Министр обороны Украины Анатолий ГРИЦЕНКО: «Когда я почувствовал, что полюбил Юлю, сразу же принял решение и ушел из семьи, еще не зная, будет ли моя любовь взаимной»

Анатолий Гриценко — единственный из всех рожденных «помаранчевой революцией» министров, кто до сих пор остается при власти. Он работал при трех премьерах и, похоже, имеет неплохие шансы войти в этом же качестве и в следующее правительство... Ему досталась растерявшаяся армия. Хроническое недофинансирование, развалюшная техника, «под настроение» падающие учебные ракеты, дедовщина, неразбериха с Черноморским флотом... Государство коробило от собственных «защитников отечества». За два с половиной года министр Гриценко не решил всех проблем, но, похоже, отношение власти и самих военных к армии немного поменял. Для украинского политикума «угрюмый евроинтегратор» (так министра называют некоторые коллеги) — пример исключительный. За ним нет дурно пахнущего шлейфа из скандалов и слухов. Живейший интерес и споры у окружающих вызывает семейная жизнь Анатолия Степановича. Жена господина Гриценко — один из ведущих украинских журналистов, заместитель главного редактора общественно-политического еженедельника «Зеркало недели» Юлия Мостовая. Как под одной крышей уживаются две столь сильные, самодостаточные личности и кто на кого и каким образом может влиять — загадка, которую многие хотели бы разгадать. Каждую свободную минуту они стараются проводить вместе. Вот и этим летом в отпуск уехали семьей в Крым. Юлия Владимировна часто в шутку называет своего мужа просто Степанычем. Как-то в интервью всегда ироничная и рассудительная Мостовая призналась: «Я просто не мыслю себя без Толи. Вот захочу опереться на его плечо — и если его не будет, то упаду в пустоту. Больше не поднимусь — я знаю это». А еще: «Если я скажу ему: «Хочу звезду с неба!», то он минут через 15 перезвонит и спросит: «Тебе какую? Есть такая, такая, такая...».

«НЕ ПОВЕРИТЕ: БОЛЬШЕ ВСЕГО МНЕ НРАВИТСЯ МЫТЬ ПОСУДУ!»

— Моя семья? В советское время сказали бы — из рабочих. Отец — кем он только не трудился! Сварщиком, слесарем, механиком, водителем, машинистом экскаватора, автокрана... В семейном архиве хранятся десятка три его удостоверений с высшими разрядами рабочих профессий. Более 10 лет папа работал горноспасателем. В нашей квартире на стенке повесили большой звонок, связанный с горноспасательной частью. Такие звонки стояли и на столбах шахтерского поселка. Бывало, как заревет среди ночи! Не знаю почему, но по тону сирены мы точно знали, тревога учебная или боевая. Все горноспасатели выбегают, одеваясь на ходу, и уже через две-три минуты машины с бойцами мчатся на шахту спасать людей.

— Часто это было?

— К сожалению, достаточно часто: обвалы, пожары, даже затопления. Были случаи гибели и ранения самих горноспасателей. Отец очень ответственно относился к этой работе, хоть и оплачивалась она куда ниже шахтерской. Семейный бюджет в 105 рублей — не разгуляешься. В седьмом-восьмом классе я вместе с папой просматривал его фронтовые фотографии — танкиста, сапера, с оружием, на танке Т-34. Отцовские рассказы подогрели мой интерес к оружию, к военной технике. И после восьмого класса я принял неожиданное для всех решение — поступать в суворовское училище. Родители и учителя испытали шок, мама плакала. В 14 лет убегать из семьи! Куда?! Но я по гороскопу Скорпион — если что решил, обязательно добьюсь. Собрал чемоданы, поехал и поступил. Сам был удивлен, когда узнал, что при поступлении набрал самый высокий балл среди двух с половиной тысяч кандидатов.

— Дисциплину нарушали, в самоволку ходили?

— Ходил, ясное дело. И на свидания, и просто отдохнуть — в кино, покупаться в Днепре. В большинстве случаев это проходило незамеченным, работала система круговой поруки. Но пару раз патруль таки поймал, пришлось отбывать наряды на кухне вне очереди.

— Там вы, наверное, и готовить научились?

Толик Гриценко с мамой и бабушкой

— Не могу сказать, что я профессионал в кулинарии, но кое-чему научился, когда после третьего курса с друзьями жили на частных квартирах. Могу сварить простейшие супы — овощной, грибной. Хотя если честно, давно этого не делал. Но обязательный для каждого мужика навык — классно жарить картошку и яичницу — сберег на всю жизнь.

— Ну, так вы великий кулинар!

— Ага, еще салат могу нарезать. И конечно, шашлык на костре. Хотя, не поверите: мне больше всего нравится мыть посуду! Очень люблю после застолья привести в порядок эти горы грязных тарелок, чтобы все блестело и было разложено по своим местам.

— Потрясающее качество для мужчины!

— Да, супруга очень им довольна. Она готовит и сервирует, а я потом все убираю.

— То есть вы педант такой? Чтобы везде был морской порядок?

— Насчет морского — не скажу, я ведь служил в авиации. На самом деле, стремление к порядку лишь частично связано с армией, в большей степени — это склад характера. Когда на моем рабочем столе бардак, не то что работать, смотреть на него не хочется!

— Давайте поговорим о Юлии Владимировне. Не Тимошенко. Как вы познакомились со своей женой?

— Первый раз мы встретились почти 10 лет назад, в декабре 1997-го. По иронии судьбы, Юля готовилась к интервью с министром обороны Александром Кузьмуком. И Александр Васильевич Разумков посоветовал ей побеседовать со мной, тогда полковником и руководителем Аналитической службы СНБО, чтобы немного окунуться в армейскую тематику. Мы проговорили часа полтора, об армии и не только. Позже уже я приходил к Юле в редакцию «Зеркала недели» со своими статьями. Писал на разные темы: военные, военно-политические, международные. Были моменты творческого конфликта. Как автору мне казалось, что каждая моя статья выношена, продумана и вообще полное совершенство! И тут вдруг кто-то, пусть это даже Юлия Мостовая, лучший журналист года, предлагает сократить мое творение на треть? Невозможно, ведь нарушится логика, аргументация... Наверное, в такие моменты я бывал, мягко скажем, несколько категоричным и прямолинейным. Но надо отдать Юле должное: она не перегибала палку.

«Отцовские рассказы подогрели мой интерес к оружию, военной технике, и после восьмого класса я принял решение поступать в Суворовское училище»

— Берегла ваше самолюбие.

— Возможно. Думаю, в тот момент Юля больше ценила в начинающем авторе желание и даже смелость публично выступить по актуальному для страны вопросу, прощая при этом издержки слога и стиля. После смерти Александра Разумкова мы стали чаще общаться. Именно Юлия Мостовая предложила мне и другим членам команды Разумкова перейти на работу в созданный Александром Васильевичем неправительственный аналитический центр, где меня избрали президентом. Сейчас это Центр Разумкова, он получил признание и в Украине, и за ее пределами.

— А когда появились первые романтические ростки? Кто инициативу проявил?

— Могу точно сказать, что инициативу проявил я. Наверное, нас сблизили бурные политические события после смерти Георгия Гонгадзе, на фоне тотального давления на прессу, на неправительственный сектор. С одной стороны, журналисты «Зеркала недели», и Мостовая — в первом ряду, достаточно жестко оценивали действия власти. С другой стороны, Центр Разумкова, и я в том числе, достаточно смело высказывались по ключевым вопросам. Наши оценки во многом совпадали, мы увидели, что переживаем за одно и то же, отстаиваем общие ценности.

Знаете, я не хотел бы много рассказывать о наших отношениях. Прятать нам нечего, они честные и чистые. Но есть первая супруга, с которой мы прожили 24 года, есть старшие дети от первого брака. Я не хотел бы кого-то ранить важными лишь для двоих подробностями. С детьми мы поддерживаем отличные отношения, они часто бывают в нашем доме. Общаются с Юлей, делятся с ней своими секретами и планами. Мы вместе встречаем праздники, бываем на море, на рыбалке, вчетвером играем в преферанс. Я благодарен своей первой супруге за то, что она взяла на себя львиную часть забот по воспитанию детей, — я ведь был военным, постоянно занят на службе. Благодарен за мудрость, которую она проявляет сейчас, не ограничивая наше общение...

Когда я почувствовал, что полюбил Юлю, сразу же принял решение и ушел из семьи, еще не зная, будет ли взаимной моя любовь. Я считаю нечестным иметь отношения на стороне и при этом жить в браке как ни в чем не бывало. Поэтому переехал, оставив все бывшей жене и детям, на частную квартиру.

Лишь через время я увидел ответный блеск в Юлиных глазах, ее готовность соединить наши судьбы до последних секунд, которые нам отмеряны.

— А первая жена вышла замуж снова?

— Нет.

— Сегодня у вас четверо детей?

— Да, мои старшие дети — Алексей, ему 27 лет, и Светлана — ей 24. У нас с Юлей есть восьмилетний Глеб и Аня, которой два года и пять месяцев. Глеб — это сын Юли и Александра Васильевича Разумкова. Его папа умер, когда Глебу был всего один годик. Я усыновил Глебку, теперь это мой сын. А маленькая Анька — это уже наше совместное с Юлей произведение.

«БЕРЕМЕННАЯ ЮЛЯ ЧАПАЛА, КАК УТОЧКА, СО СВОИМ ЖИВОТИКОМ. ЭТО БЫЛО ЧТО-ТО КОСМИЧЕСКОЕ!»

— Ваши знакомые утверждают, что вы — хороший отец.

— Наверное, так вам сказали люди, которые ко мне относятся тепло. Честно скажу: это не совсем так. Если смотреть ретроспективно, пожалуй, и вправду я хороший отец. Потому что удалось воспитать детей (сужу по старшим) самостоятельными, ответственными и достойными гражданами. Дать им хорошее образование, заложить правильные человеческие ценности. Если дети выходили на Майдан и мерзли ночами в палатках, то это было их самостоятельное решение и их желание активно защищать свои права. Дети изучили иностранные языки, занимаются любимым делом и работают в охотку. Они не бизнесмены и от отца не получили в наследство ни акций, ни гектаров, но они состоялись в этой жизни.

«Находясь в потоке событий, я на них реагирую, принимаю решения. Юля же наблюдает со стороны, не имея возможности вмешаться. Оттого и переживает намного больше меня». С супругой Юлией Мостовой

Знаю, что я не очень мягкий в общении. Наверное, где-то жестковатый и часто сам жалею, что такой. Ну вот я сравниваю себя с Юлей. Она и похвалит, и приласкает, и слова мягкие найдет для ребенка любого возраста. Мне же легче общаться с детьми, когда они уже постарше. Я бываю строгим, но это от желания воспитать лучше. Очевидно, и напряженная работа негативно влияет: времени не хватает ни для полноценного отдыха, ни для общения с детьми.

Бешеный темп начался с лета 2004-го, когда я пошел работать в предвыборный штаб Виктора Ющенко. Я так сожалею, что не мог тогда уделить достаточно внимания Юле. Она в то время была беременна, носила Аньку. Это было что-то космическое, такое необычное, трогательное и величественное! Она чапала, как уточка, со своим животиком! По вечерам на даче мы с ней садились у реки, смотрели на красивый закат, разжигали небольшой костер. Нас просто захлестывала волна тепла, любви, ожидания, восхищения. Лишь в воспоминаниях остался период, когда мы могли позволить себе утром вместе выехать из дома, завезти Глебку в садик, попить кофе или сока в кафешке до рабочего дня. Мы просто общались и смотрели друг другу в глаза. Я за ручку провожал Юлю до входа в редакцию «Зеркала недели» и потом ехал к себе, в Центр Разумкова.

— А как сейчас?

— Вы знаете, сейчас, даже работая в правительстве, я всегда завожу Глебку в школу, довожу до парты. По дороге иногда он досыпает у меня на руках, если поздно лег накануне, иногда мы считаем машины разных марок или цветов, бывает, говорим исключительно на английском — пробую расширить его словарный запас. Юля же едет на работу по своему маршруту, передав Аньку няне. Вместе уже не получается. А так жаль...

— А что вы дарите Юле?

— У нас всегда в доме цветы. Она любит нежные, весенние, полевые. С другими подарками сложнее. Во-первых, у Юли очень тонкий вкус, и непросто подобрать то, что ей понравится по-настоящему. С этим я кое-как уже справляюсь. Но возникла вторая проблема — время. Раньше, бывая в командировках, я мог пройтись по магазинам и выбрать что-то красивое. Теперь не могу: протокол расписывает программу работы министра по минутам, а за рубежом тем более, да и не будешь же с охраной ходить по магазинам. Когда мы строили дом, еще до работы в Минобороны, я дарил Юле те вещи, которых недоставало: картинку, гобелен, красивую статуэтку, что-то еще. Причем в оформлении интерьера наши вкусы совпали полностью. Наш дом предыдущие хозяева задумывали в стиле техно. А нам с Юлей по духу ближе, даже не знаю, как это назвать, наверное, кантри, похожее на Южную Францию и Италию. Что-то теплое, бежево-терракотовое, с камнем и деревом.

«У нас с Юлей восьмилетний Глеб (сын Александра Разумкова, умершего, когда Глебке был всего годик) и Аня, которой два года и пять месяцев, — уже наше совместное произведение»

— Когда ваша младшая дочка видит папу по телевизору, как она реагирует?

— Вы знаете, теряется и не может сообразить, что происходит. Глазки бегают — то на меня, то на экран — и тут, и там папа. А вот когда Юля выступала в «Свободе слова» у Савика Шустера, Анька подбежала к экрану и, гладя его рукой, повторяла: «Моя мама!» Знаете, у Ани есть привычка, просыпаясь ночью, пить компот или сок. Так вот, вчера она в первый раз правильно выговорила: «Папа, я хочу пить».

— На кого она похожа?

— Юля говорит, что на меня, я говорю, что на нее. Если смотреть по чертам лица — скорее, на меня, но в целом образ Юли. Живая, добрая и улыбчивая, как мама.

— Когда вы стали министром, это сделало Юлию Мостовую как журналиста уязвимой?

— Думаю, что да. Юле тяжело, хотя мы изначально расставили все точки над «i». Я сказал: «То, что я министр обороны, работаю в правительстве, не должно для тебя стать фактором самоцензуры. Ты такая, какая есть. Ты состоялась как журналист и стала лучшей в своей сфере задолго до того, как мы познакомились. Ты не можешь стать другой, иначе это будет уже не та Юля, которую я полюбил. И если ты в своих статьях критикуешь власть, у тебя есть полное право это делать».

Безусловно, психологически Юля где-то испытывает дискомфорт, когда в своих материалах описывает негативные стороны власти. Наверное, думает, что это может отразиться на отношении ко мне и к моей работе. Но должен отметить, и это важно, что за два с половиной года в правительстве я ни разу (ни разу!) не услышал упрека в адрес Юлии Мостовой ни от президента, ни от трех премьеров. Хотя за этот период она не единожды критиковала и Ющенко, и Тимошенко, и Еханурова, и Януковича. Равно как и поддерживала их за правильные решения. Некоторые политики калибром поменьше, очевидно, от неуверенности в себе, бывает, болезненно реагируют на любое журналистское слово «против шерсти» — Мостовой либо других журналистов «Зеркала». Поначалу пробовали мне звонить, жаловались на необъективность. Теперь почти не звонят...

«Я СУМЕЮ ЗА СЕБЯ ПОСТОЯТЬ, И ЕСЛИ САМИ НАПАЛИ — САМИ И ОБОРОНЯЙТЕСЬ!»

— А как супруга реагировала на неоднократные попытки отправить вас в отставку? Они закончились ничем, но нервы ведь изрядно потрепали?

— Юля переживает за меня больше, чем я сам, это точно. Когда иду в Раду, где не слушают отчет о работе, зато каждый второй кричит об отставке, безответственно бросает в мой адрес пустые обвинения, Юля очень сильно волнуется. Но для нее важно сохранить не пост министра, а доброе имя.

Юле понравилась одна аналогия. На самолете Су-24 два члена экипажа: слева — летчик, командир корабля, справа — штурман-оператор. На первых самолетах этого типа ручка управления была только у левого пилота. Су-24 был первым фронтовым бомбардировщиком, способным на большой скорости совершать маловысотный полет с огибанием рельефа местности. Такой полет требует исключительного напряжения, внимания, нервов. Так вот, за один полет на малой высоте левый пилот терял 4 кг веса, а правый — вдвое больше, до 8 кг! Причина? Первый управлял полетом, сам планировал маневр; второй — не мог влиять на траекторию полета, а потому с удвоенным напряжением следил за стремительно приближающимися складками местности, опасаясь столкновения с землей. После испытаний самолет таки оборудовали дополнительной ручкой управления, и проблема была снята. Так и у нас с Юлей. Находясь в потоке событий, я на них реагирую, принимаю решения, она же наблюдает со стороны, не имея возможности вмешаться. Оттого и переживает намного больше меня.

«В конце 2010 года Украина полностью откажется от срочной службы в армии — такую задачу поставил Президент Ющенко»

— Так вы дали ей вторую ручку управления, чтобы влиять на события?

— И да, и нет. Да — потому что мы близкие люди, обсуждаем события, происходящие в стране, радуемся успехам друг друга, вместе переживаем неудачи. Нет — потому что в работе у нас есть неписаная линия раздела, которую мы не переступаем. Это касается и Минобороны, и редакции «Зеркала недели». Служебная этика, рамки секретности, если говорить об армии, — это незыблемо и понятно каждому. Речь о другом: мы уважаем право друг друга принимать собственные решения, проводить их в жизнь и нести ответственность.

Когда Юля готовит свой материал, не скрою, я увижу его на несколько часов раньше, чем продавцы в газетных киосках. Но не раньше, чем пленки будущей газеты уедут в типографию. Ее статьи — это ее статьи. Мои решения — это мои решения. Но мы — семья и, безусловно, стремимся друг другу помочь.

К примеру, в апреле у меня была запланирована поездка в одну из частей спецназа. Я наметил ее задолго до решения президента о роспуске парламента. Когда сказал Юле, что в четверг буду в Кировограде, она осторожно высказала сомнение: «А может, лучше отложить поездку, и так Рада бурлит, военных обвиняют в подготовке силового захвата власти. В такой период появление министра на учениях спецназа вызовет просто истерику». И она была права.

Понимаете, я технарь по образованию, пытаюсь решать вопросы рационально, оперативно, добиваясь результата, но недооценил фактор политической истерии, потому что для дела он — надуманный, иррациональный. А Юля придала ему должное значение.

Безусловно, и Юля чувствует во мне опору, нередко обращается за советом, обкатывает на мне свои идеи...

— Анатолий Степанович, ваше имя в первой пятерке избирательного списка «Нашей Украины». Кому это больше баллов прибавляет — вам или партии?

— Знаете, Юля была против того, чтобы в 2004-м из Центра Разумкова я пошел работать в предвыборный штаб Виктора Ющенко, не была она в восторге и в 2005-м от поступившего мне предложения работать в правительстве. Говорила, что настрадалась и ни с кем мной не хочет делиться. А еще опасалась, что со своей прямотой и принципиальностью я не смогу вписаться в украинский политикум. Что ж, признаю, я в него полностью так и не вписался. Юля переживала, что меня кто-то незаслуженно обидит, что я не смогу отстоять свое мнение. Тут она ошиблась: я сумею за себя постоять, и если сами напали — сами и обороняйтесь! Но мои решения и в 2004-м, и в 2005-м были осознанными и твердыми. Так же и со списком «Нашей Украины» в 2007-м.

— Вам Президент лично предложил?

— Да, и я согласился. Виктор Андреевич высказал мнение, что после выборов я должен продолжить работу в исполнительной власти, завершить то, что было начато в 2005-м, выполнить ключевые положения его президентской программы.

— То есть вы приняли политическое решение, так как депутатом быть не хотите, но поприсутствовать надо?

— Знаете, я никогда не был депутатом, никогда не баллотировался в депутаты. В 1991-м я вышел из КПСС и с тех пор беспартийный. И если съезд «Нашей Украины» единогласно поддержал мою кандидатуру и предложил вместе идти на выборы, значит, мне доверяют, мои действия поддерживают и на меня рассчитывают.

«НИКТО ИЗ ТЕХ, КОГО НАЗЫВАЮТ «ЛЮБИМИ ДРУЗЯМИ», НЕ ОБРАЩАЛСЯ К МИНИСТРУ ОБОРОНЫ ПО ВОПРОСАМ МАТЕРИАЛЬНОГО, ИМУЩЕСТВЕННОГО ХАРАКТЕРА»

— И все же зачем согласились? Вы ведь, получается, заняли место человека, который бы мог принести пользу на законодательном уровне?

— Не могу согласиться с такой постановкой вопроса. По итогам выборов будет сформирована не только Рада, но и правительство. И то и другое важно для страны. Часть депутатов сложит мандаты и будет работать в исполнительной власти. Так было, и так будет. Потому что партии борются за власть, чтобы иметь возможность влиять на ситуацию в стране. Вы думаете, Виктор Янукович или Юлия Тимошенко, лидеры списков, в случае победы останутся в парламенте? Нет, они мечтают продолжить работу на посту премьера. Так что, они тоже занимают чье-то место в списке? Поймите, каждая политическая команда старается делегировать в пятерку, десятку своих лучших представителей, на деле подтвердивших способность работать эффективно.

Я знаю, что сказать людям, и могу отчитаться за работу на посту министра обороны, честно глядя им в глаза. Хотел бы увидеть того, кто за короткий период способен добиться таких же результатов по реформированию и развитию нашей армии.

— А «любi друзi» в избирательном списке «Нашей Украины» вас не смущают?

— Окончательные списки будут утверждаться на съезде партии в августе. На сегодня их нет, поэтому вопрос преждевременный. Но я понимаю, о чем вы спрашиваете. Знаете, не смущают. Все познается в сравнении — и профессиональный уровень, и отношение к делу. Я работаю уже в третьем правительстве и скажу вам: никто из тех, кого называют «любими друзями», за два с половиной года ни разу (!) не обращался к министру обороны по вопросам материального, имущественного характера. Никто не просил для себя гектаров, строений, акций, не воевал с нами в судах, не захватывал предприятия Минобороны. Зато многие из тех, кто «любих друзiв» критикует, делали это, и неоднократно.

— Помните, ходила популярная песенка — «А я люблю военных, красивых, здоровенных!»? Раньше считалось очень престижным выйти замуж за военного. Сегодня ситуация поменялась с точностью до наоборот. Что произошло?

— Этот процесс начался давно, еще в Союзе... Особенно ярко он проявился в период перестройки, когда журналисты начали затрагивать ранее закрытые темы: афганскую войну, испытания ядерного оружия, дедовщину в армии, экологические последствия военной деятельности, военные акции в Венгрии (1956 г.) и Чехословакии (1968 г.), реальный объем военного бюджета, военную помощь странам третьего мира... Возник вопрос, а не слишком ли много мы тратим на армию? Затем существенно уменьшили военный бюджет, уровень боевой подготовки, свернули военные учения. После развала СССР процесс пошел лавинообразно. Сейчас мы пожинаем последствия. Более уважительно к армии относятся в тех странах, где есть глубокая традиция государственности. В странах, которые прошли через серьезные испытания и войны или находятся в состоянии военной угрозы, таких, как Израиль, Турция, США или Россия сегодня.

— Вы хотите сказать, что уважительное отношение к военным в Союзе возникло как благодарность людей за победу в Великой Отечественной войне?

— Да, в том числе. А еще работала эффективная система военно-патриотического воспитания, с самого детства, как общегосударственная задача. Сегодня почти все военные символы в обществе размыты. Наши дети не знают фамилий героев войны, не знают, в чью честь названы улицы и корабли! Да и мирная жизнь объективно отвлекает внимание общества от заботы об армии. Звучат даже вопросы: а нужна ли Украине армия вообще, почему мы должны тратить на нее средства? Не все понимают, что армия — это фактор сдерживания, гарант защиты общества и государства. Но и в мирное время все чаще обращаются за помощью именно к армии. В критических ситуациях, будь то наводнение, эпидемия птичьего гриппа, авария на железной дороге с выбросом химических веществ или эвакуация беженцев из района боевых действий, военные всегда приходят на помощь.

«НЕКОТОРЫЕ «ЗАБОТЛИВЫЕ» МАМЫ ЗАРАНЕЕ ВОДЯТ СВОЕ ЧАДО ПО БОЛЬНИЦАМ, ЧТОБЫ СДЕЛАТЬ РЕБЕНКА «НЕПРИГОДНЫМ К ВОИНСКОЙ СЛУЖБЕ»

— Сегодня, если мальчик живет в хорошо обеспеченной семье, родители всеми способами «отмазывают» его от срочной службы. В итоге в армию идут те, кто не смог «откосить», — в большинстве своем это дети из малообеспеченных или неблагополучных семей. Это отнюдь не повышает статус военных.

— Во многом вы правы. В советское время, когда практически все юноши призывались в армию, что бы ни говорили, но это была школа мужества, самостоятельности, закалки мужского характера, если хотите. Было время, когда парни, не прошедшие армию, чувствовали себя неполноценными. Кроме того, без армейской службы на многие должности просто нельзя было устроиться.

Сегодня армия немногочисленная, и призываем мы максимум 10 процентов юношей. Кто идет в армию? Тот, кто не может поступить в университет или придумать причину, как вы говорите, чтобы откупиться от армии. Некоторые «заботливые» мамы заранее, чуть ли не с первого класса, методично водят свое чадо по больницам, накапливают справки, чтоб к шестому-седьмому классу сделать ребенка «непригодным к воинской службе». И таким бывает проявление патриотизма.

— И какой выход, по-вашему?

— Добровольный принцип комплектования армии, контрактная служба. Это будет и честно, и справедливо, и профессионально. Давайте попробуем всех юношей в возрасте 18 лет заставить стать медиками, строителями, пожарными или садовниками. Сразу же начнут «косить», придумывая сотни причин и откупаясь от такой повинности, правда? С другой стороны, учитель — это профессия, токарь — профессия, журналист — профессия. Так почему военный — не профессия? Кто-то серьезно думает, что военное дело можно освоить любому, за год, пусть даже два? Переход на контрактный, добровольный принцип комплектования, создание армии профессионалов, любящих свое дело и свою страну, — за этим будущее. Я в это верю.

— Когда это будет сделано?

— В конце 2010 года Украина полностью откажется от срочной службы в армии — такую задачу поставил Президент Ющенко.

— А пойдут ли люди в контрактную армию, наберете желающих? Сколько им там платят?

— Пойдут, если над созданием профессиональной армии будет работать не только Министерство обороны, но и все государство, ведь это действительно общегосударственная задача. Если будем так смотреть на эту проблему, то точно ее решим. Мы знаем, что для этого нужно сделать, обеспечить интенсивную и интересную боевую подготовку, чтобы парню или девчонке, которые идут в армию, было интересно служить, они чувствовали любовь к оружию, драйв военной профессии. Это первое. Второе — людям в погонах государство должно гарантировать социальный пакет. Он состоит из достойной оплаты воинского труда, фонда служебного жилья, медицинского обслуживания, возможности для получения образования. Люди в погонах служат государству и обществу, их служба отличается от гражданской. Военный человек получает задачу в любое время дня и ночи и выполняет ее, рискуя здоровьем и своей жизнью.

— Ну, так сколько за это платят?

— Сегодня начинающему контрактнику платят 850 гривен, лейтенанту — 1700. По мере увеличения стажа воинской службы денежное содержание растет. Этого недостаточно, но государство уже понимает, что оно в долгу перед военными, — еще три месяца назад им платили вдвое меньше. Чтобы вы понимали, что значит труд военного, с какими опасностями он сопряжен. Десантник, прыгая с парашютом, получает сумасшедшие нагрузки на организм, танкист через несколько лет имеет букет профессиональных заболеваний. А летчик? Во время полета, когда летчик-истребитель выполняет боевой маневр, на него давит вес, в восемь-девять раз больший, чем собственный, — до тонны. А после полета, извините за подробности, он идет в туалет и мочится с кровью. Это изначально здоровый человек!

Но во все века рождаются люди, призванные стать воинами: смелые, сильные, дерзкие, не боящиеся рисковать и брать на себя ответственность за жизнь других. Такие люди достойны уважения и внимания всего государства.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter