Александр ЗИНЧЕНКО: «Немцы поставили мне диагноз: две формы рака. Сказали об этом прямым текстом — предельно понятно и четко. В реанимационной палате я остался один, над дверью висело распятие... «Нет, — подумал, — сдаваться нельзя, буду жить!»

Дмитрий ГОРДОН. «Бульвар Гордона» 22 Июня, 2010 00:00

Прежде Александр Алексеевич никому не рассказывал, как два года боролся с онкологической болезнью, зато теперь смело может шутить: «Умереть, - как считают китайцы, - нужно молодым, и сделать это как можно позднее. Вот я и стараюсь этого придерживаться».

«НА ПЕРВОЙ СТРАНИЦЕ КАЖДОГО ДЕЛА КРАСНЫМ ИЛИ СИНИМ КАРАНДАШОМ БЫЛО НАПИСАНО: «РАССТРЕЛЯТЬ!»

- Александр Алексеевич, насколько я слышал, такую стремительную карьеру вы сделали в столь юном возрасте не случайно, вам вроде помог отец - высокопоставленный чекист. Опять же, по слухам, он возглавлял особый отдел дивизии, которой командовал в Германии будущий начальник Генштаба Вооруженных Сил СССР Маршал Советского Союза Огарков...

- На самом деле в карьерном росте отец мне не помогал, хотя все, что вы сказали о нем, - чистая правда. Вообще, мои представления о работе разведчиков начались с рассказа отца, как 10 февраля 1962 года на мосту Глинике в Западном Берлине легенду и гордость советской разведки Рудольфа Абеля обменяли на пилотировавшего американский самолет-шпион У-2 и сбитого над Уралом Фрэнсиса Пауэрса. Отец, собственно, и организовывал этот обмен, санкционированный Никитой Хрущевым и Джоном Кеннеди.

- Говорят, один из американских агентов, обеспечивавших операцию, с досадой бросил своему восточно-германскому коллеге: «Мы отдаем вам ювелира в обмен на сортирного водопроводчика!»...

- Недооценка противника - одна из сторон невежества - еще никогда и никому не помогала. Все это было мне весьма любопытно, поэтому я с огромным интересом смотрел «Мертвый сезон» Саввы Кулиша со знаменитой сценой обмена. Правда, по словам отца, реальные события в фильме немного изменены. После просмотра картины мы подолгу с ним говорили о том времени. Отец оставил в моей жизни неизгладимый след - ему удалось настроить меня на серьезную работу, как настраивают музыкальный инструмент, и я очень ему благодарен за качества, которые он мне привил: упорство и понимание, что все достается трудом. Никакой назидательности в воспитании не было, я ни разу не подвергался наказаниям - только личный пример родителей, их мудрость и интеллект. Отец, между прочим, получил три высших образования, причем уже в зрелом возрасте...

- После начала перестройки было принято дружно ругать комсомол, но вряд ли кто-нибудь может оспорить, что из этой молодежной организации, особенно из ее руководящих органов, вышли многие лидеры, определяющие теперь лица постсоветских государств. Вы сделали в комсомоле не просто на редкость успешную - головокружительную карьеру: были заведующим отделом пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ, затем секретарем ЦК. Если не секрет, как все-таки удалось занять столь высокие посты?

- Видимо, потому и удалось, что я никогда не ставил перед собой такой задачи. Говорят, все случайное предопределено... Над карьерным ростом я не задумывался - мало того, жизнь несколько раз как бы настраивала меня против определенных решений, но... они принимались. Все, например, отговаривали от переезда в Киев: ты, мол, окончил Черновицкий университет, защитил диссертацию, читаешь для старшекурсников лекции - это фундамент успешной карьеры в Черновцах. Мне прочили должность декана, потом ректора, и хотя я воспринимал подобную перспективу с улыбкой, было, согласитесь, о чем задуматься.

- Вы же, посвятив себя физике и математике, защитили даже кандидатскую диссертацию. Что, кстати, было ее темой?

- Сейчас это, может, покажется скучным, но без подробностей тема звучала так: «Влияние сильных магнитных полей на оптические спектры полупроводниковых кристаллов». Название достаточно абстрактное, тем не менее мне удалось предсказать один из эффектов, со временем подтвержденный на практике. Знаете, кстати, что самое важное? Внутреннее ощущение, как оперирование абстрактными терминами и какие-то, казалось бы, совершенно отвлеченные математические вычисления воплощаются в жизнь - влияние магнитного поля приводит к определенному поведению спектра, причем все это можно описать, предсказать...

Именно с этого, наверное, и началось мое глубокое увлечение философией. Вообще, точные науки так же, по-моему, красивы, как философия. Мое погружение в них ускорила встреча с блестящим математиком Степаном Викторовичем Трофименко, чья мемориальная доска украшает сейчас дом номер 17 по улице Университетской, за 100 метров от центрального входа в Черновицкий университет. Когда в первый раз я к Степану Викторовичу пришел, мы - четверо мальчишек - сели вокруг стола, он стал с нами беседовать и спросил: «Что такое кратчайшее расстояние между двумя точками?». Недоумевая по поводу простоты вопроса, я ответил: «Линия» и тут же услышал: «А что же такое точка?». Этот вопрос, я уверен, предопределил мой вкус и интерес к математике...

- Представляю себе, что значит не просто оказаться в Москве, в ЦК комсомола, но еще и отвечать там за идеологию в то время, когда перестройка, по выражению ее лидера, «активно пошла в массы». Вы же, насколько я знаю, имели самое непосредственное отношение и к легендарной программе «Взгляд», которую, затаив дыхание, смотрела советская страна по пятницам, и к «Комсомольской правде» - одному из флагманов перемен. Интересно, наверное, было жить?

- Сказать «интересно» - значит не сказать ничего.

- Вам повезло: в столь бурное время участвовать в принятии судьбоносных решений... Редко кому, согласитесь, выпадает возможность оказаться на сумасшедшем сломе меняющихся с калейдоскопической скоростью эпох...

- Скорость и вправду была потрясающая - думаю, ни одна гадалка не предсказала бы, чем это все закончится, что произойдет даже спустя месяц. Жизнь настолько стремительно меняла наши представления об исторических процессах, о динамике развития общества. Благодаря тому же, например, «Огоньку» мы стали понимать трагедию 37-го года, узнавали правду о Голодоморе и об Октябрьской революции. Ни в одном спецхране нельзя было найти материалов, выплеснувшихся тогда на нас со страниц прессы и с телевизионных экранов.

Самое сильное влияние на мое становление произвела работа под руководством Александра Николаевича Яковлева в комиссии съезда народных депутатов СССР по реабилитации жертв политических репрессий, куда я входил от ЦК ВЛКСМ. Уверяю вас: знакомиться с теми документами больше трех-четырех часов человек с нормальной психикой просто не мог.

- Вы их видели?

- Конечно - они предоставлялись членам комиссии. Трудно передать, что чувствуешь, когда читаешь обвинения совершенно абсурдные, надуманные, от начала и до конца предвзятые, глупые. Впрочем, нет, слово «глупые» не подходит - чудовищные! Того, что вменялось людям в вину, просто не могло быть, потому что не могло быть никогда.

- Под суд отдавали сплошь «английских диверсантов» и «японских шпионов»...

- ...а на первой странице каждого дела красным или синим карандашом было написано: «Расстрелять!». Сильнейшее потрясение даже спустя столько лет!

«УСЛЫШАВ, КАК ВРАЧИ ЗАШУШУКАЛИСЬ, Я ПОНЯЛ, ЧТО ПРОИЗОШЛО НЕЧТО ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНОЕ»

- После этого в вашей жизни произошло очень многое: яркое вхождение в большую политику, руководство «Интером» и громкий уход с этого телеканала, работа в СДПУ(о) и разочарование в социал-демократах объединенных, вице-спикерство в Верховной Раде и руководство предвыборной кампанией Виктора Ющенко... Было, правда, еще кое-что, о чем публично вы никогда не рассказывали, - имею в виду вашу тяжелейшую болезнь. Несколько лет назад прошел слух, что Александр Зинченко стоит на краю могилы и на этом свете уже не жилец, но вы победили, выстояли, превозмогли боль. Что же с вами произошло?

- (Вздыхает). Об этих вещах говорить очень сложно, хотя, казалось бы, все, слава Богу, уже позади. И все-таки даже в воспоминаних трудно еще раз касаться того, что случилось.... Я очень активно занимался спортом, у меня не было никаких оснований подвергать сомнениям свою физподготовку или качество жизни...

- У вас же, по-моему, пояс по карате...

- Да, черный пояс, шестой дан, поэтому со здоровьем все всегда было в порядке, и вдруг в 2000 году я начал понимать: что-то не так. Причем ощущение было всецелым: не то чтобы заболел какой-то один орган - появилось общее состояние нестабильности. Я никак не мог найти причину происходящего, а тем временем многие процессы в организме усугублялись. В один из дней, услышав, как врачи зашушукались, я понял, что произошло нечто очень серьезное... Мне объявили диагноз, хотя и попытались максимально смягчить ситуацию, ссылаясь на то, что он еще неокончателен. Может, давали шанс... (Замолкает).

...Спасибо киевским медикам - они попросили меня действовать максимально стремительно, сказав, что в Украине мне вряд ли кто-либо сможет помочь...

Не теряя времени, через неделю я уже встретился с лучшими светилами мировой медицины. В течение двух с половиной лет немецкие врачи боролись за меня, уже установив окончательный диагноз... Он был очень сложным... Предельно сложным...

- Простите за неэтичный вопрос: как он звучал?

- (Пауза). Две формы рака... Наверное, самое большое потрясение я испытал, когда мне об этом сообщили... До сих пор переживаю тот миг и считаю: я выжил, потому что правильно среагировал на слова медиков, не впал в прострацию. Многие ведь воспринимают онкологический диагноз по-разному...

- А сказали прямым текстом?

- Предельно понятно и четко...

- И даже сообщили, сколько вы еще проживете?

- Так вопрос не стоял, хотя приблизительно срок был понятен...

- Какой?

- Думаю, речь шла примерно о трех годах... Немецкие специалисты сделали все, чтобы задержать развитие патологических процессов, но, видимо, не могли их остановить, поэтому пришлось, наверное, не просто взять себя в руки - думаю, в тот период состоялось главное в моей жизни...

То, что я испытал, не идет ни в какое сравнение с тем, о чем мы с вами до этого говорили: какой бы головокружительной ни была карьера и успешным воспитание...

- ...все отошло вдруг на задний план...

- Абсолютно... Покоя не давала одна мысль: удастся ли выбраться из болезни, остановить этот кошмар...

Я бесконечно благодарен своей семье - жене Ирине (мы полюбили друг друга, когда нам было по 15 лет), дочкам Екатерине и Александре... Мои близкие - очень мужественные люди, они правильно поняли ситуацию, и мы договорились быть друг с другом предельно честными. Я пообещал родным предпринять все возможное и невозможное, чтобы развитие недуга не было слишком быстрым, а они, в свою очередь, без слез и истерик встретили испытания.

...Я очень люблю дочерей и жену - без них я бы с болезнью не справился... С апреля 2001 года каждую третью неделю я регулярно летал в Германию - там меня ждали пять тяжелейших суток, которые необходимо было перенести.

- Химиотерапия?

- Да, жесткая «химия», мощность которой усиливалась, - на второй год проводилась уже невыносимо мучительная процедура, причем с каждым разом выходить из этого состояния было все тяжелее и тяжелее.

Боль была жуткой, особенно вначале - невозможно было коснуться какой-либо части тела, даже волоска, только в полном покое можно было хоть как-то все эти ощущения переносить. Я старался не падать духом, выполнять физические упражнения.

Тем, кто уже оставил надежду, хочу сказать: не нужно этого делать, не существует дня или часа, когда стоит подвести черту: «Все!». Бороться за себя необходимо до конца, до последнего вздоха...

Думаю, выстоять мне позволила сумма нескольких обстоятельств. Во-первых, безусловно, профессионализм немецких врачей, которые помогли стабилизировать ситуацию. Во-вторых, удалось прочитать ряд серьезных, не шарлатанских, на мой взгляд, работ, где утверждалось: чтобы бороться с конкретными проявлениями болезни, необходимо восстанавливать так называемый остов, то есть физическое состояние. Все, что за две недели между процедурами я мог делать, - упражнять тело и дух. Можете только представить, как тяжело было в моем состоянии приседать или делать духовную гимнастику.

«С ЛЮБОЙ БЕДОЙ ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ СПРАВИТЬСЯ СНАЧАЛА ДУХОВНО И ЛИШЬ ПОТОМ ФИЗИЧЕСКИ»

- Так вы «качались»?

- Сначала «качанием» это бы не назвал - был период, когда (стыдно сейчас говорить) я не мог отжаться от пола даже полраза. Разумеется, после физической формы, которая у меня была, это казалось катастрофой. Прогулка - не больше 100-150 шагов: ну как было с этим смириться?! Постепенно я начал проходить 500, затем тысячу шагов, потом настал черед быстрого темпа...

Я завел блокнот, в котором отмечал, например, что сперва отжался полраза, затем - три раза по полраза и три раза по разу. Так и считал день ото дня - 5, 10, 15.... Когда стал отжиматься раз 20, почувствовал, что могу «удержать остов» хотя бы внешне.

Теперь я очень хорошо знаю: с любой бедой человек может справиться сначала духовно и лишь потом физически. Мне повезло с несколькими книгами и музыкой - я слушал ее много, причем классику. В критические моменты ты абсолютно свободен от попсы, отходит вообще все, что привлекало в обычной жизни. Меня просто поразил Рахманинов. Я слушал его и прежде, но многого не понимал, а тогда каждая нотка казалась гениальной.

Хорошо помню день и час, когда волна энергии прошла по мне снизу вверх, и впервые за долгое время я почувствовал: вторая часть концерта Рахманинова мощно стремится от минора к мажору. Это было цельное энергетическое ощущение...

- Потрясающе!..

- После этого я стал завсегдатаем музыкального магазина в Мюнхене, немецкие продавцы-консультанты заранее подбирали мне диски.

Теперь у меня полная коллекция Рахманинова, я чуть ли не наизусть знаю произведения этого композитора, но самым важным был тот первый момент энергетического толчка, укрепивший меня в вере: «Да, возвращение к жизни возможно...».

Помог мне и академик Норбеков - как многие миллионы наших сограждан, я читал его книги и всем советую: внимательно их изучайте! В свое время он был обречен, но стал, несмотря ни на что, серебряным призером чемпионата СССР по карате, обладателем черных поясов в двух видах восточных единоборств и блестящим ученым - у человека вся жизнь оказалась впереди. Одна из заповедей Норбекова: «Какой бы страшный диагноз ни поставили медики, нужно ни в коем случае не отчаиваться и от души верить, что с болезнью ты справишься».

Музыка, книги, глубокое, всепоглощающее желание не просто выжить, а жить полноценной жизнью и, конечно, поддержка семьи - в целом это сформировало некий защитный слой, давший возможность вырваться из болезни. Помог и случай, который вспоминаю до сих пор, - вероятно, он был послан Богом. Будучи вице-спикером, я сидел в президиуме Верховной Рады, и вдруг ко мне подошел космонавт Леонид Каденюк. Леня протянул листок бумаги, на котором был записан номер телефона, и сказал: «Может, тебе понадобится...».

К тому времени у меня уже было много случайных встреч с целителями, которых рекомендовали знакомые, но я не увлекался нетрадиционной медициной и такой тип лечения возможным для себя не считал. Тем не менее в тот момент почему-то сразу по этому номеру позвонил.

Через полтора часа, ненадолго отпросившись у Владимира Михайловича Литвина, я уже встретился с человеком, чей телефон мне дал Каденюк. Китаец, блестяще владеющий иглотерапией, сказал: «Помогу!» и, предварительно продиагностировав, начал со мной заниматься. Он очень рьяно взялся за дело, хотя, конечно, мгновенного эффекта не обещал.

Параллельно возникла еще одна чрезвычайно сложная ситуация, убедившая меня: действительно, человека ведет по жизни судьба, не все от его усилий зависит...

Немецкие доктора считали, что мне нужна операция. К определенному времени я должен был приехать в Германию, но неожиданно получил по электронной почте послание: мол, из-за того, что на складе не оказалось какого-то компонента, хирургическое вмешательство откладывается. Мне пообещали сообщить новую дату (речь шла приблизительно о двух неделях), и вдруг я почувствовал эффект от лечения, предложенного китайским специалистом: на щеках появился румянец, я стал лучше ходить. Именно в эти две недели, ну представляете!

Когда снова пришло электронное письмо с приглашением на операцию, я спросил иглотерапевта: «Нужно туда ехать?». - «Если поедешь, - прозвучало в ответ, - я тебе ничем помочь не смогу».

- Вот и попробуй тут выбрать...

- Да (вздыхает), дилемма... Я еще не знал, будет ли эффективным это лечение, а в Германии мною все-таки занимались лучшие - мирового класса - специалисты...

«Я НЕ МУЧИЛ СВОИХ РОДНЫХ ВОПРОСАМИ, СЧИТАЛ, ЧТО РЕШЕНИЕ НУЖНО ПРИНИМАТЬ САМОМУ»

- Не дай Бог в подобной ситуации оказаться...

- (Пауза). Я не мучил своих родных вопросами, как целесообразнее поступить, - считал, что решение нужно принимать самому. Определившись, отложил поездку и доверился китайцам.

Видимо, меня уже так распирало желание жить, что я взялся за себя всерьез... Сейчас, когда вспоминаю свои тогдашние достижения (ту же возможность раз 20 отжаться от пола), они кажутся просто смешными... Меня ждали восемь месяцев регулярных трудов - без выходных и пауз, постоянная нагрузка.

Сегодня я ежедневно занимаюсь китайской духовной гимнастикой Цигун, делаю специальные упражнения, описанные в книге Питера Кэлдера «Око возрождения - древний секрет тибетских лам». Советую всем пользоваться этой замечательной гимнастикой - она дает необыкновенное энергетическое вдохновение, причем практиковать ее желательно каждый день.

Вышеописанное подарило мне совершенно другое качество жизни. В апреле 2003 года все начало становиться на свои места, а уже к лету-осени, слава Богу, болезнь отступила. Я стал бегать, вернулся к тренировкам, сейчас занимаюсь своим любимым видом спорта, очень активно работаю. Теперь вот хочу подвести под той частью жизни небольшую черту.

- Интересно, а у вас были моменты, когда казалось, что уже все, и не хотелось даже бороться?

- (Вздыхает). Конечно. Вспоминаю один эпизод... Раз уж мы об этом заговорили... (Умолкает).

Летом 2002 года мне стало легче, и врачи дали возможность примерно месяц отдохнуть. Разумеется, если каждые три недели проходишь изнурительный курс химиотерапии и вдруг пропускаешь его хотя бы один раз, организм, не получающий дополнительной дозы труднопереносимых лекарств, испытывает облегчение.

Видимо, улучшение было кажущимся, но мы с женой успели немного отдохнуть в Крыму, и почему-то я не очень хотел ехать на лечение снова. Ирина говорила: «Саша, нужно спешить - уже все сроки вышли», а мне от одной мысли становилось плохо, я ощущал огромный внутренний протест, даже билеты взять никак себя заставить не мог.

И все же вернуться в Германию пришлось. В клинике перед началом очередного курса процедур нужно было обследоваться, и первый же результат анализов поверг медиков в шок: параметры, которые в норме должны составлять 140-250 единиц, оказались равны двум! Тут же меня направили в реанимационную палату.

Вначале я пытался спорить, ведь пришел в больницу своими ногами, чувствовал себя контролируемо, и вдруг услышал: «Постельный режим. Реанимация». До сих пор была палата на несколько человек, а тут я остался один, над дверью распятие, обстановка весьма специфическая... Тогда я подумал: «Нельзя сдаваться!». Взял самоучитель английского языка, еще раз послушал Рахманинова и сказал себе: «Нет! Жить я буду!». Уверен: главное в борьбе за себя - все-таки внутренний настрой.

- Политики бывают разные: те, чья стихия подковерные игры (такие никогда в лобовое столкновение не пойдут), и те, кто, как Хрущев, сделавший на ХХ съезде КПСС доклад о культе личности Сталина, способны на поступок, свидетельствующий о смелости, решительности и, безусловно, харизме. Вы, на мой взгляд, тоже из числа решительных и смелых - созвали знаменитую пресс-конференцию, посвященную вашему конфликту с Петром Порошенко, рассказали о своих претензиях к окружению Ющенко, после чего ушли с поста главы Секретариата Президента, громко хлопнув на прощание дверью... Трудно ли было пойти на подобное и не означала ли эта пресс-конференция, что в вашей карьере и жизни наступил очередной перелом?

- Решиться на такое было, конечно, непросто - это очень серьезный, тщательно взвешенный шаг. Около двух суток, вне контактов с кем-либо, дома, наедине я глубоко продумывал все детали своего выступления. Оно не было плодом подготовленных кем-то материалов - с информацией работал самостоятельно. Никто не знал, о чем я буду говорить, - ни-кто! Подчеркиваю: ни один человек!

Стало ли это переломным моментом? Наверное, но, очевидно, каждый должен пройти все испытания, ниспосланные ему Господом Богом. Выбор - это не только право, но и обязанность. Кто-то, разумеется, может уклониться от каких-либо сложных моментов, но тогда пусть уж не ропщет...

Безусловно, простецкий расчет моих оппонентов заключался в том, что я просто по факту приму правила игры, что мне не останется ничего другого: все так поступают - значит, и я должен. Они как бы мысленно предлагали: не выделывайся, ты же видишь - так принято. Смолчи, мол, раз уж не хочешь вступить в долю...

Меня совершенно не волновало, как кто воспримет мои слова, осудят меня или нет. Достаточно того, что я был абсолютно уверен: говорю правду. Еще раз подчеркну: мое заявление не было импровизацией, оно стало итогом глубоких размышлений о том, что затягивание процесса очищения приведет к огромным осложнениям и больше откладывать его невозможно. Считаю, что в отличие от власть предержащих, отреагировавших истерикой, львиная доля граждан (и я имею тысячи тому подтверждений) меня поняли.

- Вы не жалеете сегодня о том выступлении?

- Нет! (Твердо). Нет! Можно, наверное, было переставить какие-то слова или абзацы, но содержание я оставил бы прежним.

«НО СВОБОДА И ЧИСТАЯ СОВЕСТЬ - ЭТО ЛУЧШЕЕ, ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ»

- Если бы не эта пресс-конференция, думаю, вы совершенно спокойно оставались бы сейчас на своем посту, шли бы в числе прочих соратников Виктора Андреевича на выборы, имели бы абсолютно другие, куда более радужные перспективы. Сегодня вы фактически отошли от активной политики: что это - очередная переоценка ценностей?

- Понимаете, в жизни бывают моменты, когда нужно что-то накапливать - в том числе и энергию, чтобы потом ее излучать.

У моего любимого автора, барда Олега Митяева, в последнем диске «Запах снега» есть песня со словами: «Но свобода и чистая совесть - это лучшее, что может быть»... Слава Богу, теперь я живу достаточно раскованно, в полном согласии с собой. Моя жизнь свободна, у меня прекрасные отношения в семье, я много читаю. Жизнь дарит мне массу интересных встреч, и самое, пожалуй, большое счастье в том, что увеличивается не ворох бумаг, а количество, даже, я бы сказал, качество событий, делающих меня мудрее и лучше. Работа над собой продолжается, за последнее время я встретил массу удивительных людей. У-ди-ви-тель-ней-ших!

Наконец появилось время заняться простыми вещами - не только почитать книги, но и послушать любимую музыку, сказать супруге слова, которых она давно не слышала. Не потому, что не хотел ей их говорить (я, например, всегда стараюсь дарить Ирине цветы) - просто редко бывал дома. Приходил, когда дом уже спал, уходил, когда еще спал...

Недавно случайно увидел в магазине диск в МР3-формате «Сто песен о любви» и сразу купил - такое ощущение, будто сам составлял этот сборник. Мы с Ириной и дочками совершенно потрясающе провели вечер - поставили эту музыку и поняли, что вся она наша, однажды и навсегда пропущенная через сердце. Уже давно я не переживал подобного состояния - какая-то неведомая сила подхватила меня и супругу, и мы закружились по дому в танце под любимые песни «Битлз». Такие моменты и делают жизнь прекрасной.

Нет, я счастливый человек - у меня великолепная семья, любящие дети: это и есть самое ценное! Политические хитросплетения все-таки явления второго порядка. Да, безусловно, народу важно определиться, и я буду этим заниматься, поскольку должен исполнить обязательства, данные на Майдане...

Наверное, уйти из политики уже не смогу, но нужно уметь отделять зерна от плевел и жить настоящей жизнью - подлинной. Не хочу опускать глаза, когда встречаюсь с людьми, и - говорю совершенно искренне - даже если они высказывают мне какие-то критические замечания, это делает меня сильнее и лучше...

- Последний вопрос: не предали ли, на ваш взгляд, лидеры «помаранчевой революции» миллионы людей, доверивших им самое святое - нетронутые цинизмом души?

- Я никогда не забуду глаза наших соотечественников, потрясающую атмосферу Майдана, царившие там дух, настроение. Ну разве можно заставить кого-нибудь дважды за вечер вдохновенно петь гимн своей родины? Поэтому я не могу позволить себе этих людей обмануть. Других стоявших на трибуне Майдана пускай они оценивают сами. Лично я выводы уже сделал...

P. S. 11 июня Александр Зинченко был похоронен на Байковом кладбище в Киеве. «Бульвар Гордона» выражает искренние соболезнования родным Александра Алексеевича - Ирине, Кате и Саше.

Земля пухом и вечная память!