Народная артистка Украины Мальвина ШВИДЛЕР: «Хочешь жить долго — мучайся!»

Я верю только в лучшую для нее посмертную участь. Потому что если Мальвина Зиновьевна и была грешна в каких-то своих поступках и мыслях (как и каждый из нас), то все это с лихвой искуплено горестными испытаниями и страданиями, выпавшими на ее долю. Первый муж — Борис Жолков, с которым она прожила 32 года, погиб в автокатастрофе. Со вторым — Сергеем Бондаруком на втором году супружества случился инсульт, его парализовало. Мальвина опекала Сергея Ивановича 17 лет. Потом — одиночество, слепота, болезнь сердца... «Старость — противная вещь. Очень противная и грустная, Миша!» — говорила она мне.Свое 80-летие Мальвина Швидлер встретила в больнице, где я взял у нее первое интервью. Это было в 1999 году. 90 лет актриса отмечала дома, в квартире на Пушкинской, будучи уже незрячей, физически немощной, но по-прежнему бодрой душевно, мудрой и юморной. Не терять присутствия духа при любых обстоятельствах - отличительная черта Мальвины Швидлер, что совсем не удивительно, ведь она родилась в Одессе.

До своего дня рождения Мальвина Зиновьевна не дожила несколько недель - 19 августа ей должно было исполниться 92 года. Ее похоронили на Байковом кладбище. «Это не просто утрата, а уход великих стариков», - сказал Михаил Резникович, руководитель Национального академического театра имени Леси Украинки, где Швидлер работала с 1945 года.

НАРОДНАЯ АРТИСТКА УКРАИНЫ НАДЕЖДА БАТУРИНА: «ПОСЛЕ СПЕКТАКЛЯ ОДЕССИТЫ НЕСЛИ НА СЦЕНУ ЦВЕТЫ, КОРОБКИ КОНФЕТ, БАНКИ С ПОМИДОРАМИ, БАКЛАЖАНАМИ, ОГУРЦАМИ...»

- Мы с Мальвиной Зиновьевой одесситки, землячки, это нас очень связывало. Есть такая кровная связь - все, что ты прожил с детства, хорошо оно или плохо, всегда кажется замечательным.

Помню, приехали на гастроли в Одессу со спектаклем «Странная миссис Сэвидж». Главную героиню играла Евгения Эммануиловна Опалова. И вот мы готовимся к выходу, а Опалова почему-то опаздывает, что на нее совсем не похоже. Вдруг влетает: «Боже мой! Девочки! Ваш город - это что-то невероятное!». Она рассказала, как ходила, смотрела Одессу, Запуталась в улицах и решила у кого-то спросить, как пройти на Дерибасовскую, - оттуда она уже знала дорогу к театру. Но в Одессе это рискованный вариант - спрашивать, как куда-то пройти.

Вокруг Опаловой сразу образовалась толпа. А в толпе одесситов каждый убежден, что только он знает, как правильно куда-то идти. Опалова никак не могла вырваться, наконец взмолилась: «Ну скажите, наконец, как же мне пройти на Дерибасовскую? Я очень опаздываю!». И услышала в ответ фразу, которая ее совершенно поразила. «Мадам, - сказал один одессит, - пройдете направо, потом квартал - налево. И когда вы почувствуете, что в ваше сердце вошла радость, - значит, вы вступили на Дерибасовскую».

«Она была человеком, который любил красивую жизнь, но не в сегодняшнем понимании, а в прежнем — когда красивая жизнь означала общение с друзьями, поездки, желание повеселиться...»

С этим впечатлением Опалова пришла в гримерку и говорит: «Ну, девочки, какой город!». Швидлер отвечает: «А, тоже мне! Вы еще увидите, что будет делаться после спектакля». - «А что будет делаться?» - спрашивает Опалова. «Зачем я вам стану рассказывать? Сами увидите».

Короче говоря, отыграли мы спектакль. Ну, овации, все встали. На сцену потекли реки цветов, и почему-то всегда в Одессе - коробки конфет в обязательном порядке. Швидлер вздохнула: «Что, одесситы меня разочаруют? Неужели не будет того, что я предполагала?». Потом воскликнула: «Ой, сейчас начинается!». И дальше пошла река консервированная - банки с помидорами, баклажанами, огурцами...

На гастролях нам с Малей доводилось часто проживать вместе. Как-то приехали в Евпаторию. Гостиница среднего качества, зелени вокруг очень мало, один песок. Но море, море... Маля предлагает: «Надя, давайте пойдем в кафе, посмотрим, что там есть. Что вы хотите?». Я говорю: «Ой, Маля, я так рыбы хочу! Только морской!».

Это рыба, к которой мы привыкли с детства. Она так пахнет! А к чему ты привык, на чем вырос, то и любишь. И вот мы входим в кафе. Какие-то столики стоят, но ни тарелок, ничего. Спрашиваем: «Может быть, какая-нибудь рыба есть?». Нам сообщают: «Сейчас заканчиваем жарить камбалу». Маля как закричит: «Боже! Какое счастье! Давайте камбалу!». Я говорю: «Маля, подождите, пусть завернут». - «Что «завернут»? Надя, мы сейчас будем тут ее есть». - «Как? Да у нас тарелок нету». - «Зачем нам тарелки? Девочки, у вас есть газета?».

Нам дали огромную жареную камбалу - горячую такую. И мы, гастролирующие актрисы столичного театра, беспардонно, просто неприлично  ее ели. Но у нас столько при этом было восторга, столько радости от встречи с детством, с тем, чем мы жили когда-то.

ЗАСЛУЖЕННЫЙ АРТИСТ УКРАИНЫ ОЛЕГ КОМАРОВ: «НА СЦЕНЕ ПО ЕЕ ЛИЦУ ТЕКЛИ НАСТОЯЩИЕ СЛЕЗЫ - ОТ ГОРЕЧИ НЕРАЗДЕЛЕННОЙ ЛЮБВИ»

- Впервые Мальвину Зиновьевну я увидел на сцене Театра Леси Украинки в спектакле «Ложь на длинных ногах» Эдуардо де Филиппо, когда мне было 14-15 лет. Никогда не забуду, как она в пустой комнате, стоя на кровати и прижавшись к стене, произносила монолог. Это была пленительная, обольстительная молодая женщина!

Помню, как ее муж (по роли) врывается в комнату к ней - изменнице! Останавливается с перекошенным лицом, лезет в свой карман. Зрители замерли: сейчас он вытащит пистолет, убьет ее! Но вместо этого он достает расческу, небрежно проводит ею по волосам и уходит с гордо поднятой головой. Зал хохочет. Эту роль играл Валентин Самойлович Дуклер.

Мне повезло играть со Швидлер в двух спектаклях. Она была замечательным партнером! В «Бумажном патефоне» Александра Червинского (режиссер - Михаил Резникович) она играла завуча, а я был учителем биологии. Когда героиня Мальвины Зиновьевны заходила ко мне в класс и отчитывала за нерадивость, указывала на мои промахи в педагогическом процессе, я, глядя на нее, видел, как бегут ее слезы - настоящие слезы от горечи неразделенной любви.

«Мальвина Швидлер не боялась быть на сцене смешной, но в жизни всегда оставалась очень женственной»

Завуч любила моего персонажа - этого одинокого несчастного старичка и переживала, что не видит ответного чувства. Ну почему этот истукан не понимает, что она его любит, чего упирается, боится, как кролик удава, что его проглотят? Получилась трагикомедийная сцена. Заканчивали мы ее, как правило, под аплодисменты.

Вторая часть ее театральной жизни была более оценена. Хотя с ее дарованием, талантом, сочностью, яркостью Мальвина Зиновьевна могла быть занята в репертуаре больше. Она очень поздно получила звание народной артистки Украины. Когда театр возглавил Михаил Резникович, у нее появилось много интересных ролей. Последние ее годы были согреты любовью коллектива, признанием публики. Ее находчивость, остроумие сделали ее очень популярной.

Она была замужем за Борисом Михайловичем Жолковым. Это был светский человек, обеспеченный, уверенный, любящий Мальвину Зиновьевну. Работал на Киностудии Довженко директором Творческого объединения телевизионных фильмов. Чтобы понять атмосферу этой семьи, приведу один эпизод. После спектакля Юрий Сергеевич Лавров спрашивает: «Маля, я вас сегодня провожаю?». - «Нет, меня провожает муж. А вот и он».

На проходной - Жолков вместе с каким-то седовласым мужчиной средних лет и его красавицей-женой. Как оказалось, это знаменитый югославский режиссер. Жолков предложил Лаврову провести вечер в их компании. Тот согласился. И всю ночь югославские гости просидели у Швидлер. Слушали рассказы Юрия Сергеевича и Мальвины Зиновьевны. Вскоре Швидлер получила из Белграда открытку с восторженной припиской: мол, ее югославские гости бывали дома у великих режиссеров Ивана Пырьева, Михаила Ромма, Сергея Герасимова, но такого чуда, как в Киеве, не видели никогда.

Потом случилось несчастье - Борис Михайлович, отправляясь на работу в такси, попал в аварию, и Мальвина Зиновьевна овдовела.

Через несколько лет она встретилась с Сергеем Ивановичем Бондаруком, адвокатом. Мы ехали из Кишинева после гастролей в одном купе, и я имел возможность общаться с ними. Это был очень остроумный, утонченный, очаровательный человек, чем-то напоминавший Жоржа Дюруа из «Милого друга» Мопассана. И вместе с тем сердечный, умный. Когда инсульт разбил Сергея Ивановича и его парализовало, Мальвина Зиновьевна не оставила его.

Я к ним иногда заходил. И когда мы разговаривали, пыталась и мужа подключить к разговору: «Сережа, ты помнишь, да? Это же Михаил Федорович Романов 17 раз на поклон выходил в «Живом трупе» на гастролях в Москве в 48-м году!». Он кивал головой радостно и по-детски.

В Москву на гастроли Швидлер взяла и Сергея Ивановича. Жили супруги в гостинице «Россия». Как-то она вышла, оставила дверь открытой, а он отправился искать ее. Потому что без Мали трудно ему было, вся его жизнь замкнулась на ней. Сел в лифт и забыл, какой этаж, какой номер. Растерянный, убитый - туда, сюда. Все поднялись искать его. Я видел, как Мальвина, наконец, его нашла. Бросилась к нему, прижала его, как маленького: «Все хорошо. Уже все прошло. Все хорошо, все хорошо, Сереженька». Это вообще, мне кажется, комплимент человеческой природе, а не просто нашей Малечке.

С Олегом Борисовым в спектакле Театра имени Леси Украинки «Лес». «В жизненном альбоме Мальвины Зиновьевны было фантастическое количество кумиров, с которыми сводила ее судьба»

Она боготворила супружескую пару Михаила Федоровича Романова и Марию Павловну Стрелкову. И объяснила мне, какую роль сыграла Стрелкова в жизни Романова. На гастролях в Москве Романов поставил спектакль, который должны были показать по телевидению. Но тогда ж не записывали, а играли в прямой трансляции. Шли репетиции, спектакль получался, а его роль не ладилась никак. Но где-то за день-два до показа мы вдруг увидели на репетиции блистательного Романова! Мальвина Зиновьевна подошла к Марии Павловне: «Как это произошло? Объясните, в чем дело?».

И Стрелкова рассказала: «Все очень просто. Мы вечером вернулись в гостиницу, я сказала: «Миша, то, что ты делаешь, - плохо». Он: «Ну как ты можешь такое говорить? У меня много врагов в театре, и ты - один из них?». - «Ты сейчас пройдешь свою роль по всему спектаклю вот с такими замечаниями». И он прошел. Была полночь. «Знаешь, - говорю, - уже неплохо. Но ты можешь еще лучше». Он устроил истерику: «Я не могу, у меня нет сил». - «Пройдешь второй раз с такими вот соображениями и замечаниями».

В два часа ночи они закончили. Мария Павловна говорит: «Миша, это почти хорошо. Но ты можешь еще лучше!». И Михаил Федорович снова ей покорился. В четыре часа начали третий прогон, в шесть закончили. Час поспали. Приняли душ, выпили кофе и отправились на репетицию...

В одном спектакле почтенный мужчина, которого играл Михаил Федорович, должен был влюбиться в молодую женщину, которую играла Мальвина Зиновьевна. На репетициях долго не удавалось добиться, чтобы Романов смотрел на Швидлер влюбленными глазами. Наконец получилось. Вдруг дверь репетиционной комнаты открывается, появляется Мария Павловна, и все пропадает. Михаил Федорович восторженно: «Ма-а-ша!». Мальвина Зиновьевна не выдержала: «Мария Павловна, я вас очень прошу: не приходите, когда мы репетируем. Мне так нужно, чтобы Михаил Федорович смотрел на меня влюбленными глазами!».

О юморе Мальвины Зиновьевны. Она мне рассказала такой эпизод. В спектакле «ОБЭЖ» по книге Бронислава Нушича, который ставила Ирина Молостова, у нее была прекрасная роль. Постановкой танцев занимался Борис Наумович Каменькович. Он заставил ее стать в позу ласточки и, приседая на одной ноге, взмахивая руками, как крыльями, произносить монолог.

Когда Борис Наумович нагнулся к Мальвине Зиновьевне, чтобы что-то показать, низ его спины находился у лица Швидлер, продолжавшей стоять в позе ласточки. От переполнявших ее чувств Мальвина Зиновьевна потянулась вперед и... поцеловала его ниже спины. Каменькович мгновенно встал и сказал: «Вообще-то, я мужчина правильной ориентации, но в данном случае это приятно».

Мальвина Зиновьевна всегда стремилась помогать людям, поддерживать их. Рассказывала, как однажды услышала крики в кабинете главного администратора нашего театра. Оттуда выскочил молодой человек в слезах. Швидлер знала, что это новенький, но знакома с ним не была.

«Не смей никуда уходить! - остановила она его. - Подожди меня здесь». Зашла в кабинет, спросила у главного администратора, чем провинился перед ним этот мальчик. «Понимаешь, он неточно написал текст афиши». - «Он сейчас вернется сюда, и ты попросишь у него прощения», - Мальвина Зиновьевна знала, что нравится главному администратору как актриса и как женщина. «Зачем тебе это надо, Маля?». - «Мальчик может сломаться», - ответила Швидлер. Этим мальчиком был выдающийся сценограф Давид Львович Боровский.

ХУДРУК ТЕАТРА НА ПОДОЛЕ ВИТАЛИЙ МАЛАХОВ: «МНЕ КАЗАЛОСЬ, ОНА НИКОГДА НЕ ПОСТАРЕЕТ И НЕ УМРЕТ»

- Мы познакомились с Мальвиной Зиновьевной в 84-м году. Я ставил в Театре русской драмы спектакль «Мамаша Кураж и ее дети» по пьесе Бертольта Брехта, и там была эпизодическая роль старого генерала, главнокомандующего, на которую я еще никого не назначил.

Вдруг подходит ко мне Мальвина Зиновьевна: «Я хочу у вас играть». Мы были знакомы, симпатизировали друг другу, у нас были взаимные дружеские чувства, но в спектакле для нее роли я не видел. И она неожиданно предложила: «Давайте я буду генералом».

Это была удивительно смешная работа. Швидлер обладала превосходным чувством юмора, которое редко встречается у женщин, а у актрис особенно. Вам расскажут десятки историй, когда она перед зрителями, извините, от смеха писалась.

Когда она вышла на сцену в роли мужчины-генерала, начался каскад ее остроумных штучек. Придумала использовать пушку как унитаз. («По ходу действия я садилась на пушку и, отдавая команду своим войскам, делала то, что в детстве называется «на два пальца». Не стесняясь ни зрителей, ни партнеров», - рассказывала Мальвина Зиновьевна. - Авт.). Она тогда преподнесла нам всем урок актерской импровизации. После этой сцены ей всегда бурно аплодировали, вызывали на бис.

Мальвина Зиновьевна не боялась быть на сцене смешной, но в жизни всегда оставалась очень женственной. В ее возрасте - всегда! Она хорошо пахла! И была для меня образцом искренности, оптимизма, внутренней жизненной энергии. Мне казалось, она никогда не постареет и не умрет.

ЗАВЕДУЮЩИЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ ЧАСТЬЮ ТЕАТРА РУССКОЙ ДРАМЫ БОРИС КУРИЦЫН: «ТЕАТР ЕЙ НЕДОДАЛ, А КИНО НЕ ДАЛО ВООБЩЕ НИЧЕГО»

- Я ходил в этот театр с шести лет. В 17 лет пришел в него работать. Как-то за кулисами Мальвина Зиновьевна всех молоденьких поглаживала по головке. Под это поглаживание попал и я. Мы разговорились, и я стал высказывать ей как актрисе восторги мои и моей семьи. Она слушала, улыбалась. В какой-то момент в моем детском сознании, как ни странно, перепутались имена Любови Григорьевны Шах и Мальвины Зиновьевны Швидлер. Я назвал спектакль, где Любовь Шах играла с Михаилом Романовым.

И тут я понял, что сказал что-то не то. Потому что у Малечки улыбка сразу сошла с лица. И она абсолютно, знаете, как-то застенчиво, извиняясь, сказала: «Деточка, я в этом спектакле не играла, я не могу это принять на себя. Это - Любочка Шах».

У меня был шок: думал, она на меня обидится, но ничего подобного. Мы с ней прекрасно продолжали отношения. Если человек поступал не совсем так, как ей хотелось бы, но все равно был ей приятен, она в конце разговора говорила со своей неповторимой интонацией: «Ну, хо-ро-ший». То есть тот, кого она любит, все равно хороший, несмотря ни на что.

У нее были очень сложные отношения с Евгенией Эммануиловной Опаловой. По разным причинам. Опалова происходила из семьи высокопоставленного рижского юриста. Обучалась в Институте благородных девиц в Петербурге. И, в общем, этот шлейф за ней тянулся. А Швидлер была одесситка из порядочной, но достаточно простой семьи.

Почему такая преамбула? Мальвина Зиновьевна знала, что я боготворю Евгению Эммануиловну. И когда в каком-то рассказе о давно минувших театральных делах задевала Опалову, то всегда тормозила и, как бы оправдываясь, говорила: «Я знаю, что ты ее очень любишь. Но то, что я сказала, - правда». - «Правда так правда, - отвечал я. - Но что я могу сделать? Это никак не повлияет на мою любовь».

При немножко таком разговорчивом, открытом характере Мальвина Зиновьевна умела хранить тайны. Если говорила мне вещи, которые не должны быть достоянием широкой общественности, то предупреждала: «Боба (ее любимое обращение ко мне), это должно умереть здесь».

Могла быть жесткой, в чем-то даже жестокой. Непростые отношения у нее были и с Евгением Яковлевичем Балиевым. Швидлер с удовольствием рассказывала мне об их телефонных перепалках. Когда он жаловался ей, что ему тяжело, он почти не видит, плохо передвигается, она, будучи примерно в таком же состоянии, задорно отвечала: «Женя, хочешь долго жить - значит, мучайся!».

Судя по рассказам и воспоминаниям тех, кто был с ней знаком, она была человеком, который любил красивую жизнь. Но не в сегодняшнем понимании, а в прежнем - когда красивая жизнь означала удовольствие от общения с друзьями, поездки, желание повеселиться. И поэтому, на мой взгляд, у нее была очень крепкая связь с Михаилом Федоровичем Романовым и Марией Павловной Стрелковой. С одной стороны, она обожала их, преклонялась перед ними, а с другой - хотела им подражать.

Если ты приходил к ней в дом, она старалась сварить хотя бы пельмени. И сама всегда любила хорошо поесть: «Если я все равно умру, почему я должна умереть голодной?».

В жизненном альбоме Мальвины Швидлер было фантастическое количество кумиров, с которыми ее сводила судьба: Анна Ахматова, Соломон Михоэлс, Юрий Тимошенко и Ефим Березин (Тарапунька и Штепсель), Никита Богословский, Евгений Вучетич (выдающийся скульптор-монументалист, автор знаменитого памятника «Воин-освободитель» в берлинском Трептов-парке, а также мемориального ансамбля «Героям Сталинградской битвы» «Родина-мать зовет!» на Мамаевом кургане в Волгограде. Последняя работа Вучетича, которую он не успел завершить, - «Родина-мать» на днепровских склонах. С Евгением Вучетичем Мальвина Швидлер пережила большую романтическую любовь. Увидев ее однажды в Киеве, он полюбил ее на долгие годы. Посвящал актрисе стихи, которые изданы отдельной книжкой. - Авт.). Но она этим никогда не кичилась: мол, я и великие. Наоборот, была жуткой самоедкой.

По большому счету, что бы сейчас ни говорили, театр ей недодал, а кино не дало вообще ничего. На радио мне рассказывали, что Мальвину Зиновьевну не приглашали на запись, потому что тогдашняя техника не справлялась с тембром ее голоса. Хотя с ее талантом она могла бы успешно работать на радио.

До последнего дня она очень переживала за театр, за Михаила Юрьевича Резниковича как режиссера и как руководителя, чьи удачи и огорчения воспринимала как свои. Она не была революционеркой, никаких движений в театре не возглавляла, но всегда имела собственное мнение. И когда в 2005 году против Резниковича выступила группа актеров, Швидлер подписала письмо в его защиту.

Противоборствующая сторона тогда высказалась, что вот, дескать, старуху притянули к этому делу, и Мальвина Зиновьевна возмутилась: «Да, я старая, слепая, но соображаю, кто - хорошо, а кто - плохо». Она сказала именно «кто».

РУКОВОДИТЕЛЬ ТЕАТРА ИМЕНИ ЛЕСИ УКРАИНКИ МИХАИЛ РЕЗНИКОВИЧ: «ЛИЧНО ДЛЯ МЕНЯ ОБЩЕНИЕ С МАЛЬВИНОЙ ЗИНОВЬЕВНОЙ ВСЕГДА БЫЛО ГЛОТКОМ СВЕЖЕГО ВОЗДУХА»

- Мне запомнился, хотя прошло уже больше 30 лет, один совершенно бескорыстный поступок Мальвины Зиновьевны. В начале 80-х годов Театр русской драмы оказался без главного режиссера. И встал вопрос о спектакле по русской классике.

Меня давно привлекала пьеса Горького «Последние», и на художественном совете я предложил ее для постановки. Надо сказать, пьеса не простая. В 60-х годах она уже шла в нашем театре. Главную роль играл замечательный артист Юрий Сергеевич Лавров. А перед самой войной, в 40-м, пьесу показывали в Театре Франко, где главную роль исполнял великий Амвросий Бучма.

Ситуация в театре была сложная, он распался на лагери. Одни хотели одного руководителя, другие - другого. А третьи вообще никого не хотели, им было выгодно и удобно существовать в таком хроническом межцарствии.

Где-то через два или три часа после этого совета, когда молва о нем, естественно, разнеслась по театру, ко мне домой примчалась Мальвина Зиновьевна. Что было редкостью, поскольку артисты нашего театра редко бывали у меня дома. Она сказала: «Михал Юрьич, я прибежала для того, чтобы отговорить вас от безумной затеи. Эта пьеса Горького никогда не пользовалась успехом у зрителей. В театр и так плохо ходят. И когда вы ее поставите и в результате будет неудача, а неудача точно будет, поскольку у вас нет ни Лаврова, ни Бучмы, то все сбросят на вас и скажут, что вы не справились». И, вы знаете, в результате всех дальнейших обсуждений это послужило толчком к тому, чтобы не замыкаться на пьесе.

Через какое-то время мы решили ставить «Игрока» Достоевского - спектакль, который выдержал сотню постановок. Он был очень интересен, успешен.

Я думаю, что пока живы те, кто играл с Мальвиной Зиновьевной на сцене нашего театра, и те, кто просто с ней общался, - ветераны, среднее поколение, молодежь и зрители, встречавшие ее аплодисментами, - не забудут эту удивительную яркую фею. Очень самобытную актрису.

В ней было столько порядочности, столько заразительной бодрости, которая била через край в ее сценических воплощениях... Я даже не знаю другой такой актрисы ее поколения, которая бы соединяла в себе заразительность, хулиганское озорство и драматическую мощь в совершенно разных ее проявлениях.

Лично для меня общение с Мальвиной Зиновьевной всегда было глотком свежего воздуха - как на сцене, так и в жизни. И мне представляется, что память о ней будет естественна - как естественно ощущение солнца, неба, воды.

СИДЕЛКА АЛЛА МОНАЕВА: «ЕЕ ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА: «ДОМОЙ! ДОМОЙ! БОРЯ, ВСТАВАЙ, НАМ НАДО ДОМОЙ!»

- За два месяца до кончины Мальвина Зиновьевна попала в больницу в тяжелом состоянии - 20 дней она находилась в реанимации. Организм дошел до полного истощения, очень много лекарств приходилось принимать.

15 июля в шесть часов вечера у нее вдруг посинели губы, язык стал белый, как молоко. Перестало биться сердце. Я разнервничалась, заплакала, вызвала «скорую». Приехал доктор и сказал: «У нее уже ничего не болит».

А самые последние слова Мальвины Зиновьевны: «Домой! Домой! Поехали домой! Боря (первый муж. - Авт.), вставай, нам надо домой!».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter