Свитый из песен и слов...
Народ понял с первого раза - свистеть и записываться в «чайники» никто не рискнул, зато после каждой песни артисту и его музыкантам доставались настоящие овации.
Гость пел живьем и исполнил все свои хиты: «Я умею мечтать», «100 часов вдвоем», «Пой, моя гитара, пой!», «Заповедные места», «Мать пишет», «Осыпаются надежды»... Новых песен тоже было немало, и каждую из них артист остроумно представлял.
- А вот это, друзья, песня о Москве. Я, вообще-то, не пишу праздничных песен, никогда не выполняю заказов, ну а тут - 850-летие Москвы случилось. «Напишу, - решил, - Лужков услышит, расчувствуется и ка-а-ак даст денег!». Никто, конечно, ничего не дал: нас, таких умных, слишком много оказалось.
«Юра, ну почему вас нигде не видно?» - выкрикнул кто-то из зала.
- Уже пятый или шестой год не могу спеть ни в одной новогодней программе, - пожаловался Лоза, - потому что все российские новогодние передачи снимаются в Украине в режиме строжайшей секретности. Коллеги уже сшили себе новые костюмы, навострили лыжи сниматься, ну куда я пойду? Меня вставлять - значит, кого-то выбрасывать, а он что, зря костюм шил, что ли? На телевидение часто зовут, но когда предлагаю: «Может, вам что-нибудь спеть?», отвечают: «Нет-нет, у нас есть поющие артисты, но они «немые». Будете разговорником!
В чем-то телевизионщики правы - артист разговорного жанра из Юрия Лозы что надо. Не хуже, чем певец: не зря ведь подрабатывает написанием монологов для «Кроликов», Юрия Гальцева и Елены Воробей. «Ну все, последнюю историю расскажу - и снова буду петь», - то и дело повторял гость...
- Расскажу, как я стал звездой. Ресторан, юбилей. 50 лет мужику. Я стою на сцене, пою для гостей. Идеальная, интеллигентнейшая публика! Все сплошной шоколад, кроме маленькой ложечки дегтя - так называемый «брат именинника».
Крепкий молодой человек, который только что вышел из зоны, отсидев там 10 лет, почему-то все время рядом со мной на сцене - такой пластический этюд. Весь, как на шарнирах, пьяный, руки синие, машет ими куда хочет и вдруг достает мобильник. «С Костромой разговариваю», - это он мне. «Ну, - думаю, - разговаривай, мне-то что?». А он в трубку: «Братан, слышь? Лоза поет!» - и этот мобильник мне прямо под нос! Знаете, что я подумал? Что мне уже за 50, документы на пенсию собираю, но так редко чувствую себя звездой. А когда поешь в мобильник в Кострому, понимаешь: пришла слава!
Второй раз подобная мысль меня посетила, когда выступал в казино. Вы, наверное, в курсе, что в России казино закрыли? Но как раз перед этим меня пригласили в знаменитый «Кристалл»: «Вы не могли бы у нас спеть?». - «Не вопрос. Я же у вас уже пел». - «Нет, вы не совсем поняли. В VIP-зале. И так, чтобы не мешать играющим».
Оказалось, VIP-зал - это небольшая комната, заставленная столами, а за ними сидят больные на всю голову люди - игроки, оставившие в казино больше миллиона, и не подумайте, что рублей. Я вышел: «Привет!». Ни одна башка не повернулась! Запел - ни одна нога не дрыгнулась! Отработав 40 минут, ушел. Ну, думаю, сейчас мне по первое число выпишут. Нет! Подходит арт-директор, жмет лапу, деньги дает: «Юрок, спасибо, нашим понравилось». Когда ты на фиг никому не нужен, но тебе заплатили, осознаешь, что ты таки популярен.
А однажды позвали в Казахстан. Добирался через Ташкент, через две границы. Приехал - завели в большую юрту, специально для артистов. Там цыгане, цирк какой-то, ну и я. Нас шепотом предупредили: «Готовьтесь, будет Сам!». Не Бог, конечно, - Назарбаев. Хотя в Казахстане это примерно одно и то же... Сидим, готовимся. На столе - самовар и тарелка изюма. На пятом часу слышим: «Едут, едут!». На шестом: «Приехали!». На седьмом: «Давайте цыган, им аппаратура не нужна». На восьмом цыгане возвращаются и сообщают: «Все нормально, щас пойдете».
Наконец вышел я к Самому, поздоровался. И вдруг он спрашивает: «Ты знаешь песню «Очарована, околдована»?». Я честно признался: «Нет. Слышал, но никогда не пел - это не моя песня». - «Ну, езжай домой». И через две границы на «мерседесе»! «На денег, езжай домой!». Вот всегда бы так легко!
Но круче всего было в особняке на Рублево-Успенском шоссе, - не унимался Юрий Эдуардович. - Позвонил однажды продюсер: «Срочно надо ехать в Успенское княжество, там один серьезный человек устроил себе «Песню года» или что-то в этом роде».
Приехал я в этот дом, чуть поменьше вашего Дома офицеров, а там - все: медведи, Кубанский хор, Киркоров... Выскакиваю на сцену, а зрителей - двое: хозяин и его девушка. Ведро с шампанским, ведро с розами, смотришь и думаешь: «Ну хоть у кого-то жизнь удалась...». Лишь один тяжелый момент был - когда девушка в туалет вышла. Для него одного петь не будешь, правильно? Пришлось держать паузу и ждать, пока она не вернется.
А потом я глядел на Киркорова, на хор, которому наверняка приходилось не раз делать то же самое (профессиональные ведь люди!), и думал: «Вот если бы, скажем, Высоцкий до наших дней дожил, ждал бы он девушку из туалета или нет?».
Размышления на эту тему закончились песней «Памяти Высоцкого», а двухчасовой концерт завершал, естественно, «Плот», на котором Лоза уже 20 лет плывет «сквозь бури, дождь и грозы». «Спа-си-бо!» - стоя скандировали зрители и вызывали гостя на бис. «Нет-нет, мои хорошие, - отказался он. - После этой песни уже ничего петь нельзя. Она все накрывает медным тазом...».