Петр ПОДГОРОДЕЦКИЙ: «На кокаине я пять лет просидел, под этим делом даже к Ельцину в Кремль пришел, но взял и соскочил»

(Продолжение.
Начало в №№ 51, 52 за 2018 г.)

«Карлик к Макаревичу подошел: «Макар, я на твоих песнях рос!»

— Кто из больших людей в советское время и уже после перестройки особенно «Машину» любил?

— Да практически все — могу вам сказать, что когда мой последний концерт в составе «Машины времени» был (это «Олимпийский», 30-летие коллектива), на нем Путин присутствовал, который потом поляну накрыл...

— ...да?..

— ...и всех нас пригласил. Естественно, его окружение было... Все любили — все то поколение, которое говорит, что на наших песнях росло...

— ...«мы на вас росли»...

— Да-да — сразу замечательный анекдот про карлика вспоминается, который к Макаревичу подошел и сказал: «Макар, я на твоих песнях рос!» (смеется). Ну, это с начала 90-х шутка, с вот такой бородищей, так вот, практически все это поколение сейчас...

— ...у власти...

— Депутаты, министры — все они, я думаю, нас знают и уважают. Последний раз, кстати, на моем сольнике я буквально в первом ряду Кудрина видел, и это даже не концерт «Машины времени» был!

— Перед президентами и серьезными бандитами группа выступала?

---

---

— А как же! Перед Ельциным, перед Путиным — я только этот вот раз застал, может, и без меня уже выступали, не знаю. И, к слову, перед генералитетом нашим, когда войска из Германии выводили, причем не только нашим, но еще и натовским. Они ручкаться собрались: мол, ребята, мы уходим, забирайте, было наше — стало ваше, зла на нас не держите, и мы на этом банкете играли.

А перед бандюками... Такой случай в замечательном Альметьевске, в Татарстане, произошел — там, значит, у хозяина города день рождения был. Он очень машины любил, и ему сразу две подарили — самый последний «мерседес» и «Машину времени»... Этим парням должное отдать надо: все весьма уважительно было, они пионерлагерь сняли — зимой. Помимо празднования, концерт для жителей Альметьевска устроили — с бесплатным входом: нам гонорар заплатили, но зрители билетов не покупали. Он в каком-то спортивном комплексе проходил, и происходило это не так, как сейчас обычно, когда за накрытыми столами гости сидят и жуют, а артисты их развлекают. В том пионерлагере концертный зал имелся, где все, как положено, было — сцена и кресла для зрителей, и отдельно — банкетный зал, куда нас тоже потом пригласили.

Ни одной женщины — ни единой! — одни мужики... Ну, это страшно было, и через 10 минут я быстренько слинял, в номере заперся...

— Почему?

— Столько выпить и съесть невозможно.

— Пили много?

— Да не пили, а просто ели! — как в том анекдоте про водку: «Вот ее, родимую, есть и будем» (смеется).

— Это после того концерта Кутикова в транспорт на простынях погрузили?

— Да-да, тогда: он «мама» сказать не мог — это именно тот случай. На простынях — в машину, а оттуда на простынях — в самолет, и потом он еще три дня на даче у одного нашего товарища отмокал, жене в таком виде не показывался.

«Сильно ли пили? Никто вроде не умер, все живы»

— В одном из интервью вы признались: «Каждый день беспамятством заканчивался, а следующий с опохмел-пати начинался»...

— Было такое.

— Пили сильно?

— Ну, как... Никто вроде не умер, все живы.

— Но каждый вечер, после концерта?

— Днем — до выступления нет, а после — ну, выпивали, девки... Все, как положено.

— «Трезвенники, — сказали вы, — в нашем коллективе изгоями были»...

— Ну, трезвенники в России вообще всегда изгои, а в бизнесе я непьющих вообще не знаю. Мне кажется, в нашей стране...

— ...бизнес вести и при этом не пить невозможно...

— Нереально! — не знаю, как у вас, но у нас так.

— Судя по книге «Машина» с евреями», самый большой алкоголик в группе — Андрей Макаревич...

— Ну-у-у, скажем так, не намного больший: остальные тоже не отставали, держаться в строю старались, но Андрей — да, он вообще может.

Из книги Петра Подгородецкого «Машина» с евреями».

«Высказывания некоторых участников «Машины» о якобы существовавшем в группе сухом законе — это не просто ложь, это наглая ложь. Никаких таких «законов» не было, во всяком случае, при мне (а я в группе 12 лет работал) — наоборот, самые славные наши времена ярко выраженную алкогольную окраску имели.

Кстати, самым стабильным потребителем алкоголя в «Машине» был и является Макаревич — он пил всегда, практически каждый день и продолжает (насколько мне это известно) с удовольствием и сегодня. В своей бесспорно увлекательной книге «Занимательная наркология» он, конечно, несколько душой покривил, называя свой опыт в употреблении алкогольных напитков «скромным» — на самом деле он прошел полный путь от портвейна в подъезде в юношеские годы через пиво и водку в молодости до хороших вин и выдержанных коньяков с виски в годы обеспеченной буржуазной зрелости. Бывали времена, когда он завязать пытался и какое-то время не пил, но потом привычка брала свое».

— Вы себя в бессознательном состоянии часто помните?

— А как себя в бессознательном состоянии помнить можно? (Смеется).

— Логично, но такое достаточно часто случалось?

— Ну, по молодости бессознательных состояний вообще не было, а потом, конечно, годы свое берут, по утрам уже товарищей спрашиваешь...

— ...«где я?»...

— ...«как я себя вел и все ли нормально было?». С годами организм это дело все тяжелее и тяжелее переносит.

«Рядом Ельцин стоит: он, конечно, заржал, меня к себе прижал, и уже нормально нас сфоткали»

— Опять-таки на вас ссылаюсь: «Писать песни, — обмолвились вы, — я стал, кокаина нанюхавшись»...

— Нет, писать-то в 76-77-м годах без всего этого начал, а вот вторая волна такая была, да.

— И дальше: «На репетиции и концерты выходить, косячок не потянув, просто неприличным считалось»...

— Это, скорее, в «Воскресении» — в «Машине» траву не привечали.

Из книги Петра Подгородецкого «Машина» с евреями».

«Во время работы с Кобзоном во второй половине 80-х мне несколько раз в Афганистане бывать приходилось, так что на местные нравы я насмотрелся и местных наркотиков напробовался. Как-то, покурив «термоядерного» гашиша, в холл гостиницы спустился. Тамошние «бабаи» в чалмах сидели на полу, жевали нас (это местная разновидность плана) и по видео какой-то индийский фильм смотрели. Я решил присоединиться к развлечению и уселся рядом. Самое удивительное, я увлекся! В фильме все было — отчаянная любовь и ревность, потерянные и найденные родственники, стрельба, езда на слонах, автогонки, поло, даже подводные съемки — ну а каждые минут пять главные герои еще начинали петь и танцевать.

Несмотря на то что фильм был дублирован на фарси, я абсолютно все происходящее понимал — вместе с «бабаями» плакал и смеялся и, умом сознавая, что больше трех часов идти кассета не может, чувствовал, что кино уже часов восемь смотрю. Меня стали принимать за своего, предлагать нас, хлопали по плечу и что-то одобрительное говорили — я отвечал, и мне казалось, что меня понимают: вот она, волшебная сила индийского киноискусства! Оказывается, мы просто неправильно индийские фильмы смотрим».

— Какие еще наркотики вы употребляли?

— Я лично? Только два вида — марихуану и кокаин. Ну, под марихуаной, естест­венно, всю эту группу подразумеваю, то есть и гашиш тоже.

— И много принимали?

— Ну, живой.

— А долго это длилось?

— На кокаине пять лет просидел — срок долгий.

— Правда ли, что орден от Ельцина вы получали, плотно на кокаине сидя?

— Да.

— И под этим делом к Борису Николаевичу в Кремль пришли?

— Пришел (улыбается).

— Радостный, веселый были?

---

---

— Да, и после того, как мне орден повесили, «Yes!» сделал — в этом замечательном зале кремлевском. Рядом Ельцин стоит: он, конечно, заржал — как и все, кто там сидели (смеется), а в этот момент протокольная съемка происходила, и фотограф попросил: «Борис Николаевич, переснимать надо». Он: «Ну ладно» — меня к себе прижал, и уже нормально нас сфоткали. Мне ради этого случая костюм покупать пришлось — я их вообще не ношу, а тут в магазин идти довелось, хороший костюм выбирать, галстук, все дела...

— С наркотиков соскочить вам как удалось?

— А взял и соскочил.

— Так просто?

— Ну, не просто, конечно, но сам.

— Сегодня — все?

— Да, абсолютно.

— И не тянет?

— Нет, и я больше сказать могу: я даже курить недавно бросил. Однажды уже бросал, 14 лет не курил, затем в начале нулевых в жизни моей тяжелые события произошли, и опять закурил, а теперь опять бросил.

Из книги Петра Подгородецкого «Машина» с евреями».

«Вот чего в жизни я не делал и делать не собираюсь, так это всякой гадостью колоться. Другое дело — кокаин: на него я в 94-м году подсел, когда заработки «Машины» все мыслимые пределы превысили. Можно было подумать, что люди сговорились и стали тащить свои деньги членам коллектива, особенно Макаревичу, но и мы не обижены были, поскольку гонорары за концерты поровну делились.

Сколько мы заработали? Если период 1990-1999 годов взять, то Макар — три-четыре миллиона долларов, все остальные от 800 тысяч до миллиона с лишним. Что касается меня, то из своего миллиона примерно половину на наркотики я потратил — примеру Шерлока Холмса и Феликса Дзержинского последовать подвигли меня компанейский характер и неуемная страсть к экспериментаторству. 

Прослышав о том, что кокс дополнительные сексуальные ощущения дает или уже привычные усиливает, я решил перед сексом с ним позабавиться. Прокатило, и, что интересно, сначала никаких негативных последствий. Потом мне стало это не­обходимо для того, чтобы на концерте выложиться, затем просто для улучшения самочувствия и настроения. В то время очень многие известные люди нюхали — закладывать их Госнаркоконтролю не буду, но скажу, что я лично «делал это» с большинством самых известных ведущих нашего ТВ и большим количеством музыкальных звезд. Некоторые из них, как и я, с этой привычкой закончили, другие — продолжают: самое хреновое в этом то, что с течением времени все больше и больше порошка тебе требуется. До ломок у меня не доходило, поскольку деньги зарабатывались регулярно, но в конце 90-х на «снежок» 15-20 тысяч долларов в месяц я тратил.

Закончить с этим осенью 1999 года решил — просто надоело быть от чего-то в зависимости, и закончил. Теперь, когда меня спрашивают о том, как нюхать кокаин перестать, просто отвечаю: «Не нюхать, и все». Само сложное — не перестать это делать, а удержаться».

«Бывало, девушку видишь, она на все 25 выглядит, а потом к тебе человек приходит и говорит: «Гони ее, это дочка первого секретаря нашего обкома, ей 14 лет!»

— Мало-мальски популярный в СССР человек огромным вниманием со стороны женского пола пользовался...

— ...(хохочет)...

— ...и я только предположить могу, какой успех вы у женщин имели. Признайтесь, девушки к музыкантам «Машины времени» липли?

— Естественно — девушки вообще к успешным людям липнут...

— ...аки мухи на мед...

— Несомненно — ну, женская природа такова.

— Вы все перевидали-перепро­бо­ва­ли?

— Ну, практически да.

— Пресыщения не наступило?

— Нет — наоборот, я очень хорошо себя чувствую, потому что свой, личный опыт у меня есть. У нас же на чужих ошибках учиться невозможно — это, наверное, только очень мудрые люди могут, а у меня никогда не получалось. Я на своих учился, слишком много их наделал, и потому некая маленькая надежда у меня есть, что в тот период, который мне остался (хотелось бы верить, что достаточно большой), уже их не совершу (смеется).

— Ну, вы же знаете, как Задорнов сказал: «Только наш народ, второй раз наступая на грабли, радуется, что их еще не украли»...

— Это да, но и опыт тоже имеется, есть что вспомнить. За плечами — насыщенная, интересная, веселая жизнь.

— Девушки каждый вечер после концертов вас ожидали и можно было выбирать?

— Нет, не каждый, да не каждый раз и хотелось, так скажем, потому что это, извините, физически-то не всегда легко дается, а если еще с выпивкой...

— Ну, дается легко — физически не очень...

---

---

— Во-во! (Смеется).

— Несовершеннолетние попадались?

— Угу.

— Кошмар!

— Очень стремный случай в каком-то городе был, но дело в том, что...

— ...кто ж знал!

— Вот именно, потому что ты девушку видишь, она на все 25 выглядит, а потом к тебе человек приходит и говорит: «Слушай...

— ...нехорошо»...

— Нет, слава тебе Господи, у тебя еще с ней ничего не было, ты только в процессе подготовки ко всему: охмуряешь ее, еще что-то... Так, чтобы сразу взял — и в койку, невозможно же...

— Так вы эстет?

— У нас все эстеты, скотов в коллективе не было, и вот представитель принимающей стороны заходит, который нашу группу курирует, девушку эту видит, краснеет, бледнеет, зеленеет и по косяку двери осаживается...

— По косяку — это хорошо...

— Не-не, по дверному (смеется). Я обеспокоенно: «Милейший, что стряслось?», и он так, вполголоса: «Быстро ее гони, ты что, с ума сошел?». — «А что не так?». — «Ты знаешь, кто это?». — «Нет». — «Дочка первого секретаря нашего обкома, ей 14 лет!».

— Жуть!

— Я: «А ну кыш отсюда!». Слава тебе Гос­поди, не произошло ничего, а девушка вроде нормальная была, с мозгами. Разговариваешь — что малолетка, не скажешь: подкованная, умная.

«Мы гетеросексуалы все. Свечку не держал, но все женаты, и не по одному разу»

— При таком сексуальном... даже не знаю, как назвать...

— ...буйстве!..

— ...да, на мужчин никого из «Машины времени» не тянуло?

— Нет.

— Этого вы благополучно избежали?

— Мы гетеросексуалы все. Свечку я как бы никому не держал, но все женаты, и не по одному разу...

— Венерические заболевания тоже не по одному разу случались?

— Ну-у-у, это же издержки профессии, это нормально (смеется).

— Что делали?

— Лечились — что же еще? Как все — можно подумать, только у артистов венерические болезни бывают...

— Жены рок-музыкантов действительно причиной распада многих коллективов становились?

— У нас нет, в нашей ситуации...

— ...прилично себя вели?

— Сильного влияния на мужей в плане увода из коллектива или какого-то мутения воды не имели.

Из книги Петра Подгородецкого «Машина» с евреями».

«Жены рок-музыкантов — очень странные женщины. Где в нормальной жизни видели вы супругу, которая не только терпит осуществление классической формулы «секс (по большей части не с ней), наркотики и рок-н-ролл», а также пьянство, постоянное отсутствие дома, тысячи поклонников, а что еще хуже — поклонниц, а иногда (если рок-музыкант или еще, или уже не знаменит) — безденежье и отсутствие каких-либо перспектив? А ведь терпят, и еще как, — своих нетрезвых мужей домой втаскивают, спать укладывают, с похмелья отпаивают, а еще детей им рожают и делают все, что женщины с мужчинами в этом мире делают.

Правда, очень часто рок-жены мощнейшей разрушительной силой становятся. Какой-то заштатной фотокорреспондентки и безумной художницы хватило для того, чтобы всего за пару лет полностью и окончательно величайшую группу всех времен и народов «Битлз» развалить, а ведь если бы не эти дамы, сегодня «битлы» пели бы все вместе на Красной площади и шумной компанией гуляли бы с Путиным по Кремлю. Хотя, может, дело тут не только в женах...».

— У Макаревича жены яркие были?

— Ну, последнюю не знаю, да и, честно говоря, кто официальной женой был, кто гражданской, хотя мы 13 лет с ним работали, не в курсе, но мне первая очень нравилась...

— ...дочка Игоря Фесуненко?

— Да, Лена. Замечательная девочка была — красивая, умная, из хорошей семьи, воспитанная, эрудированная... Вот ее мне жаль, и Ксюху Стриж тоже — что не получилось у них.

— Дочь актера Юрия Волынцева, да?

---

---

— Дело даже не в том, кто чья дочь, хотя, может, и в этом, поскольку семья, несомненно, в процессе воспитания огромное значение имеет.

— Для «Машины времени» важно было, что Макаревич на дочери влиятельного политического обозревателя Центрального телевидения женат?

— Нет-нет-нет, она совершенно своей девочкой была...

— ...но сам Фесуненко на концерты же приходил?

— Приходил, хотя, думаю, не в восторге был, что его дочка...

— ...с Андреем связалась...

— Да, — мне кажется, он гораздо спокойнее был бы, если бы это сейчас произошло, но тогда ничто дальнейшего взлета не предвещало.

Из книги Петра Подгородецкого «Машина» с евреями».

«Когда я пришел в группу, Макаревич уже был женат — не очень долго, но достаточно выгодно: за него вышла замуж красивая, хозяйственная и умная дочка политического обозревателя Центрального телевидения Игоря Фесуненко.

Если бы не Игорь, думаю, «Машину» задушили бы сразу, окончательно и бесповоротно, но на пользу Макаревичу сыграли, по крайней мере, две вещи: во-первых, он был однофамильцем главного архитектора Москвы Глеба Макаревича, а во-вторых, его тесть, как я уже отметил, был политическим обозревателем. Тогда это была крайне престижная и ответственная должность, и входила она, если не ошибаюсь, в номенклатуру ЦК КПСС, и хотя Игорь в Латинской Америке в основном работал и замечательные книги про бразильский футбол писал, его вес, благодаря голубому экрану, атаки наших недоброжелателей мог перебить.

Когда всякие росконцертовские старперы на так называемый «худсовет» собирались, чтобы новую нашу программу утвердить, а чаще не утвердить, все мы туда наших влиятельных друзей и родственников приглашали. Любимый нами космонавт Георгий Гречко геройскими звездами нас поддерживал, Алла Пугачева говорила, что программа у нас классная, и она с удовольствием что-то написанное нами исполнила бы, Кобзон и Лещенко приходили.

Правда, последний мягко нас критиковал: «Надо бы попатриотичнее что-нибудь спеть, попатриотичнее...», но часто дело кончалось тем, что какой-нибудь начальник управления или замминистра культуры говорил, что программа сырая, ее доработать надо, что концепция ему непонятна, и нас заворачивали. Однако, когда на заседании всем известный Игорь Фесуненко присутствовал (номенклатура ЦК, не забывайте), действие по иному сценарию развивалось. Когда чиновник от культуры про несовершенство образов начинал мямлить, тот просто вставал и говорил: «Ну я, конечно, не специалист, но мне программа нравится» — после этого обсуждение сворачивалось, и шоу утверждалось единогласно».

«Угольникова я подкармливал, мы дружили, и однажды, когда на гастролях я был, он скрысятничал — жену у меня увел»

— У вас-то сколько жен было?

— (Задумался). Сейчас четвертая, официальная — и последняя, надеюсь.

— Это правда, что одну из ваших жен Игорь Угольников увел?

— Да, вторую.

— Как это произошло?

— Мы с ним дружили, он еще студентом ГИТИСа тогда был, ни о каких «Угол-шоу» и речи не было. Подкармливал его, и однажды, когда на гастролях я был, он скрысятничал.

— Как вы об этом узнали?

— А я хорошо ощущаю, даже по телефону, что что-то не то и не так. С женой из другого города поговорил — и неладное почувствовал, потом бабушке своей (царствие ей небесное!) позвонил, с которой моя жена очень близко общалась и, как подружке, секреты все доверяла. Ну, есть такие «умные» женщины, да...

— ...поразительно!..

— ...и я так же считаю (улыбается), а бабушка ничего мне рассказывать, кстати, не хотела...

— ...подружку выдавать не собиралась...

— В наши личные отношения вмешиваться не желала — весьма умной и интеллигентной была. Я рассказать вынудил: «Слушай, только что Наташе звонил, — колись, она тебя во все посвящает!», и она скрепя сердце призналась, что у жены моей с Игорем роман.

— Гастроли вы бросили?

---

---

— Нет...

— Конца дождались?

— Ну да — потом приехал.

— Жену вы любили?

— Честно? Утверждать не могу. Нет...

— Но разборки с Угольниковым устроили?

— Ну, такие — легкие очень.

— До мордобоя дошло?

— Пару раз дал — не выдержал.

— Он не сопротивлялся?

— Нет.

— Понимал, за что?

— (Кивает). Это на улице было: я с гастролей вернулся — дома никого нет, никто меня не ждет, хотя знала, что приехать должен. Ну, я понял, что молодые гуляют...

— ...«веселится и ликует весь народ»...

— Да, собрался и искать их пошел. Буквально через пару кварталов наткнулся, тут же залепил...

— ...с правой...

— ...потом с левой. Честно говоря, последовательности уже не помню — может, сперва с левой, затем с правой (смеется). В сердцах права порвал, которые делать ей помогал, шмотки свои собрал и ушел.

— Они с Угольниковым до сих пор вместе живут?

— Не-е-ет...

— А вы после того случая с ним встречались?

— Ну, где-то пересекались, но я ему еще тогда сказал, и ей тоже...

— ...«На пути у меня не попадайтесь»?

— Нет — «ни тебя, ни тебя для меня больше не существует», и до сих пор так.

«В 2002 году я маму похоронил, а через год — дочку»

— Очень тяжелый вопрос вам задам... Знаю, что одна из ваших дочерей от рака скончалась...

— (Вздыхает). До 16-летия неделю не дожила. Это очень сложный период был, 2002-2003-й... В 2002-м я маму похоронил, а через год — дочку. Если бы к тому времени нынешнюю свою жену не встретил, не знаю, чем все закончилось бы, потому что такой удар свыше...

— И ничего сделать нельзя было?

— Я всех, кого можно было, поднял — в том числе Иосифа Давыдовича Кобзона (это первый и последний раз был, когда по той визитке ему позвонил), но...

— Нынешняя ваша жена чем занимается?

— Женой у меня работает — кстати, это очень тяжелая работа.

— Не худший, однако, вариант...

— Наверное.

— Еще один непростой вопрос: почему из «Машины времени» окончательно вы ушли?

---

---

— Это не я ушел — это меня, причем понимаю, что тогда не самым приятным в общении человеком был, потому что это как раз кокаин, причем апофеоз его — пятый год, жутчайшие дозы...

— А что значит «жутчайшие»?

— 10 граммов в день.

— Ого!

— Три с половиной в день — это смертельная доза считается, а у меня 10, и к тому времени поставщики мои непосредст­венно из Колумбии были, чистейший, не разбодяженный ничем, не анальгин продавали.

— Но вы понимали, что медленно умираете?

— Нет, конечно, — ни один наркоман, на­верное, этого не понимает.

В то время в общении, повторюсь, очень тяжелый был. Мы концерт к 30-летию группы с последующим банкетом у Путина отработали: эге-гей! — а назавтра мне директор группы звонит и фразу произносит, которую я никогда не забуду: «Макар просил тебе передать, что коллектив в твоих услугах больше не нуждается». Ну, все бы хорошо, но человек с тобой 13 лет работал...

— «Да, я неадекватный»...

— Да, неадекватный, да, ты в глаза это сказать боишься...», но хотя бы позвонить и это мне сообщить ты можешь? Это раз, а во-вторых, музыкальный мир тесен, правда? (Улыбается). Через некоторое время выяснилось, что это решение они все вместе уже давно приняли...

— ...и никто не шепнул...

— Не дай бог! — чтобы я юбилейный концерт не сорвал... Они уже следующего клавишника вводить начали...

— ...Андрея Державина?

— Да. Ну, поганенькая такая история, с душком (презрительно морщится). Каким бы плохим в тот момент я ни был — поганенькая.

Из книги Петра Подгородецкого «Машина» с евреями».

«Если кто не знает, что такое «золотой дождь», могу разъяснить — это популярная в узких кругах эротическая забава, суть которой состоит в том, что влюбленные или просто близкие в сексуальном отношении люди друг другу на голову или другие части тела писают. Не путайте это с уринотерапией, которая в принципе на упомянутый процесс очень похожа, но только там себя или кого-то еще упаренной уриной из баночки или клизмы поливать нужно. Меня, как человека, склонного к самым смелым сексуальным экспериментам, тем не менее перспектива обоссанным быть не привлекает, тем более не нравится мне, когда мне, Пете Подгородецкому, на голову гадят. Увы, подобные вещи в жизни достаточно часто происходят, причем отнюдь не по любви и согласию, которое, как отмечал один известный литературный персонаж, «является продуктом взаимного непротивления сторон».

Именно в роли «осыпанного» (чуть не сказал «обоссанного») «золотым дождем» ощутил себя я, проснувшись с похмелья после бурной ночи, которой, в свою очередь, предшествовал триумфальный, посвященный 30-летию «Машины времени», концерт, проходивший в присутствии будущего президента России Владимира Путина и при стечении множества vip-персон. Проснулся я от телефонного звонка, который сразу меня отрезвил, — наш директор Володя Сапунов сообщил мне, что из «Машины» я уволен.

Этому зимнему хмурому утру 19 декабря 1999 года предшествовало много лет совместной работы, творчества и, я бы сказал, дружбы, хотя гадящих на тебя людей друзьями, даже бывшими называть все труднее. Мы вместе пели, вместе пили, вместе девчонок трахали, работали и отдыхали, а еще вместе деньги зарабатывали, и в разные времена по-разному».

«Книга «Машина» с евреями» ребят очень обидела, хотя на правду чего обижаться?»

— С Макаревичем давно вы общались? Где-то за это время пересекались?

— Мы регулярно пересекаемся — то тут, то там...

— И что? Рукопожатиями обмениваетесь?

— Нормально общаемся. Ну а что, мне теперь в лицо ему плюнуть, «Ты тот-то, тот-то и тот-то» — сказать? Он, кстати, для меня лично очень много сделал — хотя бы шикарнейшие тексты к песням моим написал.

— Наркотиков в вашей жизни больше нет?

— Нет.

— Выпивки тоже?

— В принципе, да.

— Теоретически вы себя в «Ма­шине времени» еще представляете?

— Нет.

— Но, что когда-нибудь, допускаете? «Никогда» говорить нельзя ведь — руки же при вас, музыка при вас...

---

---

— Все при мне, но допустить это только в каком-то юбилейно-выставочном варианте могу — разовом.

— Вы это с Макаревичем обсуждали?

— Нет. Разговор у меня с ним был, когда я себе шикарное 50-летие устроить хотел, — до этого на предмет выступления со многими артистами, включая Ларису Долину, Лолиту Милявскую, «Хор Турецкого» общался... Все согласны были, более того, от гонорара все отказались! Я спрашивал, во сколько это мне обойдется, а в ответ: «Петюня, ты с ума сошел? Твой юбилей — это бесплатно!», и вот Андрею звоню: мол, слушай, тут такое дело... Понимаю, что мы разошлись, то-се, пятое-десятое, но 13 лет все-таки вашему коллективу отдано, поэтому предложение тоже в этом поучаствовать не сделать вам не могу, на что Андрей ответил: «Ты знаешь, я-то за, но ребята очень против тебя настроены. Я, конечно, с ними поговорю...», и когда я ему в следующий раз позвонил, услышал: «Ребята не хотят». Это сильно одного нашего очень высокопоставленного человека напоминает...

— ...«я-то да»...

— Вот-вот, та же манера поведения. Понятно, что если бы Макаревич сказал: «Да, мы будем», никто бы и не вякнул.

— Книгу «Машина» с евреями» ребята читали?

— Она их очень обидела, хотя на правду чего обижаться? Там же ни слова лжи.

— Вы за «Машиной времени» сейчас следите?

— Вообще нет.

— И что они пишут, вам неинтересно?

— А я знаю, что они написать могут, я этим последние 10 лет в группе занимался, это настолько скучно! Вы даже не представляете себе, насколько.

«Гребенщиков и Цой — это не рок-н-ролл, и мяу-мяу этот из Владивостока Лагутенко тоже»

— Андрей Державин, целый ряд хи­тов сочинивший и исполнивший, достойно вас заменил или нет? Клавишник он хороший?

— А откуда же я знаю? Не мне об этом судить.

— Вы, однако, пародию какую-то ему посвятили...

— (Удивленно). Нет, не было такого — велика честь, чтобы я Державину пародии посвящал! (Улыбается). Это я сейчас смеюсь, однако действительно за «Машиной» уже почти не слежу. Да, вокруг меня куча общих друзей, с которыми еще с 80-х общаюсь, которые на концерты ходят и мне, что там происходит, рассказывают, но когда слышу, что из зала «Петю верните!» — орут, сказать, что мне это приятно или, наоборот, противно, не могу — мне это сейчас до лампочки.

— Что, кстати, с Александром Зайцевым случилось? — он же пропал...

— Мне эта история известна, потому что, когда он исчез, корреспонденты всех телеканалов, радиостанций, газет, журналов звонить начали... Я говорил: «Откуда я знаю?» — а они: «Ну как? Вы же друзья!». Для них большим откровением было, что я с ним три раза в жизни виделся: ну, потому что я ушел, он пришел — знакомы мы не были.

— Потом он ушел — вы пришли...

— Потом вместо него, когда он загулял, нас с Женей пригласили, чтобы репетировали, и он перед первым концертом появился — так я Зайцева впервые увидел. Затем мы с ним по пьяному делу в Питер съездили: он нас провожать пошел, в вагоне остался и так до Питера и проехал — концерт посмотрел и вернулся. Третий раз где-то тоже случайно пересеклись.

— Так что же с ним произошло?

— Ну, если в двух словах, как я понял, черные риэлторы квартиру Сашину захватили и его убили.

— И не нашли?

— Их? По-моему, нашли.

— А его?

---

---

— Вот про него, если честно, не знаю — до конца это все не отслеживал.

— Макаревича с Кутиковым и Маргулисом вы, несмотря ни на что, сегодня, вот в эту минуту, любите? 

— Ну, они же не женщины, чтобы их любить, — у меня жена есть, я ее люблю, мне этого хватает. Понимаете, какая штука? У меня очень ровное, спокойное к ним отношение. С Маргулисом на открытии одного клуба недавно виделись — нормально посидели, поговорили, по рюмочке выпили — у меня к этим людям ни ненависти, ни любви нет.

— «Рок-н-ролл, — вы сказали, — уже, к сожалению, сдох»...

— Так и есть, хотя у нас, по большому счету, рок-н-ролла не было — попытки сделать его были, но дело в том, что создавать его свободные люди должны, и тогда настоящим он будет, а у нас по-настоящему свободных-то и нет... Чуть-чуть не хватило нам: ну, извините, Гребенщиков — это же не рок-н-ролл, и Цой, и мяу-мяу этот из Владивостока...

— ...Лагутенко?..

— Ну да. Ну, не рок-н-ролл это, ребята, это (Лагутенко передразнивает) мяу-мяу, это только в нашей стране рок-н-ролл, а больше нигде в мире!

— Я за беседу вам благодарен...

— Спасибо, что пригласили...

— Вы знаете, здорово было!

— Да ладно! (Хохочет).

— Серьезно, а закончить нестандартно, неформатно хочу и потому не оговоренный с вами экспромт предлагаю, чтобы вы хоть куплет и припев из самой знаменитой вашей и одновременно самой знаменитой песни «Машины времени», ставшей символом нескольких поколений, исполнили...

— А капелла?

— Ну да...

— Вот подстава-то! (Поет).

Мы себе давали слово
Не сходить с пути прямого,
Но
Так уж суждено, о-о-о.
И уж если откровенно,
Всех пугают перемены,
Но
Тут уж все равно, о-о-о.
Вот
Новый поворот,
Вместе, вместе, давай!
И мотор ревет...
Что он нам несет —
Пропасть или взлет,
Омут или брод?
Ты не разберешь,
Пока не повернешь
За по-во-рот...

(Машет рукой, будто со сцены на концерте).

Ну, как-то так, в общем...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter