Кулак как аргумент
Когда говорят о нынешней жестокости, я вспоминаю, что предки наши тоже были не подарок. Киевская княгиня Ольга сожгла заживо несчетное количество древлян в отместку за убиение своего супруга. Причем сожженные ею люди не обязательно были злодеями. Когда понадобилось серьезно наказать сына, гоголевский Тарас Бульба застрелил его, не задумываясь, и решил вопрос кардинально.
Я мог бы привести еще немало подобных исторических примеров, но дело не в них — просто хотелось напомнить вам о четкой тенденции. Тогда, может, станут понятнее послереволюционные призывы «уничтожить всех врагов на корню», «убить бешеных собак» и «пройтись мечом террора по несогласным». Прояснятся продолжающиеся до сих пор споры о том, кто был кровожаднее в бандеровско-красноармейских сражениях, и даже внутрицерковные мордобои приобретут лоск исторической неизбежности.
Добродушные предки не были у нас в моде никогда. Просмотрев, к примеру, фильм «Огнем и мечом», сразу понимаешь, что размахивание саблями при свете пожаров издавна было престижным занятием, и нечего тут миндальничать. Даже в легендарные странствующие певцы, в кобзари шли прежде всего военные ветераны с инвалидами, отчего самая лирическая песня приобретала у них интонацию отдыха перед боем...
Не стану цитировать вам аргументы современных политических спорщиков, которые у всех на слуху и тоже достаточно кровожадны. Важно задуматься, отчего так плодотворно прививается у нас эта, а не милосердная традиция, отчего у нас больше памятников людям озлобленным и вооруженным, чем всяким иным. Ведь не так уж много радостей почерпнуто народом на полях сражений и, ей-богу, добрых людей у нас тоже было немало. Время от времени все-таки оживает традиция сопереживания, сочувствия. Но не всегда слышна эта доброта сквозь сегодняшний гул взаимных обвинений, проклятий и пожеланий всего недоброго якобы неисчислимым врагам.
А мы ведь на самом деле жалостливы. В послевоенном Киеве, помню, хлеб подавали даже военнопленным немцам, хоть самим его тогда не хватало. Не стану напоминать о деревенских бабусях, генераторах сочувствия, которые всех жалеют и мало кому способны помочь. У нас волны сострадания вообще, как правило, плещутся где-то в общественных низах, редко достигая вершин власти. Власть безжалостна, она наводит порядок и сводит счеты, ей даже зарплаты бывает недосуг выдать. Вот так и простирается этот диапазон от жестокости до цинизма, от желания помочь хоть кому-нибудь до того, что называется «пофигизмом», когда люди уже не реагируют на происходящее, уходя в собственные хаты, те, что с краю...
Как быть? Мы сто раз обсудили, до чего бываем отважны в бою и насколько не будет пощады никому из наших врагов. Но беспощаднее всего мы бываем как раз друг к другу, всегда отыскивая собственные резоны для такой беспощадности и исторические примеры в жестокосердии предков — ближних и дальних.
Мы ищем сложные рецепты выживания. А мне вспоминается молодая вдова лейтенанта, погибшего в подводной лодке «Курск», которая, глядя в телекамеру, печально сказала: «Любите, пожалуйста, друг друга. Пока вы живы». Существует и такой жизненный опыт, есть над чем задуматься...