Портрет незнакомки

Войны не заканчиваются точкой в конце учебника истории. Многоточие одиночеств тянется за ними долгим шлейфом. Но вдруг (это магическое «вдруг» — любимое слово Достоевского и Судьбы) случается невозможное. В самое неожиданное время, при самых невероятных обстоятельствах срастаются осколки разбитых зеркал. О таком «вдруг» рассказало письмо, присланное читательницей «Бульвара Гордона» Ириной Разумовской.

ИЗ КАЖДЫХ 100 ЮНОШЕЙ ЖИВЫМИ С ВОЙНЫ ВОЗВРАЩАЛОСЬ ТРОЕ

В этом рассказе нет ни имен, ни точных дат, ни даже самого предмета, вокруг которого развернулись события. Тем не менее история представляется типичной, а значит, подлинной. Удивительна разве что концовка. Совсем не счастливая, она все же наводит на мысль не так о стечении обстоятельств, как о некой силе, вяжущей причудливые узоры наших встреч и расставаний. В случае, о котором пойдет речь, опорой этой силе послужили порядочность и чувство долга отца Ирины — Владимира Алексеевича Разумовского. Его руками связалась одна оборванная войной нить.

Володя Разумовский сам пошел в военкомат, попросился на фронт добровольцем. Пришлось соврать и прибавить себе возраст: ему еще не было 18-ти. Новобранца определили в рядовые и направили в пулеметное училище.

Невредимым он прошел сталинградское пекло и огневые рубежи Орловско-Курской операции. Победа в этих сражениях определила исход всей войны. Значит, эту победу приближал и пулеметчик Разумовский. Это о таких, как он, поют в песне о Победе, пропахшей порохом.

Судьба оберегала молодого бойца, пока и сама не утомилась от ежедневной и еженощной канонады, сулившей бессмысленное и неисчислимое истребление чьих-то сыновей и любимых.

Он попал в окружение, вместе с командиром отбивался из последних сил. Когда командира ранили, Владимир взвалил его себе на плечи и пополз к своим. По пути тяжело ранили самого Разумовского, но ценой неимоверных усилий он все же дополз.

Спустя много лет в дверь квартиры Разумовских позвонили, и Владимир Алексеевич, расцеловавшись с гостем, сказал родным: «Знакомьтесь, Федор Себесевич, приехал с Дальнего Востока». Оказалось, это тот самый командир, которого Владимир вынес на себе из окружения. Федор рассказал, что представил своего спасителя к званию Героя Советского Союза, но, видно, документы затерялись. Войну Владимир Алексеевич закончил с орденами «Красной Звезды», «Отечественной войны» I степени, «За мужество» III степени и медалью «За отвагу». Но самой большой наградой считал дарованную ему жизнь.

День, когда выполз из окружения, он запомнил навсегда — 2 августа 1943 года. В мирное время отмечал его как второй день рождения. Много позже стала известна страшная статистика: из каждых 100 юношей 1922-1923 годов рождения живыми с войны возвращалось только трое. Он чувствовал себя в долгу перед теми, кто был погребен в огромной братской могиле великой войны за Отечество.

Володина мама Мария Михайловна получила похоронку на сына. Но смириться со смертью сына не могла и похоронке не поверила. С тех пор как после 9 мая стали прибывать эшелоны с Запада, она каждый день ходила на вокзал встречать сына. «Жди меня, и я вернусь» — это ведь не только о любимых, но и о матерях.

Женившись, Владимир всех в доме приучил к тому, чтобы каждое 2 августа накрывали праздничный стол, звали гостей. Шли годы, события войны отдалялись, но Разумовские их не забывали. При том, что Владимир Алексеевич не любил вдаваться в подробности пережитого. Только когда смотрел по телевизору фильмы о войне, беззвучно плакал. Дочки подходили и вытирали ему слезы, а он говорил всегда одно и то же: «Не понимаю, как мы через это прошли. Не понимаю...».

КАК САМУЮ БОЛЬШУЮ ДРАГОЦЕННОСТЬ ВЛАДИМИР ВЕЗ ДОМОЙ МЕШОК РИСА И СНИМОК НЕИЗВЕСТНОЙ ДЕВУШКИ

Рассказывает Ирина РАЗУМОВСКАЯ:

«Все-таки нет-нет да и обронит папа какое-нибудь слово о войне. Так мы узнали, что раненого его вывезли санитарным поездом с линии фронта. Он лежал на полке, с ног до головы упакованный в гипс. Медсестра, которая сопровождала вагон, подошла и сказала: «Сейчас будет остановка в Тбилиси, там тепло». Папе повезло, его оставили в тбилисском госпитале.

Лечили долго, несколько месяцев — наконец, он пошел на поправку, встал на ноги. И снова начал думать о фронте.

Почти накануне выписки в палату вошел врач и спросил: «Киевляне есть?». Отозвался один папа... Тогда врач протянул ему фотографию. Она была сильно измята, вся в засохших кровавых разводах. Несмотря на это, можно было различить черты красивой девушки.

Врач объяснил: только что на операционном столе умер молодой боец, который перед операцией отдал доктору снимок и попросил, что если не выживет, найти девушку, живущую в Киеве.

Доктор сказал, что последние просьбы надо выполнять. Так считал и мой папа. Он стал рассматривать фотографию и на ее обороте прочел обычную надпись: «На долгую память любимому (имя солдата) от (имя девушки)». Больше на ней ничего не было».

Владимир вернулся с войны на год позже других. В 46-м в составе советских войск продолжал службу в Иране. Вот почему и маме не сообщил, что жив, — писать не разрешали.

«Из времен службы в Тегеране, — рассказывает Ирина, — папа вспоминал, как стал свидетелем сценки, когда чумазые подростки в лохмотьях вырвали буханку хлеба прямо из рук солдата. Тот погнался за ними, вскинул винтовку. Папа его остановил: «Что ж ты делаешь, это же голодные дети!». Вообще, самым любимым изречением у него было: «Надо уметь давать, взять может каждый».

Сталин уже считал решенным вопрос о нефтяном потоке, который на советских штыках потечет из Ирана, но в Белом доме умеренного Рузвельта сменил воинственный Трумэн, а Черчилль произнес знаменитую фултонскую речь, возвестившую о начале «холодной войны». Иран едва не стал ареной горячей войны между США и СССР, во всяком случае, советские войска и американцы были на шаг от вооруженного столкновения. Но все обошлось, Сталин вывел из Ирана советский контингент.

Демобилизованные солдаты везли с юга дорогие трофеи, в основном кожаные пальто. Владимир как самую большую драгоценность вез в голодный Киев мешок риса и снимок неизвестной девушки. Для многих война отходила на второй план. На первый вышла борьба за выживание, продовольственные карточки и поиск работы.

Еще лежал в руинах Крещатик. Как и по Красной площади, по нему прогнали нескончаемую колонну немцев, часть из которых показательно развесили, как гирлянды, на уцелевших фонарных столбах, а часть заставили отстраивать главную улицу заново. С востока возвращались беженцы. Вместе с ними ехали ребята, которым по комсомольскому призыву предстояло вдохнуть в город новую жизнь.

В этой людской круговерти демобилизованный солдат Разумовский искал девушку с фотокарточки погибшего бойца. То, что не существовало не только ее адреса (в годы разрухи и великого переселения людей адрес мог ничего не значить), но и фамилии, Владимира не останавливало. Как и его мать, которая упорно ходила на вокзал, Владимир верил, что рано или поздно найдет ту, которую любил погибший солдат. Не оставалось ни одного встреченного Володей человека, кому бы он не показывал снимок незнакомки.

«Я ДУМАЛА, ОН МЕНЯ БРОСИЛ»

До войны Володя успел стать мастером спорта по классической борьбе, бронзовым призером чемпионата Украины, студентом мединститута. Но если, несмотря на последствия ранения, в спортзал еще захаживал, то от высшего образования решил отказаться — не по средствам.

Пошел в медицинское училище на зуботехнический факультет. Выучившись, сменил несколько мест работы и везде, где бы ни работал, даже спустя много лет показывал сослуживцам и пациентам фотографию: может, кто-нибудь узнает?

— И кто-то узнал? — спросила я Ирину, когда мы встретились.

— Нет, все произошло еще удивительнее.

В 1960 году папа устроился на новую работу в поликлинику водников на Подоле. Как обычно, показал новым сотрудникам фотографию и рассказал ее историю. Его обступили полукругом, передавали снимок из рук в руки, рассматривали. Вдруг услышали за спинами глухой стук. Обернулись и увидели, что на полу в обмороке лежит женщина.

Оказалось, она узнала свой снимок. Придя в себя, заплакала: «Вовочка, ты вернул мне веру. Я думала, он меня бросил». «Самое странное, — сказал потом папа, — ей не приходило в голову, что парень погиб».

С тех пор в семье Владимира Разумовского знали, что их отец выполнил свой долг. Правда, ничего больше о судьбе этой женщины он никогда не рассказывал. Они и не расспрашивали: знали, что из отца ничего нельзя тянуть силой. Потом вообще стало не до того.

Владимир Алексеевич тяжело заболел, замучили мытарства по госпиталям и больницам. Настало время, когда он перестал ходить, не вставал с постели и уже не смог даже дойти до памятника Славы в день 60-летия Победы. Для него это было бы еще одним ударом, потому что он ходил туда ежегодно, надев светлый костюм и наградные колодки. Ирина попросила у своего начальника машину и повезла отца. На одной из близлежащих улиц их остановил молодой милиционер: дальше проезд был запрещен. И все же Ирине удалось уговорить парня, он все понял и разрешил проехать машине на территорию парка Славы, чего не разрешается даже членам правительства.

— Теперь, — сказала Ирина, — когда вот уже год, как папы не стало, мы с мамой, перебирая его фотоснимки, вспомнили случай с незнакомкой и решили написать в редакцию. Это дань памяти нашему замечательному отцу и его редкой порядочности. Как ни печально, но, в самом деле, какой-нибудь другой, менее совестливый, человек забыл бы о чужой фотокарточке и не морочился бы столько лет. Тогда не случилось бы чудо и осталась бы невыполненной просьба умиравшего бойца, а его возлюбленная так никогда и не узнала бы правды.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter