В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Сын за отца

Сын экс-первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР Никиты Сергеевича Хрущева Сергей ХРУЩЕВ: "Придя после отставки домой, Никита Сергеевич заплакал. У него нервный срыв случился: какое-то время лились слезы..."

Дмитрий ГОРДОН. «Бульвар Гордона» 28 Августа, 2009 00:00
Часть X
Дмитрий ГОРДОН
(Продолжение. Начало в № 24, № 25, № 26, № 27, № 28, № 30, № 31, № 32, № 33)


"НИЧЕГО ОБИДНЕЕ СЛОВА "ТУРОК" ОТЕЦ НЕ ГОВОРИЛ"

- Я вот иногда думаю: может, если бы ваш отец был мягче с соратниками, они бы с ним так не обошлись? Он же их и распекал, и мог прикрикнуть...

- Особых разносов Никита Сергеевич им не устраивал - это они потом так рассказывали... Повторяю, ничего обиднее слова "турок" не говорил. Ну, раз с Полянским по поводу окладов чабанам поцапался - подумаешь, большое дело. Это как раз и показывает, что ситуация изменилась. Хрущев сказал, что чабанам платят много, а Полянский возразил: "Неправда, Никита Сергеевич, - немного". Поручили Шелепину разобраться - больше ничего. Это заговорщики себе в оправдание придумали, что Хрущев сильно ругался. Да, иногда их бранил, бездельниками называл - ну и что?

- Видите между тем, как все сложилось. К тому времени Никиту Сергеевича не поддерживали уже ни аппарат, ни армия, ни КГБ, да и народ тоже - ему не на кого было опереться...

- Вы совершенно правы, но у всяких реформ есть начало и есть конец.

- Время его ушло?

- Он пришел к их завершению. Вот мы говорим, что у него были большие замыслы, сожалеем, что не успел их осуществить, но на самом-то деле его трагедия такая же, как у Александра II-освободителя, которому наследники попались настолько поганые, что все решили вспять повернуть. И Александр III, который удил рыбку и считал, что Европа его подождет, и его сынишка Николай II довели страну до 17-го года, а Леонид Ильич с товарищем Черненко...

-...до 85-го...

- Нет, куда хуже - до 91-го. У одних революция, у других контрреволюция - это процесс естественный, но когда люди устали ждать, они не хотят и пойдут за Лениным, за Ельциным - за кем хотите...

Из книги Сергея Хрущева "Рождение сверхдержавы".


Никита Хрущев и президент Египта Гамаль Абдель Насер. Москва, Кремль, начало 60-х



"В первые месяцы 1964 года завязался узелок кризиса, который отцу, оказалось, не суждено было пережить. На сей раз события разворачивались не где-то вдали, а здесь, дома, в Москве, - от отца решили избавиться.

Прошедшее десятилетие он посвятил попыткам наладить, запустить механизм централизованной экономики, отыскать и реально продемонстрировать его преимущества перед стихией, рынком. На решение именно этой задачи нацелены были многочисленные, переходящие одна в другую реорганизации, упразднение одних ведомств и возникновение на их руинах других, борьба за сокращение разбухшего бюрократического аппарата, лишение его реальных и мнимых привилегий. Вначале казалось, что дело сдвинулось с места, но вскоре все снова стало тормозиться, реформы то и дело застревали, натыкаясь на непреодолимые преграды, а окрики, поездки по стране и стремление вникнуть в тонкости ситуацию не улучшали.

Отец не понимал, в чем дело, он нервничал, горячился, ссорился, искал виновных... и не находил. Глубинно, неосознанно он начинал понимать, что дело не в частностях - не работает сама система, но преодолеть себя не мог. Отец обращался к югославской практике и не находил ответа, искал рецепты у профессора Евсея Либермана. Будучи прагматиком, он вплотную подходил к пониманию необходимости введения рынка, называя его материальной заинтересованностью, но, как человек, выросший в условиях непримиримой борьбы с любыми проявлениями свободы в экономике, решиться произнести крамольное слово не мог.


Верной дорогой идете, товарищи! Николай Булганин и Никита Хрущев с Мао Цзэдуном в Пекине. Октябрь 1954 года

Пришла пора переворачивать страницу.

Разоблачив преступления Сталина и осудив репрессии, XX съезд партии обрек централизованную систему руководства на гибель. Не стало страха, на котором все эти годы она держалась, но ничто не пришло ей взамен. Это осознавалось постепенно, не вдруг, но, по мере осознания, верха все ощутимее теряли возможность диктовать свою волю. Еще вчера послушный аппарат переставал выполнять, просто игнорировал неугодные ему указания отца: страх смерти исчез, а все иные рычаги власти находились в руках самого аппарата.

Происходили бесконечные перемещения из кресла в кресло, временные падения компенсировались новыми взлетами. Случались, конечно, и трагические исходы. В порыве желания выслужиться, досрочно выполнить призыв обогнать Америку по надоям молока и производству мяса секретарь Рязанского обкома Ларионов решил не связываться с выращиванием скота в своей области - скупил мясо у соседей. Его победный рапорт прогремел на всю страну, но... фальсификация выплыла наружу. Едва успев прикрепить к груди звезду Героя Социалистического Труда, ему пришлось, спасаясь от позора, пустить себе пулю в лоб - другие мирно, без шума уходили на пенсию, в отставку. Сталинские времена закончились - чтобы избежать неприятностей, следовало только не переходить границы...


Встреча Никиты Сергеевича с председателем Союза Коммунистов Югославии «дорогим товарищем Иосипом Броз Тито». После Второй мировой войны верный ленинец Тито вел соответствующий образ жизни, проводя до шести месяцев в году в своих фешенебельных резиденциях на островах архипелага Бриюни, где ухаживал за садом, рыбачил и, видимо, много думал



"Старик" своей непоседливостью надоел всем.

Ближайшие соратники, а большинство из них были лет на десять моложе отца, нетерпеливо ожидали, когда они сами доберутся до рычагов власти, избавятся от опеки, поучений, выговоров. Становилось невтерпеж, так и подмывало поторопить события.

Аппарат жаждал спокойствия и стабильности. Все эти пересадки, перетряски сидели в печенках - хотелось, забыв страхи сталинской поры, пожить в свое удовольствие, расслабиться от постоянного напряженного ожидания реорганизаций. Наверху требовался человек свой, надежный, и чем скорее, тем лучше.

Армия роптала на проведенные сокращения, в результате которых не только вернулись домой солдаты, но и остались без работы офицеры. Теперь им приходилось срочно менять профессию, начинать в зрелом возрасте жизнь сначала, а тут пошли разговоры о полной реорганизации - не сокращении, а коренном изменении структуры Вооруженных Сил. Генералитет жаждал нового главнокомандующего, понимающего их чаяния, защищающего их интересы.

Интеллигенция тоже потеряла веру в отца - он ухитрился поссориться со многими еще вчерашними своими сторонниками. Художников учил рисовать, поэтов - писать стихи, режиссеров - ставить спектакли и снимать кинофильмы: даже музыкантов не миновала чаша сия. Сегодня мы можем попытаться определить меру ответственности, отыскать истинных вдохновителей этого шабаша, но тогда на виду оставался один он, и, казалось, уйдет отец, и можно будет вздохнуть спокойно - избавления всегда ждут с нетерпением.


Нина Петровна с Джоном Кеннеди во время встречи Никиты Хрущева с президентом США в Вене. Шенбрунский дворец, 1961 год

Убежденный в экономических преимуществах крупных механизированных сельскохозяйственных производств (нескладное слово отвечает сути наиболее полно), отец, не дожидаясь результатов, энергично принялся за сокращение малоэффективных подворий и приусадебных участков - они, казалось ему, связывают руки крестьянам, становятся обузой на фоне грядущего изобилия. Крестьяне же считали иначе и проклинали еще совсем недавно столь популярные преобразования. От грядущих наверху перемен они ждали только облегчения.

В переполненной портретами отца стране каждый шаг связывался с его именем, а назойливые славословия навязли в зубах.

...Отец исчерпал себя. Его время истекло. Эксперимент построения общества, основанного на централизованной экономике, подошел к своему завершению. Ученые говорят, что отрицательный результат - тоже результат, но подопытному кролику от этого не легче.

Анализ причин, истоков ошибок и поражений - удел истории. Обществу же предстояло сделать следующий шаг - только куда? Вперед? В неизведанное? Зачем?

Те, кто принимали решения, крепко держали вожжи в своих руках и так же, как и аппарат, жаждали не бури - покоя, не процветания - достатка. Конечно, для народа, но если пока не получается, то для лучшей, избранной его части. Пора преобразований прошла, наступала эпоха тяжеловесной стабильности. Выбор сделали. Шагнули назад. Так проявляла себя историческая закономерность.

Наверху столковались довольно быстро. Оказалось, две группы противников отца двигались навстречу друг другу. С одной стороны "копали" московские украинцы, пришедшие в столицу вслед за отцом, его "сторонники" с периферии. Естественным лидером у них стал Брежнев - в руках второго секретаря ЦК сосредоточены все нити связи с обкомами, республиками, армией, КГБ. Примыкали к нему Подгорный и Полянский - они не так давно угнездились в ЦК и Совмине, но чувствовали себя уверенно.


«Очень приятно, дорогой товарищ Жаклин Кеннеди!»



Другую группу вел Шелепин, лидер молодых. Комсомольцев, как их называли. Его люди внедрились повсюду - в аппарат, КГБ, армию, к тому же пополнение аппарата шло из комсомола - точнее, из его Центрального комитета.

Встретившись, объединились, хотя молодым пришлось потесниться, уступить лидерство Брежневу - без него шансы на успех резко понижались".

"ЕЩЕ НА ПИЦУНДЕ ОТЕЦ СКАЗАЛ МИКОЯНУ: "СЕРЕЖА БЫЛ ПРАВ"

- До Никиты Сергеевича Хрущева ни один руководитель советской страны не уходил в отставку - всех выносили вперед ногами. Он был первым, кого сместили с поста, а как это происходило: болезненно, вызывающе или достаточно деликатно?

- Это было грубо, конечно, но все же не так, как при Сталине. Хрущев сказал: "То, что теперь первое лицо в государстве могут освободить без крови, - огромное достижение: уже одно это дает мне право считать, что жизнь свою прожил не зря". Ему же два дня на пленуме говорили в лицо всякие гадости.

- Вчерашние соратники и заискиватели?

- Ну разумеется. Во многом, должен заметить, претензии были правильные, но эти же люди сами принимали решения там, где можно было и так, и сяк...


Первые леди: Нина Петровна и Жаклин Кеннеди

- Хлопали, да?

- Не только хлопали - голосовали! У меня есть все материалы Президиума ЦК - два тома, где обсуждают какие-то проблемы, а потом состоялся пленум, которого Брежнев очень боялся...

- Долго он шел?

- Уложились в часа полтора, даже меньше - минут в 40, потому что доклад Суслова продолжался всего 15 минут. Проголосовали за отставку отца, выбрали Брежнева и Косыгина.

- Тут же, мгновенно?

- Да. Они опасались, что если распустить делегатов, продуманный сценарий даст сбой...

Из книги Сергея Хрущева "Хрущев".

"В то время мы не знали еще, что отец уже принял решение уйти без борьбы. Поздно вечером он позвонил Микояну и сообщил, что если все хотят освободить его от занимаемых постов, он возражать не будет.


Такие люди, и без охраны! Нина Петровна с полицейским в Вашингтоне. Начало 60-х



- Я уже стар и устал. Пусть теперь сами справляются. Главное я сделал: отношения между нами, стиль руководства поменялись в корне. Разве могло кому-то пригрезиться, что мы можем сказать Сталину, что он нас не устраивает, и предложить ему уйти в отставку? От нас бы мокрого места не осталось, а теперь все иначе - исчез страх, и разговор идет на равных: в этом моя заслуга. Бороться не буду.

Телефон прослушивался, и его слова мгновенно стали известны кому надо".


- Никита Сергеевич не заплакал, услышав в свой адрес нелицеприятные обвинения?

- Заплакал.

- Прямо там?

- Нет, когда пришел домой. Знаете, это все равно как если бы паровоз на полном ходу налетел на стену...

У него нервный срыв случился: какое-то время лились слезы, он не знал, что делать, ходил, ходил... На этой почве началось воспаление поджелудочной железы - мы даже боялись, что рак, но диагноз не подтвердился.

Из книги Сергея Хрущева "Хрущев".


Никита Сергеевич в центре внимания во время остановки поезда в Санта-Барбаре. Штат Калифорния, начало 60-х

"Все утро 14 октября прошло в томительном ожидании - наконец около двух часов дня из приемной отца в Кремле позвонил дежурный - и передал, что Никита Сергеевич поехал домой. (Обычно днем он никогда домой не приезжал, экономя время, обедал в Кремле). Я встретил машину у ворот.

Отец сунул мне в руки свои черный портфель и не сказал, а выдохнул:

- Все... В отставке...

Немного помолчав, добавил:

- Не стал с ними обедать.

Все кончилось, начинался новый этап жизни. Что будет впереди, не знал никто - ясно было одно: от нас ничего не зависит, остается лишь ждать.

Что происходило на заседании, отец не сказал, а я не хотел травмировать его вопросами. Лишь спустя годы узнал подробности.

Наиболее обстоятельно происходившее отражено в записях Петра Ефимовича Шелеста, которые он вел по ходу заседания Президиума ЦК. "Хрущев подавлен. Изолирован. Бессилен что-либо предпринять и все же нашел в себе силы и мужество произнести: "Благодарю за то, что все же кое-что сказали о моей деятельности положительного. Рад за Президиум, в целом за его зрелость - в формировании этой зрелости есть и крупинка моей работы".


Хрущев приветствует американцев через окно. Штат Айова, город Де Мойн, начало 60-х



И это говорит человек, выдержавший два дня чудовищных обвинений, человек, находившийся в тяжелейшем моральном и физическом состоянии.

- Всех нас, и меня в том числе, воспитала партия, - говорил, по свидетельству Шелеста, в своем последнем выступлении отец, - в нашем политическом положении только ее заслуга. Я понимаю, что это моя последняя политическая речь, как бы сказать, лебединая песня. На Пленуме я выступать не буду, но хотел бы обратиться к Пленуму с просьбой...

"Не успел он договорить, - пишет Шелест, - с какой просьбой хочет обратиться, как последовал категорический ответ Брежнева: "Этого не будет!". Его поддержал Суслов.

У Никиты Сергеевича на глазах появились слезы, а затем он просто заплакал... Тяжко было смотреть... Я думаю, - предполагает Шелест, - он только хотел сказать: "Товарищи, простите меня, если в чем виноват. Мы вместе работали, правда, не все сделали...". Думаю, другого бы он не сказал, ведь был в одиночестве, и все было заранее предрешено".


- Придя домой после Президиума, Никита Сергеевич...

-...мы пошли с ним гулять.


Визит Хрущева в Индию. Взаимное кормление — древний обычай высшего кашмирского гостеприимства

На следующий день вместо ЗИЛа за отцом пришла "чайка", но и ее через несколько часов заменили "волгой": дескать, хотел всех пересадить на машины попроще (как ваш киевский мэр Черновецкий) - получай!

- Отыгрались, одним словом...

- Ну да. Пришел новый начальник охраны, который, кстати, очень уважительно к Никите Сергеевичу относился.

- Что вы почувствовали, когда узнали, что отец больше не первый секретарь ЦК и не председатель Совета Министров СССР?

- К этому я был готов за месяц до его отставки, когда говорил с Галюковым...

- Вы, значит, ему поверили?

- Конечно, и когда один из заговорщиков позвонил на Пицунду (кстати, все утверждают: это был Брежнев, а мне казалось - Суслов - ну неважно!), сразу все понял.

- Отец тоже все понимал, вылетая в Москву?

- Конечно. Еще на Пицунде сказал Микояну: "Сережа был прав".


Последний раз на трибуне Мавзолея. 1 мая 1964 года


"НАЧАЛАСЬ ЖУТКАЯ СУЕТА: А НУ КАК ХРУЩЕВ НА КРАСНУЮ ПЛОЩАДЬ РВАНЕТ НАРОД ПОДНИМАТЬ"

- В фильме "Серые волки", который по этим событиям сняли, показана правда?

- Не до конца. Хрущев, например, командующему Киевским военным округом Кошевому (тогда генералу, впоследствии - маршалу) не звонил, да и никому другому тоже - не в его это характере, но когда я сказал об этом режиссеру (сценарий же по моей книге писали), тот переспросил: "Ты там был?". - "Не был". Он: "И я не был. Ты так думаешь, а я так". Понимаете, фильм - это вольная такая трактовка... В нем, например, Хрущев изображен, как мне говорил Ролан Быков, с симпатией, но тот же Быков сказал: "Его я живьем не видел, поэтому играл не твоего отца, а своего". Нет вопросов, пожалуйста, только когда маленькому Ролику отец говорит: "Есть два мнения: мое и глупое", - это одно, а когда вы вкладываете такие слова в уста руководителя государства - звучит совсем по-другому.

- Если не ошибаюсь, вы хотели, чтобы роль Никиты Сергеевича сыграл Евгений Леонов...

- Да, я считал, особенно после "Тевье-молочника" (спекталкь Марка Захарова "Поминальная молитва" в театре "Ленком". - Д. Г.), что по структуре он ближе. Быков, вне всякого сомнения, гениальный артист, но он Бармалей из сказки, гусар из комедии "Женитьба Бальзаминова"... Во многом у отца был другой характер, не такой, как у героя картины, но, во-первых, Быкова не переделаешь, а во-вторых, все почему-то считали, что Хрущев был взрывным. На самом же деле, ничего подобного: отец был эмоциональным, но охотно такой имидж использовал и часто на этом играл, стремился других испугать.


Сергей Хрущев — Дмитрию Гордону: «Вот мы говорим, что у Никиты Сергеевича были большие замыслы, сожалеем, что он не успел их осуществить, но на самом-то деле трагедия его такая же, как у Александра II-освободителя, которому наследники попались настолько поганые, что все решили вспять повернуть»

Вспоминаю, к примеру, его первое телевизионное интервью. Впервые оказаться под прицелом телекамер, естественно, страшновато - мне Эйзенхауэр рассказывал, как этого боялся, - и Хрущеву было не по себе, потому что он понимал: потом ничего не изменишь. Пока западные телевизионщики готовили в соседнем кабинете камеры, он волновался: как быть?, а потом открыл дверь, неожиданно вышел к ним и стал кричать: "Прислужники империализма, провокаторы, вы еще будете всякие вопросы мне здесь задавать?!". Понятно, обескураженные гости растерялись, а он сделал шаг назад и закрыл за собой дверь. В итоге тележурналист, который брал интервью, робко спросил: "Никита Сергеевич, а что вы, вообще-то, хотите сказать?".

- После отставки у Хрущева состоялся разговор с Брежневым - о чем они говорили?

- Да ни о чем. Брежнев вызвал его...

- Вызвал?

- Естественно. Ну, пригласил - скажем так.

- Леонид Ильич не прятал глаза, не испытывал какой-то неловкости?

- Не знаю. Наверное, ему неудобно было, а разговор чисто деловой был. "Жить, Никита Сергеевич, будете в резиденции на Ленинских горах, дачу вам сохраним, пенсия будет равна вашему окладу...". Отец ответил: "Спасибо. Жить буду, где скажете. Готов". Ровно через неделю после этого ему повелели: "Из резиденции съехать!", через месяц - "Дачу освободить. Оклад будет вполовину меньше".

- Это был фактически домашний арест?

- Нет.

- Никита Сергеевич мог ездить куда хотел?

- За исключением тех мест, где появляться не следовало. Если, допустим, хотел посетить демонстрацию на Красной площади или, пока был членом ЦК, пойти на пленум, ему звонил зав общим отделом Малин и говорил: "Вам туда очень не рекомендовали ходить". Во все другие места, пожалуйста, - в театр, в музей...". Поначалу отец спорил, но что было толку?

- Мне кажется, даже поверженный, он казался своим бывшим соратникам опасным. Они действительно ждали от него каких-то непредсказуемых, неконтролируемых действий?

- Нет. Все это кончилось 23 октября - после встречи космонавтов Комарова, Феоктистова и Егорова, с которыми Хрущев, когда они летали еще на орбите, беседовал, обещал им личный теплый прием на Земле. Все же тогда транслировали по телевизору: от встречи в аэропорту до чествования на Красной площади. Никита Сергеевич посмотрел репортаж о встрече в аэропорту, походил в задумчивости по комнате и сел в машину, которая у порога стояла, буркнув коменданту Мельникову: "На дачу". Они выехали (тогда мы еще жили в особняке на Воробьевых горах) и направились вниз. Руководству тут же доложили: "Хрущев к Бородинскому мосту следует", а оттуда, если свернуть налево, дорога на дачу, а направо - в Кремль. Телефонов в то время в машине не было, а поскольку Мельников сел с отцом, он не успел предупредить охрану. Началась жуткая суета, паника: а ну как Хрущев на Красную площадь рванет народ поднимать...

-...кошмар!..

-...но он свернул налево... Вечером, когда вернулись домой, пришел Мельников и, пряча глаза, сообщил: "Никита Сергеевич, с завтрашнего дня жить вас просили на даче и в город не приезжать. Семья может в этой резиденции находиться, пока не подыщут квартиру".

- Была ли установлена за вашим отцом слежка и прослушивали ли его телефоны?

- Ну, разумеется, а меня вообще всю жизнь слушали. Когда при Горбачеве на короткое время перестали, кто-то спросил: "Как ты себя чувствуешь?". - "Да брошенным каким-то, - ответил, - вроде как никому не нужен".

- Как Никита Сергеевич относился к тому, что за ним следят?

- Никак. Игнорировал. И я тоже. В доме у него повсюду стояла прослушка, но техника была...

-...допотопная?..

-...соответствующая. Иной раз мы с отцом в спальне стоим, и вдруг музыка начинает звучать - она как-то сюда транслировалась. "Ну-ка пойдем поищем, - говорю, - где эта музыка играет": они сразу ее выключали. На поминках профессор Жуковский, приятель отца, вышел, когда уже за столом посидели, отлить под окном охранников. Вернулся в ужасе: "Там передают все, что мы говорим". Я его успокоил: "Миша, не переживай - это подслушка".

Киев - Провиденс (США) – Киев

(Продолжение в следующем номере
)



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось