Первая жена Евгению ВЕСНИКУ изменила, а вторая писала на него доносы в компетентные органы

По вечерам будущий актер посещал драмкружок и за год до войны поступил в Щепкинское театральное училище, но вскоре ушел добровольцем на фронт — воевал на Карело-Финском и 3-м Белорусском фронтах. В День Победы, как вспоминал впоследствии Евгений Яков­левич, он плакал от счастья: «Тогда казалось, что мы своей кровью и смертью товарищей завоевали рай земной. Что отныне все будет совсем по-другому. Что жить мы будем хорошо и светло. Мне было тогда 22 года, и мне так хотелось верить в лучшее. Но все вернулось на круги своя...».

Демобилизовавшись, Евгений вернулся в институт. Перспективного выпускника чуть было не зачислили в труппу Малого театра, но помешала анкета — в ректорате сочли, что сыну «врага народа» не место в главном драматическом театре страны. Впервые Евгений Весник вышел на подмостки в Театре имени Станиславского, потом были Театр сатиры и — справедливость все-таки восторжествовала! — Малый, которому он отдал почти три десятка лет. А вот в кино популярность к актеру пришла довольно поздно — в 45 лет, когда на экраны страны вышел музыкальный фильм «Трембита».

Имя Евгения Весника в титрах фильма или на афише спектакля, как своеобразный знак качества, уже само по себе гарантировало им зрительский успех. В отличие от театра в кино у актера были в основном эпизоды, но любую роль второго плана — будь то пристав Амбреев в «Угрюм-реке», фельдшер в «Офицерах», прокурор в «Летучей мыши» или учитель математики Таратар в «Приключениях Электроника» — он мог сделать яркой и запоминающейся. Оставив театр, Весник работал на эстраде, снимался в кино, писал книги и почти не выходил из своей квартиры в высотке на Кудринской площади.

Несмотря за внешность актера-комика, Евгений Яков­левич пользовался успехом у женщин и был четырежды женат, но, по его собственному признанию, настоящее семейное счастье обрел только в браке с четвертой супругой — Нонной Гавриловной, с которой прожил душа в душу больше 40 лет. Вдова Весника свято хранит память о муже и до сих пор не может вспоминать о своем Жене без слез — в их квартире все осталось так же, как было при его жизни.

Евгений Яковлевич с четвертой женой Нонной Гавриловной. «Мне до сих пор кажется, что он жив»

 

«ЯЗЫК ТВОЙ — ВРАГ ТВОЙ!» — ТВЕРДИЛА ЕМУ Я»

— Нонна Гавриловна, вы с мужем прожили вместе 42 года. В чем секрет такого семейного долголетия?

— Наверное, все дело в том, что я всегда относилась к нему, как к ребенку, по-матерински. Всю свою жизнь отдала и посвятила Жене — создавала все условия для работы, чтобы он не отвлекался ни на какие бытовые мелочи. До меня Евгений Яков­левич был женат трижды. Он мало рассказывал о своих предыдущих браках, знаю только, что с первой женой Женя развелся из-за ее измены: она поехала с пятилетним сыном отдыхать на юг и там познакомилась с другим мужчиной. Вторая супруга писала на своего мужа доносы в компетентные органы. Неудивительно, что к 40 годам он полностью разочаровался в женщинах.

— А потом встретил вас...

— За это счастье я должна быть благодарна своей дочери Марине, точнее, ее мечте стать актрисой. Во время войны Женя служил в артиллерийском дивизионе вместе с моим первым мужем. От него я впервые и услышала о таком актере, как Евгений Весник: муж говорил, что этот талантливый парень до войны успел окончить только два курса театрального училища, но он обязательно в нем восстановится, когда закончится война. Познакомились мы, когда Весник и Папанов приехали со спектаклем Театра сатиры в Ленинград, где я тогда жила. Женя позвонил нам, и мы все вместе поехали в гости к их комдиву. Там я впервые увидела Весника, но мы с ним тогда и парой слов не перемолвились.

После развода с мужем мы с дочерью переехали в Москву. Марина, мечтавшая стать актрисой, захотела проконсультироваться на эту тему с Весником, которого она, как и я, знала по рассказам отца. Созвонившись с Евгением Яков­левичем, мы пошли к нему в Малый театр.

Помню, он удивился, что Марина так рано решила идти в актрисы: ей в ту пору было всего 14 лет, но позвонил ректору и похлопотал. В результате дочь не поступила — ее срезали на третьем туре, а мы с Весником поженились. Впоследствии он часто говорил Марине: «Все-таки хорошо, что ты не пошла в театральный: второй Ермоловой ты бы не стала, а всю жизнь выходить на сцену и говорить: «Кушать подано!» не смогла бы — чувство собственного достоинства тебе бы не позволило».

После этой истории Марина и Женя очень сблизились, отношения у них стали по-настоящему родственными: дочь всегда прислушивалась к мнению мужа, считала его своим вторым отцом и другом, а он ее любил, как свою.

Родители актера Евгения Эммануиловна и Яков Ильич. Отец был видным деятелем советской промышленности и личным другом Орджоникидзе. Когда после загадочной смерти Серго началась расправа над его ближайшим окружением, Якова Весника расстреляли, его супругу сослали в Казахстан, а их сын чуть не попал в детский дом

— Весник в кино и на сцене отличался от Весника в жизни?

— Женя обладал довольно тяжелым, сложным характером, но, на мой взгляд, такое качество отличает многих талантливых актеров. К тому же был слишком справедливым, резким и прямолинейным. «Язык твой — враг твой!» — твердила ему я. Его не останавливали ни чины, ни звания, мог кому-то грубо что-то сказать и на долгие годы нажить себе врага, но он считал, что так проявляет свою свободу и независимость, и в этом его счастье.

— Именно поэтому Евгений Яков­левич уходил из театров, в которых работал?

— В Театре имени Станиславского Женя поссорился с режиссером Александром Бурдонским, который оказался внуком Сталина (сейчас Александр Васильевич работает в Театре Российской Армии». — Авт.), и перешел на работу в Театр сатиры, где все складывалось довольно неплохо. Женя даже собирался осуществить свою мечту — поставить спектакль как режиссер, но Михаил Иванович Царев, зная, что Женя окончил Щепкинское театральное училище, переманил его в Малый театр: «Хватит уже скитаться, возвращайся домой!».

Муж пришел в труппу в 1963 году и прослужил там 27 лет, но потом ушел и оттуда. На этот раз он ни с кем не ругался, ему просто стало скучно: актеры, с которыми он начинал, один за другим ушли из жизни, а уровень профессиональной подготовки молодежи его категорически не устраивал. Женя честно написал в заявлении на увольнение: «Я знал и любил другой Малый театр, а от работы в этом прошу меня освободить». Это произошло во время гастролей в Японии, и никто в серьезность его поступка не поверил: трудно было даже представить себе, что кто-то отказывается от работы в театре по доброй воле. Когда же в сентябре 1990 года Весник не пришел на сбор труппы, Царев вынужден был подписать его заявление.

«КВАРТИРЫ, КОТОРЫЕ ЖЕНЕ ДАВАЛИ ОТ ТЕАТРОВ, ОН ОСТАВЛЯЛ ЖЕНАМ, А САМ УХОДИЛ НАЛЕГКЕ»

— Впоследствии Евгений Яков­левич никогда не раскаивался в этом поступке?

Евгений Яковлевич с сыном Женей у Театра сатиры, 1963 год (всего у артиста трое детей: два сына и дочь)

— Жалеют те, кто сидит без работы, у него же оставались концерты, которые давали ему так необходимое каждому актеру чувство востребованности. К тому же Женя много занимался режиссурой, играл в театре, снимался в кино, но больше всего все-таки работал на эстраде. Выступал сразу от пяти организаций — Москонцерта, Росконцерта, Госконцерта, Филармонии и Бюро пропаганды советского киноискусства.

Сначала его посылали на концерты по всему Советскому Союзу, а после его распада — по всей России. На машине мы объездили Украину, Белоруссию, Прибалтику, Крым и Кавказ, а на самолетах и поездах — Урал и Дальний Восток. Мы с Женей почти не расставались, я на все концерты и съемки с ним ездила, на все его спектакли ходила. В Москве у него иногда за один день было по пять-шесть выступлений, мы с ним едва успевали переезжать с одной площадки на другую. Хорошо, что тогда не было таких пробок, как сейчас, в современной Москве мы смогли бы добраться только до одной концертной площадки.

— В то время такие выступления неплохо оплачивались. Вы были состоятельными людьми?

— Ставка у Жени составляла 7 рублей 50 копеек за концерт, и это, заметьте, самая высокая. Чтобы что-то заработать, нужно было потрудиться, но мужу иногда приходилось играть по 70-80 концертов в месяц, так что в результате выходило неплохо. У Евгения Яков­левича был принцип — всегда и во всем рассчитывать только на себя. Каждый год 9 Мая его как фронтовика приглашали в Кремль, где он встречался с первыми лицами государства, общался с ними, но никогда в отличие от других не пользовался этими знакомствами.

Женя вообще ничего ни у кого никогда не просил. До встречи со мной он жил в гостинице, потому что квартиры, которые давали ему от театров, и все, что в них было, он оставлял женам, а сам уходил налегке. Вскоре после того, как мы поженились, ему вновь выделили жилплощадь, там мы и прожили всю жизнь. Квартира хоть и в хорошем доме, но очень маленькая, поэтому мужу приходилось работать в холле, где он и написал все свои книги — 19 за 16 лет.

Первая вышла в 1993 году тиражом 50 тысяч экземпляров, который весь разошелся. Женя очень любил дарить книги друзьям и знакомым и почти все так раздал — у нас всего несколько экземпляров осталось. И дачи у нас не было, мужу нужна была только его работа. Да он до меня даже ни разу в отпуск не ездил, все лето на гастролях проводил. В 1978 году мы с ним в первый раз поехали в Сочи в санаторий «Актер», на следующий год — в Ялту, а потом постоянно ездили в подмосковное Дорохово.

— Вы и на зарубежные гастроли его сопровождали?

— Очень долго советским актерам не разрешали брать в заграничные поездки жен и мужей, поэтому в Мексике, Германии и Японии он гастролировал без меня. Позже, когда этот запрет отменили, мы с ним были в Англии и Америке, на круизном теплоходе «Федор Шаляпин» побывали в Болгарии, Израиле, Турции и на Кипре — Женя там выступал, вот и упросил, чтобы ему разрешили взять меня с собой.
Как-то во время французских гастролей Театра сатиры, который играл «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка», Женю назвали уникальным актером, лучшим исполнителем роли Остапа Бендера и предложили остаться во Франции, но он отказался, во всеуслышание заявив: «Я Родину не меняю».

В 1941 году Евгений Весник ушел добровольцем на фронт, командовал огневым взводом 1-й гвардейской корпусной артиллерийской бригады, награжден двумя медалями «За отвагу», орденами Красной Звезды и Отечественной войны II степени

— А ведь у него, как ни у кого другого, был повод для обиды на страну и ее власть!

— Свое детство Женя называл страшным, а воспоминания о нем — черными. Другой бы на его месте обозлился на весь белый свет, а он отнесся ко всем испытаниям философски. Когда я спрашивала об этом периоде его жизни, отвечал: «Моя страна больна. Ты же не разлюбишь меня только потому, что я захворал?». Женя очень хорошо разбирался в политических процессах, их причинах и следствиях и предвидел, что должно случиться в будущем. Все его предсказания сбывались и сбываются до сих пор.

— Чем Евгения Яков­левича так привлекало его хобби — рыбалка?

— Состоянием полного покоя, которого нельзя достичь в повседневной жизни, — там он полностью отключался от окружающего мира и погружался в свои мысли. «Вот я заброшу удочку, — часто говорил он мне, — и думаю о чем-то своем, никто меня не дергает, не отвлекает. Могу, например, размышлять о новой роли. Рыба начинает клевать — вытаскиваю, а потом снова ухожу в себя».
Муж очень любил уединение и просил не путать его с одиночеством, поскольку это совершенно разные вещи. Я никогда не видела, чтобы Женя, как другие актеры, дома открыл текст пьесы или сценарий и учил роль, он все запоминал во время репетиций. Но для этого ему надо было заранее понять, что представляет собой его персонаж, свои роли и сюжеты будущих книг он и обдумывал на рыбалке.
У него было любимое, как говорят рыбаки, прикормленное место на реке Озерне в Московской области, туда очень строго пропускали — по специальным документам, а добыть такие смогли только Николай Крючков, Всеволод Санаев и Женя. Муж ездил туда и летом, и зимой — на лед и часто брал меня с собой.

Если же мы с ним отправлялись куда-нибудь на машине, он не пропускал ни одной лужи — тут же останавливался, доставал удочку (ими у него весь багажник был забит) и усаживался рыбачить. Рыба у нас в доме не переводилась. Каждое утро он ходил на реку и в санатории, где мы с ним сначала полностью забивали холодильник в номере, затем просили сестру на этаже, чтобы она заморозила улов у себя, а потом возвращались домой с трофеями.

— Еще одно увлечение Евгения Яков­левича — коллекционирование деталей, которые помогали ему работать над ролями: манеры говорить, жестов, походки?

— Он очень любил общаться с людьми и у каждого подмечал какую-то интересную черточку, которая впоследствии помогала ему создать запоминающийся образ. Так, манеру речи учителя из «Приключений Электроника» позаимствовал у писателя Маршака, а жесты — у своего лечащего врача Якобсона.

У Жени была целая коллекция разных походок, которыми он охотно делился с другими актерами. Именно Весник когда-то ставил пластику Николаю Олимпиевичу Гриценко, игравшему Каренина в экранизации романа Толстого, — научил его двигаться, как иноходец. Подобным образом, выкидывая вперед сначала правую руку и ногу, а потом левую, ходил композитор Прокофьев.
Коллекционировал муж и истории из жизни, с которыми выступал на эстраде, причем очень не любил, когда их считали байками или анекдотами. Сам Женя называл этот жанр наблюдениями и уверял, что темы для выступления можно найти везде, поэтому актер-эстрадник должен быть талантливым наблюдателем. Хороший рассказ он мог сделать буквально из всего. Бывало, расскажу ему какую-то смешную историю, которую наблюдала на рынке или в магазине, а он садится за стол, что-то пишет, а на следующий день у него уже готово новое произведение. Так родился цикл его замечательных рассказов о животных.

В роли Городничего с Виталием Соломиным (Хлестаков) в спектакле Малого театра «Ревизор», 80-е. Фото Fotobank.ua

«КРОЛЬЧИХА ЧУВСТВОВАЛА, ЧТО МУЖ ПОДНИМАЕТСЯ НА ЛИФТЕ, И, СТОЯ НА ЗАДНИХ ЛАПКАХ, ЖДАЛА ЕГО У ДВЕРИ»

— У вас дома животных не было?

— Муж очень просил завести хоть кого-нибудь, но я слишком люблю и жалею их, чтобы брать на себя такую ответственность. Одно время у нас жила крольчиха, обожавшая Евгения Яков­левича: каким-то непостижимым образом она чувствовала, что он поднимается на лифте, и, стоя на задних лапках, ждала его у двери. А когда муж садился писать, прыгала к нему на колени и лизала шею — он просто таял от такого искреннего проявления любви! С прогулки Женя всегда приносил ей ее любимое лакомство — траву, листочки — и однажды сорвал что-то такое, что ей было противопоказано, у нее вздулся живот, и она погибла.

Грустная участь постигла и взятого домой ежика. Всю ночь он бегал по квартире — топал, шелестел какими-то бумагами, а потом пропал. Я все перевернула вверх дном и нашла его в своем зимнем сапоге: он, бедненький, внутрь залез, а наружу выбраться не смог — иголки не пустили, так он там и задохнулся. Мы с Евгением Яков­левичем так сильно переживали из-за этих двух смертей, что больше животных не брали.

— Среди друзей Евгения Яков­левича были актеры?

— Очень мало. Муж считал их неискренними людьми, которые сейчас целуются, а через пять минут готовы тебе в спину нож всадить. Были люди, которых он уважал, — например, Вячеслав Тихонов и Алексей Баталов, но их можно было пересчитать по пальцам.

Одно время тесно общался с Ольгой Аросевой (царствие ей небесное!), с которой познакомился в глубоком детстве в Германии, где служили их отцы, занимавшие высокие посты, — Оле тогда было три года, а Жене — пять. Потом они надолго расстались и встретились уже только в Театре сатиры. Вместе снимались в фильме «Трембита», который почему-то чаще всего вспоминают зрители, когда речь заходит о Веснике. Меня всегда очень удивляло: у него столько прекрасных работ, а куда бы мы ни приехали, везде всегда слышали одно и то же: «Смотри, вон Сусик из «Трембиты» пошел!».

По характеру Ольга Александровна была очень похожа на Женю: такая же прямолинейная, не терпела никаких возражений, всегда добивалась своего. Наверное, поэтому в последние годы его жизни отношения у них разладились, былой дружбы уже не было, но это не помешало Аросевой незадолго до своей смерти написать очень хорошую статью в книгу воспоминаний о Веснике, которую мы собираемся издавать.

Олег Борисов, Евгений Моргунов, Анатолий Папанов и Евгений Весник (председатель колхоза), «Стежки-дорожки», 1963 год. Фото Fotobank.ua

— В ней будут представлены ученики Евгения Яков­левича?

— У него их, к сожалению, было очень мало — он только один раз набрал курс в театральном училище и с трудом довел его до конца. Муж любил общаться с молодежью, но преподавательская деятельность была не для него. Женю очень раздражали неталантливые люди, у него не хватало терпения: если видел, что его не понимают, мог сорваться и накричать. В советское время в моде были национальные курсы в творческих вузах, Евгению Яков­левичу достался казахский. Он сам признавался, что по-настоящему учил только человек пять-шесть, с остальными ему приходилось очень трудно. После окончания училища ребята уехали домой, многие там впоследствии получили звания, так что Весник не зря с ними бился.

А еще они с Аросевой преподавали актерское мастерство в цирке (что они там делали, я так до сих пор и не поняла!), туда даже дочь моя хотела поступать. Там у Евгения Яков­левича занимался никому тогда не известный Геннадий Хазанов. Женя всегда просил его только об одном: «Пожалуйста, ни у кого не учись — тебя испортят, у тебя природный талант, ему постороннее вмешательство не требуется». Они всю жизнь общались, Геннадий Викторович приходил к мужу на все юбилеи. Поначалу Весник делал Хазанову кое-какие замечания: «Геночка, вот тут надо так!», а впоследствии это уже и не требовалось.

— Евгений Яков­левич известен и как непревзойденный мастер дубляжа...

— У Жени был невероятный дар попадать в ритм речи и артикуляцию губ — было совершенно не заметно, что актер говорит на другом языке. А ведь многие актеры сами себя озвучить не могут. Евгений Яков­левич рассказывал, как работал на дубляже замечательный актер Михаил Яншин: «Он же привык ко мхатовским паузам: пока раскачается, пока вздохнет, а на экране уже следующий эпизод».

Женя озвучивал таких замечательных актеров, как Нино Манфреди и Луи де Фюнес, много на его счету и мультипликационных героев. Но особая страница его творчества — дубляж фильмов с участием Марчелло Мастроянни. Когда знаменитый итальянский актер приезжал в Москву, Женя ходил к нему в гостиницу — пообщаться. Мастроянни сделал ему большой комплимент: «Ничего лучше, чем ваш дубляж, я не слышал!». Кстати, во время этой встречи произошла забавная история. Женя зашел в ванную, чтобы помыть руки, и, к великому своему удивлению, не увидел на полочке ни зубной пасты, ни щетки, зато там лежал лимон. Он не удержался и спросил об этом Мастроянни, и тот ответил, что всю жизнь чистит зубы ломтиком лимона.

«Ширли-мырли» (Весник — хирург Цитин), 1995 год

«ЗАСЫПАЯ, ПРОШУ ЖЕНЮ: «ПРИСНИСЬ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА!», НО ПОКА НИ РАЗУ ЕГО НЕ ВИДЕЛА»

— Муж часто говорил вам о своей любви?

— Мне — нет, зато признавался другим, что очень меня любит, а уже они передавали его слова мне. А когда Женя умер, я нашла в столе его письмо, адресованное мне и моей дочери Марине, где он писал, что только с нами познал тепло семьи, поэтому мы для него — самые близкие люди. А еще признался, что всегда хотел сказать нам об этом, но стеснялся.

— А как же родные дети — у Весника ведь два сына?

— К сожалению, они с отцом почти не общались. Я их не виню: когда Женя расстался с их матерями, ребята были совсем маленькими — одному исполнилось пять лет, другому всего несколько месяцев. В жизни мужа они появлялись редко и только тогда, когда хотели о чем-то попросить. Женя охотно им помогал, но понимал, что в их жизни для него места нет.

В роли учителя математики Таратара в «Приключениях Электроника», 1979 год

— От чего умер Евгений Яков­левич?

— Все началось с банального бронхита, перешедшего в астму, которая очень его мучила. Ему трудно стало выступать — он начинал задыхаться, отходил за кулисы, чтобы воспользоваться ингалятором, а потом снова возвращался на сцену. Женя, кстати, еще и поэтому из Малого театра ушел: он 22 года играл Городничего в поставленном Игорем Ильинским «Ревизоре», и находиться на сцене три часа подряд ему было тяжело.

Последние два года его жизни были очень тяжелыми. Он совершенно пал духом и все время повторял: «Я, наверное, скоро умру...». Мне приходилось ухаживать за ним, как за ребенком: кормить и поить с ложечки, успокаивать: «Это все болезнь виновата. Выздоровеешь, окрепнешь, и все будет, как прежде». Но он только грустно качал головой: «Нет, я слабею — из меня потихоньку уходит жизнь». Тогда я его не понимала, а сейчас думаю: может, он и вправду предчувствовал свой скорый уход?

— Вы были рядом, когда его не стало?

— К сожалению, нет, и это тяготит меня больше всего, ведь я с ним даже не простилась. До сих пор казню себя, что не прорвалась к нему в реанимацию. Когда мы привезли его в больницу, вышла незнакомая докторша (врач-кардиолог Мкртчян, который два раза вытаскивал Женю буквально с того света, был на курсах повышения квалификации) и сказала, чтобы я не беспокоилась: они сделают все необходимое. Но сестры, как я теперь понимаю, просто не обращали на мужа внимания — лежит себе и ладно. Я-то дома за ним строго следила: это лекарство — утром, это — после обеда, это — вечером. Конечно, никто в больнице не стал так за ним ухаживать.

8 апреля я пришла в больницу, и врач сказала мне: «Мы вашего мужа на следующей неделе будем выписывать!». Я уже и дома все приготовила к его приезду, а через два дня мне позвонили и сказали, что Жени больше нет. Более того, нам не выдали никаких документов, даже не написали, от чего он умер, — справки о смерти Евгения Яков­левича у меня нет.

Знаете, мне до сих пор кажется, что он жив. Все стены в доме в его фотографиях, везде его вещи, книги и бумаги... Иногда мне так хочется с ним поговорить — что-то рассказать, о чем-то посоветоваться, что я просыпаюсь среди ночи с желанием это немедленно сделать и лишь тогда понимаю, что это невозможно.

Почему-то он не приходит ко мне во сне. Засыпая, прошу: «Приснись мне, пожалуйста!», но пока ни разу не видела его толком — бывает, мелькнет мимоходом, и все.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter