Младшая дочь Виталия СОЛОМИНА Елизавета: «Герой «Зимней вишни» совершенно на отца не похож. Слабый, безвольный — полная папина противоположность...»

Лиза Соломина — студентка пятого курса режиссерского факультета ВГИКа, младшая дочь Виталия Мефодьевича Соломина. Когда-то в их доме на плечах одного мужчины лежала забота о трех женщинах — жене Марии, дочерях — Анастасии и Елизавете... Пять лет назад семья осиротела. Артисту стало плохо прямо на сцене Малого театра, где он в тот вечер играл свой любимый спектакль — «Свадьбу Кречинского». В клинике Склифосовского, куда Соломина сразу же доставили, за его жизнь боролись лучшие врачи, но увы. Виталию Мефодьевичу шел всего 61-й год... Елизавета утверждает, что именно духовная связь с отцом, которую не прервала даже смерть, помогает ей работать и жить.

«ВО ВРЕМЯ СПЕКТАКЛЯ ПАПА БРОСИЛ АРТИСТАМ В КВАШЕНУЮ КАПУСТУ ТАРАКАНА»

— Лиза, вы воспитывались в такой творческой семье. В детстве у вас было желание заниматься чем-то, кроме театра, кино?

— В школе, когда мне учителя говорили: «Ты будешь артисткой!», я всегда протестовала. Дома мне никто ничего не навязывал, была предоставлена полная свобода выбора. Я думала и в медицинский поступать, и в иняз, но потом это как-то отмелось само собой.

Год проучилась в МГУ, на факультете искусства, но потом мне там стало скучно. После папиной смерти наступил тяжелейший период. Прийти в себя помогло то, что я поступила во ВГИК. Мой выбор был сделан скорее интуитивно, но сейчас я уже понимаю, что поступила правильно.

— Признайтесь, дверь в режиссуру вам открыла папина фамилия?

— Когда я принесла документы во ВГИК, даже не знала, что курс будет набирать Игорь Масленников. Никто из однокурсников мне не верит, но это так. Конечно, у Игоря Федоровича свои ассоциации с нашей фамилией, потому что он снимал и «Зимнюю вишню», и «Шерлока Холмса» с папиным участием... Но никакой предварительной договоренности с ним не было — он увидел меня на творческом туре.

Когда меня уже приняли (я была вторая по баллам), мама решила позвонить Игорю Федоровичу, чтобы поблагодарить за содействие. Он сказал: «Меня не за что благодарить, Лиза поступила сама». Мне были очень приятны такие слова, потому что не хочется пользоваться папиной фамилией — наоборот, я надеюсь, что сама из себя что-то представляю. Мама скептически поначалу относилась к моей затее заниматься режиссурой, но после того, как в кинотеатре посмотрела мой курсовой фильм, стала больше в меня верить.

— Одно дело — пользоваться фамилией, другое — гордиться...

— Я очень горжусь своей фамилией и обожаю своего отца! Он для меня идеал человека. Я очень ценю его и как актера, и как режиссера. Он сам всего добился, приехав в Москву никому не известным мальчиком из Читы, и ненавидел все эти преемственности: чья-то дочь, чей-то сын... Отец никогда никуда не ходил за меня просить, не пристраивал, не устраивал и меня так воспитывал.

И все же очень приятно, когда узнают мою фамилию и говорят: «А вот я с вашим папой работал, снимался». Все рассказывают, какой он был чудесный человек. Меня это трогает до слез: так хорошо, что у людей остались о нем только добрые воспоминания.

«В Ленинграде к маме прямо на улице подошла ассистентка Петра Тодоровского и пригласила на пробы «Городского романса». Кадр из фильма

— В Малый театр на спектакли с папиным участием вы часто ходили?

— Обязательно на премьеры, но и потом с удовольствием спектакли смотрела. Любила «Иванова», «Дикарку». На «Свадьбу Кречинского» ходила раз 15, знала все наизусть и каждый раз плакала в конце. В «Свадьбе» есть момент, когда герои едят квашеную капусту... Папа однажды купил в Магазине смешных ужасов пластмассового таракана и подбросил его в капусту. Когда артисты это мерзкое насекомое заметили, растерялись: настоящий — не настоящий, но играть-то все равно надо, спектакль идет... Папа за кулисами умирал со смеху, а актеры с трудом довели сцену до конца.

«ОТЕЦ СКАЗАЛ МАМЕ: «ЕСЛИ БУДЕШЬ СО МНОЙ, АКТРИСОЙ НЕ СТАНЕШЬ»

— Вы, конечно, знаете историю знакомства папы с мамой?

— Это наша семейная легенда. Шла мама по Ленинграду (она там училась в Мухинском училище), молоденькая, хорошенькая девушка. И к ней прямо на улице подошла ассистентка режиссера Петра Тодоровского, пригласила на пробы фильма «Городской романс». Мама пришла, и ее сразу утвердили. Ее партнером должен был быть папа, который тогда уже работал в Малом театре и снимался. Он приехал из Москвы, но потом его почему-то с роли сняли и утвердили Киндинова. К счастью, к тому времени родители уже познакомились и даже влюбились друг в друга. Какое-то время они жили на два города, потому что оба снимались, а потом мама переехала в Москву. Поселились они вначале в общежитии.

— Мама продолжила свое образование или решила стать актрисой?

— Она перевелась в Московский институт, окончила дизайнерский факультет. Дело в том, что папа ей сказал: «Если будешь со мной, актрисой не станешь». Она на это с любовью ответила: «Хорошо, Виташенька». Правда, в двух фильмах все-таки снялась вместе с папой: в «Шерлоке Холмсе» и в «Сильве». Но, надо сказать, мама особо не рвалась в кино. Если бы актерство было целью ее жизни, может, она бы спорила, и родители как-то бы договорились.

— С мнением отца в семье считались?

— Его слово было законом. Ничего не оспаривалось, да в этом и не было нужды. Для меня отношения родителей — идеал любви, супружества. Они прожили всю жизнь вместе и сохранили настоящие чувства. Я поздний ребенок, вот у Насти детство было походное: ее таскали с собой на гастроли, в поездки, так как не с кем было оставить... У меня же осталось впечатление стабильности.

Когда уже я родилась (у нас с сестрой разница — 11 лет), родители просто были одним целым. Мама хорошо знала характер отца: когда его можно о чем-то спрашивать, когда нужно помолчать... У него было очень переменчивое настроение, мог буквально за две минуты развеселиться или разозлиться, разнервничаться, крайне темпераментный был человек.

— Он бывал несдержанным, мог сорваться, накричать?

«Для меня отношения родителей — идеал любви и супружества. Они прожили вместе жизнь и сохранили настоящие чувства»

— На своих — никогда! За все время, помню, он раза два или три повысил на меня голос, и причины для этого были серьезные. Папа никогда не кричал, мог один раз стукнуть кулаком по столу или сказать таким тоном, что после этого не имело смысла спорить.

Но буквально через две минуты его настроение менялось. Он хотел помириться и вообще, очень нас любил, всех троих. Готов был все, что угодно, для нас сделать и буквально нянчился с нами. Всегда говорил: «Боже! Три женщины! И только один мужчина, Ромка, меня поддерживает!». Ромка — это наша собака. Это уже потом внуки-мальчики появились.

— Как он вас называл ласково?

— Он всех нас называл одинаково — Рыбочка. Наверное, боялся перепутать имена... Еще говорил: «Душа моя».

— А сына хотел?

— Знаю, что хотел... Когда мама была беременна мной, они ждали мальчика, специально не делали УЗИ и все отмечали нужную форму живота. Я родилась ночью, в грозу, и все надеялись, что будет мальчик, но появилась я... Мама написала папе из роддома: «Она так похожа на тебя...». В то время папа ставил «Живой труп» и назвал меня в честь героини.

Он всегда пытался найти во мне что-то особенное, говорил: «Из тебя что-то получится», — всячески меня поддерживал. Когда в школе я была самой маленькой в классе, он восхищался: «Ой, как я люблю миниатюрных женщин!». А когда я вдруг вымахала, радовался: «Как хорошо, что ты такая высокая и даже выше мамы!».

«ПАПА ПРИХОДИЛ ПОСЛЕ СПЕКТАКЛЯ: «БРОСАЙ ВСЕ, ПОШЛИ НА КАТОК!». МЫ ШЛИ НОЧЬЮ И КАТАЛИСЬ»

— Отец дома расслаблялся или, наоборот, уходил в себя?

— У нас в доме много балагурили. Бывало, папа приходил после спектакля, подхватывал маму на руки, и они начинали танцевать. Придумывали розыгрыши, он звонил знакомым, говорил разными голосами, а мама подсказывала, что нужно сказать. Могли поздно вечером понаприглашать друзей, и дома образовывалась шумная компания. Не было такого, чтобы просто сидели за столом. Обязательно что-то изобретали, переодевались, песни пели, устраивали танцы... В общем, было весело.

Бывало, сижу, делаю ненавистные уроки, тут приходит папа после спектакля и говорит: «Бросай все, пошли на каток!». И мы с ним ночью шли и катались втроем с нашей собакой. Из школы я всегда спешила домой, потому что мне было интереснее с родителями и их друзьями, чем со сверстниками.

— Куда-нибудь всем вместе удавалось поехать отдыхать?

— Это было не так часто. Папа не любил море, он был белокожий и плохо переносил жару. Ездили за город на природу, иногда в Сочи, были в Италии. Но провести, например, вместе целое лето никогда не удавалось из-за его огромной занятости.

«Это элементарно, Ватсон». Василий Ливанов и Виталий Соломин в фильме «Шерлок Холмс и доктор Ватсон»

— Как же вы решились при такой загрузке завести собаку?

— Я в детстве очень хотела щенка, и когда мне было лет шесть, папа сделал мне сюрприз и подарил Ромку. И хоть это был подарок для меня, пес больше всех любил папу. Я приехала от бабушки из Ленинграда, дома меня встречает загадочный папа, с таким хитрым и веселым взглядом, и довольная Настя. Вдруг из комнаты выползает щенок... Отец очень любил делать сюрпризы. Ромка прожил у нас долго, а умер через год после папы.

— Кто из вас с сестрой больше на него похож?

— Считается, что я похожа на папу, а Настя на маму. А вот Федя, Настин младший сын, и лицом, и осанкой, какими-то ужимками очень похож на деда. Настя за это его просто обожает.

— Виталий Мефодьевич баловал внуков?

— Он радовался, что, наконец, в семье появились мальчишки. Они и на рыбалку вместе ходили, и что-то строгали, мастерили. В основном с Кириллом, старшим сыном, Федька еще маленький был. Папа был в восторге, когда они на дачу приезжали, обязательно что-то придумывал, затевал поход с внуком. Папа его обожал, считал, что у Кирилла есть актерские задатки, на своем юбилее в театре он придумал для него номер.

С ним всегда было весело. Помню, однажды я собиралась на какую-то встречу, разоделась в пух и прах, нацепила на себя все, что могла... Пришла к маме и спрашиваю: «Ну как?». Мама посмотрела озадаченно: «Или надо что-то снять, или что-то еще надеть». Я говорю: «Ну что, что еще надеть?». И тут папа из другой комнаты: «Шпоры!»...

Он все время старался что-то выдумать, чтобы жизнь не была скучной. Как-то у нас на даче завелись крысы. Папа купил им отравы (она напоминала фруктовое повидло), намазал ею много бутербродов, разложил на подносы и, как официант, разносил их крысам по всему дому.

— Чем сейчас занимается ваша мама?

— Уже после папиной смерти она увлекалась дизайном квартир. Она всегда любила такой вид творчества, была в курсе всех новых дизайнерских идей. Поскольку мы часто переезжали с места на место, мама придумывала, как оригинально оформить наше новое жилье. А начала эту работу, сделав квартиру Ларисы Удовиченко. Получилось очень хорошо, интересно, и мама решила всерьез засучить рукава.

— Она намного младше папы?

— Да, ее часто принимали за его дочь. Папе было это очень приятно, он так к ней и относился нежно. Даже когда уже родилась Настя, маме не продавали спиртные напитки, говорили: «Иди, девочка, тебе 18-ти еще нет».

Виталий и Ромка. Рома умер через год после смерти Соломина

Я ее называю Муза. Мне кажется, это ее призвание — вдохновлять. Она всегда жила как бы в папиной тени, ради него. Она занималась бытом, всякими домашними делами, но все время пребывала в каких-то своих мечтах, грезах. Папа очень ценил ее непосредственные реакции, она — такой большой ребенок. И он это в ней любил, холил и лелеял.

— У Виталия Мефодьевича много интересных работ в кино, но особенно зрителям полюбилась «Зимняя вишня»...

— Интересно, что в «Зимней вишне» он совершенно не похож на себя — там герой слабый, безвольный, полная папина противоположность. Поэтому, мне кажется, в актерском смысле «Зимняя вишня» — большое достижение для отца.

Вообще, к любой работе папа подходил с предельной ответственностью и всегда выкладывался по максимуму. Если ставил перед собой задачу, он ее достигал. Например, в «Свадьбе Кречинского» он в 50 лет сел на шпагат. Отец был актером старой школы и к тому же режиссером, каждую роль он выстраивал тщательнейшим образом, всегда точно знал, что хочет сказать и сделать.

— Как вы относились к девочке, сыгравшей роль дочери в «Зимней вишне»?

— Помню, когда я в детстве рассматривала фотографии папы с этой девочкой, страшно ревновала. Надо сказать, я ревновала его и к студентам, и к работе...

— Почему вас не сняли в этой роли? По возрасту вы как раз тогда подходили.

— Папа не хотел, чтобы это была такая накатанная схема — снялась в детстве, потом куда еще идти, как не в актрисы? Он все делал для того, чтобы мы были самостоятельными личностями и могли принимать решения. Хотя тогда я, помню, обижалась, что он не снимал меня и отказывал, если кто-то из знакомых режиссеров предлагал меня занять в фильме.

— Многочисленные папины поклонницы сильно досаждали?

— Я их практически не видела, папа нас как-то изолировал от этого. Бывало, подходили люди на улице, я этого страшно не любила, потому что не так много времени удавалось проводить с ним. Иногда он, когда его окликали на улице: «Вы — Соломин?», отвечал: «Вы ошиблись». Помню, однажды мы сидели в ресторане, и официантка написала папе записку со своим номером телефона... Ну, мы все тогда повеселились...

Знаете, у меня осталось ощущение, что отец по-прежнему рядом. Первое время я ему даже звонила. Мне казалось, он где-то на гастролях, на съемках и вернется. В последние годы он был занят безумно, не отдыхал, мало спал, работал, что называется, на износ. Конечно, в его возрасте это были большие нагрузки, но повлиять на него было невозможно.

Мне казалось, он постоянно доказывал собственным примером, что в нашей стране можно жить честно. Думаю, эти его усилия принесли свои результаты. Очень многие любили, уважали отца, и нам по-прежнему его очень не хватает.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter