Под крышей дома своего

Юлия ПЯТЕЦКАЯ 27 Октября, 2004 00:00

Тема Великой Отечественной войны становится вновь актуальной. Если точнее, модной. А если еще точнее, в России. Даже не буду говорить почему.

Любопытно, наверное, спустя 60 лет, когда живых свидетелей почти не осталось, бросить честный незамутненный взор на историческую истину. Неясно только, откуда ей взяться, истине-то? Никакие документы, архивные данные и голос совести молодого честного поколения ничего до конца не прояснят. Феномен победы практически уничтоженной страны над мощнейшим в истории человечества врагом навсегда останется феноменом.

Трое пленных - чекист, еврей-политрук и юный снайпер Блинов - бегут из фашистского плена в расположенную поблизости деревню Блины, откуда снайпер родом. Прибежав к папе Блинова и спрятавшись у него в сарае, они тут же узнают, что папа - староста в оккупированном селе. И сдать беглецов - его прямой долг. Чтобы не пересказывать скучный, дряблый и надуманный до тошноты сюжет, сразу скажу: папа не сдаст. Он, конечно, в обиде на советскую власть, но не до такой же степени, чтобы своих сдавать. А чего тогда, спрашивается, в старосты пошел? Оказывается, его люди попросили. Иди, говорят, Блинов, в старосты, потому что ты человек порядочный.

Оккупированные Блины выглядят вполне мирно. Бабы смеются, белье полощут, коров доят, травка зеленеет, солнышко блестит... Полицай едет на велосипеде, песню поет. Герои едят, пьют и предаются плотским утехам. За все полтора часа немцы в кадре почти не появляются, если не считать непродолжительной вражеской массовки и двух фашистских мотоциклистов, зверски убитых нашими.

Страшно, по мнению режиссера, должно быть от своих. Потому что настоящий враг, он не за линией фронта обитает, а у тебя дома. Это может быть твой родной папа. Или твой кавалер. Или родственник, записавшийся в полицаи... Да кто угодно. Что же до врага, оккупировавшего деревню, то создается престранное впечатление, будто он зла не причинит. Если и обидит, то по делу.

Я далека от убеждения, что война - благородное занятие благородных людей. Но мысль о том, что главное на войне - страх за собственную шкуру, как-то даже эстетически неубедительна.

Свежий взгляд на историческую истину получился таким альтернативным, что отдает очередной спекуляцией на модной теме. А при ближайшем рассмотрении все месхиевские герои выглядят клонированными персонажами советского кино периода расцвета застоя: недораскулаченные кулаки, недобитые контры и безумные борцы за коммунистическую идею. Только если в советском кино тот же чекист олицетворял собой вселенскую гармонию, то в постсоветском он пошлый дебил, трус и головорез. В общем, хлобысь черной краской на белые пятна исторической истины - и, в принципе, забавно получается.

Cамое обидное, что лихой актерский ансамбль, заявленный в картине, остался не у дел. О Богдане Ступке, получившем недавний приз за лучшую мужскую роль на Московском международном кинофестивале, написано столько авторитетных комплиментов, что глупо возражать. Ступка всегда хорошо играет. И нетрудно понять, почему его обиженный советской властью крепкий середняк с вечным обрезом в руках произвел такое сильное впечатление на международное жюри во главе с Аланом Паркером. Судя по всему, международное жюри не видело ни "Вечный зов", ни "Тени исчезают в полдень" - идеологически выдержанные советские сериалы, из которых и перекочевал в картину Месхиева образ обездоленного землевладельца.

Вообще, все роли получились какими-то на удивление вторичными, мелкими и лишенными драматургии. Причем не по вине актеров. Придурковатый чекист (Сергей Гармаш), сексуально озабоченный юный снайпер с большим будущим профессионального убийцы (Михаил Евланов), законченный подонок полицмейстер (Федор Бондарчук)... Но, пожалуй, наиболее шаблонно смотрится зашуганный еврей-политрук Лившиц (Константин Хабенский). Больной, немощный, равнодушный к женщинам и мечтающий в минуту смертельной опасности о книге. Интересно, о чем еще может мечтать еврей в минуту смертельной опасности? Разве что о деньгах.

Тем не менее во всем этом военном вестерне единственная художественная и сермяжная правда, достучавшаяся до моего зрительского сердца, - надрывный непрекращающийся кашель Хабенского. Почему-то кажется, что политруку взаправду хреново. Говорят, картина снималась в октябре, актерам приходилось раздеваться на улице и ходить босиком по сырой земле. Может, действительно простудился?