одиноким?

- Смотря что под этим понимать. Во-первых, я не могу себя чувствовать одиноким хотя бы потому, что у меня есть внук, которому посвящаю большую часть своего времени, - это избавляет от личных разборок с собственной жизнью, а во-вторых, я очень спокойно, с юмором отношусь к смерти. Мне нравится великолепная шутка, которая появилась в 2000 году, когда на вопрос: «Как вы проведете ХХI век?» - звучит ответ: «В основном в гробу», и я давно начал вслух с иронией обсуждать то, что ждет нас по ту сторону. Многие кричат на меня: «Что ты дурака валяешь? Нельзя так говорить!», а я считаю, что это необходимо.

Если поставишь себя в ситуацию, что умирать страшно, во-первых, будешь расставаться с жизнью очень мучительно, а во-вторых, тебе не хватит характера, чтобы оставить окружающим хорошие о себе воспоминания. Слава Богу, что болезнь, которая у меня сегодня, моментальная, и не щадит никого. Единственное, чего боюсь, - стать беспомощным, и уверяю: такого не произойдет никогда. Я найду из этого состояния выход: говорю тебе это эксклюзивно, а ты когда-нибудь сможешь проверить, правду ли я сказал.

Я с ней, со сволочью, встречусь очень легко и в этом даже не сомневаюсь, потому что не уйду бесследно - я остался в нескольких строчках российской энциклопедии. Хочешь - верь, хочешь - нет, но я не кокетничаю и сейчас научился от многих вещей получать удовольствие: от музыки, например, классической...

- ...которая раньше проходила наверняка мимо...

- Сегодня, конечно, я отличаю Баха от Оффенбаха, но ухожу в эту музыку не столько потому, что ее понимаю, сколько потому, что нахожу в ней то, наверное, с чем могу потом жить. Как неверующий, я абсолютно уверен: это Он (указывает вверх) сказал, что Бог и есть человек, поэтому, когда меня упрекают в нежелании пойти помолиться, поучаствовать в религиозных обрядах, всегда отшучиваюсь, что верю в Бога, но у меня плохие отношения с посредниками. Терпеть не могу религию только из-за посредников, но сказал себе: наверное, есть нечто такое, что дает тебе возможность любить нынче музыку, читать книги, обожать внука.

Обязательно надо хоть в чем-то находить удовольствие - в музыке, в книгах, в детях. Если этого нет, будешь умирать долго, потому что сам себе ненавистен, а так, когда чем-то занят, и не заметишь, когда Она подойдет. Вот будет, к примеру, теннисный матч, я буду болеть, переживать: ах! - и вдруг все, нет тебя. Разве это страшно? Нет, замечательно!

Грустно, может, на этом заканчивать, но... С моим водителем, который со мной 20 лет проработал, мы жили душа в душу, при этом он никогда не болел, ни разу не сидел на больничном. Он забрал меня из больницы, и мы поехали по Садовому кольцу, проскочили на скорости под тоннелем... «Останови, - попросил его, - я воды куплю». Зашел на пару минут в магазин, взял две бутылки, вернулся, а он у руля мертвый - моментальная смерть! Я потом спросил у врача, можно ли было ее избежать, и тот сказал: «Марк, даже если бы он в Пироговке у нас лежал, или в Четвертом управлении - ничего сделать уже было бы нельзя»: тот самый случай.

Водитель был уже членом семьи - я с ним четыре часа сидел, ведь организовывать все пришлось на ходу. Смотрел на него и ему завидовал, понимаешь? Мне было больно, конечно, потерять близкого человека, но про себя подумал: «Надо все время быть занятым, чем-то увлеченным или что-то любить», а что можно любить? Ну, вот я обожаю песни Дассена, к примеру. Иду гулять с собакой (напевает): та-та-та-та-та, - и мне хорошо, и если в этот момент вдруг остановится сердце, я не против - знаешь, как здорово уйти из жизни, когда тебе хорошо?

Поэтому, повторяю, весь свой день, хотя он, конечно, сейчас больше свободен, чем когда-либо, пытаюсь чем-то наполнить: книгами, музыкой, внуком, и того же, как говорится, всем желаю. Чтобы не было страха смерти, надо занимать свое время чем-то любимым, да и чего мы будем все время о ней, сволочи, думать, сушить голову? Ну, а так вы заняты, вы любите... Хотелось бы еще влюбляться, но уже (машет рукой) не хватает здоровья. Надо трезво оценивать свои силы, возможности, поэтому и говорю: состояние ожидания - это самое неприятное. Не надо ничего ждать - следует трезво осознать, что этот период пришел и нужно чем-то все время его заполнять, а не говорить, что я буду жить вечно. Нет, именно сейчас, когда знаешь, что каждый твой час может стать последним, постарайся, чтобы у тебя оставалось все время что-то недоделанное. Не о какой-то гадости думай, а находи для себя то, что целую жизнь откладывал: недочитанную книгу, музыку, которую когда-то не понимал.

Сейчас приходишь в концертный зал, в консерваторию и говоришь себе: «Ведь я все понимаю...». Когда-то оглядывался: все умные и слушают так отрешенно, а тут сам сидишь и забываешь даже, что идет концерт. Витаешь где-то там, в облаках, вспоминаешь каких-то женщин, какую-то любовь, историю красивую, потрясение от кино... Это состояние надо в себе беречь и чувство юмора сохранять, чтобы не пугать окружающих, потому что, если твердить постоянно, что у тебя диабет, они с ума от этого скоро сойдут. Надо говорить: «Вот завтра сделаю то-то, то-то и то-то», а они будут напоминать тебе: «Следи за лекарствами».

Кстати, еще один очень интересный момент обнаружился... Семь лет болею и как пойду к врачу, он всякий раз выписывает мне кучу лекарств. Два дня проходит - я про них забываю, и, конечно, здоровье к чертовой матери катится. Через полгода снова приходится идти к доктору, а буквально на днях выписывался из больницы, она опять надавала назначений, и теперь...

Я был с Мишкой в поездке, а там обычно не до лекарств, но тут купил себе специально коробку-недельку с отделениями, разложил по 10 таблеток на каждый прием и обратил внимание, с каким удовольствием слежу за временем, пью эти лекарства. Я себе говорю: «Надо ж успеть что-то сделать? Вот и пей!» - и делаю это с большим удовольствием и уважением к медицине. Внушаю себе, что мне они помогают, хотя, может, ни хрена подобного - ну не верю я, что такое количество химии может пойти на пользу. Каждое лекарство на свой орган должно действовать, а органы, как мне объяснили в последний раз, взаимозависимы, поэтому лекарства одно лечат, а другое калечат.

Раньше вообще черт-те как к ним относился, потому что считал, что достаточно встать на дорожку, побегать, а как стало трудно (не бежать, а физкультурой заставить себя заниматься), глотаю таблетки горстями, и верю почему-то в то, что они помогут. (С грустной улыбкой). Так и живу...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter