Генерал-майор СБУ Александр НЕЗДОЛЯ: «Наверное, Щербицкий каялся, что в Киеве первомайскую демонстрацию провел, что внука вывел, когда радиационный фон допустимую норму в сотни раз превышал, но Москва же твердила: «Без паники!». Думаю, Чернобыль последней каплей стал — Владимир Васильевич не выдержал краха идеи, которой посвятил всю жизнь. Не мог больше смотреть, как на его глазах перестройка превращается в вакханалию, захлестывающую его Родину, на благо которой трудился. Это было самоубийство: теперь, когда время залечило раны, люди должны узнать правду»
(Продолжение. Начало в № 12 , 13 )
«ФЕДОРЧУК ОПЯТЬ: «Я ТЕБЯ, Б...». НУ, ПЕРВОЕ ЛИЦО КОМИТЕТА, ЧЕРЕЗ СЛОВО МАТ. «ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛ?». — «НЕ ПОНЯЛ, — ГОВОРЮ. — И НАВЕРНОЕ, НИКОГДА НЕ ПОЙМУ»
— Люди, которые вынуждены запирать эмоции внутри, скрывать даже от самих себя истинные цели и мотивы своих поступков, рано или поздно срываются в запои, загулы... Вы не пытались забыться с помощью алкоголя?
Александр Нездоля во время «исполнения интернационального долга в Афганистане», Герат, 1980 год |
— У нас пьянства не было. На моей памяти только однажды рассматривалось дело по злоупотреблению алкоголем среди сотрудников «пятерки». Как потом выяснилось, майор Анатолий З. вместе с коллегами, приехавшими из Херсона, пошел вечерком опрокинуть по 100 граммов. Потом еще добавили — на пустой желудок. Видимо, бойца разморило, и он прилег отдохнуть на лавочке у своего дома возле оперного театра. Там его и нашла милиция, которая проинформировала об инциденте дежурного по КГБ.
В общем, позор, майора разбирают на собрании, его стыдит генерал Цветков. Наконец, дали слово проштрафившемуся. Он говорит: «Товарищ генерал, товарищи коллеги, скажите — я жлоб? Нет. Поэтому, когда меня угостили поллитровкой водки, я в ответ не мог не выставить 0,75 «Пшеничной». Поднялся смех. И поскольку Анатолий никогда в любви к зеленому змию замечен не был, его лишь пожурили — в назидание другим.
— Судя по тому, что к вам руководство отнеслось не столь снисходительно, вы гораздо сильнее провинились. Что натворили?
— В 1978 году, когда в Киеве организовали первое генконсульство США, к нам пожаловал установленный разведчик Портер. По нему работала наружка, но он чудеса творил — в день давал по 30-40 связей: с писателями, журналистами... Контрразведчики, которые не вращались в творческих кругах, только за голову хватались. Каждое утро они несли мне на опознание десятки фотографий: это кто?
— Вы коллег просвещали...
— Ну да. «Это, — говорил, — Борис Олийнык, это Богдан Чалый»... А начальником контрразведки был очень сильный генерал Федяев. «Геннадий, — говорю ему, — ну заберите меня, хочу быть в чистой контрразведке. Я тут выработался». А Портер совсем обнаглел: приехал в ресторанчик «Театральный», — помните, был напротив КГБ? — поставил авто и снимает информацию. А там же коммуникации, секреты в земле. Генералы вышли: что делать? Загнали самосвал, как долбанули ту машину!
— Вроде нечаянно...
— Естественно. Американец из ресторана выскочил, а ему говорят: «А вы не ставьте здесь»...
На следующий день Федорчук проводит совещание старшего офицерского состава. Как сейчас помню: враг наглеет, разведка лезет — надо создать американский отдел, укрепить опытными работниками. Я пришел в кабинет и написал: «Председателю Федорчуку от старшего оперуполномоченного майора такого-то. Выслушав ваше выступление, как человек, хорошо знающий творческую интеллигенцию и то-то, то-то, считаю необходимым перевести меня в отдел». И по своим каналам, мимо начальства, передал рапорт.
— Рисковый вы человек...
— Через день-два Евгений Марчук, который был моим начальником и имел прямой провод с председателем, спрашивает: «Зачем тебя вызывает Федорчук? Возьми папку с последними материалами и иди». Я пошел, доложил. А у Виталия Васильевича была интересная привычка: в конце разговора он отработанным броском кидал папку с документами, она скользила по поверхности и останавливалась точно на краю стола. Я ее на лету цапнул и повернулся уходить.
Подошел к двери, взялся за ручку, вдруг сзади громовой голос: «Товарищ Нездоля, это вы рапорт писали?». А ему же нужны аресты по пятой линии. «Так точно, товарищ председатель», — отвечаю. «А чем вы руководствовались?». — «Вашим выступлением. У меня там написано». Он побагровел: «Да ты!.. Да тебе...» — и матом. «Товарищ председатель, — говорю. — Я старший офицер, написал вам рапорт. Не знаю, какое вы примете решение...». Федорчук опять: «Я тебя, б... Ты меня понял?». Ну, первое лицо Комитета, через слово мат. Я стою: «Нет, товарищ председатель». Он третий раз матом: «Ты меня понял?». — «Не понял, — говорю. — И наверное, никогда не пойму».
На посту председателя КГБ Украины Виталия Федорчука в 1982 году сменил Степан Муха. Украина, как тогда принято было говорить, оказалась «под Мухой» |
А через три месяца, по окончании курсов руководящего состава, меня перевели во Львов, откуда я приехал лейтенантом.
— Морально вы были готовы к такому повороту?
— Нет. Но куда деваться: дома об этом сказал, вызвал машину, погрузил вещи и поехал. Жена с дочкой осталась: наша восьмилетняя Маринка только-только поступила в хореографическое училище — не срывать же ее с места! Кстати, они как члены семьи были прикреплены к нашей ведомственной медсанчасти. Но, на беду, их увидел входящими туда кто-то из генералов. Он тут же позвонил начальнику и приказал: «Не обслуживать!». Мол, Нездоля во Львове, вот пусть туда и едут.
И это не все. Я же обязан был сдать киевскую квартиру, а как это сделать? Решил поселиться у тещи (у нее во Львове была хорошая, метров 120, квартира возле костела на Привокзальной площади), а ее отправил в мою киевскую двушку площадью аж в 28 квадратов — присматривать за внучкой.
— Так вы хорошо придумали!
— Как бы не так! В связи с тем, что я не сдал квартиру, меня занесли в черный список. И как только вставал вопрос о моем повышении или переводе в центральный аппарат на руководящую должность, кто-нибудь сразу напоминал: а он не сдал квартиру.
Это клеймо меня долго преследовало. Я сам написал рапорт, чтобы меня направили в Афганистан в составе спецотряда «Карпаты». Был начальником штаба. В московском отряде 17 человек погибли, у кого-то три, пять, а у нас все 250 человек живыми вернулись и большинство — с орденами. Конечно, это везение. Но и мы с командиром отряда Ковалевым для этого кое-что сделали: людей обучали, аккуратно проводили разведку. Я все прошел, трижды чудом не был убит. Возвращаюсь в Украину, а меня опять пинком под одно место: он же квартиру не сдал! Пусть едет во Львов.
— А зачем такой соперник тем, кто пороха не нюхал!..
— Три дня не мог уснуть, хотел уволиться. Но потом думаю: пусть будет Львов. И не прогадал. Меня там кинули в разведку на место парня, который оказался морально нестойким — увлекся девушкой. У нас за шуры-муры на стороне строго наказывали.
Разведка — моя мечта с курсантских лет, хотя я иностранного языка не знаю. Но есть такая система — работа с территории, то есть с людьми, которые выезжали за рубеж. У меня их в год набиралось человек 25. Агентура прекрасная, люди интересные — доктора наук.
Благодаря им ты каждый день что-то новое познаешь. Если в «пятерке» у нас был постоянный аврал, то тут ты сидишь, анализируешь, задание отрабатываешь — при системном подходе это все можно отладить. Рабочий день нормированный: в пятницу сейф опечатал и свободен. Я купил после Афганистана «Жигуль», потом поменял его на «Волгу», на лыжи встал, в теннис начал играть. Но это уже было без Федорчука.
Бывший первый секретарь Днепропетровского горкома партии Владимир Ошко 10 лет назад рассказал в интервью «Бульвару Гордона», что Владимир Щербицкий покончил с собой, за что на Ошко обрушились с критикой ветераны партии |
«ПЕРЕД СОРАТНИКАМИ ЩЕРБИЦКОГО, НА ПРОТЯЖЕНИИ 20 С ЛИШНИМ ЛЕТ ОБЕРЕГАВШИМИ ТАЙНУ ЕГО СМЕРТИ, ХОЧЕТСЯ СНЯТЬ ШЛЯПУ»
— Почему вы Виталия Федорчука не жалуете, ясно. Странно, что первый секретарь ЦК КПУ Щербицкий не испытывал симпатии к чекисту, который устранил с его дороги Шелеста...
— Возможно, он чувствовал, что и сам находится под колпаком: о каждом его шаге немедленно докладывалось в Москву. Ему претило и излишнее усердие председателя Комитета в искоренении инакомыслия и всякой «идеологической ереси». По словам людей, которые близко знали Щербицкого, Владимир Васильевич с облегчением воспринял выдвижение Федорчука в Москву.
Когда Брежнев сообщил тому о назначении председателем КГБ СССР, руководящий и оперативный состав украинского КГБ срочно собрали в клубе. На собрание прибыл первый секретарь ЦК КПУ, который поблагодарил идущего на повышение Федорчука за достойное выполнение своих обязанностей...
Потом всех пригласили на, как бы выразились сегодня, небольшой фуршет. И в этой неформальной обстановке Щербицкий заявил: «Есть мнение, что преемником Виталия Васильевича нужно назначить его первого заместителя Степана Несторовича Муху». Честно говоря, не у всех сотрудников это предложение вызвало энтузиазм...
— ...но возражать никто не посмел. А правда, что Чернобыль можно было предотвратить, если бы Украина не оказалась, как тогда говорили, «под Мухой»?
— Трудно ответить на этот вопрос однозначно, потому что Чернобыльская АЭС напрямую подчинялась Москве, «Атоммашу» СССР. Но когда человек, занимающий столь ответственный пост, по три-четыре месяца не читает докладных, последствия могут быть непредсказуемыми.
Генерал-майор Князев в октябре 1985-го был назначен начальником Шестого управления КГБ УССР, которое занималось экономической безопасностью государства. Уже в первые месяцы он стал отправлять каждую вторую неделю группу из двух-трех опытных оперативных работников на четыре атомных станции Украины. Письменные отчеты о результатах проверки радиационной безопасности обобщались, потом вся информация ложилась на стол председателю КГБ Украины Мухе.
И вот тут-то происходило самое удивительное. По логике руководство Комитета должно было принять срочные меры, но за три месяца — было подано уже три докладные записки! — не последовало никакой реакции. Князев понимал, что речь идет о деле государственной важности, поэтому распорядился подготовить докладные на имя Щербицкого и председателя КГБ СССР Чебрикова.
— Разве он имел право отправлять какие-либо документы через голову председателя?
— В том-то и дело, что это было категорически запрещено. Поэтому Князев отдал их на подпись Мухе. Документы пролежали у того три месяца и одну неделю, после чего без всяких объяснений были возвращены. А через месяц рванул четвертый энергоблок на ЧАЭС.
— Почему Степан Несторович и после этого еще почти год продержался на своем посту?
— Благодаря высокому покровительству. Он уцелел даже после того, как в декабре 1986-го в Киеве состоялась расширенная коллегия республиканского Комитета, где Муха впервые подвергся жестокой критике со стороны подчиненных. В его защиту выступил лишь один из заместителей Георгий Ковтун, которого с председателем связывали приятельские отношения — они каждую субботу вместе парились в бане погранвойск. Он заявил, что выступающие против Мухи — федорчуковцы, которые пытаются сохранить в КГБ Украины стиль Федорчука. Однако первый зампред КГБ СССР Агеев, присутствовавший на Коллегии, жестко прервал его: «Органы госбезопасности — это орудие партии, которое руководствуется в своей деятельности не фамилиями руководителей, а решениями съездов и пленумов ЦК КПСС».
Председатель КГБ СССР с 1982 по 1988 год Виктор Чебриков |
— И все равно Муха оставался непотопляемым...
— Дело в том, что он очень сблизился с первым секретарем ЦК КПУ — до такой степени, что даже на отдых они выезжали вместе. Очевидно, эта дружба имела прежде всего политический характер: зная, как с помощью присланного из Москвы Федорчука убрали Петра Шелеста, Щербицкий делал все, чтобы иметь своего человека, преданного и контролируемого, на посту председателя республиканского КГБ. Но преданность и профессионализм — это зачастую взаимоисключающие понятия.
Говорю об этом с грустью, потому что для меня Владимир Васильевич — образец коммунистического лидера. Если бы Союз возглавил он, а не этот предатель Горбачев, может, все было бы по-другому. Увы, не получилось.
— Вы неоднократно писали в своих книгах, что Щербицкий ушел из жизни добровольно и осознанно. Его самоубийство связано с чернобыльской катастрофой?
— Владимира Васильевича действительно должны были на следующий день слушать в Верховной Раде по вопросу о Чернобыле. Наверное, Щербицкий каялся, что провел первомайскую демонстрацию в Киеве, что внука вывел, когда радиационный фон превышал допустимую норму в сотни раз. Но Москва же говорила: «Без паники!». Думаю, Чернобыль стал последней каплей. Он не выдержал краха идеи, которой посвятил всю жизнь. Не мог больше смотреть, как на его глазах перестройка превращается в вакханалию, захлестывающую его Родину, на благо которой он трудился.
— Впервые о том, что лидер республики после отставки сам свел счеты с жизнью, я узнала 10 лет назад от бывшего первого секретаря Днепропетровского горкома партии Владимира Ошко. Но после выхода в свет этого интервью на Ошко обрушились с критикой ветераны партии, земляки, а в редакцию пришли личный секретарь Щербицкого Михаил Тяжкороб и его же личный охранник Леонид Настюков. Они повторили официальную версию о смерти Владимира Васильевича от воспаления легких. Меня обвинили в погоне за сенсациями...
«Во время перестройки националисты наголову разбили партноменклатуру, которая не умела общаться с народом». Яков Погребняк, в те годы первый секретарь Львовского обкома, был одним из тех, кто рискнул пойти в массы |
— Мне это тоже знакомо. На презентации вышел вперед генерал Беляев и говорит: «Александр Иванович, я сейчас возглавляю Фонд Щербицкого, — он родом из Днепропетровска. — Вот вы в своей книге написали «самоубийство». А вы знаете, что Владимир Васильевич умер от воспаления легких?».
— И что вы?
— Ответил, что презентация — не место и не время для дискуссий. Предложил после фуршета отдельно поговорить на эту тему. Перед соратниками Щербицкого, на протяжении 20 с лишним лет оберегавшими его тайну, хочется снять шляпу. Но все-таки теперь, когда время залечило раны, люди должны узнать правду.
Я не сомневался, что вы меня об этом будете спрашивать, поэтому перед нашей встречей набрал номер Николая Михайловича Голушко, который был в то время председателем КГБ Украины и заодно соседом Щербицкого. Он мне сказал: «Позвонила Рада Гавриловна.
Я в их квартире был первым. Владимир Васильевич оставил две предсмертные записки: одну — Раде, вторую — лично мне. Когда приехали представители прокуратуры, я ее свернул и положил в карман. Не могу тебе сказать, что там было написано, но это была личная просьба ко мне. Я ее выполнил и перед Владимиром Васильевичем чист».
«УКРАИНЕ ДВАЖДЫ ПОВЕЗЛО С ПРЕДСЕДАТЕЛЯМИ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ НА ПЕРЕЛОМНЫХ ЭТАПАХ ЕЕ ИСТОРИИ: ПЕРВЫЙ РАЗ — С ГЕНЕРАЛОМ ГОЛУШКО ВО ВРЕМЯ ГКЧП, ВТОРОЙ — С ГЕНЕРАЛОМ СМЕШКО ВО ВРЕМЯ «ОРАНЖЕВОЙ РЕВОЛЮЦИИ»
— Вы знаете, с Голушко и мне довелось пообщаться четверть века назад: согласно перестроечным веяниям он, тогда председатель КГБ Украины, провел встречу с редакцией молодежной газеты «Независимость», где я тогда работала. Ажиотаж это вызвало небывалый...
— Николай Михайлович стал последним председателем КГБ Украины. Родившийся в Казахстане, прибывший из Москвы, он в Киеве был чужаком и не имел влиятельных покровителей, тем не менее оставил в истории украинских органов безопасности достойный след. Во многом именно благодаря ему в те годы в Украине не пролилась кровь, как это случилось во многих советских республиках. Я считаю, что Украине дважды повезло с председателями госбезопасности на переломных этапах ее истории: первый раз — с генералом Голушко во время ГКЧП, второй — с генералом Смешко во время «оранжевой революции».
Кстати, в первых свободных выборах, вчистую проигранных высокопоставленной партноменклатурой, и Голушко участвовал. Он выиграл с потрясающим результатом — за него проголосовало более 94 процентов избирателей. Это свидетельствует о том, насколько разным было отношение народа к КГБ и партийным органам даже в то смутное время.
— Но украинцы, сознательные и не очень, не простили Голушко вывезенный в Москву вагон с архивом КГБ Украины, в частности, с документами на агентуру...
— Это чушь, очередной политический миф! У меня были дела на закордонную агентуру, поэтому я знаю: в Москве изначально имелись дубликаты на самых ценных украинских агентов. Так что везти документацию не было никакого смысла. Да и технически это было, мягко говоря, трудновыполнимо.
Экс-руководитель СБУ Игорь Смешко |
В период исполнения обязанностей председателя СНБУ, с 20 сентября по конец ноября 1991 года, Голушко приходилось выезжать в Москву для решения вопросов финансирования, материального и технического обеспечения. Но в вынужденные командировки его одного, без сопровождения, уже не выпускали.
К Николаю Михайловичу прикрепили двух народных депутатов — Юрия Костенко и Валентина Лемеша, которые сопровождали его в коридорах Лубянки, присутствовали во время бесед с последним председателем КГБ СССР Вадимом Бакатиным и другими должностными лицами. Голушко признавался, что только из чувства долга не возмутился своим унизительным поднадзорным положением. Ему пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы без скандала завершить исполнение служебных обязанностей и не бросить до назначения преемника коллектив, в котором он работал почти пять лет.
— Были среди депутатов Верховной Рады люди, которые в разное время работали информаторами?
— Человек 30. Голушко принес папки с делами агентов Кравчуку, считая, что не имеет права их хранить. Но Леонид Макарович просмотрел содержимое и все вернул. Правда, потом неоднократно вслух высказывал сожаление: мол, надо было сжечь папочки к чертовой матери, а так они оказались в Москве. Хитрый лис! Уверяю вас, Москве и так было известно, кто есть кто в Киеве.
— Мы когда-нибудь узнаем фамилии?
— Это чревато тяжелейшими последствиями. Без органов государственной безопасности страны нет, государство должно себя охранять. Если каждый руководитель будет обнародовать списки, кто же согласится сотрудничать? Скажут: «Извините, я вам буду помогать, а через два года власть поменяется и меня на столбе повесят».
Так что Николай Михайлович Голушко забрал с собой в Москву только книги. Толик, который его возил, говорил: «Я ему лично под них два мешка дал».
— Наверняка вы размышляли над тем, почему такому могущественному ведомству, каким был КГБ, не удалось спасти Советский Союз. К каким выводам пришли?
— Я считаю, что Политбюро проворонило страну. Коммунистические вожди проиграли потому, что недооценили силу слова. Они забыли уроки 1917 года, когда большевики пришли к власти, поскольку как ораторы были на голову выше остальных политиков.
Парадоксально, но факт: во время перестройки националисты наголову разбили партноменклатуру, которая не умела вести дискуссии, разговаривать с собственным народом. В массы рискнули пойти только два человека: Яков Петрович Погребняк, который в те годы был первым секретарем Львовского обкома партии, и будущий первый Президент Леонид Макарович Кравчук.
Я тогда служил во Львовском УКГБ, а на Западной Украине перемены были куда стремительнее и сложнее, чем в Киеве. Когда улицу, где находилось наше управление, переименовали в улицу Степана Бандеры, для ветеранов-чекистов это стало потрясением...
Осенью 1986-го, на пике популярности, Михаил Горбачев нанес во Львов визит, во время которого я отвечал за его безопасность в зоне аэропорта и по маршруту следования в город.
— Почему вы, а не сотрудники «девятки»?
Александр Нездоля с первым руководителем СБУ Евгением Марчуком и секретарем-референтом Лидией Дзюбой. «Марчук прошел уникальную подготовку для работы в управлении «Н» — нелегальная разведка» |
— Планировалось, что Генеральный секретарь ЦК КПСС посетит сначала Донецк, а потом Львов. Но когда самолет с Горбачевым и сопровождающим его Щербицким на борту взял курс на восток, пришло сообщение, что посадка на донецком аэродроме опасна. Маршрут был пересмотрен уже в воздухе. Обстановка осложнялась тем, что самолет с сотрудниками Девятого управления КГБ уже приземлился в Донецке, то есть нам предстояло обеспечивать безопасность высокого гостя своими силами.
Во Львове Горбачева, кроме руководителей обкома партии во главе с первым секретарем Яковом Погребняком, встретили представители Народного Руха, которые скандировали: «Долой Щербицкого!». Вели они себя вызывающе. Помню, как напрягся и заволновался Владимир Васильевич. «Давайте не будем шуметь и примем гостя как положено, — негромко сказал он, обращаясь к руховцам. — А я и сам скоро уйду». Но национал-демократы словно не слышали его.
Сам Михаил Сергеевич и не пытался остановить митингующих — напротив, происходящее ему явно импонировало, он подыгрывал им. Повернувшись к Вячеславу Чорновилу, вдруг сказал: «Давайте вы снизу подожмите, а я — сверху, и мы наведем порядок в стране».
Мне это заявление резануло слух. А поведение генсека продемонстрировало, насколько далеким от реалий было его видение страны и происходящих в ней процессов. Он жил в мире своих иллюзий и верил, что сохранить власть КПСС можно за счет косметических реформ. Задолго до ГКЧП оперативные работники спецслужб поняли, что начался необратимый процесс распада СССР.
«Танки на улицах Москвы, трясущиеся руки Янаева, испуганное лицо Горбачева — все это были последние конвульсии советской власти»
— А как вы, Александр Иванович, оказались снова в Киеве?
— Меня вытащил из Львова Евгений Марчук, который в то время работал министром по чрезвычайным ситуациям. Мы с ним начинали в третьем отделе Пятого управления рука об руку. Я был лейтенантом, он — капитаном. Уже тогда Евгений Кириллович заметно выделялся среди других сотрудников эрудицией, манерами, сдержанностью, недюжинным самообладанием. А еще тем, что на его столе стоял приемник и он регулярно слушал «Радио Свобода», «Голос Америки» на английском.
Потом я узнал, что Марчук прошел уникальную подготовку для работы в управлении «Н» — нелегальная разведка. Его обучали преподаватели, по 15-20 лет прожившие в Америке, по каждому предмету с ним работали индивидуально, в условиях строжайшей конспирации. Каких только испытаний ему не придумывали! Забрасывали в горы без куска хлеба, и он должен был там прожить три-четыре месяца. Подстраивали ловушки и провокации. Евгений Кириллович все прошел, а погорел, по словам одного из руководителей Пятого управления КГБ Украины, на том, что у него вдруг обнаружились родственные связи за рубежом. Думаю, для него крест на карьере разведчика оказался трагедией. Возможно, когда-нибудь он сам об этом расскажет подробнее.
Украинские политические деятели, диссиденты Михаил и Богдан Горыни, создавшие в 1963 году подпольную диссидентскую группу «Подснежники». В 1965-м Михаил был осужден на шесть лет по статье «Антисоветская агитация и пропаганда»
|
— А как к нему относился Федорчук?
— Явно выделял. Марчук часто докладывал ему в обход начальника управления и напрямую получал указания. Хотя я не уверен, что личные аудиенции у председателя КГБ доставляли кому-то из сотрудников удовольствие.
Евгений Кириллович, например, вспоминал, как сидел в председательском кабинете, докладывал, а Федорчук встал и обошел его сзади. «Я спинным мозгом чувствовал, — говорил Марчук, — что он рассматривает, не стесаны ли у меня каблуки и подстрижен ли я». Это была федорчуковская фишка. Но поймать на неаккуратности разведчика нечего было и пытаться.
Возглавив отдел, Марчук раньше других получил телефон прямой связи. И многие из соседних подразделений не могли понять почему. У них-то результаты не в пример лучше — то есть количествоарестов солидное, а у Марчука сплошь профилактические беседы и предупреждения.
— Но рапортов о переводе в разведку он не подавал...
— Нет. А 16 августа 1991 года позвонил мне: «Саша, приезжай в Киев». Прислал за мной машину на вокзал, которая доставила меня в Кабинет министров. «Пойдешь ко мне помощником министра?» — спрашивает (с июня по ноябрь1991 года Марчук занимал пост государственного министра УССР по вопросам обороны, государственной безопасности и чрезвычайным ситуациям. — Прим. ред.). Меня эта должность не прельщала. «Я же боевой полковник, — говорю. — Ходить за кем-то с папкой, что-то записывать, чай-кофе подавать — это не по мне». Но Марчук настаивал: дескать, работа помощника — это совсем не то, что ты себе представляешь. Пригласил домой обедать, потом в Кончу-Заспу — его министерскую дачу посмотреть.
Прогуливаясь по Конче-Заспе, мы встретили тогдашнего председателя КГБ Голушко. На Николае Михайловиче был не «Адидас» или «Найк», который считался неотъемлемой частью экипировки руководителей его ранга на отдыхе, а простенький спортивный костюм, вытянутый на коленях, и кроссовки.
Пребывал он в хорошем настроении, так как только что вернулся из Бельбека — там встречали Горбачева, приехавшего отдыхать в Крым. Конечно, Голушко удивился, увидев меня: «А что ты здесь делаешь?». Пришлось объяснить, что Марчук приглашает к себе помощником. «Не отпущу! — был категорический ответ. — А кто будет во Львове работать? Там сейчас самый тяжелый участок, как воздух нужны профессионалы».
Очень кстати рядом оказался Владимир Пехота, недавно назначенный министром Кабинета министров. Я с ним был знаком — до 1988 года он возглавлял Львовский горисполком, и мы с ним иногда встречались на теннисных кортах. Пехота идею Марчука поддержал: мол, я со своей стороны позабочусь, чтобы Александру Ивановичу выделили квартиру.
— Но через три дня грянул гэкачепистский путч...
— Танки на улицах Москвы, трясущиеся руки Янаева, испуганное лицо Горбачева — все это были последние конвульсии советской власти. Де-юре Советский Союз ликвидирован в декабре 1991-го, но де-факто он умер тогда, в августе.
— Вместе с ним ушел в прошлое КГБ, а на свет появилась СНБУ — Служба национальной безопасности Украины, которую возглавил Марчук...
— Сразу после своего назначения Евгений Кириллович предложил мне стать помощником, а затем — начальником аппарата председателя СНБУ. В аппарат в то время входили инспекция, отдел внешних связей, мобилизационный отдел, юридическая и дежурная служба, секретариат, пресс-служба, служба охраны и подразделение «Альфа» — то есть это была должность с колоссальной ответственностью. Но авторитет Марчука сыграл свою роль, и я был утвержден.
«В РЕЗУЛЬТАТЕ МЕСЯЧНЫХ ТРУДОВ СПЕЦКОМИССИИ СО СВОИМИ МЕСТАМИ РАСПРОЩАЛИСЬ 17 ГЕНЕРАЛОВ И ПОЛТОРЫ ТЫСЯЧИ ПОЛКОВНИКОВ КГБ»
— Как же Евгению Кирилловичу, который проработал столько лет в одиозном Пятом управлении, был первым заместителем председателя КГБ Украины, в обязанности которого входила борьба с украинским буржуазным национализмом, удалось пройти утверждение в Верховной Раде, где были представлены разные политические силы?
— Николай Голушко обсуждал его кандидатуру с Дмитром Павлычко и Иваном Драчом. Главная претензия поэтов состояла с том, что он в свое время «мордовал» Дзюбу. «Скажите спасибо, что мордовал Марчук, а не Федорчук», — сказал им Голушко.
Как известно, разведчику-нелегалу необходимо уметь быстро найти общий язык с любым собеседником, понять его сильные и слабые стороны, чтобы потом влиять на него. Разведчиков даже обучают актерскому мастерству... Понятно, что это дает им преимущество, которым Марчук умело пользовался.
Леонид Кравчук, представляя его депутатам Верховной Рады, сказал: «Я был вчера у Евгения Кирилловича дома и увидел, какие у него огромные стеллажи с книгами, сколько разнообразной литературы! Это очень высокообразованный и подготовленный человек».
— И вчерашние политзаключенные, которых хватало в составе Верховной Рады, поверили?
— Пикантность ситуации заключалась в другом. Марчуку предстояло формировать новую службу при участии, а вернее, под контролем специальной комиссии по переаттестации личного состава ликвидированного КГБ УССР. В нее вошли представители разных политических сил, в том числе такие известные диссиденты и национал-демократы, как Генрих Алтунян, Лариса Скорик, братья Горыни.
Надо сказать, что они смогли подняться над своими эмоциями, поставить государственные интересы выше личных обид и жажды мести.
Советский диссидент и политзаключенный Генрих Алтунян, преподаватель Харьковского высшего военного училища, был уволен за распространение письма академика Сахарова, позже осужден на семь лет тюрьмы и пять лет ссылки |
В результате месячных трудов со своими местами распрощались 17 генералов и полторы тысячи полковников, но Марчуку удалось сохранить основные профессиональные кадры и базу КГБ. Украина с наименьшими увольнениями пережила рождение новой спецслужбы. Она оказалась едва ли не единственной постсоветской республикой, которой удалось сохранить бесценный опыт и профессиональные наработки Комитета госбезопасности, незаменимые в борьбе с преступностью и дезинтеграцией государства, в наведении порядка в органах власти, их очищении.
Напомню, что КГБ СССР был до основания разрушен руками его последнего председателя Вадима Бакатина. Если бы у нас назначили такого человека, украинская госбезопасность была бы уничтожена на корню.
Особо отмечу, что Марчуку удалось ввести в закон «О службе безопасности Украины» 35-ю статью, которая гласит: «Сотрудники Службы безопасности Украины самостоятельно принимают решения в рамках своих полномочий. Они должны отказаться от исполнения любых приказов, распоряжений или указаний, противоречащих действующему законодательству. За противоправные действия и бездействие они несут дисциплинарную, административную и уголовную ответственность». Эта статья наделила любого оперативного сотрудника правом не подчиняться указаниям вышестоящего начальника, если те противоречат законам и Конституции.
— Насколько я понимаю, это был революционный шаг?
— Совершенно верно. В КГБ сотрудник был обязан выполнить любой приказ начальства — даже если он противоречил закону.
— Сомневаюсь, что все украинские чекисты обрадовались такой вольнице.
— Действительно, многие были недовольны новшеством: мол, где это видано, вся наша работа — балансирование на грани закона. Но игра стоила свеч.
Давайте посмотрим правде в глаза: и в отечественной, и в зарубежной истории полным-полно примеров, когда спецслужбы становились заложниками политических игр. Власть любит их использовать в личных интересах: для незаконной слежки за оппозицией, прослушивания телефонов, сбора компромата. Но, выполняя такие политзаказы, сотрудники зачастую губят свое будущее — ведь если об их незаконной деятельности станет известно, они пострадают.
«ГАЗЕТА ВЫШЛА С ЗАГОЛОВКОМ: «ГЕНЕРАЛ НЕЗДОЛЯ СКАЗАЛ: «ЧТОБЫ БОРОТЬСЯ С МАФИЕЙ, СНАЧАЛА НУЖНО ЕЕ ВОЗГЛАВИТЬ...»
— Именно в то время в нашу жизнь вошло понятие «рыночная экономика». Как вы себя в ней чувствовали?
— Вы знаете, то был интереснейший период в моей жизни. До этого мне казалось, что страна состоит из КПСС, Политбюро и КГБ. Ну еще были вооруженные силы — и все. А тут я увидел директоров: Владимира Бойко (Мариупольский металлургический комбинат), Александра Булянду («Азовсталь»), Владимира Следнева (Донецкий металлургический завод), Бориса Райкова (черкасский «Азот»), Николая Янковского (горловский «Стирол») — тех китов, на которых держалась украинская промышленность.
А началось все с того, что меня вызвал председатель СБУ Марчук и сообщил, что неизвестный нам канадский бизнесмен Борис Иосифович Бирштейн выразил желание работать на украинском рынке. Мол, вопрос обсуждался на совещании у Президента Кравчука, где присутствовал премьер-министр Кучма. Пришли к выводу, что это будет выгодно стране. Ведь на тот момент Украина не имела никакого опыта в международной торговле: не продавала самостоятельно ни металл, ни продукцию химической промышленности.
Созданной по инициативе Бирштейна акционерной группе «Украина» отводилась роль ледокола, который выведет государство на зарубежные рынки. А учитывая колоссальную значимость этой компании, для обеспечения ее безопасности меня рекомендовали на должность вице-президента. Правда, я тогда еще не понимал, от кого АГ «Украина» надо защищать... Пошел к советнику Президента академику Александру Емельянову, а он: «Все в порядке. Ты будешь выполнять свои функции — проверять через СБУ чистоту контрактов и контролировать возврат денег из-за границы».
— Многие считают Бориса Бирштейна авантюристом мирового масштаба. Вы были в курсе, что его обвиняли в отмывании денег КПСС за рубежом, перевозке золотых запасов Киргизии в собственном самолете, работе на спецслужбы западных стран и Израиля?..
— Я поднял биографию Бориса Иосифовича. Он из так называемых «цеховиков», сидел — была какая-то фабрика в Прибалтике. Это, я вам скажу, умнейший человек и величайший бизнесмен. А что касается обвинений в коррупции... Журналистам, которые задавали эти вопросы, я отвечал: «Мне неизвестно, что там было. Но я знаю, что мне поручило правительство, и буду нести ответственность за весь период своей работы».
— Вам, кадровому чекисту, легко было найти общий язык с акулой капиталистического бизнеса?
— Поначалу я чувствовал себя не в своей тарелке. Помню первую свою поездку в Москву. Борис Иосифович жил на Воробьевых горах в особняке, который в советское время ЦК выделил Фиделю Кастро. Позднее, когда пресса начала Бирштейна доставать, а наезды там были страшные, он отвечал: «Дорогие мои. Да, я тут живу, но как крупный бизнесмен плачу государству за аренду большие деньги. А Фидель жил бесплатно, за счет советских граждан».
На вокзале меня встретил ЗИЛ правительственный, аналог того, на котором Брежнев ездил, и три «Вольво-940» — у нас на весь Киев тогда была одна или две такие машины. Ребята такие — ух! Когда тронулись, я понял, что меня Комитет везет — девятая служба (у Бирштейна офицеры оттуда работали). Милиция везде берет под козырек, светофоры переключаются. Я не понимаю, где нахожусь, аж рубашка прилипла.
Подъезжаем к роскошному особняку, огромные автоматические ворота открываются. И точно в тот момент, когда машина плавно подкатывает к центральному подъезду, выходит, поглаживая усы, Бирштейн. Познакомились, по рюмочке выпили. «Александр Иванович, готовьте мне то-то и то-то. Я работаю только в сопровождении органов госбезопасности. Устал от всяких критиков, ваше дело — контролировать». А на прощание сказал: «Ты видел, как я тебя принял? Чтобы так было в Киеве».
Последний председатель Комитета государственной безопасности СССР Вадим Бакатин |
— Представляю, как он вас озадачил!
— Но украинцы — народ гостеприимный: нам наливают рюмку, мы выставляем три. И вот приезжает Бирштейн в Киев. Ему надо в Кабмин, в СБУ к Марчуку. Мы тут же снимаем для АГ «Украина» на Владимирской большущее двух- или трехэтажное здание. Я построил милицию.
Ее высшие чины с нами тогда считались: одни уважали, другие боялись, — поэтому выставили посты. Взял два ЗИЛа, охрану, сопровождение. В общем, гость остался доволен. Но только порог переступили, как Марчуку уже Анатолий Зленко звонит: «Евгений Кириллович, до меня дошли слухи, что прибыла какая-то правительственная делегация, а я, министр иностранных дел, ничего об этом не знаю». Потом, когда гостя проводили, председатель СБУ меня вызвал и отругал за помпезность.
— Но вы считаете, овчинка стоила выделки?
— Дело в том, что в начале 90-х наши крупнейшие предприятия стали мишенью для коршунов со всего мира. Рыночная безграмотность директоров позволяла растаскивать украинские ресурсы на всю катушку. И сегодня многие из них с грустью вспоминают те бросовые цены, по которым отдавали продукцию своих заводов посредникам, перепродававшим ее за рубеж по среднемировым ценам. Уже тогда СБУ фиксировала факты открытия чиновниками высокого ранга и директорами крупных предприятий валютных счетов за границей.
— Именно тогда возникли капиталы, на которых потом поднялись украинские олигархи?
— Совершенно верно. Но создание АГ «Украина» сделало невозможными такие махинации. Мы объединили пять химических заводов, три металлургических. Бирштейн и его компания SEABECO получили 35 процентов акций, а 65 принадлежали государству, интересы которого представляли министр промышленности Анатолий Голубченко и я. И началась война не на жизнь, а на смерть.
Канадского бизнесмена Бориса Бирштейна многие считают авантюристом мирового масштаба |
«БИРШТЕЙН ВСЕ ВРЕМЯ МНЕ ПРЕДЛАГАЕТ: «ДАВАЙ ВСТРЕТИМСЯ»
— Помню, народный депутат Григорий Омельченко в газете «Независимость», где я тогда работала, утверждал, что советник Президента по экономическим вопросам Александр Емельянов вернулся с совещания директоров SEABECO в Цюрихе на «мерседесе»...
— Это все бездоказательные обвинения. Омельченко ни одного дела не довел до конца, а грязью облил многих. Но я не ожидал, что подножку мне поставят друзья-журналисты. Один из журналистов «Киевских ведомостей» договорился со мной об интервью и спросил: «Правда, что вы беловоротничковая мафия?». Я неосторожно пошутил: «Ну, чтобы бороться с мафией, сначала надо ее возглавить». На следующее утро открываю газету, а там эти слова вынесены в заголовок: «Генерал Нездоля сказал...». Марчук был в гневе и немедленно потребовал объяснений: мол, что это такое? Пришлось оправдываться за неуместное чувство юмора.
Понятно, что я не был докой в экономических вопросах, но меня же сопровождали, то есть консультировали, два академика: Емельянов и Пахомов. Мы все просчитали: «Выгодно!». Получалось как? Директора госпредприятий, пусть и умницы, толковые, но не имели опыта работы. Ему предложат гроши — он металл отдает. Одной фирме, другой... Ну и взятки, конечно, некоторые брали. А в казне дырка. Бирштейн же валютный ручеек разделил: это мое, это АГ, а это государства, — и договоренности строго соблюдал.
Но пошли заказные статьи, начали нас бомбить. Народ тогда пугали уличными бандюками, но куда большую опасность представляли чинуши из Кабинета министров. Там, пока кабинеты пройдешь, у тебя все карманы повыворачивают. Этим чернильным душам было выгодно выбить квоту, бросить на фирмочку.
— Сколько вы в АГ «Украина» работали?
— Недолго, всего шесть месяцев. Но мне общение с Би Би, как мы его называли, помогло перейти из коммунистической в новую эпоху. До него я не ездил за границу — с ним увидел всю Европу, преимущества многопартийной системы. Он мне присылал самолет, как такси, очень много показал. Даже встречи с отставными генералами ЦРУ организовывал. Это человек высокого полета.
Борис Иосифович был в то время одинок — жену похоронил, а с детьми, у него сын и дочь, были проблемы: они обиделись на что-то. Сейчас живет в Торонто, снова женился: у него вторая супруга — врач. Но контингент вокруг уже не тот. Раньше были президенты Аскар Акаев, Борис Ельцин, Мирча Снегур, Леонид Кравчук, а теперь директора магазинов, хотя люди они, наверняка, хорошие и по-своему интересные.
— Пишут, что у Бирштейна бизнес в Нигерии...
— Да, у него там семь скважин, хочет нефть добывать. И мне все время предлагает: «Давай встретимся».
— Вы были единственным в истории независимой Украины заместителем министра промышленности по вопросам экономической безопасности. Что реально вы могли противопоставить тотальному воровству?
— В мои служебные обязанности входила организация надлежащего режима секретности в министерстве, защита управления внешнеэкономических связей, занимающегося коммерческой деятельность за рубежом. Да много от чего: от попыток проникновения иностранных спецслужб до борьбы с преступностью в экономической сфере. С помощью специалистов я сразу выявил десятки неправильно оформленных контрактов. Руководители предприятий — кто в силу некомпетентности и отсутствия опыта, а кто умышленно, ради личной выгоды — подписывали заведомо убыточные контракты. Порой сами директора приезжали с просьбой помочь вернуть пропавшие деньги.
Они редко выезжали за границу, имели смутное представление о международном праве и не обращали внимания на «мелочи». Например, на пункт, что в случае спорной ситуации вопрос будет рассматриваться судом Хельсинки или Стокгольма. А потом их ждал холодный душ, когда выяснялось: только для того, чтобы этот суд принял дело в свое производство, необходимо уплатить 300 тысяч долларов. Естественно, украинские предприятия не могли себе позволить таких расходов.
Ярослава «Слава» Стецько (она же Анна Музыка) — супруга Ярослава Стецько, возглавлявшего Организацию украинских националистов после убийства Степана Бандеры. После смерти мужа взяла его имя и была назначена главой ОУН, основательница Конгресса украинских националистов, социолог, политолог, психолог и журналистка |
— Почему вашу должность ликвидировали?
— Тогда в Кабмин пришел новый вице-премьер Павел Лазаренко. На совещании в Министерстве промышленности он увидел меня и был крайне удивлен: а что тут генерал госбезопасности делает? Я доложил, что удалось вернуть 87 миллионов долларов, которые считались безвозвратно пропавшими за границей, и эта работа продолжается: у нас сейчас документы еще на 57 миллионов. Лазаренко спросил: «Вы занимаетесь агентурной работой?». — «Как я могу ею заниматься?! — отвечаю. — Ко мне директора ходить не будут. Для этого есть Служба безопасности». — «А кого вы информируете, Марчука?». — «Нет, — говорю, — премьер-министра и СБУ». Я убрал специально фамилию.
Через два дня надеваю галстучек, чтобы на работу ехать, а по телевизору зачитывают указ Президента по Министерству промышленности: сократить должность Александра Нездоли. Прошло уже много лет, а я до сих пор не знаю, по чьей команде меня убрали...
Конечно, было неприятно и обидно. Я считал, что был нужен государству. Предполагаю, что это была инициатива Лазаренко. На фига ему генерал, который контролирует контракты?
— А куда смотрел Евгений Марчук?
— Он был в это время в Америке. Тогда еще казалось, что его карьера на подъеме: он вице-премьер при Президенте Леониде Кравчуке, первый вице-премьер, потом премьер при Президенте Кучме. Но Евгений Кириллович не проработал в этой должности и года, в мае 1996-го Кучма отправил его в отставку с формулировкой «за формирование собственного политического имиджа». Так Марчук оказался в опале, фактически ему оставался один путь — политическая борьба.
«КУЧМА РАСПОРЯДИЛСЯ, ЧТОБЫ ТЕБЯ ДО КОНЦА ДНЯ НЕ БЫЛО»
— Обычно люди вашего калибра за мемуары садятся лет в 70, а то и позже. Вы же подались в писатели, едва отметив 50-летие. Разочаровались в органах госбезопасности, в службе, которой отдали 26 лет жизни?
— Уйти в отставку — не мое решение. Я был уволен в 1996 году по указанию Президента Леонида Кучмы. Меня пригласил Владимир Радченко, на тот момент председатель СБУ. «Саша, — сказал, — Кучма распорядился, чтобы тебя до конца дня не было».
Украинский диссидент Левко Лукьяненко за создание оппозиционного к советской власти «Украинского рабоче-крестьянского союза» был приговорен к расстрелу, но расстрел заменили тюремным сроком, в общей сложности провел в заключении 26 лет |
А я только-только получил генеральское звание — еще пощеголять новым мундиром не успел. Всегда был на хорошем счету: награжден боевым орденом, ни единого выговора, дважды получил досрочно звания — капитана и подполковника за Афганистан. «За что?» — спрашиваю. Он: «Давай по 50 граммов коньяка выпьем». — «Я за рулем, — отвечаю. — Пить не буду. Тебе нужен рапорт?». — «Да, напиши. Я тебе ценный подарок выпишу». — «Я тебе их три выпишу», — отвечаю.
— Почему вас вышвырнули из госбезопасности?
— Потому что я возглавлял штаб Марчука сначала на выборах в Верховную Раду, потом — на президентских выборах 1999 года. И весьма удачно.
Я считал, что Леонид Данилович не на месте. Он, может, и неплохой человек как партийный лидер — я знаю это, так как дружил и дружу с Иваном Ивановичем Олийныком, генерал-полковником, который был начальником космодрома «Плесецк». Но мне было больно и обидно, что возле Президента Украины собралась шпана и пена. Эти люди, по сути денщики, пришли, чтобы управлять страной, когда Леонид Кравчук, который не занимался президентскими выборами, понадеявшись на админресурс, проиграл.
— Может, простите, в вас обида говорит?
— Я их знал как облупленных: с ними можно пойти в баню, попариться, пивка попить, поговорить о женщинах. Они обаятельны. Но мне — поскольку я в то время был действующим генералом, заместителем министра у Голубченко по вопросам экономической безопасности — они были известны и с другой стороны. Это был мой контингент. Поэтому я сказал: «Все, добра не жди».
— То есть, если бы Марчуку удача улыбнулась, Украина имела бы своего Путина, только владеющего не одним, а двумя иностранными языками?
— О чем говорить, если его поддерживали такие непримиримые борцы с советской властью, как политэмигрантка, глава ОУН (б) Ярослава Стецько и отсидевший 26 лет Левко Лукьяненко? Это была работа моя и моих друзей. Конечно, наш кандидат недобирал голоса на выборах, но ему надо было в оппозицию уйти, а не ложиться под Кучму. Кстати, есть все основания полагать, что автомобильная авария в феврале 2000-го, через несколько месяцев после президентских выборов, в которой Евгений Кириллович чудом выжил, была не случайной. И еще. В своей последней книге «Председатели органов безопасности Украины» я о нем написал объективно. Но все-таки считаю, что Марчук — председатель СБУ и Марчук в политике — это два разных человека.
(Окончание в следующем номере)