Дочь одного из писателей, подаривших миру Остапа Бендера, Александра ИЛЬФ: «Секретариат Союза писателей «вредные книги» Ильфа и Петрова запретил, и с 1948 года по 1956 год их не печатали вовсе, но умер отец не от советской власти...»

Единственную дочь писателя Ильи Ильфа — Александру Ильф из-за поразительного внешнего сходства с отцом я, пожалуй, узнала бы даже в толпе. Она живет в Москве, но любит приезжать на родину отца — в Одессу. К сожалению, дочь совсем не помнит отца: когда он умер от туберкулеза в 1937 году, ей было всего два года. Их совместных фотографий тоже немного. Чтобы не заразить ребенка, Ильф старался реже брать девочку на руки, хотя судя по письмам из Америки и рассказам его друзей был очень нежным, любящим отцом. Евгений Петров в своих воспоминаниях писал, что перед смертью его друг и соавтор Ильф сказал жене: «Оставляю тебе мою Сашеньку. В память о себе». Многие годы Александра Ильинична занимается творческим наследием Ильфа и Петрова — работает в архивах, пишет статьи, комментарии, издает книги и фотоальбомы. «А главное, благодаря этому собранному по крохам материалу я начинаю понимать, каким же на самом деле был мой отец», — признается дочь Ильфа.

«КОГДА ДАМА, ПРИЕХАВШАЯ ИЗ ПАРИЖА, ВМЕСТО ОЧЕРЕДНОЙ ШЛЯПКИ ПЕРЕДАЛА ПРИВЕТ, МАМА УЖАСНО ОСКОРБИЛАСЬ»

- Александра Ильинична, это правда, что ваша будущая мама, Маруся Тарасенко, сначала влюбилась вовсе не в Илью Ильфа, за которого впоследствии вышла замуж, а в его брата?

- Мама училась в художественной школе Рейнгбальда, в 1920-1921 годах стала членом «Коллектива художниц», где преподавали известный художник Наум Соколик и брат Ильфа по прозвищу Миша Рыжий, работавший под псевдонимом Ми-фа, позже - МАФ. Естественно, мечтательные барышни увлекались своими педагогами, и маме действительно нравился Миша. Тогда же в гости к хорошеньким художницам наведывались молодые одесские литераторы Эдуард Багрицкий, Валентин Катаев, Юрий Олеша, Илья Ильф, Семен Кирсанов, которые входили в популярный «Коллектив поэтов». Просвещенная молодежь Одессы собиралась холодными зимними вечерами, каждый приносил с собой полено, так как топить было нечем. Они общались, пили морковный чай, ели принесенную из дома еду и чувствовали себя, как на Монмартре (смеется).

Во время таких посиделок и познакомились мои будущие родители. К лету Ильф вдруг понял, что влюблен. Он сидел на траве около дома Маруси Тарасенко в Вознесенском переулке и ждал, когда она выйдет. И хотя оба жили в одном городе, засыпал ее любовными письмами и записками. «Мне нет спасения от шумящего твоего дыхания, - писал он. - Все одно. Вечером в воротах гремит замок, я вхожу. Утром со звоном летит гидроплан, я просыпаюсь. Это ты, и это любовь к тебе. Вначале тайная и неразличимая, теперь она стоит поперек моего дня. Нет пощады в снах, что мне видны, она шумит твоим дыханием. Мне нечего писать, кроме как об этом. Это был ветреный апрель, в соседнем квартале кричали, потом выстрелили, и все побежали, я вздрогнул и вспомнил тебя. Звезды несло ветром, и я вспомнил о тебе и засмеялся».

Илья Ильф с главной книгой своей жизни. С момента выхода роман «12 стульев» подвергся резкой критике в печати, а в середине 40-х был назван пасквилянским и клеветническим

Они почти не расставались. Ильф читал ей стихи, свои и чужие, а девушка рисовала его портреты. К сожалению, они не сохранились, но остались два маминых карандашных автопортрета 1921-го и 1923 годов.

- Когда Ильф уехал в Москву, разлука не охладила чувства влюбленных?

- Нисколько! Началась бесконечная переписка. Днем Ильф работал в редакции московской газеты железнодорожников «Гудок», а ночью писал письма, полные любви, заботы и тоски. «Дорогой друг, я вспоминаю твои губы, всегда теплые, как ты вся, огонь от печки и твое лицо, розовое и горячее. На повороте, бегущий и гудящий, звенит вагон, и от звона и от твоего дыхания я задыхаюсь...».

В апреле 1924 года влюбленные официально зарегистрировали брак в Москве. Торжества не было. Расписались - и все. Как развивался их роман, я сама узнала только годы спустя. Мама ничего мне не рассказывала, я не спрашивала. Она всегда ужасно расстраивалась и огорчалась, когда говорила об Ильфе. Его смерть была для нее таким страшным ударом, что она не оправилась до конца жизни, хотя прожила без него 44 года.

- Через 20 лет после смерти мамы вы опубликовали любовные письма отца. Но ведь они принадлежали не вам!

- Мне не кажется, что я виновата. Еще раньше видела перевязанные ленточками мамины письма, лежавшие в коробках в ее комнате, но никогда не рылась в чужих вещах, не читала их. Через много лет после смерти мамы я случайно нашла письма Ильфа, о которых не знала. И когда я сложила переписку моих родителей, расположила по датам и стала читать (пауза),то два дня плакала. Ужасно жалела их.

Фото «ИТАР-ТАСС»

Семилетняя разница в возрасте сказывалась. Мама, как всякая молодая девушка, часто что-то выдумывала, например, что отец ее не любит. Папу обижала такая несправедливость. Но он умел успокоить свою Марусю, которую называл «Достоевчик ты мой».

Он умел подобрать правильные слова: «Вся жизнь для тебя - таинственное пастбище с рогатыми коровами, которые могут забодать. А коровы очень мирные и вовсе не бодаются. Маруся, по зеленой траве можно ходить спокойно. Ты меня поняла? Не усложнять, ничего не надо усложнять».

Терпеливо объяснять и успокаивать маму он не переставал позже - в письмах из Европы, например. Когда в 30-х годах в Москве полки магазинов пустовали, Ильф и Петров, оказавшись за границей, покупали своим женам одежду и украшения. Обычно Ильф в письмах указывал, какой ждать подарок и кто его передаст. И вот однажды маме позвонила незнакомая дама, приехавшая из Парижа, и вместо очередной шляпки передала привет. Мама ужасно оскорбилась, в ней вспыхнула ревность. Написала Ильфу, видимо, что-то очень резкое. В следующем письме он извинялся, объясняя, что она неправильно поняла.

Брак родителей продлился 13 лет и был счастливым. Они идеально относились друг к другу. С отцом мама чувствовала себя спокойно, писала картины, играла на рояле, гуляла. Делала ретушь для журналов.

- Какие-то ценные вещи, привезенные Ильфом из-за рубежа, удалось сохранить во время войны?

- Они были совсем не ценные. Французская бижутерия. Широкий пластиковый браслет, сделанный под янтарь, бисерное ожерелье, модные бусы из миниатюрных металлических бляшек, нанизанных на нить, с голубым стеклянным шаром посередине. Две сумочки. Одна - крокодиловая, другая - маленькая театральная, из черного шелка с перламутровым замочком. Сохранился крест на нитке мелких гранатовых бусин, который отец подарил маме в 1923 году.

В шкафах и на книжных полках - вещи, которые покупал и любил Ильф: большие фаянсовые львы с геральдическими щитами, маленькие глиняные львы, керамический богдыхан с голым пузом, хрустальное пресс-папье, сферическая чернильница с пузырьками воздуха внутри. Остались деревянные перьевые ручки и шестигранная чернильница, которые видны на фотографиях Лангмана, показывающих Ильфа и Петрова за работой в 1932 году.

С отцом. Арье Беньяминович был бухгалтером и «несмотря на свое желание дать четырем сыновьям серьезные профессии, двое стали художниками, один писателем»

Все эти предметы вряд ли интересны человечеству, но для меня бесценны. Когда меня не будет, куда денутся мои сокровища? Что станется с маминой живописью? (С досадой). Не знаю. Рукописи, литературные материалы, фотографии можно отдать в музей, а что будет с личными вещами? Книги Ильфа и Петрова переиздаются миллионными тиражами, а мы, наследники, к гонорару никакого отношения не имеем.

«ВСЕ-ТАКИ ЖУК СТРАШНЕЕ ПАПЫ»

- Вы заговорили о гонорарах. Они были такими большими, что позволили молодой семье решить все бытовые проблемы?

- Ну что вы! Поначалу мои родители жили очень бедно. Когда отец переехал в Москву, Валентин Катаев предоставил ему спальное место на полу в Мыльниковом переулке на Чистых прудах. Потом газета «Гудок» выделила Ильфу и Юрию Олеше одну комнатушку на двоих, при этом на полу спал Олеша. Жить семейной паре было решительно негде, так что через два дня после бракосочетания в 1924 году маме пришлось вернуться в Одессу.

Позже Ильф и Олеша получили три комнаты на двоих в Сретенском переулке. Это была очень запущенная квартира с коридорной системой. Рядом жили татары, которые, как сказано в романе «12 стульев», привели лошадь, чтобы ее откормить к какому-то татарскому празднику и съесть. А в соседней комнате обитал инженер Колодин - прототип Виктора Михайловича Полесова. Он все время громыхал каким-то хламом, строил вечный двигатель. В 1929 году Ильфы справили новоселье в Соймоновском проезде, в доме, построенном для сотрудников «Гудка», - это напротив восстановленного храма Христа Спасителя. Ильф получил большую 25-метровую комнату в двухкомнатной коммунальной квартире, и тогда мама окончательно переехала в Москву.

Семья Ильи Ильфа, Одесса, 1906 год. Мать Мидль Ароновна, отец Арье Беньяминович и трое братьев: слева Мойше, в центре Сруль и маленький Вениамин, одетый, как девочка. Иехиель Файнзильберг (будущий писатель) — крайний справа

По старым фотографиям, которые у меня хранятся, прекрасно видно, как постепенно обживались Ильфы. Сначала над кроватью вместо коврика висит ситцевая тряпочка в цветочек, потом появляется туркменская дорожка, а позже - большой ковер, спрятанный теперь в обшарпанном американском чемодане на балконе. За несколько месяцев до смерти Ильфа соавторы с семьями окончательно перебрались в писательский дом в Лаврушинском.

Надо сказать, что выход в свет романа «12 стульев» в 1928 году авторов не обогатил. В 1931 году в иллюстрированном ежемесячнике «30 дней» напечатали роман «Золотой теленок», и тогда писатели получили хороший гонорар. Потом на роман наложили цензурный запрет и не издавали два года. Денег опять не было. Конечно, Ильф и Петров писали рассказы, фельетоны, очерки и что-то зарабатывали, но это были сущие гроши. Финансовые дела пошли лучше, когда «Золотого теленка» напечатали во Франции.

- Писатель Ильф был заботливым мужем, а каким отцом?

- В письмах в Америку мама просила его: «Купи все, сколько только сможешь. Я уж писала, чтоб покупал на полтора года, а летнее можно на один-два года. Значит, так: 1) пальто демисезонное, 2) костюмы шерстяные - два, красивые рисунки или гладкие, не знаю, 3) шапки, кашне, но это ведь вместе с костюмом, 4) чулки, носки, шесть и шесть пар, можно меньше, если много. Можешь ли ты себе представить, что я не имею представления, какие бывают детские вещи, у нас их нет, и я нигде не видела». И в другом письме: «Купи для Пига, - так они меня называли, - если будут деньги, вещи на возраст постарше тоже, ну на два, два с половиной года. Пусть будет. Купи гетры или еще что на ноги. Мне для нее хочется все». Отец выполнял все поручения и привозил мне из парижских магазинов комбинезоны, подтяжечки, носочки, туфельки, платья.

Да, он меня обожал. В каждом письме из Америки просил прислать мои фотографии и передавал, что очень меня любит. Когда получал снимки, рассматривал их перед сном и целовал. Мамина сестра вспоминала, как приходила к ним, а Ильф сразу хватал ее за руку: «Надя, идемте, посмотрим. Правда, моя дочь - красавица?». Потом тетя мне рассказывала: «Ты не была красавицей, но я все равно соглашалась».

Похороны Владимира Маяковского, 17 апреля 1930 года, фото Ильи Ильфа. Брат Ильфа Мойше Файнзильберг, Евгений Петров, Валентин Катаев, Серафима Суок-Нарбут (прообраз главной героини в романе Олеши «Три толстяка»), Юрий Олеша, Иосиф Уткин

Полугодовая поездка в Америку окончательно подорвала его здоровье. Вернувшись, он начал лечиться, ездил по санаториям. Так прошел почти весь 1936 год. Тетя рассказывала, что я отвыкла от него, боялась подходить, а он страшно огорчался. И вот однажды летом, на даче, когда отец стучал на машинке - работал над «Одноэтажной Америкой», вдруг с диким криком: «Папа, папа, жук!» я бросилась к нему. И он был счастлив: «Все-таки жук страшнее папы». (Грустно).

«ФАДЕЕВ ЗАЯВИЛ, ЧТО ПОСКОЛЬКУ ОСТАП БЕНДЕР - СУКИН СЫН, ЦЕНЗУРА ЗАПРЕЩАЕТ ПЕЧАТАТЬ КНИГУ»

- Не секрет, что легендарный дуэт Ильфа и Петрова появился благодаря старшему брату Евгения Петрова Валентину Катаеву. Как ему удалось впрячь их в «одну телегу»?

- Он подарил сюжет. В 1927 году в газету «Гудок» пришел новый редактор, который жаждал реформировать работу, но не знал как. Обсудив положение, сотрудники предложили писать коллективный роман с продолжением. Валентин Катаев (с 1922 года работавший в газете «Гудок». - Авт.) бурлил идеями и, возможно, сказал Ильфу и Петрову: «Вот вы бы взяли и написали о стульях и драгоценностях». Когда он ушел, Ильф обратился к Петрову: «Давайте попробуем». - «Каждый будет писать свой роман?». - «Нет. Вместе сядем и будем сочинять!».

К работе приступили осенью 1927-го, засиживались в редакции «Гудка» до полуночи. Петров вспоминал, что особенно трудно было придумать первую фразу. «Затянувшаяся пауза тяготила нас. Вдруг я увидел, что лицо Ильфа сделалось более твердым, чем всегда, он остановился (перед этим он ходил по комнате) и сказал: «Давайте начнем просто и старомодно - «В уездном городе N. В конце концов, не важно, как начать, лишь бы начать».

Жена Ильфа художница Маруся Тарасенко. «Брак родителей продлился 13 лет и был счастливым. Они идеально относились друг к другу»

Младшая мамина сестра припомнила смешной эпизод: «Ильф и Петров работали в комнате Ильфов, в Соймоновском проезде. Я уже тогда переехала в Москву и жила у них. Я была больна, лежала и, конечно, присутствовала при их работе. Иногда, когда они сразу не могли найти нужное слово или определение, я, несмотря на категорический запрет не мешать, не могла удержаться и робко, тихонечко что-то подсказывала. Брали небрежно, не придавая этому, казалось, никакого значения. Когда книга вышла, я в разговоре с Ильей Арнольдовичем в шутку потребовала «гонорарчик». «Какой гонорар?!» - взгляд, полный презрения. «Ну, как же, ведь я... помните... Я же вам подсказывала...». - «Ничего не помню. А если будете болтать, предупреждаю: во-первых, вам никто не поверит, а во-вторых, мы вам набьем морду!» (смеется).

Отец с тетей частенько подшучивали друг над другом. Один раз он подписал ей книгу Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»: «Дорогой Надечке от автора». Мог спросить: «Надя, почему такая тяжелая подушка?». - «Не знаю, она же набита перьями». - «Наверное, стальными!». Ильф любил тетю, а главное - она очень хорошо готовила. Пока мама стояла у мольберта, тетка не отходила от примуса. Папа приходил домой, потирал руки и просил: «Надюша, пожарьте мне картошечки».

- Кроме романов, Ильф и Петров написали несколько киносценариев, в том числе к фильму Григория Александрова «Цирк». Почему в последний момент они сняли свои фамилии из титров картины?

- В 1934 году Ильф, Петров и Катаев сочинили либретто музыкального обозрения «Под куполом цирка» - мюзикл с успехом шел в Ленинграде и Москве. Потом написали киносценарий для Александрова. Но когда писатели вернулись из Америки и посмотрели смонтированный фильм, он их расстроил. Они уже в Америке устали от голливудской продукции, а тут увидели помпезный «советский Голливуд», откуда выпали яркие эпизоды из сценария. Все три соавтора отказались ставить свои фамилии. Ильф и Петров никогда об этом не жалели, как мне кажется, в отличие от Катаева.

- У Ильфа и Петрова нахожу много общего: оба из Одессы, оба писали под псевдонимами, оба единожды женаты. Но они были абсолютно разными по темпераменту. Как думаете, это мешало работе?

- Разумеется, нет. Разное восприятие мира способствовало плодотворному сотрудничеству. Петров - настоящий одессит, исключительный оптимист и весельчак, очень свободный, общительный человек с большим музыкальным талантом. Он играл на рояле, импровизировал и даже пел «композиторским» голосом. Ильф, напротив, был очень сдержанным и не кидался ни к кому с объятиями. Он мог быть мягким и деликатным, мог быть резким, саркастическим. Мог, допустим, сказать человеку: «Вы солгали. Извинитесь. Скажите: «Я больше не буду». На людей Ильф оказывал необыкновенное, магическое влияние, при нем было невозможно вести себя непорядочно, врать или делать гадости.

Мария Ильф и Евгений Петров. «Петров — настоящий одессит, оптимист и весельчак, свободный, общительный человек с большим музыкальным талантом»

Однажды Ильф разнес в пух и прах книгу одного из своих друзей: «Написал фальшивую, лживую книгу? Под суд! Как ты смеешь писать о том, чего не знаешь? Морочить читателя? Издеваться над ним? Писать книги для того, чтобы заполнить их одной только видимостью? Бредом сивой кобылы? Под суд! Выпустил плохую картину без всяких признаков мысли, воодушевления, страсти? Под суд!».

Ильф и Петров работали вместе, вместе подписывали один договор, пополам делили гонорар. И хотя дружили они не только за письменным столом, у каждого была своя жизнь, своя семья и свои интересы.

- Всенародную любовь писатели тоже делили пополам?

- Ильф и Петров просто радовались, что читателям нравятся их произведения, но не хвастались этим. К себе они относились критически. Отец говорил Петрову: «Меня всегда преследовала мысль, что я делаю что-то не то, что я самозванец. В глубине души у меня всегда гнездилась боязнь, что мне вдруг скажут: «Послушайте, какой вы, к черту, писатель: занимались бы каким-нибудь другим делом!».

Петров вспоминал, что они были готовы отказаться печатать «12 стульев», если бы кто-то из уважаемых ими писателей сказал, что книга плоха. По счастью, Катаев, при всей своей ядовитости, одобрил текст первым. Но когда роман вышел, авторов так разделали в журналах и газетах, что они впали в горестное недоумение.

- А с чьей нелегкой руки не хотели печатать «Золотого теленка»?

- В 1932 году Александр Фадеев, в то время один из лидеров РАПП (Российской ассоциации пролетарских писателей), от которого зависело очень многое, написал Ильфу и Петрову, что поскольку Остап Бендер - сукин сын, цензура запрещает печатать книгу. Когда о затруднениях соавторов узнал Максим Горький, он обратился к тогдашнему наркому просвещения РСФСР Андрею Бубнову. Тот был очень недоволен, но... и роман сразу был принят к изданию. «Золотой теленок» вышел весной 1933 года.

Илья Ильф с дочерью, 1936 год. Александре было два года, когда отец скончался от туберкулеза. Он очень любил свою Сашеньку, но из-за болезни редко брал ее на руки

С изданием «Одноэтажной Америки» тоже были проблемы. Очерки должны были появиться в двух номерах журнала «Знамя» в конце 1936 года, но их не печатали, потому что отношения с Америкой сильно ухудшились. К тому же Сталину очень не понравилось, что Ильф и Петров одобряли американский образ жизни, - ввели, например, слово «сервис», о котором в Советском Союзе никто не слышал. Узнав об идее Сталина построить на юге страны, в заповеднике Аскания-Нова, «советский Голливуд», Ильф и Петров после возвращения из Штатов написали вождю письмо.

Они объясняли, что неэкономно возводить специальный киногород ради солнца и натуры, в то время как американский Голливуд прекрасно обходится павильонными съемками. Ознакомившись с прямым доносом начальника кинофотоуправления Шумяцкого, Сталин пришел в сильное раздражение, а Орджоникидзе назвал Ильфа и Петрова «знатными путешественниками», порочащими важное дело, «благо склочничать всегда легче».

Все-таки «Одноэтажную Америку» напечатали журнал «Знамя» и «Роман-газета». Книжное издание вышло в апреле 1937 года, за несколько дней до смерти Ильфа. Он еще успел подержать книгу в руках. После войны противостояние с Соединенными Штатами достигло апогея, и из наших библиотек изъяли тираж «Одноэтажной Америки», вышедшей в 1947 году. Мама, которой хотелось, чтобы я подарила книгу своей классной руководительнице, очень сомневалась, нужно ли это делать, но книгу я все-таки отнесла.

С 1948 года по 1956 год Ильфа-Петрова не печатали вовсе. Секретариат Союза советских писателей специальным постановлением запретил «вредные книги» Ильфа и Петрова. Этим мы обязаны Фадееву, который тогда был генеральным секретарем Союза писателей СССР. Он писал официальные записки в Секретариат ЦК ВКП(б) на имя Сталина и Маленкова, уверяя, что никто из членов Секретариата Союза писателей не читал пасквилянтских и клеветнических книг Ильфа и Петрова, и переложил всю ответственность на сотрудников издательства.

«ЗА КНИГИ ИЛЬФА И ПЕТРОВА МЫ, ПРАВОНАСЛЕДНИКИ, НЕ ПОЛУЧАЕМ НИ КОПЕЙКИ»

- Александра Ильинична, как вы относитесь к довольно распространенному мнению о том, что советская власть не простила Ильфу Остапа Бендера и ускорила его смерть?

Ильф и Петров за работой. «Разное восприятие мира способствовало плодотворному сотрудничеству. И хотя дружили они не только за письменным столом, у каждого была своя жизнь»

- Отец умер не из-за советской власти. Это случилось дома, на диване. У меня есть все медицинские заключения. Путешествовать по Америке в машине страшно утомительно даже здоровому человеку. У отца открылся туберкулез, обнаружилась сердечная недостаточность. Он был тяжко болен, о чем, в сущности, никто не догадывался.

Вернувшись из Соединенных Штатов, отец ездил лечиться на юг, в санатории. Мама очень волновалась, писала письма, высылала микстуры в стеклянных бутылках. После каждого курса лечения Ильф приезжал домой со словами: «Кажется, стало гораздо лучше». Вскоре опять чувствовал себя неважно и начинал задыхаться. Но не переставал работать.

Петров вспоминал, как в первых числах апреля 1937 года они сочиняли свой последний фельетон для газеты «Правда». Настроения писать не было, дописали до половины и простились до утра. А назавтра у Ильфа пошла кровь горлом, он не мог говорить, глотал лед. Сохранился листок с его записочкой Петрову, где он спрашивал: «Как же наши фельетоны?» - и просил рассказать последние сплетни.

- Правда, что Евгений Петров на похоронах Ильи Ильфа сказал, что это и его собственные похороны?

- Так оно и было. Несколько лет назад я узнала, что существует кинохроника похорон Ильфа. Ее раскопал в Красногорском Госфильмофонде питерский режиссер Владимир Непевный, когда работал над фильмом об Ильфе и Петрове. И я увидела эти похороны, увидела молча стоящего Бабеля и пафосного Фадеева, увидела Петрова и маму с такими ужасными, окаменевшими от горя лицами (со слезами в голосе), что не могла не плакать (машет рукой).

- После смерти отца Петров помогал вам с мамой?

- Он заботился о гонорарах. Сохранились два письма, в которых Евгений Петрович обещает куда-то позвонить, чтобы мама получила деньги. Мне кажется, когда мне было года четыре, я видела Евгения Петровича. Раньше он точно не заходил ко мне в комнату, так как мама по части детского воспитания была перфекционисткой и считала, что посторонним нельзя заходить к маленькому ребенку и вносить инфекцию.

Нет, материально никто не помогал. После гибели Петрова Валентин Катаев каждый месяц выдавал вдове брата определенную сумму, но был забывчив. Валентине Леонтьевне приходилось ходить к нему и просить. Нам с мамой было особенно трудно, когда перестали издавать книги. Маме пришлось зарабатывать на жизнь. Она расписывала пластмассовые тарелки.

Как человек с большим художественным вкусом, она разрисовывала посуду нежными пейзажами в духе Коро. Потом ей назначили персональную пенсию. В 1956 году книги Ильфа и Петрова снова начали печатать, однако наши авторские права закончились 1 января 1962 года. С тех пор мы, правонаследники Ильфа и Петрова, не получаем ни копейки.

- В 1942 году Евгений Петров разбился на самолете при загадочных обстоятельствах - выжили все, кроме него.

- Во время Великой Отечественной войны Петров был фронтовым корреспондентом. Очевидцы и жители деревни Чертково в Ростовской области, где упал самолет, уверяют, что, кроме Петрова, погибли еще шесть человек. Самолет, на котором он возвращался в Москву из Севастополя, летел так низко над лугом, где паслись коровы, что животные, пугаясь его тени, разбегались в разные стороны. Летчика это забавляло, он нарочно стал снижаться, снижаться - и врезался в холм. Вот и вся история.

- Ваша мама помогала вам осознать, что вы дочь выдающегося писателя Ильи Ильфа?

- Она почти ничего не рассказывала об отце, но часто пересматривала письма и фотографии и плакала, не выходила из комнаты. Культа отца не было. Я жила обычной жизнью. В школе никому не было интересно, что я дочь Ильфа. В университете иногда удивлялись моей фамилии, но никто ни о чем не спрашивал.

Когда я начала работать редактором в издательстве, мало кого интересовали мои корни. Я осознала себя дочерью Ильфа благодаря его друзьям. Они искренне, тепло, а некоторые даже со слезами говорили об отце, а я с какой-то дрожью их слушала. И только годы спустя, занявшись изучением творчества Ильфа и Петрова, наконец, я сама поняла, или стала понимать, каким отец был человеком. Знаете, я чрезвычайно им горжусь!

- Мама вам говорила, что вы очень похожи на отца?

- Все мои родственники по маминой линии твердили, что я настоящая Файнзильберг. Мама была красавицей, а я нет. Даже в пожилом возрасте она, если хотела, выглядела прекрасно. Зато всегда говорила мне, что я уродина. (Категорично). И она не шутила! Вот с таким комплексом неполноценности я жила. Думаю, что мама в последние годы больше любила не меня, а моего сына, который до 13 лет был необыкновенно похож на Ильфа.

- Ваш папа хитро соединил первые три буквы своего настоящего имени Иехиель-Лейб с первой буквой фамилии Файнзильберг. Вот так и «родился» Ильф. Как вам удалось получить фамилию Ильф по псевдониму отца, а не Файнзильберг, как значилось в его паспорте?

- Выйдя замуж, мама приняла фамилию Файнзильберг. В школе метрика не требовалась, и она, конечно, записала меня под фамилией Ильф. Когда пришло время получать паспорт, выяснилось, что я не могу носить отцовский псевдоним. Получалось, что я - Александра Иехиелевна Файнзильберг. Но жить в то время с такими фамилией и отчеством было очень сложно, в том числе это грозило неприятностями при поступлении в высшее учебное заведение.

Конечно, мама впала в отчаяние. Она попросила совета и помощи у Агнии Львовны Барто, с которой была в хороших отношениях. Мы жили в одном доме, и я дружила и дружу сейчас с ее дочерью. Известная детская писательница вместе с не менее известным Сергеем Михалковым обратились в высшие сферы.

Потом несколько дней подряд я переписывала письмо Сталину, составленное двумя классиками. Это было давно (пауза), не помню содержания письма. Зато хорошо помню, как от волнения я сажала кляксы и пропускала буквы. Мама страшно нервничала, сердилась, хваталась за голову и выходила из комнаты. А я беспрерывно переписывала письмо, мяла и выбрасывала испорченные листы. В конце концов, через Михалкова оно ушло, а потом пришел ответ: «Явитесь в милицию для получения нового паспорта».

- Фамилия Ильф как-то повлияла на вашу личную жизнь и на судьбу в целом?

- Скорее, нет. Узнаваемость пришла сейчас. Знаете, когда меня в Одессе знакомят с тремя или даже четырьмя вице-мэрами и называют мою фамилию, они сразу начинают хлопать крыльями и говорить: «Ах, как хорошо, что вы приехали!».

На личную жизнь отцовская фамилия тоже не повлияла. Будущий муж увидел меня и влюбился сразу, даже не зная, чья я дочь. Он был геологом. Сел на пороге квартиры и сказал: «Никуда не уйду». И я вышла за него замуж. У нас родился сын, мы, конечно, назвали его Ильей. Несколько лет мы жили в Германии, потом вернулись в Москву. У меня была хорошая семья, добрый и чуткий муж. Он умер в 42 года. Без него мне стало плохо. Сын Илюша совершенно отбился от рук, мама меня постоянно воспитывала...

- Мне кажется, что у вас были не самые близкие отношения с мамой?

- Вы правы. Она постоянно была мной недовольна. Поэтому я старалась ей рассказывать как можно меньше. Мама хотела, чтобы после работы я сидела дома. Она болела, ей было одиноко. Когда ее не стало, Илья молниеносно женился. Однажды в воскресенье вижу: это создание довольно рано встало и уже завязывает шнурки. Говорю: «Куда ты собрался?». - «В загс, маменька». Я и слова не сказала. Потом родилась внучка. Ей было восемь лет, когда сын с женой и дочерью уехал в Израиль. Два года назад я ездила к девочке на свадьбу.

«Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ ДОЧЕРЬЮ ПАМЯТНИКА!»

- Исаак Бабель очень любил свой город и мечтал вернуться в Одессу. А одессит Илья Ильф думал о возвращении домой?

- Вряд ли. А почему, собственно, должен был возвращаться в Одессу? В 25 лет он уехал в столицу, его жизнь и работа были связаны с Москвой. Несколько раз Ильф приезжал в Одессу, пока был жив его отец. Он писал: «Мой папа замечательный, милый старик. Я его очень люблю. Он деликатный, хороший. Я с папой в большой дружбе».

Отец Ильфа, Арье Беньяминович Файнзильберг, работал бухгалтером в Сибирском торговом банке. Несмотря на его желание дать четырем сыновьям надежные, серьезные профессии, двое стали художниками, один - писателем. Младший, к радости отца, стал топографом. Старший, известный в Одессе под псевдонимом Сандро Фазини (настоящее имя - Сруль Файнзильберг. - Авт.), уехал в Париж в 1922 году. Второй - Миша, работавший под псевдонимами Ми-Фа или МАФ (настоящее имя - Мойше Файнзильберг. - Авт.), еще в 1921 году перебрался в Петроград. Третий сын, Илья, переехал в Москву в январе 1923 года. А младший сын, Вениамин, по роду своей деятельности проводивший время в Средней Азии, довольно редко наезжал в Одессу.

Старый Файнзильберг регулярно писал своим непутевым детям, но не мог добиться от них такого же внимания к себе. Он требовал, чтобы дети вовремя отвечали на его письма, выделял определенный срок и накидывал сверху еще неделю. Когда «по означенному расчету» писем все-таки не было, он начинал волноваться. Старший сын писал редко, так как порадовать отца ему было нечем. И Миша садился за письма без особой охоты. Старый Файнзильберг писал ему: «Ты мне писал, что работаешь в газете «Торгово-промышленной», ныне переименованной в «За индустриализацию». Я такую начал покупать, но ничего твоего там не нахожу. Прошу объяснить мне причину. Если причины основательны, конечно, ты будешь прав, но если причины не основательны, то буду требовать от тебя затраченные мною коп. 70 на приобретение этой газеты». Ильф ежемесячно посылал отцу деньги. Сохранились корешки его денежных переводов из Москвы. Это очень смущало старика.

- В представлении читателей Илья Ильф и Евгений Петров превратились в одного писателя - ИльфПетрова.

- Да, я давно привыкла, что меня называют, и даже порой журналисты, «дочерью Ильфа и Петрова». Несколько лет назад, собираясь с фотовыставкой в Америку, я мстительно напечатала себе визитные карточки - «Александра Ильф. Дочь Ильфа и Петрова».

- А с родственниками Евгения Петрова вы поддерживаете приятельские отношения?

- В детстве с сыновьями Петрова не дружила из-за разницы в возрасте. Я часто общалась с Ильей Катаевым после его возвращения из Америки - приблизительно с 2007 года (у Евгения Петровича было два сына - старший, Петр Катаев, кинооператор, снявший фильмы «Три тополя на Плющихе» и «Семнадцать мгновений весны». Младший сын - Илья Катаев, названный в честь Ильи Ильфа. - Авт.). Встречались мы редко, так как Илья работал ночью, а днем спал, но по е-мейлу переписывались почти ежедневно.

Илья был интересным, остроумным человеком, одаренным композитором. Написал оперу-оперетту «Конец Вороньей слободки» и исполнил для меня все арии своим «композиторским» голосом. Два года назад он умер. Я иногда вижусь с его дочкой Екатериной Катаевой, внучкой Петрова. Иногда она заезжает за мной и везет к себе. Она - женщина молодая, деловая, занимается бизнесом, и часто видеться у нас не получается.

- Недавно в Одессе установили памятник выдающемуся писателю Исааку Бабелю. Наверное, обидно, что не менее талантливых Ильфа и Петрова обошли вниманием?

- Совершенно не обидно. Я не хочу быть дочерью памятника! Памятник Бабелю - серьезный, значительный. Считаю, что таким он и должен быть. Но что думает дочь Бабеля - Лидия Исааковна, прилетевшая на открытие из Америки? А ее мнение - самое главное! Поймите, к открытию памятника родному отцу дочь не может относиться так же спокойно, как все. Для родных это личное, а для остальных - всего лишь общественное.

В Одессе и без того есть множество мест, напоминающих об отце. Мне очень симпатична юмористическая скульптурная композиция - Ильф и Петров в виде памятника Минину и Пожарскому в Саду скульптур Литературного музея. Есть мемориальная доска с барельефом Ильфа на Старопортофранковской улице, где он родился. В районе новостроек есть улица Ильфа и Петрова. Работает контора «Рога и копыта». И конечно, мною нежно любим воздвигнутый на Дерибасовской «двенадцатый» бронзовый стул в натуральную величину, на котором любят фотографироваться. Мне этого совершенно достаточно. И за это я благодарна прекрасному городу моего отца - Одессе.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter