Дочь актера Бориса ХМЕЛЬНИЦКОГО Дарья: «Папа уходил так же, как жил, — не жалуясь, и до последнего момента не говорил о своем диагнозе даже близким»

Борис Алексеевич Хмельницкий знал, что тяжелая болезнь вынесла ему безжалостный приговор, но это его не сломило. За месяц до смерти у него отнялись ноги, однако он продолжал из квартиры руководить подготовкой к вечеру памяти своего друга Владимира Высоцкого, приуроченному к его 70-летию. Чувство долга придавало ему силы, порой казалось, что только оно и держало его на этом свете. Через две недели после торжества, которое прошло, как всегда, безукоризненно, Борис Алексеевич впал в кому, а вскоре его не стало... Уроженца Уссурийска Бориса Хмельницкого сроднила с Украиной не только знаковая фамилия. Он, сын офицера, переехал с семьей сначала в Житомир, потом во Львов, где его отец был начальником окружного Дома офицеров. В этом городе Борис окончил музыкальное училище, став дипломированным баянистом и дирижером. Кстати, и последняя роль Хмельницкого в картине Владимира Бортко «Тарас Бульба» тоже ассоциируется с Украиной... Воздавая должное его кинематографической славе (на счету Бориса Хмельницкого около 60 картин, среди которых «Красная палатка», «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго», «Стрелы Робин Гуда», «Свидетельство о бедности», «Караван смерти», «Черный треугольник»), знатоки считали его прежде всего актером знаменитого Театра на Таганке. На таганковскую сцену Хмельницкий выходил почти четверть века, здесь он сыграл множество блистательных ролей. Наверняка мог бы и больше, если бы не упорное нежелание расталкивать коллег локтями, врожденные доброжелательность и миролюбие, за которые коллеги дали ему прозвище Бэмби. Борис Алексеевич не только на съемочной площадке, но и в жизни был настоящим рыцарем, по первому зову спешил на помощь. При этом во время болезни рядом с ним не было никого из коллег, за исключением Леонида Ярмольника... Красавец, сердцеед, он пользовался огромным успехом у женщин, но в последние годы жизни всю свою любовь отдал дочери Дарье, которую воспитывал после развода с актрисой Марианной Вертинской.

«Когда меня маленькую выводили на поклон в конце спектакля, я думала, что хлопают именно мне»

— Дарья, вас воспитывал отец. Как повлияло на вашу жизнь то, что он расстался с вашей мамой Марианной Александровной Вертинской?

— Ну, расстались — и расстались. Папина сестра Луиза уверяет, что моя мама была единственной любовью в его жизни, но я так не считаю. Знаю еще нескольких женщин, которых он любил.

Конечно, развод — тяжелый момент, но я думаю, что при этом папа больше переживал за меня: мол, его ребенок в такой сложной ситуации оказался. Но он и бабушка окружили меня невероятной любовью и так загрузили всякими кружками, музыкальными школами и прочим, что я постоянно была занята и у меня не было времени страдать... Когда меня кто-нибудь спрашивал: «Ты переживаешь, что мама не с тобой?», отвечала: «Я?! Переживаю?!». Я даже не понимала, почему должна принимать это близко к сердцу. Тем более что с мамой я общалась по-прежнему, наши отношения не изменились.

— Как правило, дети остаются с мамой... Почему ваши родители решили, что вы будете жить с папой?

— Да просто решили, и все! Что тут страшного? Ведь они оба — актеры, много ездили, часто снимались... И воспитание ребенка взяла на себя бабушка, с которой жил папа.

Когда Марианна Вертинская и Борис Хмельницкий развелись, их дочь Даша осталась с отцом. «С мамой я общалась по-прежнему, наши отношения не изменились»

— Какие у вас самые первые воспоминания об отце?

— Ну, наверное, детские. Помню, мне было лет пять, если не меньше, когда он поехал в Италию, уж не знаю зачем — то ли гастроли, то ли еще что. Папа вернулся с чемоданами, забитыми подарками для меня. Вместе с бабушкой и дедушкой он разложил в большой комнате платья, Барби, какие-то жвачки, конфеты, вкусности всяческие — все-все-все, чтобы посмотреть на мою реакцию.

Увидев комнату, усыпанную подарками, — они были на диване, на кровати, на рояле, на столе, везде! — я жутко растерялась, застыла на месте, а взрослые говорят: «Выбирай, что тебе нравится!». Я схватила маленький пластмассовый ножичек с вилочкой на конце и говорю: «Стойте здесь!» — и ушла на кухню. Достала колбасу какую-то, хлеб, нарезала все это (думаю, не очень эстетично) и принесла папе бутерброд! Все просто сияли от умиления!

Еще помню, как мы гуляли в парке, на улице. Папа показывал мне звезды и рассказывал: «Вот, смотри, какие звезды яркие! Галактика! Может быть, там есть какие-то другие миры, другие жизни!». И читал мне стихи Маяковского: «Послушайте! Если звезды зажигают — значит, это кому-нибудь нужно!». Это было здорово!

— А в знаменитом Театре на Таганке, где играл ваш отец, вы бывали?

— Я там практически все детство провела, потому что бабушка часто была занята. Пока шли спектакли, я бродила по столярным цехам, костюмерным, заходила в гримерки — даже красилась неумело. Еще собирала какие-то стружки железные, из которых потом делала поделки, а когда был папин выход, подходила и смотрела из-за кулис, с левой стороны сцены. При этом я очень переживала, когда папиного героя убивали, — например, в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир».

И по окончании каждого спектакля меня почему-то со всеми актерами обязательно выводили на поклон! Я по малолетству совершенно искренне считала, что хлопают именно мне! Кланялась очень усердно — головой аж до пола.

— Ну, теперь понятно, кто обеспечивал успех таганковским спектаклям!

— Да-да! (Смеется).

— Как к этому относились папа и другие артисты?

— Они хохотали. И все равно продолжали выводить меня на поклоны!

...К нам домой часто приходили гости, и я помню, как они сочиняли музыку.

«В нашем доме в каждой из трех комнат сидела компания — папина, бабушкина и дедушкина — и все играли в карты»

— Кто бывал у вас дома, с кем Борис Алексеевич больше всего общался?

— Обычно приходили Анатолий Васильев и Владимир Высоцкий — они с папой втроем сочиняли музыку к спектаклям. Папа сидел за роялем, а Васильев с Высоцким что-то наигрывали на гитарах, и я там околачивалась все время.

— Как бы вы могли определить, чему научил вас отец?

— Папа меня научил жить! Он это делал полноценно, ярко. Каждая секунда его жизни была наполнена, он все время что-то делал: занимался спектаклями, съемками, концертами, друзьями, все время вел какую-то активную деятельность. И кстати, никогда не отдыхал! Разве что мог приехать на дачу к своей родной сестре, а моей тете Луизе.

Папа очень рано просыпался. Однажды, помню, был туман, я выхожу, а он сидит на веранде и пасьянс раскладывает. Но это длилось не более одного дня, а вечером он уже отправлялся на спектакль. Тогда не было таких пробок на московских дорогах, поэтому можно было совершенно спокойно ездить с дачи на спектакль, не боясь опоздать. Но чтобы папа поехал куда-нибудь в отпуск — такого не было ни разу в жизни. Единственно, он всегда днем ложился где-нибудь и минут 15 спал обязательно.

— Говорят, Борис Хмельницкий был очень отзывчивым человеком...

— Ему могли позвонить ночью и сказать что-то вроде: «Боря, у племянника троюродного брата зятя моего друга спустило колесо, он стоит где-то на Дмитровском шоссе, на 190-м километре» — и папа в конце этого разговора уже практически сидел в машине. Он никогда не отказывал в помощи, это его качество передалось и мне.

Да, в общем, папа мне все передал! Я — его продолжение.

Борис Хмельницкий и Кирк Дуглас — голливудская звезда, легендарный исполнитель роли Спартака в одноименном фильме, отец Майкла Дугласа. 1977 год

— У вашего отца были увлечения, помимо актерской деятельности?

— Безусловно. Он единственный из всех актеров был мастером спорта по бильярду. Эта игра у него стояла на первом месте. Папа всегда участвовал в турнирах, выигрывал кубки... Каждый вечер в пять часов он отправлялся в бильярдный клуб.

— В Дом кино?

— И в Дом кино, и в «Олимпийский» ходил. А когда был помоложе, помню, играл с товарищами в преферанс.

— Тоже увлекательное занятие!

— Видимо, сказалось то, что бабушка и дедушка всю жизнь играли в карты. У нас в доме периодически бывали моменты, когда в каждой из трех комнат сидела компания — папина, бабушкина и дедушкина — и все расписывали партию. Но последние лет 15 папа забросил карты.

— Бильярд перевесил?

— Нет, просто не стало его партнеров по преферансу. Например, он играл с Толей Ромашиным — тот умер, играл с директором Госконцерта Панченко — он тоже умер, а новой компании как-то не сложилось. Зато в бильярд папа играл чуть ли не до последних дней. Последнее, что он сделал, — провел турнир памяти Володи Высоцкого. Если не ошибаюсь, даже занял там второе место и очень переживал, что не первое. Это было уже зимой, которую он не пережил...

— Борис Алексеевич мечтал вас видеть актрисой?

— Ну а кем еще я могла быть, если выросла в Театре на Таганке? Папа привил мне культуру, вкус. Все-таки я общалась с лучшими актерами того времени, с лучшими художниками — перво-наперво с потрясающим Давидом Боровским. А в худсовет Театра на Таганке, между прочим, входили Белла Ахмадулина, Булат Окуджава, Андрей Вознесенский!

Я видела спектакли Юрия Петровича Любимова, знала наизусть сценографию и текст пьес...

В театральный практически без подготовки поступила. Это из серии «Как я научилась водить машину». Помню, когда папа приезжал на дачу к сестре Луизе — в то время у него были «жигули» шестой модели, — он сажал меня за руль. Ноги до педалей еще не дотягивались, но я уже крутила баранку. Ну вот как учат ребенка ходить, так же примерно меня учили водить машину... И точно так же готовили к актерской деятельности.

— Насколько я знаю, на третий день после ухода из Театра на Таганке Борис Хмельницкий поседел.

— Это преувеличение. Папа поседел частично, еще когда с моей мамой развелся. После смерти бабушки седины добавилось. Он же ушел из Театра на Таганке, когда и работы там особо не было. Но папа не из тех людей, которые сдаются! У него была коронная фраза: «Мы выиграем! Обязательно! В любой ситуации!».

Начались какие-то концерты, потом он придумал ставшие регулярными и знаменитыми вечера памяти Володи Высоцкого... Наверное, папа с ностальгией вспоминал время, прожитое в театре, потому что это невозможно забыть, но при желании запросто мог перейти в другой театр. Почему не сделал этого? Папа был очень преданным человеком, он говорил: «Я детей, родителей и педагогов не меняю!».

Не могу сказать, что он сильно изменился, расставшись с Таганкой. Просто перестал ездить на репетиции каждый день и играть спектакли.

«Я была самым главным критиком у папы с тех пор, как научилась говорить, а он обо всем, что я делаю, отзывался: «Гениально!»

— Уйдя из театра, он продолжал общаться с Юрием Любимовым, с артистами?

— Да, поддерживал отношения и с любимовской Таганкой, и с губенковской. Правда, когда готовил вечера памяти Володи Высоцкого, некоторые таганковцы спрашивали: «А кто будет? Понятно, из противоположной Таганки! Нет, я не приду!». Это папу приводило в состояние шока: «Да вы что, совсем свихнулись, что ли?!!». В его голове это не укладывалось. Он говорил: «А если вы на улице встретитесь: один актер из одного театра, а другой — с соседней половины Таганки, — вы что, не будете здороваться?!».

— Как Борис Алексеевич относился к вашим работам в театре, в кино?

— Вообще-то, обо всем, что я делаю, он говорил: «Это гениально!». (Смеется). Когда училась в Театральном училище имени Щукина, ходил на все показы и очень гордился мной. Но, мне кажется, даже если я бы ужасно играла, папа все равно бы меня хвалил, потому что я его дочка.

— Насколько я знаю, вы с отцом снимались в кино...

— Мы отработали вместе трижды: в фильме Лени Осыки «Этюды о Врубеле», у Булата Мансурова в картине «Теплые ветры древних булгар», которая так и не вышла, и у Бори Небиеридзе в сериале «Роксолана». И каждый раз папа всячески старался мне помочь, он очень трепетно ко мне относился.

— Он советовался с вами, учитывал ваше мнение о его работах?

— Всегда-а-а! Я была у папы самым главным критиком с тех пор, как научилась говорить. Он постоянно со мной разговаривал, интересовался тем, что я думаю. Причем с самого детства говорил со мной как со взрослой, относился ко мне как к равной. Иногда объяснял, почему именно так, а не иначе играет ту или иную роль в театре и кино. Я ему не льстила, но и хвалила тоже: ему мои положительные отзывы были очень дороги.

Бильярд был одним из самых страстных увлечений Бориса Алексеевича, он единственный из артистов являлся мастером спорта, играл до последних дней и даже перед смертью проводил бильярдный турнир памяти Высоцкого

— Как Борис Алексеевич воспринял перестройку, как он чувствовал себя в этой ситуации?

— Конечно, не очень хорошо, потому что работы часто не было, но я не помню, чтобы папа просто сидел дома, — он все время что-то делал. Понимаете, переживать политические или экономические кризисы тяжело «мирским» людям, а он изначально был очень духовным человеком.

У нас не было дачи, «мерседесов», каких-то счетов в банках, но папа на этом не зацикливался, относился к экономическим перипетиям легко. Ну, если совсем припечет, сыграет на бильярде и выиграет денег. Переживал он лишь из-за того, что касалось непосредственно профессии. Близко к сердцу принимал проблемы людей, которые оказались в сложной ситуации: сам он как-то выкрутится, а, например, малоизвестные актеры могут и не выкарабкаться. Папа всегда помогал им.

— Еще при жизни Бориса Хмельницкого вышел его компакт-диск «А снег в Сибири...», сейчас сестра Луиза выпустила еще один, где они поют вместе...

— Ничего удивительного: все-таки Луиза — композитор, аранжировщик, в том числе песен Владимира Семеновича Высоцкого. И на папином диске много ее песен... Но я очень жалею, что отец так и не выпустил диск с собственными песнями, сочиненными им для спектаклей Театра на Таганке. Хорошо, что остались записи. Думаю, из них можно взять голос, а наложить его на новые аранжировки при сегодняшних технологиях вполне реально. Когда-нибудь я обязательно это сделаю.

Кстати, папа посвятил мне две «Колыбельные» — одна написана им на стихи Володи Высоцкого.

— У Театра на Таганке всегда были трения с власть имущими. Как Борис Алексеевич воспринимал эту фронду?

— У папы не было конфликтов или скандалов с властью... Он очень объективно относился к ней, говорил: «Да, время было сложное, но в нем было и хорошее: образование бесплатное, медицина!». Папа во всем искал положительные моменты.

Когда слышал рассуждения о том, что Театр на Таганке гонимый, притесняемый властями!», возражал: «Какой же он гонимый и опальный, если в то время, когда людей расстреливали и сажали в лагеря, мы тут создавали такие спектакли! Если бы хотели, закрыли бы театр моментально! Хотели бы Высоцкого убрать — просто посадили бы его, и все!». Еще папа относительно поведения властей говорил: «Был бы я царем, мне бы тоже не нравилось, что меня хают!».

— Он был аполитичным человеком?

— Абсолютно, хотя при этом очень переживал за родину. В 1991 году, когда случился путч, отец с Мстиславом Ростроповичем, Александром Пашутиным и Александром Любимовым, который вел программу «Взгляд», вчетвером засели в Белом доме. Помню, он позвонил домой рано утром, часов в семь: «Дашулечка, не волнуйся!». Я завизжала: «Ты где-е? Во-о-от, не пришел домой!». — «Я в Белом доме, — отвечает. — Мы тут сидим со Славой Ростроповичем, ну, Слава просто нам игра-а-а-ет... Мы просто отдыхаем, арбузики едим...». Я ничего не понимала — мне 13 лет было, а у Луизы чуть инфаркт не случился!

Уже после этих событий в Доме кино я лично слышала рассказ командира «Альфы». По его словам, «альфовцы» получили приказ штурмовать Белый дом: уже стволы пушек были на него наведены — вот-вот должен был начаться обстрел. И вдруг они узнают, что там сидят Ростропович, Говорухин, мой папа, Пашутин. «Мы, — сказали, — по ним стрелять не будем!». И это был единственный случай в истории, когда «Альфа» отказалась выполнить приказ!

«Папа дико заикался и некоторые экзамены в Щукинском сдавал письменно, а не устно»

— Борис Алексеевич рассказывал вам какие-нибудь казусы из своей театральной жизни?

— Было множество театральных баек, когда текст забывали и так далее, но я их не помню. Еще были истории, связанные с его заиканием: папа ведь дико заикался. Это у него с детства. Дедушка принес в дом петуха, посадил на шкаф. Папа, тогда еще совсем маленький, ночью проснулся, хотел воды попить, а петух возьми на него и свались. Его долго лечили. Будучи школьником, он целый год жил один в Киеве — такое условие поставил профессор, который взялся мальчишку лечить. Наступило улучшение, но все возвращалось, если папа сильно волновался. Просто ужасно! Доходило до того, что некоторые экзамены в Щукинском училище он сдавал письменно, а не устно, потому что не мог говорить.

— Как же его туда взяли?

— Это одному Богу известно! Папа говорил: «Вольф Мессинг помог!»... Он и Луиза знали его с детства, так как великий маг, гипнотизер и мистик был другом семьи. Папа считал, что Мессинг посылал свои флюиды на педагогов, принимающих экзамены, вот те и взяли его — «неговорящего»!

— Борис Алексеевич рассказывал мне, что когда он играл Вершинина и боролся с заиканием, Юрий Любимов ему сказал: «Боря, не обращай ты на это внимания! А что, Вершинин не мог заикаться?».

— Совершенно верно! Любимов — гениальный человек, потому что как режиссер нашел ход. И когда папа в спектакле «Маяковский» заикался, он говорил: «А мне нравится твое заикание! Это придает роли шарм!».

Последней ролью Бориса Алексеевича стал атаман Бородатый в историческом блокбастере Владимира Бортко «Тарас Бульба». В финале герой Хмельницкого погибает...

— Насколько я могу судить, ваш отец был глубоко верующим человеком...

— Да, каждое утро, просыпаясь, папа зажигал свечку, уходил в комнату и час там молился. У нас был потрясающий духовный отец, настоятель Китаевской пустыни Феофил. Папа часто ездил к нему в Киев, даже оставался жить у него в монастыре. Потом мы к старцу Феофилу ездили вместе. Кстати, на мой день рождения в прошлом году — последний мой день рождения с папой! — он подарил мне икону Казанской Божьей Матери.

— В жизни Бориса Алексеевича были какие-нибудь мистические ситуации?

— А разве появление в его жизни Вольфа Мессинга — не мистика?

Часто говорят, что роман «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова окутан неким мистическим ореолом. В спектакле, поставленном по этому произведению, папа сыграл Воланда. После этого он ушел из театра и развелся с моей мамой...

— Как Борис Алексеевич держался в последние месяцы жизни?

— Папа уходил так же, как жил, — не жалуясь. Когда он узнал о своем диагнозе, ему сразу сообщили, что сделать уже ничего нельзя и что жить ему осталось всего два месяца. Каким-то чудом ему удалось продержаться пять месяцев. Другой человек мог от безысходности руки на себя наложить, а папа — нет, до последнего момента ходил, двигался и никому, даже близким, не говорил о своем диагнозе. Он категорически не хотел, чтоб его жалели!

— По телевидению показали программу об Анатолии Ромашине, в которой участвовал и Борис Алексеевич, его снимали 15 января, за месяц до ухода.

— Да-да! Это последняя папина запись. У него уже болело все на свете, но он все равно пошел на запись передачи. И знаете, на его лице вы не увидите печати трагедии или ужаса. Конечно, помогло то, что папа был глубоко верующим человеком и воспринимал все по-другому.

Несмотря ни на что, он полностью организовал вечер памяти Володи Высоцкого, уже лежа, вел переговоры по телефону. К нам домой приходил режиссер этого вечера, они обсуждали, какие актеры будут участвовать, кто за кем будет выступать, какой будет свет, звук, видео и аудиоблоки. К сожалению, на самом вечере папа по состоянию здоровья присутствовать не смог...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter