Главный редактор газеты «ФАКТЫ» Александр ШВЕЦ: «Как хорошо, что у моих журналистов такой редактор!»

Каждое знакомство оставляет эмоциональный шлейф ассоциаций. Александр Ефимович Швец — как уютный камин после слякотных тротуаров. К нему приходят погреться. Внутри немного уставшего, экономящего жесты и громкие ноты человека горит бешеный огонь деятельности. Швец фанатичен в профессии, в семье, в дружбе. Свою жизнь, как настоящий терпеливый мастер, он ладит из разноцветных лоскутков времени: интернатcкое детство, ранняя потеря матери, полуголодная коммунальная юность со случайными подработками, путь еврейского мальчика от корректора текстов до главного редактора нескольких масштабных изданий... Уже 10 лет Александр Ефимович возглавляет «ФАКТЫ и комментарии» — коллектив почти в 300 человек. Но ответственность несет и за несколько миллионов читателей, прирученных ежедневной газетой...

«Я ПРОФЕССИОНАЛЬНО ПРИВЯЗЫВАЮ ЧИТАТЕЛЯ К ГАЗЕТЕ»

— Александр Ефимович, вы — прекрасный журналист — сейчас вообще не пишете. Скучаете по материалам с подписью «Александр Швец»?

— Мне кажется, все, что я хотел получить от своих текстов, уже получил. В это, наверное, трудно поверить (во всяком случае, работая журналистом, я бы в это не поверил), но мне больше нравится читать статьи своих коллег для нашей газеты и видеть, насколько они блестящие! Я получаю огромное удовольствие. Сравнивая ситуацию с той, которую сам испытывал в своей журналистской судьбе, вспоминаю, как редакторы ревновали меня к моему успеху, к моей журналистской популярности. И думаю: как же хорошо, что у моих журналистов другой редактор! Честно вам говорю.

Многие из тех, кем горжусь сегодня, пришли в коллектив вообще не пишущими. Например, Дмитрий Комаров — наш шахматный обозреватель, международный гроссмейстер. Его первый материал был «справкой о категорическом запрете работы в газете». Но когда я с ним поговорил, почувствовал совершенно живой интерес к журналистике. Он двигался шаг за шагом, а то, что сейчас пишет, я ставлю в пример профессиональным журналистам, учившимся в профильном институте. Дима начал брать интервью у жен ушедших или еще живущих знаменитых шахматистов. Но рассказывает не о технологии: Е2-Е4, эндшпили, гамбиты (что, кстати, в советское время было очень популярным), а добывает бытовые детали.

Я ведь прошу добывать мелочи, представляемые до запаха. Читатель, который никогда не присутствовал на матче за звание чемпиона мира ни в зале, ни в гостинице, понятия не имеет, во что одеваются спортсмены, что едят, насколько их раздражают конкуренты. Как, например, передать словами напряжение финала? Мне не нужны общие фразы! Но можно написать, что на третий день напряженного матча постукивание соперника раздражало так, что хотелось встать с кресла (хорошо бы еще рассказать, каким тяжелым было это кресло с резными ручками) и заехать сопернику по его потной роже... Теперь я это вижу и чувствую, ощущаю запах пота! И мне все становится понятно!

— Значит, журналистика — не творчество, а ремесло, ее может освоить каждый? Реально научиться писать статьи — так же, как читать, чистить аквариумы, готовить?

— Думаю, что хороший ремесленник — лучшее звание. Себя я считаю ремесленником, и когда говорю это даже близким людям, они возражают: мол, не преуменьшай своей роли. Наоборот, я преувеличиваю! Для того чтобы стать хорошим ремесленником, нужен талант и стремление. Талант — только фон, который можно использовать на благо, не использовать вовсе, а иногда и навредить им. Человек, сознающий, что его дар не реализован, убивает себя каждую секунду, видя, как у других — не талантливых, но настойчивых — все получается.

Очень важная составляющая журналистики — профессионализм. Повару необходимо сознавать вкус приготовленного блюда, вернее, донести до тех, кто будет его пробовать. Я же могу профессионально манипулировать восприятием читателя (правда, делаю это только в добрых целях). Несколько раз я публиковал отпечаток ладони Виталия Кличко — любимца женщин, гордости страны. Знаю, что любой человек — дворник или кандидат наук — обязательно приложит свою руку к газете и сравнит. Но кандидат наук сначала посмотрит по сторонам — никто ли не видит, а потом уже поддастся искушению.

Мы — профессионалы-журналисты — знаем, как должны восприниматься узелки, которые мы завязываем. Если захочу высечь слезу сочувствия — высеку ее обязательно. Наши так полюбившиеся читателям житейские истории (как правило, на восьмой странице газеты) я называю слезоточивыми, потому что это реальные истории о конкретных людях, живущих рядом. Когда человек вдруг заплачет или просто загорюет о чужой судьбе — происходит очищение. Он сделает паузу и поймет, что душевен, — еще может сочувствовать, не настолько испорчен, как иногда о себе думает, напившись или поссорившись с любимой девушкой. Так что я профессионально привязываю читателя к газете.

— Где вы находите такие невероятные сюжеты?

— Спасибо за комплимент — для меня он очень важен. Первые несколько лет читатели и профессионалы не верили, что пишем о невыдуманных судьбах.

— Есть же пример постановочных «Окон» Нагиева...

— Когда в редакции начинается массовое нытье: мол, где брать темы, я говорю: «Ребята дорогие! Если бы вы работали в газете Ватикана или другого небольшого государства, я бы понял — сложно. А у нас страна-планета, и в каждом городе ежедневно происходят какие-то потрясения. Наша задача — найти их, мы — как шахтеры, которым нужно отделить уголь от пустой породы. В этом профессионализм».

— Как вы получаете информацию — у вас хорошие связи с милицией?

— Не только. И с медициной. А главное, человек, ищущий историю, должен бывать на базаре, в городском транспорте, ходить в кино и везде слушать людей, потому что они рассказывают о самом интересном с их точки зрения.

Никого не интересуют малозначимые проходные истории. Например, приходит достаточно известный американский писатель к своему менеджеру: «Я написал роман о своей бабушке». — «А чем она интересна?». — «Тем, что я ее любил, для меня она была всем». Менеджер подводит его к окну и говорит: «Посмотри, сколько внизу людей, машин, вертолетов — скажи, как ты можешь их оторвать от этой жизни и заставить прочитать твой роман?».

— Если каждый человек видит в прочитанном свою историю, значит, написано действительно хорошо...

— Правильно, нам присуще желание сопоставлять: то ли размеры руки, то ли глубину ощущений. Суперважно, когда мы пишем о достаточно характерной для жизни массового читателя ситуации: любовь и ненависть, разрыв отношений, иногда физическое насилие. И если на фоне резонансной трагедии мы передаем ощущения устами самих участников, читатель может почувствовать, насколько больно девушке, которую любимый обжег кислотой...

«НОЧЬЮ Я СПЛЮ С ВКЛЮЧЕННЫМ ТЕЛЕВИЗОРОМ, НАСТРОЕННЫМ НА «ЕВРОНЬЮС», ЧТОБЫ НЕ ПРОПУСТИТЬ ВАЖНЫЕ НОВОСТИ»

— Сейчас тираж «ФАКТОВ» больше 700 тысяч. Это очень много для Украины, но ведь несколько лет назад было два миллиона...

— При двухмиллионном тираже газета была убыточной. Так происходило до 2000 года — инвесторы настаивали, чтобы тираж был огромным, даже в ущерб прибыльности издания. А я придерживался другой точки зрения — мне очень некомфортно работать в убыточной газете. Потом дела пошли вверх — пришлось снизить тираж, повысить стоимость, и газета стала прибыльной, причем достаточно мощно. Поэтому мы платим сотрудникам высокие зарплаты и гонорары.

— Вы создали три успешных газеты: «Киевские ведомости», «Всеукраинские ведомости» и «ФАКТЫ». А сейчас вам предлагают что-нибудь придумать и запустить, даже не уходя из «ФАКТОВ»?

— Постоянно поступают предложения, но по условиям контракта я не имею права отвлекаться на другие проекты. Контракт достаточно жесткий, но он меня устраивает, поэтому не собираюсь его нарушать.

— Ваш акционер — Виктор Пинчук. Были моменты, когда этот человек удивлял вас?

— Мы вместе работаем 10 лет, знакомы же 11. В своей редакторской жизни мне пришлось работать с такими масштабными людьми, как Игорь Бакай, Павел Иванович Лазаренко, Юлия Владимировна Тимошенко и, конечно, Виктор Пинчук. Он приятно удивляет тем, что не вмешивается в нашу работу, совершает много добрых дел, о которых я узнаю от других, а не от него. Это производит на меня очень сильное впечатление. Например, его PinchukArtCentre, который он создал за огромные деньги и за не меньшие средства содержит. Виктор по-прежнему не делает посещение арт-центра платным. Миллиардер, а когда приходишь к нему в рабочий кабинет, он просит быстренько накрыть на стол — обычно это черный хлеб с докторской колбаской и кусочками огурчика. Это не напоказ...

Виктор переживал вместе с нами, когда мы начали акцию по сбору денег на гамма-нож (уникальный прибор, позволяющий эффективно лечить опухоли головного мозга без хирургического вмешательства). Пинчук перечислил, кстати, 10 миллионов долларов на счет Больницы будущего, которую будет строить Екатерина Ющенко. Я знаю, что Лена Франчук, читая наши истории, часто плачет, потом звонит мне и спрашивает, как можно помочь.

— Ну так вы просто замкнутый цикл выстроили — бросаете клич о помощи, потом помогаете!

— Нередко мы с коллегами делаем то же самое. Не стесняюсь признаться, что плачу над такими материалами, потому что иначе нельзя. Для меня очень важно, чтобы наши собкоры, через которых оказываю помощь героям публикаций, не говорили, от кого она (но потом обязательно рассказывали мне, как это было воспринято!). Видите, у меня на стене висят детские рисунки, а я не знаю этого ребенка! Просто поучаствовал в судьбе одной девочки, и автор материала потом принесла мне такой привет. Хотя малышка рисовала для «того дяди, который помог».

— Вы руководите ежедневной газетой — постоянно нужно быть в теме, не выпадать из информационного пространства. Но ведь бывают же моменты, когда хочется выключиться, расслабиться, отдохнуть, выпить чего-нибудь?

— Да, выпить хочется. Иногда... А выключиться не получается. Я поймал себя на мысли, что стал каким-то роботом, рабом своего амплуа. Жена меня часто ругает, что совсем не смотрю кино, только иногда — футбол и легкую атлетику, но всегда переключаю каналы — с одной информационной программы на другую. И ночью я сплю с включенным телевизором, настроенным на «Евроньюс», чтобы не пропустить важные новости, — это уже устоявшийся образ жизни.

— Знаю, что так изучают язык по методу Илоны Давыдовой, но чтобы таким способом новости смотрели, прежде не слышала...

— По-другому не могу. Читаю все газеты. Редко беру в руки книги, к стыду своему, очень редко хожу в театр. Мне, правда, стыдно, но ничего не могу поделать — выбираю то, что важнее для работы.

«ГАЛЯ НЕ ПРОСТО ЧИСЛИТСЯ МОЕЙ ЖЕНОЙ — ОНА ЕЮ РАБОТАЕТ»

— А на семью время остается?

— Конечно. У меня четверо детей. Мой третий — 11-летний Димка, самый спортивный из нас. Мы с ним можем часами играть в теннис. Ча-са-ми! Много лет я играл в компании друзей в футбол: и в снег, и в мороз, и в дождь, пока не получил несколько травм, из-за которых понадобились серьезные операции — на глазах, на колене. Поэтому сейчас мне остался только теннис, а плаваю я каждое утро по 800 метров. Посчитал, что за последние пять лет одолел чуть больше 1200 километров. Черное море, наверное, уже переплыл, точно не знаю...

— Были ли в вашей жизни судьбоносные знакомства?

— Знаковые люди, конечно же, встречались. Не обязательно масштабные в общечеловеческом значении, но для меня очень важные... Жизнь часто испытывала меня всякими бедами — я благодарен им за то, что знаю их вкус. Порой не было хлеба, в коммуналке процветала такая нищета! Теперь, когда читаю наши материалы, мне не нужно напрягаться, чтобы представить, насколько бывает горько, холодно и унизительно.

Как своеобразную компенсацию судьба всегда дарила мне хороших людей — например, воспитательницу в интернате. Ольга Вадимовна Некрасова казалась очень взрослой, может быть, даже пожилой женщиной. А потом я подсчитывал, что ей было всего 27 лет... Хотя она растила собственную дочку, приходила к нам часов в восемь утра, а уходила около 10-ти вечера. Пока нас не уложит, со всеми не поговорит, пока не даст выплакаться на своей груди, не уйдет.

Очень благодарен я и Дмитрию Михайловичу Прилюку, покойному декану факультета журналистики Киевского университета. Ему накатали на меня жалобу, когда я учился на подготовительном отделении и подрабатывал грузчиком, поэтому нередко на первой паре дремал. Ну сил просто не было — я же не особо мощной комплекции, а там наносишься ящиков с вином и с пивом, мешков с колбасой... Один профессор написал на меня докладную: мол, надо Швеца отчислить как совершенно бесперспективного журналиста. Дмитрий Михайлович был прекрасным человеком, он написал визу: «Нехай хлопець вчиться». И спас мою жизнь! Уж и не знаю, что бы из меня тогда получилось, я ведь ни о чем другом не мечтал.

— А когда осознали желание стать журналистом?

— В четвертом классе, посмотрев в кинотеатре имени Ватутина на столичной улице Красноармейской двухсерийный фильм «Журналист». Я увидел, как журналист стоит под дождем в центре Парижа — вокруг огни, машины, красивые женщины. Думал, что жизнь человека этой профессии состоит только из такой красоты.

— У вас так и получилось... Красивая женщина — точно!

— Да, конечно, но когда я люблю человека, не обращаю внимания на физическую красоту (я сейчас говорю не о своей жене, которая действительно прекрасна во всех смыслах). В нашем редакционном коллективе женщин работает больше, чем мужчин, и многих из них я действительно люблю. Не могу посмотреть на них сторонним взглядом и увидеть, что могут быть для кого-то несимпатичны. Для меня они очень-очень красивые, потому что знаю, насколько надежны, порядочны, добры. А жена моя — самая красивая и добрая женщина... Как Галя меня терпит, не знаю. По образованию она юрист, много лет сотрудничала с Дмитрием Гордоном (в том числе в «Бульваре», когда мы его создавали), а сейчас работает на меня.

— Видитесь и дома, и на работе...

— Мы с ней в постоянном контакте, потому что Галя действительно решает многие очень важные для меня вопросы. Так что Галя не просто числится моей женой — она ею работает.

«ШЕСТЬ ДНЕЙ МНЕ НЕ МОГЛИ СДЕЛАТЬ ОПЕРАЦИЮ, И У МЕНЯ ВНУТРИ ХРУСТЕЛИ ПОЛОМАННЫЕ КОСТИ»

— С кем у вас было самое первое интервью?

— Не вспомню, честное слово, потому что начинал работать в районной газете. Не поступив в Киевский университет (мальчику из интерната с «еврейским» паспортом пробиться в столичный вуз было практически невозможно), я купил журнал «Журналист», стал читать вакансии и нашел место в районной газете на севере Казахстана — в Павлодарской области. Сел на поезд и поехал туда работать.

— Какой вы отчаянный: из теплого Киева в далекую холодную Сибирь!

— Я же мечтал быть журналистом, читал абсолютно все газеты! Поэтому поехал бы и дальше... Помню, работая там, я носил длинное пальто и длинные волосы — по киевской моде.

...В школе подрабатывал почтальоном, разносил телеграммы, а потом на толкучке покупал шелковые широкие яркие галстуки (это было еще до армии), а в интернате мы, десятиклассники, поголовно писали стихи. По ночам устраивали литературные соревнования — чтобы было поменьше чужих ушей...

— Кто-нибудь из ваших интернатских знакомых выбился в люди?

— Нет, заметным, наверное, не стал никто.

— Говорят, у вас в редакции есть необычные традиции...

— У меня много любимчиков в коллективе — как правило, это самые яркие личности. Всегда из поездок я привожу им подарочки (у меня в каждом ящике — презенты).

У нас есть целая церемония поощрения после удачной статьи — наливаю полбокала «Хеннесси», кладу на тарелочку конфеты и прошу, чтобы угощение несли через весь коридор. Пусть люди спрашивают: кому.

Я часто повторяю, что могу терпеть, когда у человека не все получается, но если он начинает разваливать команду, выясняя отношения, приходится прощаться. У нас нет скандалов. Я всю жизнь жил в стрессовых обстоятельствах — 10 лет в интернате, позже в районках: сначала в Сибири, потом на Дальнем Востоке, потом в «Вечерке», блестящей киевской «Вечерке», которую долгие годы сотрясали внутренние раздоры! Поэтому для меня так важно сохранить в «ФАКТАХ» атмосферу семейственности — поддерживаю ее как могу. Своих любимчиков я не зову по-другому, кроме как Ирочка, Витулечка... Детей своих так называю и их.

— Кстати, о детях. Сейчас их четверо, но для хорошего человека, по-моему, не предел?

— Вы только жене моей не говорите, она все время сетует, что у нас не хватает девочки! От первого брака у меня есть дочка и сын, а вот с Галей у нас двое мальчиков. В общем, наверное, надо работать...

...Видите, висит фотография разбитой машины. В 1999 году я ехал из села, где мы живем уже 10 лет, какая-то женщина перебегала дорогу, и я, чтобы не сбить ее, врезался в дерево. Ее не задел, слава Богу, но разбил машину и очень серьезно поломал руку. Шесть дней мне не могли сделать операцию — у меня сильная аллергия на лекарства, врачи боялись подобрать наркоз. Все это время у меня внутри хрустели поломанные кости и я криком кричал.

Наконец приехали наши — мои заместители Юра Хлыстун и Ира Дубская и сказали: «Все, мы его забираем, договорились с профессором, который сделает операцию на свой страх и риск». Прооперировали — я открываю глаза: рядом сидят моя жена любимая и любимые сотрудники. Мне стало так хорошо! Это — как подаренная жизнь...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter