Легендарный телерепортер Александр НЕВЗОРОВ: «Если завтра во главе России встанет буддист, чиновничья братия немедленно побежит заказывать себе оранжевые сари, начнет подыскивать местечки для определенных знаков и будет косноязычно приветствовать друг друга словами: «Ом мани падме хум»

(Продолжение. Начало в № 15)

«НА ПРОТЯЖЕНИИ МНОГИХ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ ВСЕ ВО ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ ЛОШАДЕЙ И ЛЮДЕЙ ОСНОВАНО НА СТРАХЕ И БОЛИ»

- От людей переходим теперь к лошадям...

- А вы уверены, что на эту тему можете поддерживать разговор?

- Нет, я уверен, что буду вас слушать...

- Ну, тогда хорошо.

- Знаю, что вы не просто обожаете лошадей, но и являетесь крупным знатоком в этой области...

- Не скажу, что слово «обожаю» здесь годится, - для меня это прежде всего объект исследования и изумительный рассказчик.

- Лошадь?

- Конечно - она, как никто другой, может рассказать нам о человеке, потому что, начиная интересоваться взаимоотношениями лошадей и людей, мы видим, насколько они омерзительны. На протяжении многих тысячелетий все в них было основано только на страхе и боли, потому что коню засовывается в рот железный инструментарий, с помощью которого всадник воздействует на пять или шесть из 12-ти черепных нервов. За счет близости мозга и того, что затронуты наиболее чувствительные ветви лицевого, тригеминального и прочих нервов, возникает эффект нейрокраниального шока и лошадь как бы «слушается», и параллельно с этим создана масса легенд о боевых скакунах, которые выносили каких-то командиров с поля боя, - большего бреда, уверяю вас, выдумать невозможно...

- Не выносили?

- Нет, просто лошадь бежала оттуда, где ей было страшно, и если какой-то командир к ней в тот момент цеплялся, это были его личные трудности (и то, чем он цеплялся, - тоже). На самом деле, бедная животина рассматривает человека ну примерно как вы бы смотрели на огромного взбесившегося муравья: она не считает его существом разумным, и гомо сапиенс всеми способами это подтверждает, тем не менее лошадь действительно очень интересный предмет изучения. Я не берусь утверждать, что в моих анатомических исследованиях какие-то розовые есть слюни или то, что называется обожанием, - если бы вы увидели меня с электроножовкой...

- ...о Боже, а она вам зачем?

- Ну, мне же доставляют периодически материал в виде голов, и для последующего обследования мозг извлекать надо. Я сравнительной нейроанатомией не занимаюсь и должен готовить себе препараты лошадиного мозга сам, потому что никто за меня это не сделает. Все, от начала и до конца, я выполняю своими руками.

- Для чего это вам?

Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

- Для исследования, если вас интересует, и гиппокампальных областей, и супра-маргинальной извилины, и того, что у людей называется зоной Брока. Это задняя треть нижней лобной извилины, она и у обезьян имеется, и у лошадей - у всех крупных млекопитающих, затем различные подкорковые структуры, но вам это слушать не скучно?

- Ничуть. Насколько мне известно, вы написали книгу «Лошадиная энциклопедия», а также сняли художественно-документальные фильмы «Лошадиная энциклопедия», «Лошадь распятая и воскресшая» и «Манежное лошадиное чтение», где вступаетесь за истязаемое человеком животное, но когда-то вы же начинали именно каскадером...

- ...конечно...

- ...и «баловались» трюками с лошадьми...

- Да.

- Было опасно?

- На самом деле ничего опасного там нет: 14 переломов в результате - и все!

- Действительно, ерунда. Вы однажды признались: «Всю жизнь я хотел заниматься только лошадьми - я и телевидением всегда занимался исключительно ради них»...

- Справедливые, вероятно, слова, хотя теперь понимаю, что интересом к человеку во многом обязан лошади, потому что, исследуя извечный конфликт между ними, пытался понять: кто же в этой мерзости виноват и действительно ли лошадь настолько примитивное создание, что обречено быть либо колбасой, либо чем-то подпопным, а человек - это нечто высшее и имеющее право жрать все и развлекаться со всем, что видит? В поисках ответа я начал не только эти отношения изучать, но и нейроанатомию, нейрофизиологию, а также анатомию лошади и прочее, что с ней связано, и теперь, неплохо все зная,  с уверенностью могу говорить: у нее типовой для всех крупных млекопитающих мозг, который принципиального отличия от мозга человека не имеет. Некоторые различия, которые все же есть, касаются в основном геометрии расположения продолговатого мозга и ствола.

- Лошади, на ваш взгляд, лучше людей?

- Да нет...

- Но чему-то они все же вас научили?

- Во-первых, интересу к человеку, а во-вторых, умению учиться и массе качеств, при межвидовом общении очень полезных.

«КОННЫМ СПОРТОМ МОЖЕТ ЗАНИМАТЬСЯ ЛИБО УМСТВЕННО НЕПОЛНОЦЕННЫЙ, ЛИБО ТОТ, КТО НЕ ПОНИМАЕТ, ЧТО ДЕЛАЕТ»

- После выхода на телеэкраны картины «Манежное лошадиное чтение» вы громогласно объявили: «Я научил лошадь читать и писать» - что же имели в виду?

- Лошадь не может, конечно, ни читать, ни писать - ни эволюционно, ни анатомически она к этому не приспособлена, но потенциал мозга у нее абсолютно такой же, как у любого крупного млекопитающего, поэтому способна этому научиться. Мы с вами тоже ведь - я так называемых приматов имею в виду, - перешагнув рубикон Валлуа, то есть когда масса нашего мозга превысила 800 кубических сантиметров, еще на протяжении по крайней мере двух миллионов лет были животными...

- Многие ими и остались...

- Нет, я имею в виду по стилистике поведения и отсутствию мышления.

- И я это имею в виду...

- Нет-нет, вы сейчас весело так все обобщаете, но на самом деле мышление - достаточно искусственный процесс: не врожденный, а появляющийся под влиянием массы факторов. Мы вот не можем научить лошадь читать и писать, однако нам вполне по силам обучить этому ее мозг и создать некие условия, чтобы протестировать его возможности. Вот это будет, наверное, корректно, и поверьте, я очень много усилий потратил, особенно за последний год, для вычисления различных подсказок, которые могут идти от меня, и ситуаций, облегчающих моему коню Као чтение. В результате сейчас остаюсь при мнении, что где-то на 26-28 процентов это подсказочные моменты, но остальные проценты достаточно чистые.

- Сегодня многие богатые люди, любящие верховую езду, собственные конюшни заводят, а вы?

- У меня всю жизнь есть конюшня, но все, кто занимается нынче лошадьми, вообще не соображают, что делают. Поверьте, эти люди смертельно рискуют и собой, и лошадьми, и своими детьми, когда к животным их подпускают, потому что дети и лошади (имею в виду здоровых, естественно) совершенно несовместимы.

«Лошадь для меня прежде всего объект исследования и изумительный рассказчик. Она, как никто другой, может рассказать нам о человеке, потому что, начиная интересоваться взаимоотношениями лошадей и людей, мы видим, насколько они омерзительны»

Прокатные или спортивные, пораженные частым нейрокраниальным шоком, с больной спиной и поврежденным опорно-двигательным аппаратом - это одно, а здоровая лошадь - совершенно другое, и она для ребенка смертельно опасна: я это знаю, потому что школа моя ведет статистику всех смертельных, инвалидизирующих и других трагических случаев.

- Сколько в конюшне у вас лошадей?

- В данный момент четыре.

- Я знаю, что вы против конного спорта как явления и протестуете против негуманного обращения с животными...

- Не протестую, потому что понимаю прекрасно: конным спортом может заниматься либо умственно неполноценный, либо тот, кто не понимает, что делает. 99 процентов относятся ко второй категории: они всерьез убеждены, что заняты прекрасным спортом, хорошим делом, контактом с животными и вообще чем-то таким очень зеленым. Их в этом убеждает кошмарная шушера - навозные девочки, которые хозяйничают на конюшнях и для которых эксплуатация лошади прежде всего доход, но я как-то с лошадниками не контактирую и ими не интересуюсь - для меня это существа совершенно загадочные и запредельные.

- Поэтому вы заявили однажды: «Я за диктатуру лошадей и собак»?

- Фраза сильно вырвана из контекста, чего прежде за вами не водилось, - она, конечно же, была полушуткой.

- Вы совсем не едите мясо...

- ...и гайки тоже...

- Понятно, но от мяса-то почему отказались?

Со второй женой Лидией и сыном Сашей. Лидия младше Невзорова на 15 лет, они вместе работают. «Она изумительного ума — впрочем, как и большинство женщин»

- Потому же, почему и от гаек, - несъедобно.

- Говорят, уже много лет подряд вы по утрам едите яичницу с помидорами...

- Яичницу из одного яйца, хотя теща, видя это, всякий раз мне напоминает, что яйца - продукт парный. Я просто как-то не ищу в еде ни развлечений, ни удовольствия, а что касается мяса, то, как физиолог, поедание фрагментов трупов не приемлю... Плюс к этому желудочной онкологии в ближайших планах у меня нет.

- Употребление мяса в пищу, по-вашему, кратчайший к ней путь?

- Да, и если кто-то такой целью задался, мясо весьма этому способствует.

- Вы, я читал, совершенно не ходите в рестораны...

- Ну почему же - хожу, только не вечером, когда там все пьют, гудят, пляшут и бьют друг об друга бутылки с шампанским: по воскресеньям я вожу ребенка в ресторан на мастер-классы по приготовлению пирожков - сейчас в Питере это страшно модно. Собирают множество детишек, и они в больших белых колпаках скалками (по этому поводу страшно счастливые!) делают пирожки с капустой.

- Это правда, что вы никогда не празднуете дней рождения?

- А я вообще всяческим праздникам как-то чужд.

С дочерью Полиной от первого брака — с первой женой Натальей Яковлевой Александр Глебович познакомился в церковном хоре

- Почему?

- Сам не знаю - видно, такой трезвомыслящий...

- Вы немножко затворник?

- Вообще-то, человека моей профессии назвать затворником трудно, но когда есть возможность затворяться, я ее, конечно, не упускаю.

«Я БЫЛ ПОСЛУШНИКОМ В ЖЕНСКОМ МОНАСТЫРЕ»

- Жена Лидия - ваша соратница?

- Да, мы вместе работаем. Она изумительного ума - впрочем, как и большинство женщин, и, кстати, как нейроанатом разговоры об особой женской психологии или неких сугубо женских качествах всерьез не воспринимаю. Неоднократно мозг женщины и мозг мужчины были передо мной на секционном столе, и могу вас уверить, что слабым полом дамы только прикидываются, - они совершенно полноценные люди.

- Оказывается...

- Да, просто изобрели для себя ряд игр, в которые пытаются втянуть и нас, и претендуют на некую исключительность, но на самом деле, если два мозга перемешать, предварительно отвернув эксперта к стене, а потом спросить: какой из них женский и какой мужской? - ни один самый выдающийся нейроанатом или нейрофизиолог, уверяю вас, этого не определит. Ну, может, в четвертом слое коры плотность нейронов будет иной, но она и у мужчин может разниться.

Полина с мужем-актером Сергеем Горобченко и сыном Александром. «Зона отчуждения между нами...»

- Жены вы намного старше?

- Сколько сейчас Лидке-то? Она очень молоденькая, разница в возрасте у нас большая (15 лет. - Д. Г.).

- Это, по-вашему, хорошо?

- Нормально.

- С дочерью Полиной от первого брака отношения вы не поддерживаете?

- Опять зона отчуждения между нами.

- Полина замужем за актером Сергеем Горобченко, который сыграл в «Бумере»...

- У меня он не снимался.

- Вы и с ним не общаетесь?

- Нет, там тоже, насколько я понимаю, ПГМчик, а я, как только все это вижу, сразу бросаюсь бежать, потому что тяжело мне. (Тем не менее своего сына молодая пара назвала Александром. В честь деда? - Д. Г.).

- Вы где-то признались, что вам нравятся крупные блондинки колхозного типа...

- Это было, подозреваю, еще до женитьбы - следовательно, более 20 лет назад, так что я все уже позабыл.

С Дмитрием Гордоном в своем питерском офисе. «Я все-таки умею себя вести, но думать, что я хороший, не надо» Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

- Пройденный этап?

- Давным-давно. Посмотрите на меня - старый человек.

- У вас был нашумевший роман с актрисой Александрой Яковлевой, которая об этом впоследствии написала, - ее откровения вы читали?

- Нет, конечно, - я вообще по части литературы, которая может попасть мне в руки, очень разборчив.

- Вы допускаете, что однажды решитесь-таки описать всю свою непростую, но очень интересную жизнь?

- Нет, исключено. С учетом количества тайн, которые мне приходится в себе до сих пор хранить (вы же понимаете, в какую эпоху я жил и в каких событиях участвовал)...

- Тайн много?

- Да, правда, сегодня какие-то из них перестают таковыми быть и могут быть предъявлены, оглашены в том числе для того, чтобы публику позабавить, но подозреваю, что основной их массив так за семью печатями и останется.

- Вы и действительно были когда-то послушником в монастыре и исполняли партию баса в церковном хоре?

- Да, это так, но что касается послушания, подвиг меня на него юношеский протестный максимализм, никакой веры во все это, естественно, под собой не имеющий. Вы, правда, не сказали, в каком монастыре.

- В каком?

- В женском - теперь, подозреваю, всем все станет сразу ясно, и даже, смотрю, ваши спутники захихикали радостно и понимающе.

- Этак любой в послушники бы пошел...

- В общем-то, со скандалом я был удален оттуда некоторое время спустя, которого мне хватило, - будем называть вещи своими именами, а затем была уже совершенно другая история. Да, был певчим, потому что разбирался в сольфеджио и хороший имел голос, к тому же тогда очень много платили (по признанию самого Невзорова - 10 рублей за службу и 25-40 за «жмуров». - Д. Г.)...

- И не скажешь, что у вас бас...

- На самом деле, был второй баритон...

- ...временами переходящий в бас?

- Ну, нет - все-таки до настоящих басов, до контр-фа мне было далеко, но почему бы не заработать? Плюс это было дико увлекательно, потому что у нас в хоре сроду никаких ПГМнутых не водилось - это был сброд богохульников, разбойников и хулиганов. Не помню ни одного песнопения, куда бы мы какие-нибудь веселые и безобразные не вставляли словечки, а потом был другой контакт с церковью, потому что пришли 90-е и моим опытом решили воспользоваться. Тогда я курировал иерархов, которые могли влиять на исход референдумов, на победу ГКЧП - хоть на что-то, а поскольку церковь на тот момент стала...

- ...модной...

- Дело даже не в этом. Там АВушка - агентурная вертикаль - была очень хорошо выстроена, лучше, чем где бы то ни было, и мне пришлось уже совершенно в другом качестве сойтись близко со многими митрополитами, архиепископами и епископами. На тот момент не все, но большинство из них были великолепными людьми, которые играли очень сложную и чуждую для себя роль.

- С КГБ все работали?

- Расписываться за всех не могу: даже из тех, кого знаю, сотрудничали не все - некоторые начинали гулять сами по себе, ведь в их распоряжении были огромные деньги и колоссальные возможности, определенная власть, но большинство все-таки сохраняли верность присяге и служили самоотверженно, как, ну не знаю, в немецком тылу, - так же мужественно и артистично. За счет неформального общения с ними мне многое стало о церкви известно, и, кстати, среди тех иеромонахов и даже иеросхимонахов, среди митрополитов и архиепископов были гениальные актеры (это сейчас, чтобы епископом стать, надо другими немножко качествами обладать).

«В ТО ВРЕМЯ ПРЕДСТАВИТЕЛИ ДУХОВЕНСТВА БЫЛИ ЛИБО ЧЕКИСТАМИ, ЛИБО ПИДОРАМИ, А СЕЙЧАС ЧЕКИСТОВ УЖЕ НЕТ»

- Когда же произошло перерождение?

- Взрастать эта погань начинала уже тогда, но ее еще можно было прессовать, ведь в то время представители духовенства были либо чекистами, либо пидорами, а сейчас чекистов уже нет...

- В основном остались вторые?

- Это ваше, замечу, мнение.

- Вы говорите: «Общения с верующими я избегаю, потому что любая вера кажется мне полным абсурдом»...

- Ну, это немножко олитературено, просто я никогда в средствах массовой информации своего искреннего и четкого представления о вере не высказываю, потому что боюсь, что это будет обидно, и, уж извините, здесь свою традицию соблюду.

- Мы, значит, не узнаем, верующий вы или нет?

- Нет, я, конечно... (Пауза). Ну как вам сказать? Вот был такой замечательный человек по прозвищу Бульдог Дарвина (естественно, я говорю о Томасе Хаксли) - этот английский биолог прославился меткостью изречений. В частности, он говорил, что: «Я настолько скептик, что не исключаю возможности чего бы то ни было», так вот, я рассуждаю точно так же...

- Существования Бога, следовательно, вы не исключаете?

- Более того, вижу, что очень многие люди, опыт которых для меня важен и существование которых для меня бесценно (имею в виду физика Эйнштейна, основателя современной нейрохирургии Уайлдера Грейвса Пенфилда, множество анатомов русских и итальянских), до конца идеи бога (Невзоров настаивает, что писать это слово надо с маленькой буквы. - Д. Г.) не отрицали, но их бог - это некая предначальная разумная составляющая Вселенной, которая и породила Большой взрыв и расширение, - не имеет ничего общего с существом, которое через толпу бородатых жуликов вымогает, высасывает у старушек пенсии, а у впечатлительных бизнесменов - джипы.

Несмотря на то что я не исключаю возможности чего-либо, мне все-таки больше позиция Лапласа нравится - помните, да?

- Увы...

- Это величайший был астроном, который до сих пор во многих теоретических вопросах считается непревзойденным. Он был настолько прославлен, что однажды к нему в обсерваторию приехал Наполеон - четыре часа слушал Лапласа, его теорию о строении мироздания и взаимодействии небесных тел, что для неусидчивого, вертлявого и не любящего всякие умствования человека невероятно много. Когда же со взглядами ученого он ознакомился и даже кое-что понял, как позже написал Лаплас в своих дневниках, удивленно воскликнул: «Но я не вижу, где в этой концепции место бога!», на что астроном ответил: «Сир, я в этой гипотезе не нуждался». К тем же выводам, кстати, сейчас, в ХХI веке, пришел, как вам известно, гениальный ученый в инвалидной коляске Стивен Хокинг - в своих трудах по астрофизике он доказывает, что «божественного толчка» не было. В частности, он утверждает, что, поскольку существует такая сила, как гравитация, Вселенная могла создаться из ничего.

- Сегодня быть атеистом крайне немодно, поэтому их практически нет - все в основном верующие, причем некоторые - истово, а вот вы придерживаетесь на этот счет парадоксальных взглядов. «Атеист, - утверждаете вы, - это человек, который воспринимает все эти бредни всерьез, а я их всерьез воспринимать не могу. Ни про выяснение группы крови Микки Мауса, ни про Иисуса Иосифовича Христа - все это мне безразлично. Я говорю в данном случае про организацию - жадную, охамевшую, пытающуюся убедить меня в том, что она представляет здесь интересы какого-то сверхъестественного существа, и поэтому надо освобождать ее от налогов, отдавать ей антиквариат и недвижимость. На самом же деле, эти нестриженые, потешные, комически-костюмированные, жирные, похотливые дядьки не вызывают у меня совершенно никакого уважения»...

- Ни малейшего, и в данном случае цитата из контекста не вырвана и абсолютно точна. Хорошо зная русскую церковь, я, вероятно, имею право на свое о ней мнение:  карьеры там в свое время не сделал (у меня же еще и период семинарии был!) из-за, скажем так, сложных взаимоотношений с... Это уже был хор семинарии, и, в общем, я не очень по ориентации подходил. Не буду рассказывать отвратительно скандальную историю, которая все это сопровождала... (В одном из интервью Невзоров уточнил: «Просто в один прекрасный момент меня перед выбором поставили: либо я должен рассмотреть вариант братской любви, либо...». - Д. Г.).

- Жаль, интересно было бы послушать. Может, рискнете?

- Нет, все-таки не буду. Давайте подождем лет 20, но, в общем, пострадал я из-за традиционной ориентации.

«В СВОЕ ВРЕМЯ Я СТАЛ НЕВОЛЬНЫМ СВИДЕТЕЛЕМ МИНЕТА В АЛТАРЕ»

- Сегодня некоторые священники с болью говорят мне, что 80 процентов их коллег - гомосексуалисты, - вы с этим согласны?

- Поразительные ребята - где они, интересно, нашли 20 процентов других?

- Даже так?

- На самом деле, статистику я не веду, меня очень мало это беспокоит до тех пор, пока они занимаются своими молитвенными мероприятиями: бьют в бубны и барабаны, пляшут вприсядку, что-то едят (они же все время что-то жуют - то публично, то тайно). Понимаете, мне сложно говорить, какие они, но в свое время я стал даже невольным свидетелем минета в алтаре.

- Божественного?

- Как певчий, я, естественно, бегал на перекуры: в мороз на улицу идти совершенно не хочется, а в алтаре в стеночках за занавесочками есть ниши, из которых труба идет прямо на улицу, - это вытяжные шкафы, куда вешают кадила, чтобы те попусту не дымили, и если туда полувлезть, чтобы табаком не воняло, можно папироской слегка затянуться. Однажды курю свой «Беломорканал» и слышу предельно странные звуки, которых не должно было бы быть, - выглянув из-за занавесочки, я увидел картину, которая даже меня, стойкого и циничного, несколько удивила.

Теперь я таким вещам особого значения не придаю, понимаю, что это было нормальное и, вероятно, будничное событие, но я действительно видел церковную жизнь изнутри, и не надо думать, что низменные качества: пьянство, обжорство, блуд, похоть, педофилия, педерастия - присущи только православному духовенству. Отнюдь! - это присутствует везде, где есть люди, просто, сталкиваясь с духовенством, мы видим, что самого главного чуда - чуда изменения, преображения человека, который священнослужители декларируют, с ними не происходит. Оказывается, близость к любым идеям и таинствам абсолютно ничего не дает и не гарантирует, и если рассматривать веру как улучшатель человека, то извините, это, увы, не сработало.

- Наоборот...

- Да, мы видим, что эксперимент провалился, поэтому я всегда говорю: «Ребята, у нас до 1906 года, когда был принят закон о свободе вероисповедания, все в обязательном порядке были катехизированы, крещены, воцерковлены и причащены, так что же, революцию 17-го года совершали 11-летние дети? Нет, те самые крещенные, воцерковленные, катехизированные, причащенные...

- ...и немножко обрезанные...

- ...которые на протяжении тысячи лет воспитывались в духе христианского учения. Тем не менее они с большим удовольствием сбрасывали попов с колоколен и расстреливали у алтарей - значит, все эти манипуляции ни к чему не приводят, и с данным фактом надо просто смириться. Плюс мы же понимаем, что эта тысяча лет - ну, по крайней мере 700! - России дорого обошлась, и если вспомним, с каким унижением национального достоинства эта религия насаждена, становится понятно, почему она не прижилась. Она и не могла прижиться, потому что это все-таки мифология совершенно другой культуры.

Я с огромной симпатией и с уважением отношусь к любой культуре, для меня как для анатома и нейрофизиолога вообще понятия национальность не существует, но культура евангельского мифа целиком и полностью иудейская, и, не зная всех ее нюансов, его понимать невозможно. Нет, во всяком случае, на свете другого религиозного мифа, который был бы столь же интенсивно в национальные окрашен тона, - не случайно же главный его герой Иисус по профессии раввин.

В 11 местах Нового Завета ученики обращаются к нему: Равви, Раввуни, он имеет право учить и проповедовать в синагогах, что и делал в Кане Галилейской, в Капернауме, в Иерусалиме, и вот эту драматическую историю, которая целиком национальна, насильственно, огнем, кровью и унижением перенесли на славянскую почву. Ее очень долго и жестко насаждали, понимая, что она неплохой способ управления, и в какую-то минуту ситуация взорвалась, как вышедший из-под контроля реактор, - это доказывает, что желаемого симбиоза культур все-таки не произошло.

Христианство на нашей почве не прижилось, не стало своим, не является таковым и сейчас, хотя, когда я вижу повсеместное увлечение православием, думаю, что при Путине и Медведеве оно что-то вроде тенниса при Ельцине. Уверяю вас, если завтра во главе России встанет буддист, русская чиновническая братия немедленно побежит заказывать себе оранжевые сари, начнет примерять местечки для определенных знаков и будет косноязычно приветствовать друг друга словами: «Ом мани падме хум». Мы же знаем, насколько они проституированы и как мастерски и блистательно умеют подобные вещи делать, - конечно, эта мода на православие забудется, как страшный сон.

- Сколько иностранных языков вы знаете?

- В результате - один.

- Русский?

- Нет, латынь. Еще хорошо знал французский, и довольно долго, поскольку, когда лошадиным учился наукам, много приходилось во Франции жить, но язык, который не употребляется, которым не пользуешься, умирает весьма быстро, а вот латынь, поскольку это основной язык анатомии и вообще науки, как ни странно, не только не умерла, но и наоборот - стала для меня вторым родным.

«МНЕ, ДУРАЧКУ, КАК-ТО ОЧЕНЬ ВЕЗЛО НА УЧИТЕЛЕЙ»

- Мне очень интересна ваша дружба с выдающимся российским нейрофизиологом академиком Натальей Петровной Бехтеревой и замечательным ученым, поэтом и переводчиком, сыном Анны Ахматовой и Николая Гумилева Львом Николаевичем Гумилевым - фигуры настолько мощные...

- Признаюсь: мне, дурачку, как-то очень везло на учителей, потому что, когда спрашивают, кто меня военному делу учил, Александра Лебедя называю, с которым мы очень дружили, и Льва Рохлина, когда говорим об истории, вспоминаю своего учителя Льва Николаевича Гумилева, а когда о нейрофизиологии и нейроанатомии разговор заходит - Наталью Петровну Бехтереву, которая очень со мной сердита была, но и поразительно терпелива.

- Женщина с характером?

- О, не то слово: даже я по сравнению с ней - маленький, кроткий, мокрый цыпленок. Там не характер даже - характерище вселенских масштабов, однако, несмотря на то что я был в ее глазах сорванцом и, вероятно, балбесом, она относилась ко мне с огромной нежностью и терпимостью. Когда я захотел некоторые вещи понять, Бехтерева сказала: «Лучше не знать о предмете ничего, нежели черпать что-либо из научно-популярных книжек, - не смей это читать», и тут же какая-то книжка, с которой пришел, была выхвачена у меня из рук и передана домработнице с указанием отправить ее в мусорное ведро. «Если ты хочешь что-нибудь понимать, - твердила она, - три года тебе нужно будет зубрить и резать, зубрить и резать, зубрить и резать: только после этого у тебя появится шанс в чем-нибудь разобраться».

- Гумилев интересным был человеком?

- Я тогда не ценил его общество совершенно: для меня это был просто друг - очень изувеченный инсультом старичок с вечно не заправленной в домашние шаровары рубашкой, который после вильнюсских «Наших» позвонил в редакцию и скрипучим, послеинсультным голосом произнес: «Я тоже наш - приходите, мы вас накормим варениками».

Меня совершенно не интересовало, кто такой Гумилев, я понятия не имел...

- ...кто его родители, да?

- Все это было от меня абсолютно далеко, и если бы его квартира находилась где-нибудь на Охте или в районе Гражданки, я в жизни бы в гости к нему не пошел, но так получилось, что жил он через три дома от меня, и по вечерам, поскольку вел абсолютно холостяцкую жизнь, я начал просто заходить к ним ужинать, столоваться (они с женой это безобразие терпели и наши посиделки даже любили). Какое-то время спустя Лев Николаевич начал со мной заниматься, дарил свои книжки с дарственными надписями, которые я, не задумываясь, отправлял на чердак (несколько лет назад я проснулся в холодном поту, побежал туда и с облегчением обнаружил все в целости и сохранности).

Лев Николаевич научил меня очень многим вещам, хотя, конечно, как я теперь понимаю, благодатный материал некий увидел. Я же не придавал никакого значения тому, что это Гумилев - прозрение наступило, только когда он умер. Придя в Александро-Невскую лавру на похороны, я увидел там 10 тысяч человек, а когда меня протолкнули в первые ряды, встал рядом с еще не закопанной могилой и увидел почетный караул, министров, весь цвет тогдашней России - вот тут до меня потихонечку дошло, с кем я так непринужденно хихикал, курил «Беломор» и говорил о Таците и Тамерлане.

- Представляю, какая сумасшедшая популярность обрушилась на вас в пору ведения «600 секунд» - голова тогда не закружилась, звездной болезни не было?

- Не закружилась, потому что я полевой командир, а это особая категория людей - из тех, кто делит все тяготы с теми, с кем вместе работает или воюет, спит на сырой земле и заплесневелые ест лепешки. Я понимаю прекрасно: это лидерство продолжается ровно до той минуты, пока ты с бесконечным уважением относишься к своим соратникам, а умение держать голову вровень с головами своих операторов и редакторов очень помогает сориентироваться и в мире остальных людей тоже, поэтому ощущения собственной исключительности у меня никогда не было. В принципе, сказать можно все, что угодно, но доказательством этому служит то, что все, кто делал тогда «Секунды», работают со мной и сейчас. Кто-то, конечно, умер, но все, кого вы здесь, в редакции, можете увидеть, - секундовцы, значит, я все-таки умею себя вести.

- Значит, вы неплохой человек...

- Ну, я бы не стал такие ярлыки на себя вешать. Нет, не очень-то и хороший, и вообще, думать, что я хороший, не надо.

- Поклонницы вас в ту пору сильно одолевали?

- Ой, давайте об этом не будем - прошло уже все...

- Драматичная была страница?

- Нисколько.

- Но вспомнить хоть есть что?

- Я ничего не вспоминаю, поскольку уже более 20 лет женат.

- По телеэкрану вы не скучаете? Вернуться туда не хочется?

- Нет, совершенно. Нет!

- Это разве не наркотик?

- Для кого-то - возможно, а для меня не было наркотиком тогда и не является таковым сейчас, и на некоторые интервью (как вот, к примеру, на это) я соглашаюсь лишь в том случае, если предполагаю нестандартность вопросов и некую любопытную для меня интеллектуальную составляющую процесса.

«ТЕЛЕВИЗОРА У МЕНЯ ДОМА НЕТ, НО НЕ ПОТОМУ, ЧТО ТАКОЙ УМНЫЙ, А ПОТОМУ, ЧТО ТАДЖИКИ ЗАШИЛИ ГИПСОКАРТОНОМ АНТЕННЫ, РОЗЕТКИ И ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ»

- Это правда, что у вас дома нет телевизора?

- Да, как предмета, но не потому, что я такой умный, а потому, что таджики работали (смеется) - зашили гипсокартоном антенны, розетки и все остальное. Надо было либо все разбирать (а это опять грязь, шуруповерты, которые я ненавижу, и весь этот кошмар), либо просто-напросто никуда «ящик» не подключать. Он пару годиков постоял без дела, а потом, глядишь, вообще куда-то испарился.

- Вы не ощущаете себя без телевидения неполноценным?

- Нет, я как раз начал ощущать свою полную полноценность, потому что новости меня не интересуют.

- Ничего нового там для вас нет?

- Совершенно ничего, а если что-то, касающееся лично меня или моей работы, появится, я всегда узнаю об этом из каких-нибудь других, более авторитетных источников.

- Пожалуй, я вам последний задам вопрос: как вы думаете, почему на нынешнем российском телевидении нет гласности, демократии и свободы?

- Та-а-ак... (Пауза). Я просто ищу взглядом зеркальце - хочу дать его вам, чтобы вы посмотрели на сверхгнусное выражение своего лица, когда задаете вопрос, ответ на который прекрасно знаете и который могли бы дать сами.

- Какая блестящая у вас реакция!..

- Зеркальце-то дать? (Смеется).

- Нет, я и так представляю, какое гнусное отражение там увижу. По-вашему, к лучшему нынешняя ситуация изменится или нет?

- Хм, а зачем? Понимаете, выбирать надо одно из двух - либо определенная стабильность и крепкие власть и государство, либо хорошее телевидение. Сочетание того и другого невозможно, да и не нужно, и я не удивлюсь, если так называемый интернет тоже возьмут под колпак.

- Запросто...

- Я просто неинтернетный человек, у меня даже электронного адреса нет - живу как-то вне этого. Периодически мне что-то показывают, распечатывают, я даже могу кое-что прочесть, но сам туда лазить по кнопочкам не умею и учиться не хочу. Да мне и неинтересно это совершенно, но подозреваю, что и на эту столь свободную пока структуру должны двинуться танки и...

- ...артиллерия...

- ...а также ОМОН и все остальное, потому что сегодняшний интернет (хотя вижу я мало и, может быть, заблуждаюсь) напоминает мне телевидение 90-х. Тогда тоже казалось, что мы всегда будем, задрав нос, проходить мимо любых генеральных директоров ТВ, министров, президентов, и впредь будем по собственной воле устраивать митинги с бревнами и кострами на Чапыгина (на этой улице находится санкт-петербургский телецентр. - Д. Г.), а также руководить революциями и воззваниями ГКЧП или другой, противоположной структуры.

- Быстро же все закончилось...

- Мы мнили, что эта свобода неисчерпаема и неподавляема, так казалось не только мне, но и ребятам из «Взгляда», Бэлле Курковой - всем, кто творил тогда телевидение, но вошли танки, все живое пространство вспахали, а позже еще на всякий случай забетонировали, и теперь для имитации как бы органической жизни выносят горшки с кактусами или искусственными туями.

- На бетон ставят...

- Вот именно, и главное - очень правильно композиционируют, поэтому подозреваю, что интернет ждет то же самое.

- Я вам от всей души благодарен за интервью, за то, что вы не такой, как все. Здорово все-таки, что такие люди, пусть и в меньшинстве, пусть даже в единственном числе, еще есть. Хотелось бы снова видеть вас на экране, и я надеюсь... Ну мало ли что? А вдруг что-то случится, вдруг раскрошится бетон и сквозь него прорастет трава?

- Вы знаете, не хотелось бы, потому что на этом бетоне, помимо горшочков с искусственными туями, еще и некая стабильность стоит, и некие надежды на него опираются. Телевидение будущего не сделает...

- ...а разрушит?

- Да, непременно.

Киев - Санкт-Петербург - Киев

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter