Бывший первый секретарь Севастопольского горкома Компартии Украины Алексей СМОЛЯННИКОВ: "Одного слова Горбачева было достаточно, чтобы на будущих гэкачепистов надеть наручники"

По сложившейся традиции государственные перевороты чаще всего совершаются в отсутствие главы государства. Именно так осенью 1964 года был смещен со всех своих постов Хрущев. Наверняка его тень витала над Михаилом Сергеевичем Горбачевым, когда он 3 августа 1991 года отправился на отдых в Крым. 19 августа президент СССР должен был прилететь в Москву для подписания нового Союзного договора. Но накануне вечером у него на даче появились будущие гэкачеписты и поставили ультиматум: либо он издает указ о введении чрезвычайного положения, либо уходит в отставку. Когда же Горбачев решительно отказался, у него отключили телефонную связь, заблокировали ядерную кнопку, перекрыли въезд и выезд. А взлетную полосу на аэродроме "Бельбек", где стоял президентский самолет, перегородили два тягача. Наутро страна узнала, что Горбачев якобы по состоянию здоровья не может исполнять президентские обязанности и всю власть берет на себя Государственный комитет по чрезвычайному положению - ГКЧП. Все, что последовало далее: телетрансляция "Лебединого озера", пресс-конференция гэкачепистов во главе со шмыгающим носом, с трясущимися руками вице-президентом Геннадием Янаевым, нерешительность, растерянность "заговорщиков", отказ элитной "Альфы" штурмовать Белый дом, - выглядело уже не трагедией, а скорее фарсом... Тогда впервые на весь мир прогремело название Форос, где три дня провел в "заточении" первый и последний президент Советского Союза Михаил Горбачев. У бывшего заведующего отделом ЦК Коммунистической партии Украины по связям с советами, политическими и общественными организациями Алексея Петровича Смолянникова особый, пристрастный взгляд на те события... И это понятно - лучшие годы своей жизни он посвятил партийной работе, был делегатом 25-го и 27-го съездов КПСС, "перестроечной" 19-й партийной конференции.

"В СЕДЬМОЙ И ПОСЛЕДНИЙ РАЗ СЕВАСТОПОЛЬ ЗАКРЫЛИ В СВЯЗИ СО СТРОИТЕЛЬСТВОМ ДАЧИ ГОРБАЧЕВА"

- Алексей Петрович, вам, как бывшему первому секретарю Севастопольского горкома партии, наверное, хорошо знакома обстановка, в которой провел дни путча Горбачев с семейством?

- Эта государственная дача, по классификации девятого управления КГБ СССР объект "Заря", построена при мне. В районе мыса Сарыч было дикое место, где севастопольцы любили отдыхать и купаться, - старожилы называли его пляжем Горького. После переезда из Киева в Севастополь мы с женой первые пару лет тоже ездили туда. Нам нравилась эта уютная, живописная лагуна с чистой и теплой водой, такой прозрачной, что на глубине семи метров дно было видно.

Как-то раз приехали туда, а там расположились операторы с Ялтинской киностудии. Оказалось, что они по заказу американцев проводили подводные съемки - самих иностранцев в этот район не пускали. И для своих-то въезд в город был только по пропускам или документам, удостоверяющим проживание в пограничной зоне. В начале 84-го, перед самым моим избранием первым секретарем горкома, Севастополь закрыли в седьмой, как оказалось, последний раз - в связи со строительством объекта "Заря".

- Кто подбирал место для этой резиденции?

- Мне говорили, сама Раиса Максимовна. Поначалу семья Горбачевых отдыхала на даче в Мухалатке, построенной еще при Сталине. Там любили бывать и Хрущев, и Брежнев, и Андропов, руководители союзных республик, лидеры братских социалистических стран. Великолепный корпус, изумительная природа, уютный пляж... Уж не знаю, что Горбачевым не понравилось.

Встречающие были очень удивлены, когда Раиса Максимовна взялась лично расставлять их для памятного фото

Строили "Зарю" с размахом. Украина добровольно выделила на нее 3,5 миллиона рублей. Сотни людей работали день и ночь, чтобы сдать ее на год раньше срока. Помню, как меня поразил бассейн. Одна торцевая стена его была облицована уральским мрамором, изображавшим русский лес, а другая была стеклянной. Специальными устройствами она опускалась, и... открывался вид на море. На пляж вели два эскалатора. Там располагался спецпричал, рядом маленький гротик, а чуть в стороне кинотеатр. За основным зданием находился дом для гостей, обслуживающего персонала и охраны. Специально для Горбачева по всему периметру дачи сделали терренкур - тартановую дорожку, повторяющую рельеф территории, далее ограда и контрольно-пропускные пункты.

В то время в Севастополе стояло мощное подразделение военных строителей - они-то и вели основные работы. Наши городские службы занимались благоустройством скалистой территории, ее озеленением - завозили чернозем, усаживали окрестности можжевельником. Также проложили технологическую дорогу для заезда хозяйственного автотранспорта. Раз в полгода с инспекцией наведывался глава КГБ СССР Чебриков, раз в квартал - министр обороны Язов.

- А вас туда пускали?

- Я приезжал, как правило, не один, а с начальником крымской "девятки" Александром Орловым. У нас с ним сложились прекрасные деловые отношения. Последний раз побывал на этой даче буквально за несколько дней до заезда семьи Горбачевых. Тогда для приема объекта прибыла представительная комиссия из Москвы во главе с министром обороны СССР маршалом Язовым.

- Нашли какие-нибудь недоделки?

- О чем вы говорите! Все было выполнено на высоком уровне. Единственное, что проверяющим не понравилось, - запахи свежего дерева, лаков. Что делать? Решили засыпать все ящики и шкафы зеленым чаем, чтобы он впитал запахи, а потом вычистить. Мешки с чаем из Краснодара доставили авиарейсом. Правда, Раиса Максимовна все равно нашла, к чему придраться: мол, галька на пляже необкатанная. Но как только Горбачевы на пару суток отбыли в Москву, наши строители из "Черноморгидростроя" завезли несколько барж другой.

Кстати, на объекте была установлена великолепная широковещательная радиоаппаратура, соответственно и связь была изумительная. И когда Горбачев, вернувшись из Фороса в августе 91-го, сказки рассказывал: мол, он с помощью карманного радиоприемника слушал новости, - я лишь улыбался и тихо, про себя, ругался.

- Я слышала, что новоселье в "Заре" было омрачено...

- Да, гром грянул недели через две. Из-за извечной спешки строители плохо закрепили шестиметровый карниз. Когда дочь Горбачева Ирина случайно наступила на портьеру, тяжелый багет обрушился ей на голову. Все страшно испугались. Привезли Ирину в Севастопольский военно-морской госпиталь, где врачи сделали все необходимое. И хотя дежурный Ту-134 стоял в "Бельбеке", готовый немедленно вылететь в Москву с пострадавшей на борту, все обошлось. У Ирины оказалось небольшое сотрясение.

Уезжая на повышение в Москву, председатель украинского КГБ Гoлушко (второй справа) прихватил несколько вагонов с архивами этого ведомства

- Неужели никого не сняли?

- Сашу Орлова моментально освободили от обязанностей и отправили в Москву на работу в... хозяйственное управление. Знакомые ребята из "девятки" рассказывали, что после ухода Горбачева он даже генералом стал, а был полковником.

"ОТ НАПАДЕНИЯ СО СТОРОНЫ МОРЯ ГОРБАЧЕВА ОХРАНЯЛИ ДВА СТОРОЖЕВЫХ КОРАБЛЯ И АКВАЛАНГИСТЫ"

- После августа 91-го Горбачев зачислил начальника своей личной охраны Медведева в предатели. Дело в том, что генерал КГБ Плеханов - он сопровождал делегацию "заговорщиков", прибывших 18 августа в Форос, - приказал Медведеву лететь с ними в Москву. Главному телохранителю дали три минуты на сборы, так что он не успел ни вещи с пляжа забрать, ни попрощаться...

- Потом Владимир Медведев утверждал, что одного слова Горбачева было достаточно, чтобы на Бакланова, Болдина, Варенникова и Шенина, прибывших из Москвы для "переговоров", надеть наручники. В его распоряжении были самолет и вертолет. Можно только догадываться, почему такая команда не была отдана...

А вообще, на мой взгляд, Горбачев чересчур боялся за свою персону, и отношение к своей безопасности у него было соответствующим. Знаете, как была организована охрана "Зари"? По всему периметру территории дачи установили два ряда колючей проволоки, между которыми ходили солдаты. Также по периметру велось круглосуточное видеонаблюдение. Когда Горбачев выходил на прогулку, буквально через каждые несколько метров, в зоне видимости, стояли часовые, бдительно вглядываясь в прилегающую территорию. Мало того, в горах располагался специальный погранотряд, а в море, неподалеку от берега, стояла пара сторожевых кораблей. Перед приездом Михаила Сергеевича на отдых я всегда заезжал к морякам и рассказывал им, какая высокая миссия на них возложена. Также для предотвращения нападения или провокаций со стороны моря, как это было уже однажды с Хрущевым, в морских глубинах свою службу несли аквалангисты из ПДСС - подводных диверсионных сил и средств.

- До сих пор высказываются сомнения насчет того, была ли изоляция Горбачева на самом деле или это всего-навсего инсценировка...

- Михаил Сергеевич умел заметать следы. Если гэкачеписты и впрямь действовали без его одобрения, почему при расставании 18 августа он всем пожал руки? И еще...

После "самоликвидации" ГКЧП и запрета компартии я, как и многие партийные работники, стал не нужен новой власти и пошел работать в другие структуры. Приехав как-то в Севастополь по делам, остановился у друзей в районе Фороса. Собрались бывшие сослуживцы и знакомые. Был среди них и командир Балаклавской бригады морчастей, контр-адмирал, чьи подчиненные охраняли Горбачева и обеспечивали морские прогулки его семьи. Спрашиваю: "Мужики, скажите откровенно, что тут в августе-то было?". - "Да ничего, - отвечает. - Мы, как и положено по дислокации, стояли на своих местах в море и наблюдали за обстановкой. Горбачев с супругой регулярно ходили на пляж, купались. Никакой паники или суеты не было".

А то, что он рассказывал, будто был лишен связи... Понимаете, Михаил Сергеевич, мягко выражаясь, лукавил. У всех высокопоставленных абонентов (членов Политбюро ЦК КПСС, секретарей ЦК, руководителей Совмина и Верховного Совета Союза ССР) правительственная ВЧ-связь осуществлялась в так называемом ручном режиме. К примеру, звонишь на коммутатор-1, он выходит на коммутатор-2, и уже с него вручную набирают номер вызываемого абонента или уточняют, когда именно можно будет переговорить. Я это знаю не с чужих слов, поэтому готов ручаться: связь "Зари" с Москвой не была нарушена. Другое дело, что Горбачева не соединяли или не хотели соединять...

- Интересно, Алексей Петрович, а вы сами часто встречались с Горбачевым?

- При мне он в Севастополе побывал дважды. И самое смешное, что оба раза мы с женой не смогли из-за этого нормально отдохнуть. В 1987 году поехали по межпартийному обмену в ГДР. Все шло нормально: экскурсии, посещения городов-побратимов, встречи с коллегами... И вдруг приезжаем в гостиницу, а мне говорят: "Вас срочно вызывают в Союз". Звоню в посольство, там толком ничего объяснить не могут, кроме того, что билеты заказаны и утром за нами приедет машина. Мы даже не успели потратить деньги, которые обменяли на эту поездку... Хотя дело не в деньгах, а в том, что я начал переживать...

Первый секретарь ЦК КПУ Щербицкий укрепил севастопольский горком Смолянниковым (первый слева)

В пять утра мчимся в аэропорт, по прилете в Москву направляюсь в Управление делами ЦК КПСС. "В чем дело?" - спрашиваю. А товарищи отвечают: "Это не мы тебя вызвали - ЦК Компартии Украины". Заказываю билеты на первый же рейс в Киев и снова - машина, аэропорт, машина. Захожу в ЦК КПУ, а мне и говорят: "Михаил Сергеевич в отпуск в Крым собирается. Вдруг он захочет Севастополь осмотреть, а тебя нет!". Незаменимый. Ну что поделаешь - тогда порядок такой был.

"МАКСИМУМ, ЧТО БРЕЖНЕВ МОГ, - ХОРОШЕНЬКО ПОМЯТЬ "МЕРСЕДЕС"

- А как вы, луганчанин, начинавший карьеру на киевском заводе "Радиоприбор", оказались в Севастополе?

- Я на протяжении четырех лет, с 1980-го по 1984-й год, работал инспектором ЦК Компартии Украины: курировал Крымскую область, по полгода проводил там, в командировках, так как должен был знать от и до, что происходит в области.

- Сложным регионом был Крым?

- Меня в прямом и переносном смысле убивали жалобщики. По количеству обращений в высшие инстанции Москвы и Киева крымчане были вторыми после киевлян. Ничего удивительного: на полуострове было много ветеранов и отставников, которые считали своим долгом обо всем сигнализировать наверх. В то время общим отделом ЦК КПСС заведовал Константин Устинович Черненко, он считал, что письма - это глас народа. Поэтому любое заявление и обращение рассматривали самым серьезным образом. У меня порой на руках находилось по 12-15 писем, и попробуй только не уложиться в срок с проверкой.

А потом случилось ЧП: заведующий одним из отделов Севастопольского горкома партии покончил с собой - прямо в кабинете перерезал горло. Причина такого поступка была личная, не связанная с работой. Пожилой человек, вроде бы немножко выпивал, да и со здоровьем были проблемы. Но сам по себе случай прискорбный и компрометирующий партийные органы. Словом, руководство города решили, как говорили раньше, укрепить. ЦК Компартии Украины поручил мне как куратору региона опросить все крупные партийные организации Севастополя, кого они хотели бы видеть первым секретарем горкома. И так получилось, что подавляющее большинство назвало мою фамилию.

Пригласил меня Владимир Васильевич Щербицкий: "Ну как, поедешь в Севастополь?". - "Доверяете - поеду", - говорю. "Раз так, поработаешь несколько лет, наведешь порядок, а там посмотрим"...

- Вы, наверное, обрадовались: солнце, море, курортная жизнь...

- Я этого всего практически не видел. Ощущал, что где-то есть курортная жизнь, только потому, что в мои обязанности входила встреча членов Политбюро и секретарей союзного и нашего ЦК. За те годы, что проработал в Севастополе, не видел только Рыжкова и Ельцина. Они в отличие от остальных членов Политбюро ЦК КПСС отдыхали на Кавказе.

- Роль гостеприимного хозяина была вам уже знакома?

- К сожалению, нет. Будучи инспектором ЦК, я практически не принимал участия в этих церемониях. Хотя однажды позволил себе самодеятельность... 3 июля 1982 года я находился в очередной командировке в Крыму и, соответственно, знал, что на отдых прилетает Брежнев. Леонид Ильич был уже слаб здоровьем, поэтому очень хотелось увидеть его. "Можно?" - спрашиваю первого секретаря Крымского обкома Макаренко. А Виктор Сергеевич отвечает: "Понимаешь, я не могу тебе этого запретить, потому что ты инспектор ЦК, но и не могу пригласить, так как регламентом определен круг лиц, которым положено быть в обязательном порядке".

Я тогда ко второму секретарю обкома Николаю Багрову: "Поедем?". - "Поедем!". С ходу в машину и на "нулевую" стоянку в аэропорту Симферополя. При въезде в "зону" стоят ребята в гражданском. Открыли дверь в машине и смотрят на нас секунд пять-семь. Я пошутил: "Неужели не похожи?". Они только улыбнулись в ответ - знали же нас в лицо прекрасно. Пропустили.

К тому моменту, когда самолет генсека приземлился, прибыли правительственные лимузины. Замыкал кортеж реанимационный спецавтомобиль. Сотрудники "девятки" называли его "таблеткой", а мы - "катафалком". Ведь, глядя на Леонида Ильича, все прекрасно понимали: держится "дед" из последних сил. И вдруг к гостевому домику подъезжает темно-синий "мерседес". Водитель - коллеги из "девятки" прозвали его Малышом за рост под два метра, размер плеч не менее 64-го, - не заглушив двигатель, выходит из машины и вместе с начальником охраны полковником Рябенко бережно усаживает Брежнева за руль. В машину садится также супруга Ильича - Виктория Петровна.

Все мы были "немного" удивлены, хотя и знали, что Брежнев очень любил водить машину и в свое время делал это очень хорошо.

Кремлевский мечтатель Егор Лигачев хотел, чтобы моряки-черноморцы во главе с их главнокомандующим Хронопуло (первый справа) пили только минералку

- Как же ему позволили сесть за руль?

- Ну подумайте сами, кто посмеет возражать Генеральному секретарю? Да и меры безопасности принимались беспрецедентные. Максимум, что он мог, - хорошенько стукнуться, помять "мерседес". Начальник "девятки" Орлов потом мне рассказывал, что это была еще та пытка: "Автомобили скоростные. А мы держим его в "коробочке" - спереди машина, слева, справа и сзади. Скорость - 60 километров в час". Так Леонид Ильич терзал чекистов аж до Верхней Ореанды. Эта поездка за рулем оказалась для Брежнева последней...

Когда я стал секретарем Севастопольского горкома, уже по долгу службы встречал и провожал высокопоставленных официальных лиц. Не всех - только тех, чьи "литерные" борты садились на аэродром "Бельбек". И что греха таить, не всегда это доставляло удовольствие. Иногда даже не знал, останусь работать после этого или нет.

Помню, сидели с секретарем ЦК КПСС, членом Политбюро, а до того - первым секретарем Лениградского обкома Романовым в гостевом домике, выпили немного - любил он это дело. Ну я и пригласил Григория Васильевича в Севастополь. "Он же кораблестроитель, - думаю, - ему это будет интересно". Гость кивает: "Приеду". А его зять, мужик слегка заносчивый, поддакивает: "Проблем нет. Я привезу". Но, видимо, что-то не сложилось.

Дней через 25, отдохнув, семья Романова улетает обратно. И черт же меня дернул! Уже перед самой посадкой в самолет я возьми и скажи: "Григорий Васильевич! Вы же обещали в Севастополь приехать". Он будто взбесился: "Ты кто такой? Ты мне, члену Политбюро, делаешь замечание!". Макаренко меня дернул за руку: "Молчи, а то еще чего-нибудь ляпнешь".

Вернулся я в горком расстроенный. Думаю: "Скажет он Горбачеву: мол, что за ненормальный секретарь горкома в Севастополе? Что тогда? С вещами на выход?". Вдруг, часа через три, звонок по ВЧ. Снимаю трубку - помощник Романова: "Как самочувствие?". - "Вы еще спрашиваете!". - "Да все нормально. Он проспался, забыл. Бывайте!".

От августовского путча нас отделяли тогда три года. Еще было время, чтобы начать эволюционные преобразования в стране. Но, как мне кажется, высшее руководство партии не знало и знать не хотело действительного состояния дел. Перестройка, на которую мы, партработники на местах, возлагали столько надежд, выдохлась в пустословии, захлебнулась ошибками...

"УЧЕНЫЙ С МИРОВЫМ ИМЕНЕМ ГОЛОДРЫГА ПОВЕСИЛСЯ НЕ ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО УНИЧТОЖАЛИ ЭЛИТНЫЕ ВИНОГРАДНИКИ"

- А с кем-то из гостей, советских или зарубежных, обсуждали проблемы перестройки?

- Этой щепетильной темы мы старались как можно реже касаться. Помню, приехал к нам Генеральный секретарь Йеменской социалистической партии Али Насер Мухаммед. Личность одиозная - буквально за полгода до этого он "умудрился" перестрелять все свое Политбюро. Еду я с ним в представительском "ЗИЛе", рассказываю о городе, о его истории, о севастопольцах, а он у меня на плохом русском спрашивает: "Ты мне о перестройке что-нибудь расскажи". Ну, я ему выдаю, как положено в таких случаях. А он: "Нет! Это мне Горбачев расскажет, а ты правду расскажи". "Ну, да! - думаю. - Правду захотел". Я же не один в машине - переводчик, ребята из "девятки", да и наличие определенных средств связи...

А вот польские коммунисты задолго до нас успели "перестроиться". Очередной звонок в горком: "К вам едут гости из Варшавы. Надо встретить". В составе делегации исключительно члены Политбюро ЦК ПОРП. Как и положено, я с ними побывал на Сапун-горе, провел Приморским бульваром, посетили мы Малахов курган. Показываю места, где погибли Корнилов и Нахимов, рассказываю, что среди защитников кургана было много офицеров и нижних чинов из Польши... А они мне: "Слушай, как бы у вас термоса купить? У нас деньги советские остались, надо потратить".

"Что делать?" - думаю. Кстати, что бы сейчас ни говорили, у нас не было ни закрытых магазинов, ни отделов спецобслуживания. Звоню своим товарищам: "Выручайте! Организуйте быстренько в кабинете директора универмага обслуживание". А поляки подсказывают: "Только термоса нужны не с пластмассовыми пробками, а с корковыми". Я долго в себя приходил от шока.

- У очень многих бывших советских людей слово "перестройка" ассоциируется не только с началом перемен в Союзе, но и с огромными очередями за водкой. А как вы в Севастополе пережили печально известный Указ о борьбе с пьянством и алкоголизмом?

- По-разному. Порой доходило до смешного. Представьте себе: Севастополь, День Военно-морского флота. Высокие гости из Москвы, Киева, Ленинграда, союзных республик. С официальными визитами прибыли корабли из Болгарии и Югославии. А за два месяца до этого, в мае, было принято печально известное постановление о борьбе с пьянством и алкоголизмом. После парада кораблей и спортивного праздника все приглашенные собрались на флагмане - крейсере "Ленинград". По военно-морскому протоколу столы накрыты на 15-18 блюд, но ничего спиртного... Только сладкая и минеральная вода.

Сидим, общаемся, периодически произносим тосты. Был среди нас один из членов Политбюро. Уже на Графской пристани он, садясь в машину, говорит: "Вот видите, товарищи, можно и без спиртного нормально провести праздник". Мы киваем головами, вроде так и надо. Только отъехал - подходит командующий ВМФ Болгарии адмирал Янакиев к командующему Черноморским флотом Хронопуло: "Мать-перемать! Ты что, трезвый боцман! Не мог сказать, чтобы я свое захватил!". Адмирал оправдывается: "Ты понимаешь, у нас же постановление". - "Да... ты со своими постановлениями! Так! Все ко мне на борт! У нас другая территория". Собрались вечером на болгарском флагмане, нормально посидели, поговорили. Видя такое дело, командующий югославским флотом говорит: "А завтра ко мне на корабль".

- Первый секретарь Крымского обкома Макаренко рассказывал мне, как Егор Кузьмич Лигачев, побывав в подвалах "Массандры", потребовал уничтожить коллекцию знаменитых вин. В раже антиалкогольной компании начали сводить под корень даже виноградники...

- Хотите верьте, хотите нет, но на севастопольских землях ни одного гектара не тронули, ни одной лозы не погубили! Кто постарше, тот помнит ведущего программы "Прожектор перестройки" Черниченко. Именно он написал в "Огонек" статью о бывшем директоре института "Магарач" Голодрыге: якобы ученый покончил с собой, потому что не мог пережить уничтожения элитных сортов, созданию которых посвятил жизнь. Но я считаю, что автор многое переврал.

Черниченко приезжал с бригадой и в Севастополь. Держался надменно, временами даже вызывающе. Пытался и на меня, как сейчас говорят мои внуки, наехать: "Ну-ка покажи, где вы тут лозу рубили?". - "Нигде и ничего мы не рубили", - отвечаю. А он: "Что ты тут мне рассказываешь?". Мы действительно только реконструировали некоторые виноградники: старые раскорчевывали, а вместо них высаживали привитые лозы.

Черниченко не поверил: "Ну ладно. Я хочу сам посмотреть. Какой совхоз предложите?". - "Выбирайте любой, - отвечаю, - у нас их пять виноградных из семи". - "Хорошо! Едем в "Качинский". Кстати, после этой поездки у него хватило мужества признать свою неправоту. Он позвонил уже из Москвы: "А ты прав, вы ничего не рубили!". Так что о лозе, загубленной в Севастополе, репортаж так и не вышел. Мы были бы не только глупцами, но и преступниками, если бы уничтожали виноградники.

- Из-за чего же в таком случае расстался с жизнью Павел Яковлевич Голодрыга?

- Как вам известно, НИИ виноградарства и виноделия находится на территории Большой Ялты, а не в Севастополе. Но мы сотрудничали с институтом "Магарач", поэтому я там часто бывал и наслышан об истинных причинах этой трагедии.

Бич крымских виноградников - филоксера. В то время, чтобы справиться с этой болезнью, брали корневые системы собственных, аборигенных сортов, а к ним уже прививали "импортную" лозу - итальянскую, испанскую, французскую. Процесс этот очень трудоемкий, а главное, долговременный. Специалисты делали надрез на "мамке", затем в специальных цехах прививали и выращивали новые саженцы и только после этого проводили промышленную посадку. Причем выход "новых" сортов не всегда был высоким.

Голодрыга убедил специалистов и руководство Крымской области, что может создать сорт винограда, стойкий к филоксере. Под этот проект были выделены значительные средства. Но после долгих лет работы выяснилось, что разработанный и выращенный им сорт малопроизводителен, а сам виноград невысокого качества и значительно уступает аналогичным сортам стран южной Европы.

Руководство профильного отдела Совмина порекомендовало перевести Голодрыгу на другую работу. Его оставили в институте, назначили начальником отдела, дали даже лабораторию, но для ученого с мировым именем это была катастрофа. Плюс, как часто бывает, на профессиональные неудачи наложились личные проблемы. Будучи уже в возрасте, Голодрыга увлекся молодой сотрудницей, которая то ли не ответила взаимностью, то ли решила с ним порвать... Все это и привело к трагическому исходу: Павел Яковлевич повесился на собственной даче в подвале для винограда. Когда хватились - его нет. У сотрудницы спросили, она сказала, где искать...

А Черниченко, который знавал Голодрыгу, хорошо чувствовал конъюнктуру... Трагедию он преподнес по-своему, и пошел гулять один из мифов перестройки.

"ЧЛЕНЫ ГКЧП - ЖЕРТВЫ ДВУЛИЧНОЙ ГОРБАЧЕВСКОЙ ПОЛИТИКИ"

- Заметно, что до сих пор вас волнуют события тех лет...

- Так и есть. Часто вспоминаю свою последнюю встречу с Горбачевым. Это было в феврале 1989-го, я уже работал в ЦК КПУ заместителем заведующего отделом оргпартработы. Вечером звонок: "Срочно зайдите к Владимиру Васильевичу!". Захожу, Щербицкий говорит: "Твой приятель прилетает. Езжай в Донецк, подготовь встречу". Я вместе с инспектором ЦК прошел, как и положено, по всему маршруту проезда, побывал в трудовых коллективах, где планировались встречи. Помог донецким товарищам советами и рекомендациями, успокоил: "Не волнуйтесь. Все будет нормально. Вы хорошо подготовились".

И вот настал день Икс. Из прилетевшего "литера" выходит Горбачев со свитой. На полосе выстроились встречающие: первый секретарь обкома, председатель облисполкома, руководители областных управлений КГБ и МВД. Владимир Васильевич лично знакомит генсека с встречающими. Подходит и моя очередь. Михаил Сергеевич только глянул: "А мы с ним знакомы". (Надо отдать ему должное - память у него была отличная). И ко мне: "Что, Донецк лучше Севастополя?"...

Вечером была запланирована встреча с шахтерами в Минуглепроме. После обеда, во время движения к министерству, Горбачеву вдруг захотелось с народом пообщаться. Была у него такая привычка: никого не предупреждая, выйти из машины. Охрана мгновенно выстроила ближнее кольцо охранения. Подходим к памятнику Ленину. Тогда я впервые услышал его известную фразу: "Вы их снизу, а мы их сверху"...

Поверьте, мы, партийные работники, чувствовали обстановку, видели, какие события назревают, знали, к чему приведут все эти стихийные митинги и заигрывание. Но никогда не думали, что Горбачев может повести себя таким образом. Обидно, что практически не могли противостоять всему этому: партийная дисциплина и принцип демократического централизма держали нас в жестких рамках.

- Где вас застало 19 августа 91-го?

- В Киеве. Я находился в отпуске, но сразу же отправился в ЦК. Дело было в воскресенье. Я зашел в свой кабинет, порвал документы, которые посчитал нужным уничтожить (причем абсолютно несекретные), но многие остались у меня на столе. Впоследствии члены комиссии Верховного Совета УССР, созданной для проверки участия Компартии Украины в организации ГКЧП, безуспешно выискивали в них улики. Через некоторое время возвращаюсь к зданию ЦК, а под ним - огромная толпа людей, кричат, беснуются, пытаются ломать двери. Наиболее рьяные через громкоговоритель требуют: "Ганчiрку знiмiть!". Это о красном флаге.

- Спрошу напрямую... Вы в глубине души были с Горбачевым или c гэкачепистами, которые, в меру сил и понимания, пытались спасти привычный мир?

- Я считаю членов ГКЧП жертвами двуличной горбачевской политики, а сам путч - бессмысленным и бесполезным. Это была запоздалая и неуклюжая попытка высокопоставленных чиновников изменить ситуацию, вышедшую из-под контроля. Намерения у них были, наверное, благие, но итог известен. Три дня, "которые потрясли мир", стали катализатором распада СССР, привели к временному запрету компартии. Сегодня, как говорит Леонид Макарович Кравчук, "маємо те, що маємо".

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter