Вдова знаменитого писателя и диссидента Андрея Синявского Мария РОЗАНОВА: «Аллилуева мне сказала: «Маша, вы увели Андрея у жены, а сейчас я увожу его от вас»

Выросло поколение, не слышавшее о «деле Синявского — Даниэля» — показательной расправе СССР над писателями-диссидентами, которые тайно публиковались за границей под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак. На самом громком процессе 60-х судили кандидата филологических наук, старшего научного сотрудника Института мировой литературы имени Горького Андрея Синявского и переводчика Юлия Даниэля — за грехи их литературных масок. За «лай из подворотни» и «скрытую форму политической диверсии» великий советский гуманист Михаил Шолохов требовал для «оборотней» смертного приговора. Подсудимые своей вины не признали, но Даниэль получил пять лет лагерей строгого режима, а Синявский — семь. На первом лагерном свидании страшный, изможденный Андрей Донатович приветствовал жену шокирующими словами: «Машка, здесь так интересно!». В письмах из неволи Синявский посылал Марии Розановой отрывки будущих «Прогулок с Пушкиным», «В тени Гоголя» и «Голоса из хора». Мария Васильевна, перепечатав и собрав первую «лагерную книгу» (те самые «Прогулки»), переправила ее на Запад... Во Францию Андрей, Мария и их сын Егор эмигрировали в 1973-м, через два года после досрочного освобождения писателя-диссидента. Синявский преподавал в Сорбонне, писал книги о Пушкине и Гоголе. Умудрился стать инакомыслящим среди инакомыслящих, гейзером в болотце русской эмиграции, неким анти-Солженицыным (если говорить о националистической программе Александра Исаевича). Стоп, теперь о ней, моей собеседнице, прижимающей к уху телефонную трубку в доме на улице Бориса Вильде в предместье Парижа Фонтене-о-Роз. Мария Розанова — вдова Синявского, искусствовед, издатель и редактор парижского журнала «Синтаксис» (1978—2001). Правая рука мужа. А также его сердце, легкие, а заодно и все другие жизненно важные органы. Она же Королева шкоды, Стервозанова и «сказочная моя Маша».

«Я БЫЛА ПРИ СИНЯВСКОМ СОБАКОЙ»

- Мария Васильевна, какое издевательское совпадение: в феврале 1956 года открылся «оттепельный» ХХ съезд КПСС, а ровно через 10 лет был вынесен приговор по «делу Синявского - Даниэля»...

- Всяких необъяснимых вещей в нашей жизни было множество. В поэме Есенина «Черный человек» есть прекрасные слова, которые очень подходят нам с Синявским: «...был человек тот авантюрист, но самой высокой и лучшей марки...».

- Наверное, авантюрой казалась и история с «прижизненным некрологом» Виктору Некрасову, когда Андрей Донатович как бы заговорил смерть...

- Это не авантюризм - колдовство! В июне 1975 года врачи сказали, что Виктор Платонович безнадежен. Тогда Синявский испробовал крайнее средство - написал слова восхищения и любви, которые обычно концентрируются в прощальной речи. На следующее утро Некрасов вопреки прогнозам врачей начал поправляться. Через две недели ему исполнилось 64 года, и Синявский подарил ему на день рождения «прижизненный некролог». Виктор прочел и сказал: «Как жаль, что такие слова про меня нельзя напечатать сегодня. Сделайте это после моей смерти». Некролог был опубликован через 12 лет.

- Андрея Донатовича в свою очередь спасала чистая поэзия - накануне оглашения приговора он читал Пушкина, делал заметки. А что удержало на плаву вас, когда от нераздельного «Абрам да Марья» осталась одна Марья?

- Мысль доделать какие-то дела, завершить то, что он не успел (Последнюю книгу Синявского «Кошкин дом. Роман дальнего следования», опубликованную в 1998 году в Москве уже после его смерти, монтировала из отдельных кусков и глав Мария Розанова с помощью Натальи Рубинштейн. - Авт.)...

- Говорят, вы продолжаете праздновать дни рождения мужа...

- Конечно. Между прочим, свадьбы у нас не было - когда Синявский получил развод с первой женой, мы на минуточку забежали в загс (точной даты я не помню).

- Даже за столом не посидели?

- Не-а. Штамп в паспорте - это чисто милицейская формальность.

- Но ведь рождение Егора обмывали?

- Так это же событие, как и общая жизнь, общее дело.

Мария Розанова и Виктор Некрасов. В 1975 году Синявский сочинил для Некрасова «прижизненный некролог» и подарил его писателю на день рождения. Этот некролог был опубликован через 12 лет после смерти Виктора Платоновича

- Ваш муж был преподавателем Высоцкого в Школе-студии МХАТа, и тот часто бывал у вас в доме. Это правда, что коляска, в которой выросли дети Владимира и его жены Люси, перешла к вашему Егору?

- Первая фотография нашего сына была сделана в этой коляске. Одно время она служила Егорке и кроваткой, потом мы ее кому-то отдали.

Из досье «Бульвара Гордона»:

«Курс Высоцкого сдал свой первый у Синявского экзамен, - рассказывала в одном из радиоинтервью Мария Розанова, - и ребята каким-то образом пронюхали (может быть, Синявский проговорился на какой-нибудь лекции). Подошли к Синявскому и сказали: «Андрей Донатович, мы знаем, что вы любите блатные песни. Позовите нас в гости, и мы будем вам целый вечер петь». Когда они первый раз пришли к нам, Высоцкий еще своих песен не исполнял - исключительно всякие блатные, полублатные. Владимир тогда не хрипел, не кричал, тем не менее был невероятно хорош. Отношения завязались сразу.

...Я поняла, что Высоцкий знает об аресте Синявского, когда он пришел, снял со стены свою гитару и запел: «Говорят, арестован лучший парень за три слова...».

- Высоцкий ведь бывал в вашем доме в Фонтене-о-Роз. Там по-прежнему на стене висит чудный коврик с тигром, запечатленный на заднем плане одной из фотографий Андрея Донатовича?

- В комнате Синявского все осталось, как было, - у меня большой дом, поэтому могу себе позволить его комнату не трогать.

- Когда вашему супругу пришло приглашение в Сорбонну, сколько чемоданов вы с собой увезли? Вам разрешили взять любимые книги?

- Советский Союз был совершенно замечательной страной - без законов. Вы в шахматы умеете играть?

- Немножко...

- А я играю очень хорошо, то есть просчитываю ситуацию на несколько ходов вперед. Нужно было довести советскую власть до того, чтобы она сама предложила нам уехать. Значит, разговаривать с ними можно было с позиции силы.

Юлий Даниэль и Александр Синявский во время судебного процесса над ними, длившегося с осени 1965-го по декабрь 1966-го. Не имея возможности печататься на родине, Синявский и Даниэль публиковались на Западе. После того как об этом стало известно КГБ, они были арестованы и осуждены по статье «Антисоветская агитация и пропаганда». Даниэль — на пять лет лишения свободы, Синявский — на семь в исправительно-трудовой колонии строгого режима. Советская интеллигенция выступила с массовыми протестами, предлагая смягчить писателям приговор и «взять их на поруки». Зато Михаил Шолохов в своей речи на XXIII съезде КПСС посетовал, что лишение свободы — очень слабая мера наказания для этих «оборотней и отщепенцев»

Сейчас я пишу книгу, а у меня получается учебник выживания: сумейте сделать так, чтобы поставить противника в положение, когда он от вас зависит, а не вы от него. Чтобы спокойно сказать: «Уеду только в одном случае - если увезу с собой все. Я вам половой тряпки не оставлю». Эта фраза действительно была произнесена.

- Вами или Андреем Донатовичем как главным героем действа?

- Во-первых, это не стиль Синявского. Во-вторых, очень старая формула нашего дома: «Если у тебя есть собака, ты не обязан лаять сам». Я была собакой при Синявском (он был человеком достаточно нелюдимым). Двери в дом открывала я, решала, с кем общаться, тоже я.

«ФОРМАЛЬНО СИНЯВСКИЙ СОГЛАСИЛСЯ СОТРУДНИЧАТЬ С КГБ - СЛЕДИТЬ ЗА «ИНОСТРАННОЙ РАЗВЕДЧИЦЕЙ» ЭЛЕН ПЕЛЬТЬЕ. И ТЕМ СПАС ЕЙ ЖИЗНЬ»

- «Голос из хора» посвящен вам и почти весь составлен из писем к вам: «Человек всегда и много хуже, и много лучше, чем от него ожидаешь. Поля добра так же бескрайни, как и пустыни зла». Что больше всего потрясло вас на одном и другом полюсе?

- Почитайте книгу Абрама Терца «Спокойной ночи». Там есть история отношений Синявского с француженкой и глава о том, как его вербовал КГБ. Очень страшная глава...

- Знаю, что на уголовном деле Синявского была пометка: «Использовать только на тяжелых работах»...

- Мы сумели стать свободными людьми. Не когда уехали за границу, а когда позволили себе жить, как считаем правильным. Представьте, что вас берет за задницу КГБ и просит проследить, скажем, за Иваном Ивановичем Ивановым, с которым вы дружите. Что вы ответите?

- «Нет», что же еще?

- Надо говорить «да» и сразу идти к вашему другу - иначе за ним попросят следить другого. Если их интересует Иванов, нужно его предупредить и дальше работать вместе.

Формально Синявский согласился сотрудничать - следить за «иностранной разведчицей» Элен Пельтье. И тем спас ей жизнь.

В то время отец Элен был военно-морским атташе Франции в Москве, она была влюблена в Россию, русский язык, папенька добился, чтобы дочь приняли в московский университет. Когда органы заметили, что Лена в большой дружбе с Синявским, взялись и за него.

Перед Андреем стоял выбор. Он понимал: Элен в покое не оставят, поэтому решил, что должен ей все рассказать, а потом они начнут работать вместе - точно договариваться, о чем докладывать в КГБ. Синявский прекрасно делал вид, что он о Пельтье рассказывает все...

«Людей не трахание соединяет. Существовала одна очень важная вещь: без меня он не сможет ни работать, ни жить. Жить — это не супчик готовить»

- Иначе его бы просто уничтожили физически?

- Нет, но простите, пожалуйста, надо отстаивать свое дело! «Я ни в чем не виноват» - это формула процесса. Андрей считал, что писать - дело хорошее, а печататься можно где угодно. Синявский не был помилован - это предполагает раскаяние. Он был освобожден досрочно.

«ОЧЕНЬ НЕ ЛЮБЛЮ СОЛЖЕНИЦЫНА, НО ДВУХ ЕГО ДЕТЕЙ ВСЕ-ТАКИ ВЫКАРМЛИВАЛА Я»

- После ареста Синявского обыск в вашей московской квартире длился, кажется, три дня...

- Практически я была под домашним арестом. Они же делали благородные лица - привели в качестве понятой даму, чтобы мне помогала...

- Она покупала молоко для грудничка Егора?

- Во-первых, в холодильнике был какой-то запас еды, во-вторых, Егорка - искусственник. Молоко для него мы получали через французское посольство. Порошковое, сделанное в загранке по формуле женского молока, - друзья приносили его нам в роскошных коробках. Это организовала Элен Замойская, переводчица «Доктора Живаго» и адресат писем Пастернака. Она же - вышеупомянутая Элен Пельтье, всю жизнь дружившая с нами. Порошок разводился водой, и человека, которому стукнуло восемь с половиной месяцев, было чем кормить.

Кстати, когда Наталья Солженицына родила своего первого (а потом и второго) ребеночка, она кинулась ко мне за помощью, зная историю об этом молоке...

Я очень не люблю Солженицына...

- Это ведь с его нелегкой руки Андрею Донатовичу был перекрыт доступ в эмигрантские издания, и вам не оставалось ничего другого, как купить печатный станок?

- Вы меня не дослушали... Очень не люблю Солженицына, но двух его детей все-таки выкармливала я. Пришлось попросить друзей возобновить поставки детского порошкового молока.

- Марья Васильевна, познакомившись с будущим отцом вашего единственного ребенка, вы влюбились немедленно?

- Далеко не сразу - должно было пройти какое-то время, чтобы я поняла: на этого человека можно смотреть каждый день.

- Почему на первый в вашей совместной жизни день рождения мужа вы подарили ему подборку вырезок из газет за январь 1953 года?

- Это случайность. Я ведь не знала, что он как раз пишет статью о деле врачей-убийц. Этим абсолютно его поразила, а что главное в наших отношениях с мужиками? Поражать их, чтобы они смотрели с вытаращенными глазами, не понимая, в чем дело...

- Андрей сразу прочувствовал ваш, мягко говоря, независимый характер, из-за которого вам дали прозвище Стервозонова, или сначала вы притворялись шелковой?

- Синявскому удалось познакомиться со мной с третьего захода - первые два раза ничего не вышло. Но это сюжет для романа, а не для интервью...

- Нет, это подход к главному вопросу: как вам жилось с «особо опасным государственным преступником»? Цитирую Синявского: «Может быть, писателя, в принципе, надо убивать. Уже за одно то, что, пока все люди живут как люди, он пишет». Кстати, меня потрясли воспоминания Петра Вайля о пиратской повязке на глазу Андрея Донатовича, лежавшего в гробу!

- ... (долго молчит).

Из досье «Бульвара Гордона»:

Литератор Петр Вайль, в феврале 97-го года успевший попрощаться с Андреем Донатовичем, вспоминал: «В Париж я прилетел за день до похорон, ближе к вечеру позвонил Марье Васильевне. «Если приедете прямо сейчас, гроб еще открыт. Есть шанс увидеть Синявского, - сообщила она. - Да к тому же в виде пирата». Много лет зная Марью Васильевну, я сказал: «Да ну вас». Она вдруг возбудилась: «Почему это «да ну вас»? Когда умер Жерар Филип, его хоронили не в партикулярном платье, а в костюме Сида. Почему Синявский, который всю жизнь был флибустьером, не может лежать в гробу в виде пирата?». В его доме было все так же, Марья Васильевна повела на второй этаж, где стоял на подставках гроб. В гробу лежал Андрей Донатович с пиратской повязкой на глазу.

Строго говоря, в повязке лежал Абрам Терц. Это он при жизни любил прохаживаться по комнате, нацепив «Веселого Роджера», и именно это после смерти имела в виду вдова, устраивая макабрический карнавал. Ведь 25 февраля 1997 года умер один человек, но два писателя - Андрей Синявский и Абрам Терц».

- ...Я была 19-летней студенткой-заочницей отделения искусствоведения истфака (а потом филфака) МГУ, и лекции нам читали в музеях, причем блистательные профессора - Федор Давыдов, Юрий Колпинский. Обычно прочие посетители разных возрастов присоединялись к нашей группе и слушали. Со слов Синявского знаю, что он пристроился к нам в Третьяковской галерее, а после лекции спросил у меня, когда следующая (такой вопрос задавали очень часто). На следующий день после нашего мимолетного обмена репликами в Третьяковке Синявский, увидев меня на факультете, подошел и поздоровался. «Простите, но мы с вами не знакомы», - заявила я, прежде чем уйти.

Прошло достаточное количество времени. Во вторую нашу встречу я была с одним нашим общим приятелем, Синявский завел разговор, что ему привезли из Парижа прекрасные альбомы Пикассо. Мол, если приду к нему в гости, он мне их с удовольствием покажет. На что я ответила: «Спасибо, но меня это уже абсолютно не интересует».

«В САМОМ НАЧАЛЕ Я ЧЕСТНО СКАЗАЛА АНДРЕЮ, ЧТО МОГУ ГАРАНТИРОВАТЬ ТОЛЬКО ОДНО - СО МНОЙ НЕ СОСКУЧИШЬСЯ»

- Вы совсем не любите Пабло Пикассо?

- Еще одно знакомство мне было не нужно - за мной и так ходил хвост. Потом Андрей успел защитить диплом (когда я была на первом курсе, он - на пятом), в 1953 году и я окончила университет. С момента нашей первой встречи прошло семь лет.

Я уже работала в реставрационной архитектурной мастерской, до этого - в Литературном музее. Наша бригада из трех человек сбежала с работы (мы участвовали в реставрации собора Василия Блаженного) и отправилась на ежегодную выставку советских художников, которая всегда открывалась зимой. Так что в третий раз мы пересеклись в Третьяковке 23 января 1955 года, и Синявский пошел меня провожать...

- После чего отказался уходить?

- Он рассказал мне две истории наших несостоявшихся знакомств и заявил, что это - его третий заход: если я сию же минуту не буду принадлежать ему, он больше никогда ко мне не подойдет.

- Испугал?

- За дорогу мы успели познакомиться поближе и все 40 минут очень интересно разговаривали. Ничего не оставалось, как ему отдаться (смеется)...

Сейчас у меня отнимаются ноги, и я понимаю, за что меня Бог наказал. В молодости я ходила большими шагами, причем с невероятной скоростью. От библиотеки имени Ленина, где в студенческие годы проходил мой день, до Рижского вокзала, рядом с которым я тогда жила, достаточно далеко. Если кто-то увязывался меня провожать, моим любимым развлечением было прогнать его пешком через пол-Москвы в бешеном темпе и посмотреть: выдержит ли?

- Не думаю, что вас впечатлила физическая выносливость Андрея Донатовича. Почувствовали родного человека?

- Он мне сразу признался, что женат и свою жену никогда не бросит. Меня это устраивало - руки мои должны были быть свободны.

- Сколько потребовалось времени, чтобы Синявский ушел из семьи?

- Супругу он не оставлял - дождался, пока она сама его бросила (женщины все-таки чувствуют, когда к ним ослабевает интерес). Это произошло далеко не сразу - несколько лет мы были в незаконных отношениях...

- «Свет очей Машенька, ежедневно и поминутно переживаю к тебе такие приступы любви и жалости, что хочется все оставить и повторять нараспев: Маша, Машенька, деточка» - немногим мужья пишут такие письма. Нынешние барышни вряд ли поверят, что можно стать «светом очей» в промежутке между глажкой рубашек, штопаньем носков и бдением у плиты...

- В самом начале я честно сказала Андрею, что носки штопать не собираюсь и обед будет далеко не всегда. Могу гарантировать только одно - со мной не соскучишься. Простите, головой умею работать, а это намного интереснее.

Кстати, я замечательно готовлю (хотя терпеть не могу этого делать), и меня много раз уговаривали написать свою кулинарную книгу. Если есть возможность не стоять у плиты, так и поступаю. Сейчас я дома одна и предпочитаю жить на бутербродах...

«АЛЛИЛУЕВА БЫЛА НЕМНОЖЕЧКО СЕКСУАЛЬНОЙ ПСИХОПАТКОЙ И В ОДИН ПРЕКРАСНЫЙ МОМЕНТ ЗАХОТЕЛА ЗА СИНЯВСКОГО ЗАМУЖ»

- Я читала, как Светлана Аллилуева восхищалась вашими кулинарными талантами и намеревалась записать рецепт то ли салата, то ли чечевичной похлебки (той самой, по вашим словам, за которую Исав продал первородство Иакову). Как вы познакомились?

- Она устроилась в Институт мировой литературы, где работал Синявский.

- Светлана Иосифовна действительно была авантюристкой?

- Абсолютно нет, скорее, истеричкой. Все-таки иметь такого отца!

- Увидев 13-летнюю Светлану в юбке чуть выше колен на фотографии, сделанной у отрядного костра, Сталин отправил ей письмо в пионерский лагерь: «Проститутка!»...

- Аллилуева все-таки немножечко была сексуальной психопаткой.

- По слухам, остаток своей жизни Лана Питерс, как Аллилуеву называют в Америке, проводит за высоким забором в одиночестве.

- Мне это неинтересно.

- Вы больше не общаетесь?

- В один прекрасный момент она захотела выйти замуж за Синявского...

- Ого! Как же вы ее после этого в дом пустили?

- Сначала она несколько раз приходила к нам просто так - как сослуживица Андрея Донатовича. Половина сектора советской литературы у нас бывала: мы обитали по соседству с ИМЛИ, и обычно по средам после заседания сектора несколько человек отправлялись к нам ужинать.

Однажды мы с Синявским ужинали у его коллеги, соавтора и тезки Андрея Меньшутина, который, как и мы, жил в коммунальной квартире недалеко от нас. Вдруг раздались три звонка в дверь - Аллилуева.

У Меньшутиных была очень маленькая комната, мы с Лидой начали суетиться, пристраивая у стола еще один стул, но Светлана заявила: «Садиться не буду. Андрей, я пришла за тобой. Сейчас ты уйдешь со мной». Я спросила: «Светлана, а как же я?», Аллилуева мне сказала: «Маша, вы увели Андрея у жены, а сейчас я увожу его от вас».

- Что в это время делал Андрей Донатович?

- Сидел с отвисшей челюстью. Я сказала: «Андрей, не кажется ли тебе, что, изучая историю СССР, ты зашел слишком далеко?». Светлана рванулась и выбежала из комнаты.

- Наверное, последовал допрос с пристрастием?

- Я не ревнива... Это Синявский меня ревновал...

- Не поверю, что хотя бы из любопытства вы не уточнили, что было между вашим мужем и дочерью Сталина...

- Конечно, я спросила его об этом между прочим. Да, трахнул он ее однажды, ну и что? Это не повод для знакомства, если цитировать известный анекдот. Как шутил Синявский: «Если я еду в одном купе с дамой, должен же я ей предложить как вежливый человек...». Не это главное. Людей не трахание соединяет...

- Значит, союзы, которым не страшны ни измены, ни рутина привыкания, - не вымысел романистов?

- Конечно! Существовала одна самая важная вещь: без меня он не сможет ни работать, ни жить. Жить - это не супчик готовить...

- Удивительная вы женщина - вас даже с днем рождения поздравляют дважды в год...

- Все бабы себе возраст убавляют, меня же несколько лет назад угораздило признаться, что живу с неправильными документами и на самом деле я старше.

- Зачем?

- Я родилась 4 января 1920 года, но моя маменька, обожавшая выходить замуж, в последний раз расписалась с человеком, который был года на четыре моложе, ее это травмировало. Свой возраст убавить она не могла, потому что родила меня очень рано...

- Поэтому она решила переиграть дату вашего появления на свет?

- Когда во время войны пропала моя метрика (осталась только запись в ее паспорте - год без указания месяца и числа), она попросила меня выбрать себе новый день рождения. Желательно в конце года.

Я училась в пятом классе и была невероятно влюблена в своего одноклассника. Из-за своей близорукости сидела на первой парте, поэтому из школьного журнала (читать вверх ногами научилась еще в детстве) выяснила: предмет моей любви родился 27 декабря. Так что заявила: «Хорошо, пусть это будет 27 декабря».

В 1999-м мои друзья, выпив и закусив, отметили мои 69 лет. Когда они уже собрались расходиться, я пригласила всю компанию прийти ко мне 4 января. На вопрос: «Что будет?» - ответила: «Маскарад, только костюмы готовить не надо, сама об этом позабочусь».

За тем январским застольем довелось сказать, что маскарад - это не только надевание, но и срывание масок: «Я пригласила вас, друзья мои, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие: мне сегодня исполняется 70». Мой любимый и очень старый друг - искусствовед Игорь Наумович Голомшток, соавтор Синявского по книжке о Пикассо, с которым мы познакомились 1 сентября 1948 года, когда вместе пришли в университет и рядом сидели на первой лекции, - завопил: «Розанова, я всегда подозревал, что вы вруша!».

Потом я спросила своего ребенка - Егора Андреевича: какой из двух моих дней рождения мы будем праздновать? Он сказал: «Конечно, 27 декабря». - «Почему, ведь он не настоящий?!». - «Традиция важнее истины».

- Как правильно человек сформулировал!

- Он у меня формулировщик...

- «Она говорит так умно и понимает то же, что и я. Как странно думать, что она - женщина!» - такую запись случайно подсмотрела Нина Воронель в раскрытом дневнике 12-летнего Егора Синявского. А позже ваш сын, известный французский писатель Егор Гран, получивший Большую Премию Черного юмора, обыгрывая условия самой престижной литературной награды Франции - Гонкуровской премии, придумал слово «Гонкурабельный»... Егор Андреевич переводит вам свои романы?

- К сожалению, я плохо знаю его книги, не могу их прочесть, но в Егоре ощущаю и свой нрав, и характер Синявского. Так что писатель французский, а сын русский...

- Ваши мемуары «Абрам да Марья» уже вышли из печати?

- Еще нет - пишутся, как и «Маленький мальчик Егорушка».

- Но в рамках проекта «Больше, чем любовь» российский канал «Культура» уже показал двухсерийный фильм Александрины Вигилянской и режиссера Александра Столярова по «Абраму да Марье». Специалисты назвали его четвертым томом «127 писем о любви»: комментариями к трехтомнику, содержание которого - шесть лагерных лет и непрерывающаяся связь любящих мужчины и женщины...

- Этот режиссер, между прочим, живет у вас под Киевом - в Ирпене.

«ПОКА СИНЯВСКИЙ СИДЕЛ, Я СТАЛА ЗНАМЕНИТЫМ ЮВЕЛИРОМ. ДАЖЕ ШУТИЛА: «Я - МАСТЕР, ОН - МОЯ МАРГАРИТА»

- О вашем остром языке ходят легенды, ваши формулировки афористичны: «Максимов - не агент КГБ, он просто сволочь, а это совершенно другая профессия». Или: «В отечестве очередная победа: воры победили пьяниц». Когда в Москве расстреляли Белый дом, в котором, кстати, был тогда и Ростропович...

- (Повышая голос). Андрей по этому поводу говорил, что стрелять по людям нельзя, - из-за чего мы перессорились со многими друзьями.

- Это правда, что вы позвонили Лимонову, когда подорвали его машину? Не как председателю официально запрещенной Партии национал-большевиков, а как старому знакомому, тексты которого впервые увидели свет в «Синтаксисе». Как Эдуард справился со стрессом?

- Не знаю, у него же все время меняется телефон. Я Лимонова нежно люблю, и отношение мое к нему не меняется, но если человек исчезает... Несколько лет назад мы виделись в Москве и провели какое-то время с удовольствием и интересом. Сейчас у каждого из нас своя жизнь.

- У него - московская, у вас - парижская...

- Знаете, почему еще я необыкновенная женщина? Моя невестка меня обожает! Завтра она приезжает за мной в 10 утра, и мы едем гулять. Представляете, чтобы невестка приглашала свекровку прогуляться по Парижу, пройтись по лавкам...

- Как ее зовут?

- Екатерина. Она москвичка, поэтому языкового барьера у нас нет. У меня две внучки, одной вот 12 лет исполнилось недавно.

- Последний вопрос. Почему именно вам Вениамин Каверин заказал брошь к 50-летию своей свадьбы - медная сетка, бирюза и жемчуг?..

- Пока Синявский сидел, я стала знаменитым ювелиром. В те времена зарплата научного работника была 120 рублей, кольцо же моей работы стоило минимум 150. Дома шутила: «Я - Мастер, а Синявский - моя Маргарита».

Помню, вручаю брошь Каверину, а он мне говорит: «Марья Васильевна, вам скажу то, чего никогда никому не рассказывал. Вы знаете, я же своей жене ни разу в жизни не изменил».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter