Елизавета: «Рома Абрамович бабушку мою уверял, что рядом с папой только молчать хотел и его слушать. Ромой папа очарован был, как к сыну, что ли, к нему относился, а он его обокрал»

(Продолжение. Начало в № 30)

«Иногда я ощущала, что и моя жизнь немного в опасности»

— Мне фильм Павла Лунгина «Олигарх» очень нравится, который, на мой взгляд, исключительно точно происходившее на территории бывшего СССР в «лихих 90-х» отражает. Считается, что прототипом главного героя Платона Ма­ковского, которого блестяще Владимир Машков сыграл, именно Борис Абрамович Березовский стал. Об этом я с ним разговаривал, спрашивал даже, не финансировал ли он эту картину, — он сказал, что нет, но, в общем-то, мягко согласился с тем, что прототипом дейст­вительно был. Смотрела ли ты «Олигарх» и похожи ли, на твой взгляд, судьбы отца и Платона?

— Ответить на этот вопрос не могу, потому что видела фильм очень давно и он, кстати, мне не по­нравился, поэтому смотрела его одним глазом.

— На твоего отца несколько покушений было, после которых он, в общем-то, выжить не должен был, но выжил. Ты понимала, что его в любую минуту убить могут?

— Понимала, но после первого покушения папа сам считал, что ему еще одна жизнь дана, и очень это ценил, к этому уже как к бонусу относился. Поэтому, видимо, готов был к тому, что все в любой момент может закончиться.

— А ты к этому готова была?

---

---

— Ну, готовой к этому совсем быть нельзя, но, конечно, все время в каком-то таком нервозном состоянии пребывала. Иногда, если в Москве с папой куда-то шла, сознавала, что в большей опасности нахожусь...

— ...тоже мишенью являешься...

— ...и, в принципе, ощущала, что и моя жизнь уже немного в опасности — просто из-за того, что я его дочка, но должна была это принять: другого выбора не было.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону, 2007 год.

«— Просто в одну секунду я отчетливо понял, что только один есть вариант — рискнуть и из автомобиля выскочить. Рывок наружу и... Слава Богу, никто не стрелял... Первое, что я спросил: «Как остальные?». Сказали, что с водителем очень плохо (что ему голову оторвало и он на месте погиб, от меня тогда скрыли).

— Состояние испуга, шок — что испытали?

— Трудно ответить... (Пауза). Наверное, шок. Возможно, испуг тоже, но после того, как из машины выбрался и под пули не угодил, он быстро прошел. Потом мутная медицинская история в Первой городской больнице была... Поначалу везти в ЦКБ хотели, но я-то знал, что лучшие врачи не в «кремлевке», а там, где приличную практику каждый день имеют. Позже, когда понимание того, что же случилось, пришло, я, как любой в такой ситуации человек, перед банальным выбором оказался: что делать дальше?

— Начатое продолжать или...

---

---

— Или в угол забиться и жизнь свою изменить, или спасение как подарок судьбы принять и прежним курсом следовать — просто жить, жить... В общем, я выбор сделал и нисколько о нем не жалею (несмотря на то что и после этого уже много чего произошло)...

— Сколько всего на вас покушений совершено?

— Вообще-то я не считал, хотя... Серьезных — пять».

«Думаю, мои телефоны до сих пор слушают — в последнее время они совсем плохо стали работать»

— К такому человеку, как Борис Березовский, подобраться через его детей могли — за тобой следили?

— Несколько раз чувствовала, что следят, такие периоды были, и после того, как папа из России уехал, ощущала, что воз­вращаться туда мне опасно. Ну, это какая-то немного прикольная игра была (улыбается).

— Телефоны наверняка прослушивались...

— Да, но это всегда было — поскольку папа за границу ездил, нам с сестрой еще в детстве объяснили: ничего лишнего по ним не говорить.

— Твои телефоны до сих пор слушают, как считаешь?

---

---

— Думаю, да, причем в последнее время они как-то совсем плохо стали работать — звонить иногда сложно.

— Борис Абрамович наверняка своим детям блестящее образование дал, а ты где училась?

— Вначале 10 лет в английской спецшколе в Москве — 4-й, той самой, которую папа окончил. Мы просто в том же районе жили, но меня в ту школу брать не хотели, потому что плохо читала. Только из-за папы взяли, по блату: «Колобок» со слезами на глазах читала, и все 10 лет вынуждена была выслушивать, каким хорошим был папа...

— ...и какая плохая ты...

— ...хотя отец большим хулиганом был, но все это почему-то забылось. Потом я два года во Втором медицинском институте училась — это период был, когда мы с папой не разговаривали...

— ...а на каком факультете ты занималась?

---

---

— Сперва на медико-биологическом, затем на педиатрии — два года всего, но понимаю, как организм устроен. Ну а потом как раз папа первые хорошие деньги зарабатывать начал и мне вместе с сест­рой в Германию предложил уехать — мол, учебу в Гете-институте оплачу, немецкий язык изучайте (с тех пор мы с ним разговаривать начали — это такой предлог был общение возобновить). В общем, он нас в маленький город Изерлон, в центре Западной Германии, отправил — как раз в тот момент знаменитая стена рухнула, мы на экскурсию в Берлин поехали, и я поняла: все, хочу в этом городе жить! Папе об этом сказала, но он отрезал: «Ни в коем случае!».

— Почему?

— Дескать, город это опасный, и я не для того из России тебя отправлял, чтобы в Берлине ты оказалась... После чего я именно в берлинский Гете-институт записалась и ждала, пока ни в одном другом институте места, кроме как там, не окажется, ну и сообщила папе, что либо в Москву вернуться должна, либо в Берлине остаться. Дальше уже в Берлине жила — полтора года, а потом мы с сестрой места в Кембрид­же получили и на три года туда уехали.

Факультеты опять я меняла — вначале экономику изучала и поняла, что это ужасно скучно, невыносимо и зачем я туда вообще полезла... После этого Classics выбрала — все, что древнего мира касается.

«В Кембридже три года на пределе человеческих возможностей держат — сколько бы ты ни делал, все равно недостаточно»

— Лиза, а Кембридж — это круто? Дей­­ствительно образование выдающееся?

— Шикарное! Учиться там очень сложно, потому что тебе больше заданий дают, чем выполнить сможешь, три года на пределе человеческих возможностей держат — сколько бы ты ни делал, все равно недостаточно. Даже если 24 часа за­ни­ма­ть­ся будешь и не спать, все равно с полным объемом не справишься.

— Когда твой отец активно в большую политику вошел, у него много соратников, партнеров, друзей появилось, и наверняка с кем-то из них ты общалась — кто же запомнился особенно?

---

---

— Ну, я не так плотно с политиками общалась — интереснее встречи с творческими людьми были, потому что папа ведь фонд «Триумф» основал, и, конечно, там невероятное количество ярчайших личнос­тей было, а с политиками папа если и знакомил, то весьма шапочно. Единственный раз, помню, к отцу в Дом приемов «ЛогоВАЗа» заехала, и он мне сказал: «Я с очень важным человеком тебя познакомить хочу» — как-то так это произнес, что я поняла: что-то сейчас не­обычное предстоит, и он меня Наине Иосифовне Ельциной представил. Видела я ее буквально пару минут — просто папа очень хотел, чтобы мы познакомились.

— Приятная женщина?

— Да, очень — мне кажется, с Борисом Николаевичем красивой они были парой. Доброе, светлое впечатление она на меня произвела, а когда с политиками я общалась... Помню, папу тогда исполнительным секретарем СНГ назначили, и он должен был все...

— ...столицы объехать?

— Даже не столицы — все республики СНГ, но какие-то уже посетил, и это одна из последних поездок была. Как я понимаю, папа моим загульным образом жизни обеспокоен был, поэтому решил повнимательнее на меня посмотреть, чтобы узнать, что же со мной происходит и насколько я вообще вменяемая, — словом, позвонил и спросил, не хотела бы я прямо завтра с ним в такую поездку отправиться. Я, конечно же, согласилась, и меня предупредили, что все платья с закрытыми плечами должны быть, потому что мы в азиатские республики едем.

Поездка очень насыщенной была, папа самолет какой-то швейцарской авиакомпании арендовал, достаточно большая делегация, состоящая из политиков и бизнес­менов, сформировалась, и мы по два перелета в день делали. В шесть утра ежедневно вставали, завтракали, в другой город вылетали, там нас встречали, всегда отдельная машина для папы была, черная, и вторая для меня — белая. Меня с цветами встречали, ко мне неизменно какие-то прекрасные женщины были прикреплены, и у меня своя программа была — я какой-то Раисой Максимовной себя чувствовала (смеется). В одном месте мы на исторические раскопки или на могилу поэта ехали, в другом мне говорили: «Сейчас мы на фабрику с ткачихами встречаться отправимся» — все это мне безумно нравилось и нереальным, фантастическим казалось, вдобавок каждый вечер я, наконец, папу видела...

— ...на приеме...

— Это закрытый ужин всегда был, на нем 10, от силы 20 человек присутствовало, среди которых президент какой-нибудь...

— ...наверняка Назарбаев, Каримов...

---

---

— (Кивает)... Ну да.

— Интересно там было?

— Очень — прямо как в кино, но поскольку событий много было, потихоньку члены делегации из строя выходить стали... Первый, я помню, Сурков не выдержал — сказал, что плохо себя чувствует, такой темп невыносим, и попросил в каком-нибудь очередном аэропорту его бросить. В итоге почти все так «заболели», и единственные, кто бодряком держался, — я и папа. Я все-таки папина дочка, я тоже очень мало сплю и не сильно устаю, но это известный факт, что папин темп выдержать практически никто не мог.

— Сколько же Борис Абрамович в сутки спал?

— Часа четыре, ну пять.

— И хватало?

— Абсолютно. Легко просыпался, после этого еще плавать шел, или бегать, или гулять обязательно. К здоровью своему достаточно серьезно относился.

«Ельцин — единственный президент, за которого я голосовала, причем один раз в Берлине, второй в Лондоне»

— 90-е годы в России под знаком Ельцина прошли, причем твой отец очень много для укрепления его власти сделал, для того, чтобы он продолжал на президентском посту оставаться. Каким твое отношение к Ельцину как политической, исторической фигуре было тогда и какое оно сейчас?

— Позитивное, потому что, когда в авгус­те 91-го в Москву танки вошли и стремительно все менялось, личность появилась, готовая на себя какую-то ответственность взять (я, правда, тогда очень молодой была и на политику мало внимания обращала). Могу сказать, что Ельцин — единст­венный президент, за которого я голосовала, причем один раз в Берлине, второй в Лондоне, и вот за одну эту возможность, что могу за границей находиться и там голос свой отдавать, на выборы я ходила.

Мое представление о Ельцине с папиным связано, потому что в этом он на меня повлиял, а он очень хорошо к Ельцину относился, своим учителем его считал, всегда исключительно уважительно о нем отзывался. По мнению папы, вся свобода, которая в России существует, — заслуга Ельцина, то есть, если бы он не хотел, ее бы не было, и папа считал, это очень круто, что Ельцин свободу прессе дал. Папе самому было иногда неприятно слышать и видеть, что о нем говорят, но он терпел, потому что понимал, насколько это важно, и, конечно, когда Борис Николаевич умер, папа очень расстроен был, ну прямо очень-очень. Кстати, единственная фотография с известным человеком, которая у папы в кабинете стояла, с Ельциным была. В семье у нас привычки напоказ карточки выставлять не было, но эта у него стояла всегда.

---

---

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону, 2012 год.

«— Ельцина вам не хватает?

— Бориса Николаевича одним из трех-четырех своих учителей я считаю — он реально меня научил... (Пауза). Нет, научиться этому, вообще-то, нельзя — как же сказать? Ельцин меня встряхнул, на многое в прямом смысле слова глаза открыл, он величайший, я полагаю, реформатор России за всю ее историю, и что интересно: кто вот, на ваш взгляд, в Москве на Болотную вышел, что это за люди?

— Дети 90-х...

— Верно, граждане от 16 до 35 лет — я их «рожденные не в СССР» называю, то есть те, чей менталитет в 10 ельцинских лет сложился. Чекисты тот период «лихими девяностыми» окрестили, причем в это определение негативный смысл вложить попытались, но русский язык не такой примитивный. Что такое лихой? Смелый, а что значит смелый? Свободный, поэтому они правильно годы те ненавидят, когда страной управлял, как я в одном из своих писем пишу, родитель и радетель свободного русского человека Борис Николаевич Ельцин — вот он для меня кто».

«Отца покорило то, что Путин какую-то услугу ему оказал и денег за это не попросил, хотя это было бы совершенно нормально»

— В конце 90-х, когда Ельцин стал стар и слаб, разговоры о преемнике зашли, и Борис Абрамович мне рассказывал, сколько кандидатур они перебрали: и Кириенко, и Степашина, и Аксененко... Все было не то, и в конце концов на Путина вышли, и твой отец решающую роль сыграл в том, чтобы именно Путин официальным преемником Ельцина стал. В интервью Борис Абрамович мне сказал: «Когда на даче у Путина зашел разговор, не подумать ли Володе о президентстве, он наклонился ко мне и произнес: «Послушай, знаешь, чего я больше всего на свете хочу? Быть Березовским. Дайте, пожалуйста, мне «Газпром»!». Что отец о том времени тебе рассказывал? Действительно ли Путин достаточно скромные амбиции имел и «Газпром» был для него вершиной?

— Помню одно: когда все это происходило, про Путина ничего не знала. Мне очень странно было: ну как руководитель ФСБ президентом стать может? Мне с самого первого дня было понятно, что...

— ...хорошего не жди...

— ...причем я же своим отцом воспитана, и почему он решил, что какие-то исключения из правил возможны, мне совершенно непонятно. Впрочем, мы нечасто такие подробности обсуждали...

— Почему же отец Путину поверил, как думаешь?

---

---

— Я слышала, его покорило то, что Путин какую-то услугу ему оказал и денег за это не попросил, хотя это было бы совершенно нормально.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону, 2012 год.

«— Очень часто президентами или лидерами нации не те становятся, кто в школе или в институте отличниками были, а идейные, убежденные, волевые.

Я в свое время сказал, что «воля — это убежденность, превращенная в действие», и именно это качество мне в Путине импонировало. Не говорю в данном случае о собственном опыте, о том, как он себя в некоторых этических ситуациях лично со мной повел...

— Он же на день рождения вашей жены, несмотря ни на что, приехал...

— Да, в то время, когда в состоянии войны с Примаковым я был. Он также Собчака поддержал, когда тот выборы губернатора Санкт-Петербурга проиграл и был в коррупции обвинен, не отказался от него, и для меня это моменты важные были, поэтому казалось: нет опыта? А может, это, наоборот, здорово — как и то, что ка­­гэбэшник. Конечно же, я не прав был: дейст­вительно, это порода особенная, но тогда так не думал.

— Он, дескать, парень отличный, а другой может неблагодарным оказаться...

— Не в этом дело — вы сейчас повторяете то, что от многих я слышал: Путин, мол, просто Березовского вокруг пальца обвел (в том смысле, что я рассчитывал, что, кроме «Сибнефти», еще и «Газпром» получу, и практически всю оставшуюся часть Российской Федерации — ее богатства). Разумеется, это гипотеза, но если уж рационально мыслить — не о политике, не о России, а исключительно как бизнесмену, — когда у тебя столько всего, это просто защитить нужно, а что значит «защитить»? Устойчивую политическую систему создать...».

— Основным конкурентом Путина в президентской гонке Евгений Максимович Примаков был, и Борис Абрамович мне говорил, что президентом он не должен был стать ни при каких обстоятельствах, — он очень непримиримо к Примакову относился и потому Путина предпочел. Разговор на эту тему у вас был?

— Разговоры только о том были, что Примаков абсолютно точно хуже Путина, причем самый последний обмен мнениями на эту тему где-то за год до смерти папы у нас состоялся. Я его опять спросила...

— ...ну почему?..

— ...нет, не поменял ли он свое мнение уже сейчас, и он ответил: «Нет, все равно Путин лучше». Ему казалось, что страна с Примаковым еще больше назад откатится, хотя, может, сегодня он бы уже так не думал...

---

---

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону, 2007 год.

«— В одном из своих интервью вы сказали, что решающую роль в назначении Путина на должность президента России сыграли, — эти слова подтверждаете?

— Прежде всего подтверждаю, что никогда такого не говорил. Решающей роли я не сыграл, хотя был одним из тех, кто в подготовке этого решения для Ельцина участвовал. Действительно, тогда я считал, что выбор между Примаковым и Путиным — это выбор между плохим...

— ...и очень плохим...

— Нет, между плохим и хорошим, а теперь понимаю, что да — между плохим и очень плохим. Тем не менее, несмотря на то, что произошло, — и со мной в том числе, но прежде всего, конечно, с Россией, — я и сегодня Путина предпочел бы, не Примакова».

«Вопросов к Путину у меня нет»

— Борис Абрамович мне рассказывал, что за взрывами домов на Каширском шоссе, за рядом террактов, которые к началу Второй чеченской войны подтолкнули, именно Владимир Путин стоял — вы это с отцом обсуждали?

— Ну да, он мне об этом как об очевидном говорил, но без подробностей.

---

---

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону, 2012 год.

«— Иными словами, вы утверждаете, что дома на Каширском шоссе не террористы взорвали — свои?

— Давайте говорить конкретно: не терминами гипноза, а опираясь на факты, и я один-единственный случай рассмотреть предлагаю, который ярче других показывает, что же происходило, — имею в виду не­удавшуюся попытку взрыва многоквартирного дома в Рязани. История абсолютно кристальная, потому что вся она — в официальных информационных сообщениях, в документах, фотографиях, видеозаписях...

После взрывов на Каширском шоссе и в Волгодонске, когда вся страна панически мало кому известного до тех пор гексогена боялась, в Рязани простой водитель автомобиля двух людей заметил, около подъезда какие-то мешки выгружавших. Это подозрительным ему показалось, и он об увиденном в органы сообщил — не знаю, в милицию или в ФСБ. Согласно самой первой информации, когда народ известили о том, что в Рязани террористический акт предотвращен, в подвале большого дома взрывчатка была найдена и взрывное устройство (его фотографию позднее в местных газетах опубликовали и на интернет-сайтах разместили), а один из прибывших на место силовиков четко сказал, что в мешках таки гексоген обнаружен.

Вскоре и оба злоумышленника были задержаны, которых террористами объявили, но затем вдруг сообщение появилось, что это сотрудники ФСБ: они, мол, в центральной организации работали, а арестовывали их коллеги из регионального под­разделения. Получается, значит, рязанских эфэсбэшников об этой спецоперации в известность центр не поставил?

Буквально через день или два в Кремле совещание (по-моему, силовых структур — сейчас уже точно не помню) состоялось, где с промежутком в полчаса министр внутренних дел Рушайло и директор ФСБ Патрушев два противоречащих заявления сделали: Рушайло о предотвращении теракта отрапортовал, а Патрушев доложил, что это учения были и бдительные российские граждане за руку «террористов» схватили...

— Хм, а гексоген?

— Дальше Патрушев уточнил, что это не гексоген был, а... сахар. «Более того, — под­­вел он итог, — мы содержимое мешков на полигон вывезли и проверили: это действительно сахар». Извините, ребята, но если учения идут, которые сами же вы и устроили, зачем же проверка нужна? — и такие вот нестыковки буквально по каждому пункту!

По словам Патрушева, вместо взрывных устройств в каждый мешок муляж помещен был, однако я здесь независимое расследование провел, английских и французских экспертов нанял... По опубликованным фотографиям взрывного устройства они монтаж проводов изучили и определили, что на самом деле эта штука работающая — то есть схема абсолютно нормальная. Ну а теперь сами подумайте: если это и впрямь муляж, такая правдоподобность зачем? Вряд ли его изготовители рассчитывали, что среди прохожих или жильцов специалист окажется, которого убедить требуется...

— То есть вы стопроцентно уверены, что этот рязанский дом спецслужбы реально взорвать хотели?

— Уверен ли я? Безусловно».

---

---

— Отец свою ошибку в том, что именно Путина к власти привел, признавал, понимал, что ошибся?

— Да, и он об этом не раз говорил — из­вестный факт.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону, 2012 год.

«— Раскаиваюсь ли я в том, что Путина продвигал? Отвечу так: с одной стороны, о содеянном не жалею, а с другой — безусловно, вину чувствую.

Разумеется, можно сослаться на то, что в 2004-м, когда я уже четыре года говорил о том, какой Путин плохой, 70 процентов населения России абсолютно искренне за него проголосовало — и что, на них никакой ви­ны нет? Конечно же, есть, и, кстати, я убежден: рассуждениям о будущем России не­избежно должно покаяние всех предшествовать».

— Другие, альтернативные, варианты, у Бориса Абрамовича были — об этом он говорил?

— Не помню.

— Путина лично ты когда-нибудь видела?

— Нет.

— А пообщаться с ним хотелось бы?

— А у меня вопросов к нему нет (улыбается)...

— ...и хорошо бы, чтобы и у него их к тебе не было...

— Это точно.

— Что ты сегодня о Путине думаешь?

— Ничего хорошего.

«Бабушка настолько сына любила, что ей совершенно естественным казалось, что и все остальные так его любят»

— Скажи, предавали отца часто?

— В принципе, все началось, когда в Англию он уехал, — до этого все только им восторгались...

— «Какой вы великий!», «Какой даль­новидный!»...

— Ну, таких прямо слов я не слышала, но какие-то подобные вещи были — Рома Абрамович, например, бабушку уверял, что рядом с папой только молчать хотел и его слушать...

— ...и бабушке было приятно?

— Да, она уверена была, Рома от чистого сердца так говорит. Ну, бабушка настолько сына любила, что ей совершенно естественным казалось, что и все остальные так его любят, а потом, когда папа уехал... Причем он же очень сознательно, будучи депутатом Госдумы, уехал...

— ...мандат сдал...

— Да, самого себя депутатской неприкосновенности лишил, и, конечно, большинство вчерашних соратников совершенно по-другому вести себя стали.

— Телефоны его звонить перестали?

— Ой, вот этого я не знаю — по-моему, они у него звонили всегда (улыбается).

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону, 2007 год.

«— Меня предавали не только люди, которые в Кремле сидят, но и, например, партнеры по бизнесу, правда, женщин среди предавших никогда не было — вот такая особенность.

— Это вам плюс!

— Хорошо (улыбается), хоть на кого-то можно еще положиться...».

— Твой отец своим признанием меня огорошил: «Я плохо разбираюсь в людях». Я подумал: Боже, если уже Борис Абрамович Березовский плохо разбирается, то кто тогда хорошо? Он действительно правду говорил, не кокетничал?

---

---

— Нет, эту фразу произносил он неоднократно, однако все равно политикой заниматься хотел. Видимо, общие процессы хорошо понимал, а вот на что каждый отдельный человек способен, нет. Ну, каждый же по себе меряет, и если в папе какие-то вещи отсутствовали, он не мог понять, как в другом они присутствовать могут. Потому, видимо, и ошибался.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону, 2012 год.

«— Вы сказали, что плохо в людях раз­бираетесь, а мне интересно: от каждого, с кем работаете, ожидаете, что он пре­даст?

— Наоборот, я до сих пор считаю, что предать меня не сможет никто (cмеется).

— То есть никаких выводов так до сих пор и не сделали?

— Да, поэтому все мои близкие говорят: «Боря, ты идиот!».

«Папа считал, что главная черта русского народа — рабство»

— Я почему-то думаю, что, поскольку отец не до конца и Россию, и русский народ, и тех, кого во власть привел, понимал, он наивным был человеком. У тебя такой мысли нет?

— Мне кажется, русский народ он как раз понимал и считал, что главная его черта — рабство.

— То есть наивным Борис Абрамович не был?

— Он романтиком был...

— ...а это почти то же самое...

— Ну, не знаю, я сама романтик, и мне такой быть нравится...

— Ну, романтиком лучше, чем циником, быть, правда?

— Конечно.

— По поводу русского народа Бориса Абрамовича цитирую: «Что ж, такой он, русский народ... Такой рабский русский народ, да... Любит, когда его палкой бьют»... Борис Березовский, на ваш взгляд, Россию любил?

— Да, очень: своя, родная... Любил, разумеется, и о том, что происходит, переживал.

— Эмиграция в Англию внутренней трагедией для него стала?

---

---

— В каком-то смысле да, в каком-то, наверное, нет, потому что в Англии жить ему нравилось. Конечно, он ездить в Россию хотел, и вообще было бы прекрасно, если бы своими любимыми вещами на Родине мог заниматься, но это его сознательный выбор был — из России уехать и против Путина выступать. Он ведь всего этого мог не делать...

— ...конечно...

— ...спокойно в России остаться...

— ...по-прежнему олигархом быть...

— ...да, и вообще все бы у него было отлично.

— Мало того, его, думаю, не тронули бы, правда?

— Если бы по-другому себя вел, разумеется.

— Если бы правила игры соблюдал...

— ...и, пожалуйста, у нас масса примеров — тех, кто эти правила принял. Несколько человек отказались, но большинство приняли и чувствуют себя прекрасно.

«Основным своим занятием отец все-таки борьбу с путинским режимом считал»

— Как думаешь, взыграло в нем то, что Путина как бы своими руками он сделал, а тот неблагодарность проявил? Отец, может, показать хотел, что раз так, этими же руками он сможет кого-то другого наверх привести?

— Нет, он, на мой взгляд, больше всего тем руководствовался, что лучше для России было, и считал: чтобы процессы, начатые еще после перестройки, продолжались, не Путин стоять у руля должен. Это причем не личное: ты меня обидел, а я тебя накажу.

— Чем отец в Англии занимался?

— Ну, основным своим занятием он все-таки борьбу с путинским режимом считал, но при этом много путешествовал, писал, с разными людьми общался... Все равно удовольствие от жизни получать продолжал, жил насыщенно.

— Это, однако, не его все-таки страна была — Великобритания? Или его?

— Нет, его страной Россия была, при этом в Великобритании тоже достаточно интересно было — он же первопроходцем среди...

— ...политических эмигрантов стал...

— Да, ведь в Советском Союзе политэмиграция была, но после Горбачева прекратилась, и многие годы политических эмигрантов у нас не было, а сколько их сейчас снова? Папа между тем самым первым был, и через серьезный процесс прошел, с адвокатами...

---

---

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону, 2012 год.

«— В Лондоне вам, судя по всему, неплохо, все вопросы у вас здесь, как я понимаю, решены, и, думаю, Великобритания никогда (хотя и есть мудрое правило: никогда не говори никогда) вас России не выдаст, тем не менее вы заявляли неоднократно, что собираетесь в Москву возвратиться. По-прежнему рано или поздно вернуться домой хотите?

— Ну смотрите: переехали мы сюда не по своей воле — я просто понял, что нас в России ждет... Как раз после гибели под­водной лодки «Курск», когда все уже стало ясно, я жене объяснил: «Лен, никаких проблем, мы можем остаться. Я одним из самых близких к Володе людей буду, но он настолько в своей системе, настолько гэбье насело, что на ситуацию влиять не смогу. Вначале пытался, но увидел, что с этим не справлюсь, а закончит он плохо, его на рее повесят»...

— Вы уже тогда так считали?

— Еще в 2000-м. «Его, — повторил, — на рее повесят, но меня повесят, видимо, перед ним, потому что скажут: «Привел его ты». От этого я никогда не отмажусь, поэтому, Лен, у нас с тобой выход есть — уехать. Бесспорно, будет нам тяжко, преследовать и гнобить будут, но это шанс выжить, а здесь этого шанса нет». Я, кстати, искренне убежден, что Путина на рее повесят за то, что он сейчас делает (может, ногами вверх — не знаю). Худший сценарий, который он для себя придумал, прямо к такому финалу и его, и всех, кто с ним рядом, ведет — собственно, поэтому я здесь оказался.

— В настоящее время вопрос возвращения в Россию перед вами стоит?

— Да, и считаю, что права ограничивать мои передвижения по миру и тем более въезд на родину по политическим соображениям (как бы они ни пытались это иначе представить) не имеет никто. Да, безусловно, утверждать, что у меня ностальгия, что без России увядаю и прямо-таки умираю, не могу, но, конечно, скучаю (и больше всего — по снегу).

Разумеется, я сразу вернусь, как только генеральный прокурор меня приглашать перестанет, а произойдет это, думаю, очень скоро, потому что, какой бы режим после Путина, тянущего страну назад, ни появился, кто к власти бы ни пришел, коммунисты или красно-коричневые, им непременно придется проверку на лояльность будущему пройти, то есть никто счеты с прошлым сводить не станет — все будут смотреть вперед.

— Поэтому и Ходорковского освободят?

— И его, и Лебедева, и других политических заключенных, а следующими в очереди здесь, в Лондоне, уже мы, страдальцы-эмигранты, стоим, и, несомненно, противостоять нашему возвращению не сможет никто, потому что большинство из нас готовы... (Пауза). Никогда бы из России мы не уехали, если бы могли там на такой же суд, как в Англии, рассчитывать, поэтому готовы перед любым российским судом предстать, если он независимым от политики будет в такой же степени, как английский».

«На меня никакого впечатления Абрамович не произвел — вообще никакого»

— Как в течение ряда лет отношения с Романом Абрамовичем у отца складывались? — это же Березовский его привел — и в бизнес, и в политику...

— Не знаю, привел ли его папа в бизнес, — я просто помню, как в первый раз Рому увидела: это в Швейцарии было, и папа очарован им был, как к сыну, что ли, к нему относился...

— А им все, насколько я знаю, очарованы были, он понравиться умел...

— Я это от других тоже слышала, но на меня никакого впечатления Абрамович не произвел...

— Серьезно?

— Вообще никакого.

— Даже его небритость?

— Я на нее совершенно внимания не обратила. Люди восхищались: «Как очаровывать он умеет!», я отвечала: «На меня никакого эффекта не произвел», а они: «Ну, тебя он очаровывать и не хотел, потому так все и произошло» (смеется). Наверное, они правы...

— Что же произошло потом, почему Борис Абрамович c Романом Аркадьевичем судиться стали?

— Основной папиной мотивацией опять же борьба с путинским режимом была, и боролся он всеми доступными способами. Поскольку в Англии начать суд с Путиным он не мог, ему показалось, что большой суд с Абрамовичем все равно...

— ...Путина затронет...

---

---

— ...и это площадка для каких-то таких...

— ...разоблачений будет...

— Да, при этом сказать на этом суде все, что хотел, папа, конечно, не мог, поскольку процесс это был не политический.

— Абрамович действительно твоего отца обокрал?

— Да, это правда.

— То есть он, как утверждал Борис Абрамович, чужие деньги присвоил?

— Да, ведь о том, что «Сибнефть» папе принадлежит, очень многие знали — это секрет Полишинеля. Папа, на самом деле, начал этот судебный процесс, вообще никак не готовясь, то есть не думал: вот, у меня такой-то набор свидетелей, они это и то скажут...

— ...но был уверен, что выиграет: он мне об этом говорил, мы в разгар суда с ним встречались. «В Англии суд независимый, — он сказал, — не то что в России, и я это дело выиграю»...

— У папы к тому моменту неплохой опыт имелся, с английскими судами связанный. В основном это дела по защите чести и достоинства были, все папа выиграл, и ему казалось, что теперь он понимает, как британская судебная система устроена и судья и присяжные очень подробно во всем разбираются. Мне удивительным казалось, как эти люди на заседаниях все эти русские словечки понимать начинают, в специфику вникают...

— ...а ты на суде присутствовала?

— Только один раз: папа попросил на слушание прийти, когда с Фридманом судился. Я пришла, в коридоре Петю Авена встретила, потом у папы спросила: «Зачем ты вообще меня приглашал?», на что отец ответил: «Я хотел, чтобы Петя тебе в глаза посмотрел».

— Романтик...

— Может, это так называется... (Улыбается). На самом деле, во время суда с Абрамовичем какие-то позитивные вещи происходили, потому что выяснилось, что какие-то записи разговора с Бадри Патаркацишвили есть, которые абсолютно доказывали, что «Сибнефть» папе принадлежит, но, например, многие свидетели участвовать отказались, потому что или запуганы, или же перекуплены были.

В любом случае для меня решение судьи очень странным было, тем более что она ведь не сказала: «Не хватает доказательств, поэтому решение в вашу пользу принять не могу», а заявила, что папа очень ненадежный свидетель, а Рома — наоборот, весьма надежный. Это какой-то перебор был, я со многими англичанами разговаривала, причем теми, у которых знакомые в Верховном суде есть, и мне ни один человек не сказал, что понимает, почему такое решение судья приняла. Обычно же все понятно: ты решение выслушиваешь — и понимаешь, чем оно обусловлено.

— А ангажированным оно могло быть?

— Думаю, что оно, как минимум, ангажированное.

— То есть даже в Англии, где, как твой отец меня уверял, все предельно справедливо и честно, это возможно?

— Теперь я понимаю, что да. Например, с самого начала было известно, что муж судьи против папы в суде выступал. О таких вещах немедленно заявлять надо, и она заявила, потому что муж адвокатом у Ромы Абрамовича в каком-то суде был, который они проиграли. Об этом судья сказала, но о том, что ее пасынок в каком-то Ромином суде в такой же роли был, не упомянула. Мне, в общем, совершенно непонятно все, что она сделала, и эти жесткие английские высказывания в адрес папы тоже.

«После суда с Абрамовичем мне показалось, что отца отравили: на себя он похож не был»

— Борис Абрамович, который на этот суд большие надежды возлагал, после отрицательного для него результата сло­мался?

— С одной стороны, нет, потому что ни от чего не ломался, а с другой — когда я его дней через пять после решения суда впервые увидела, он говорил, что с ним какие-то непонятные химические реакции происходят. Оказалось, что до этого у него никогда в жизни плохого настроения не было, а тут вдруг он узнал, что это такое, и что с этим делать, не понимал. Выглядел папа настолько странно, что я в тот момент начала очень серьезно о нем беспокоиться, и мне показалось, что его отравили: на себя он похож не был.

— Можно ли утверждать, что в последние месяцы перед смертью Борис Березовский в крайне подавленном состоянии находился?

— В какие-то моменты в подавленном, в какие-то нет — например, когда последний раз, за несколько дней до смерти, я с ним разговаривала, он вообще таким был, как раньше. Мы на какие-то отвлеченные темы беседовали, папа речью Обамы, произнесенной в Израиле перед студентами, восторгался, советовал: «Ты обязательно должна это послушать!». Недавно я вспомнила об этом и в интернете ее посмотрела — действительно, прекрасные слова о свободе: красиво говорить Обама умеет. Сказать, что папа был постоянно подавлен, нельзя, и когда мне сообщили, что он скончался и что это в ванной произошло, первая моя мысль была: он, видимо, ванну принимал и от разрыва сердца умер, — очевидного вывода, что человек из-за депрессии жизнь самоубийством покончил, не было.

— Когда я у твоего отца за год с не­боль­шим до его смерти был, на диване совершенно другого цвета сидел. Его диван коричневым был, а мой — светлым, и Борис Абрамович сказал, что на точно таком коричневом Луговой за день до того, как отравил Литвиненко, сидел. Три месяца кабинет на специальную санобработку закрыт был, оттуда следы полония выводили... Отец понимал, что так же, как Литвиненко, могут запросто отравить и его?

---

---

— Понимал, разумеется, и после смерти Литвиненко я у него в машине специальный датчик видела, который полоний и другие вредные вещества распознавал. Впрочем, папа свой путь сам избрал — решил продолжать той жизнью жить, к которой привык. Он абсолютно бесстрашным был...

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону, 2012 год.

«— Есть, кстати, еще история, которая вне рубежей нашей родины случилась — здесь, в Лондоне.

— Отравление бывшего подполковника ФСБ Александра Литвиненко полонием?

— Да, причем часть этой драмы, тут, в кабинете моем, проходила. Видите, диван, на котором сижу я, одного цвета, а тот, на котором сидите вы, — другого?

— Вижу...

— А почему? Потому что на том, который раньше на месте вашего находился, Андрей Луговой сидел, и он был полонием заражен, просто за день до отравления Литвиненко, которое 1 ноября 2006 года произошло, Луговой впервые за последний год у меня в гостях был, хотя раньше ездил сюда часто...

— ...и немного полония вам привез...

— (Разводит руками). Этот офис на три месяца был закрыт — его чистили, а вот диван дезактивировать не удалось. Конечно, полониевый след (по заключению не моему, а следователей спецслужб) прямо-прямо-прямо в Кремль ведет и более никуда, и никогда Путину от этого не отмыться».

— После смерти Березовского Владимир Путин сказал, что Борис Абрамович ему письмо направил, — оно дей­ствительно было?

— Об этом не знаю, папа мне не говорил.

— Речь ведь, насколько я знаю, даже о двух письмах идет...

— Я и про одно, и про два слышала, но, повторюсь, о них ничего не знала и не совсем понимаю, зачем Путин, с одной стороны, о них говорит, а с другой — их не показывает. Если уж себя таким благородным, чтобы не показывать их, считаешь, то и не говори тогда, или, если говоришь, покажи.

(Окончание в следующем номере)

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter