Актер и режиссер Александр ИГНАТУША: "В Америке я работал уборщиком в супермаркете, собирал в ресторане посуду, крыл крыши... Чуть Богу душу не отдал"
"РЯЗАНОВ ОБОЖАЛ ПОВТОРЯТЬ, ЧТО ВСЕ ЕГО СТУДЕНТЫ БЕЗДАРИ"
- В начале 80-х театральный Киев взорвал мюзикл "Сказка про Монику", поставленный Виталием Малаховым на сцене Театра Леси Украинки. Достать на него билеты было столь же нереально, как и на культовые спектакли Таганки. Роли Юлюса из "Моники", Пети Трофимова из "Вишневого сада" стали лучшими в вашем послужном списке. Казалось бы, главное отныне - ни в коем случае не опускать планку, а вы, наоборот, бесследно исчезли. Куда и почему?
- Сегодня трудно определить, насколько правильным оказался тот мой выбор. От добра добра не ищут, я же решил многое в судьбе изменить. Поначалу мне было уютно, даже комфортно служить в Театре имени Леси Украинки. Но из коллектива ушел Виталий Малахов, который создал свой театр. Вслед за ним Русскую драму покинул Анатолий Хостикоев, началось активное выживание режиссера Ирины Александровны Молостовой, и выяснилось, что в творческом смысле дружить мне не с кем. Чтобы оставаться творчески независимым человеком, я решил уехать в Москву поступать на Высшие режиссерские курсы в мастерскую Эльдара Рязанова. Как ни странно, мне это удалось.
- Насколько я знаю, вы дружны с Виталием Малаховым. Почему не ушли вместе с ним в его принципиально новый, экспериментальный Театр на Подоле?
- Он меня не приглашал.
- Неужели сложно было самому напроситься?
- Именно в этом и кроется актерская зависимость. Я не умею сам за себя просить. Сами посудите: к примеру, я режиссер, снимаю кино. В один прекрасный день является друг и заряжает: "А почему, собственно, ты меня не снимаешь?". Отвечаю в его же манере: "Да потому, что нет для тебя роли". Возможно, Виталик Малахов руководствовался тем же принципом. Григорий Александров обязан был снимать Любовь Орлову, а Малахов мне ничем не обязан - я не сват, не брат, тем более не супруга.
Не скрою - конечно, обида была. Но что я мог поделать? Мы с Виталием продолжали общаться, приятельствовать. Я и сегодня по договору работаю у него в спектакле.
- Заявление об уходе из Русской драмы вы написали при Михаиле Юрьевиче Резниковиче. Неужели он не предложил передумать и остаться?
- Наоборот, он меня и выгнал.
- За аморалку?
- Если бы! Из-за недоразумения. Я прекрасно знал, что до определенного числа не занят ни в одном спектакле. Уехал на съемки в Белоруссию, о чем заранее предупредил руководство. А меня взяли и на день раньше ввели в график. Это явно была подстава. Тут же собрали судилище. Я как мог отбивался, поскольку считал себя не виноватым. Все без толку - в этой ситуации надо было кого-то показательно наказать. В конце концов психанул, ушел. На мою роль в "Снежной королеве" нашли другого актера. Впрочем, когда он сломал ногу, позвонили, попросили подменить.
- Но вы же были уволены!
- Да ради Бога, висела на доске какая-то бумажка. Одну фамилию зачеркнули, другую вписали... Я отнесся с пониманием, поскольку к тому времени уже был слушателем курса в мастерской Эльдара Рязанова.
В молодости любое море... по щиколотку. Кадр из фильма "Ар-хи-ме-ды". Игнатуша - крайний справа |
- Вы не сомневались, что сумеете стать не второстепенным - хорошим режиссером?
- Рязанов мог дать определенные азы, фундамент... И бумажку о полученном образовании. На Высших режиссерских курсах преподавали лучшие из лучших - Рязанов, Михалков, Лотяну, Панфилов, Митта... Разве можно было упустить такой шанс?
Это были два года активного стационара - шесть пар в день. Хотя Эльдар Александрович появлялся на занятиях крайне редко, держал нас в ежовых рукавицах, был нетерпим к любым ошибкам. За два года мы, 28-летние дядьки, ни одной лекции не пропустили, ни разу не выпили. Разве что, играя в футбол, пару окон в общежитии высадили.
Рязанов очень скуп на похвалы, зато публичной порке подвергал студентов регулярно: "Бездарь", "Непрофессионал", "Чужое место занимаешь!". Лишь раз, увидев мою 15-минутную курсовую работу "Визит", в которой снялись Нина Русланова и Александр Филиппенко, подошел и, помявшись, похлопал по плечу. Вот и вся оценка.
- Присутствовало некое высокомерие: дескать, понаехали провинциалы?
- И такое случалось. Расстались мы тепло, но без сюсюканья. Жаль, нет ни одной совместной фотографии - не принято было сниматься на память с наставниками. Правда, есть книга с автографом, которую я купил и попросил его подписать. Ни разу я не почувствовал с его стороны того отеческого отношения, которое отличает наших добрых, мудрых и корректных киевских преподавателей.
Помню, Рязанову жутко не понравилась моя курсовая работа по рассказу Сомерсета Моэма. Чехвостил и в хвост и в гриву. Он обожал повторять, что все его студенты - бездари. Глеб Панфилов за меня и вступился. Рязанов в сердцах крикнул: "Так берите его к себе на курс!". - "Ну и возьму", - спокойно ответил Панфилов. Временами жалею, что не перешел тогда к Глебу Анатольевичу. Не могу сказать, что молился на Рязанова, просто в те годы мы были очарованы его "Иронией судьбы". Хотелось снять нечто столь же романтически-лирическое, красивое...
"ЧТОБЫ ПРОКОРМИТЬСЯ В НЬЮ-ДЖЕРСИ, Я ЛБОМ ДОЛБИЛ БЕТОН"
- Не верю, что человек, которому под 30, может спокойно переносить моральные оплеухи, терпеть обиды. Что мешало хлопнуть дверью, перейти к другому преподавателю?
- Я приехал в Москву учиться, а не права качать. А так, как вы советуете, поступил наш однокурсник Стас Намин, который занимался у Эмиля Лотяну. Стас решил сделать работу по актерскому мастерству левой ногой. Чтобы отделаться от нее побыстрее, пригласил в малюсенькую аудиторию Борю Моисеева вместе с трио "Экспрессия", те ногами подрыгали, на полу повалялись. Увидев этот кошмар, Лотяну взорвался. Намин, который, на минуточку, внук Анастаса Микояна, грубо оборвал наставника: "Значит, так, молдаванин, я тебе обещаю: уже завтра в Москве духу твоего не будет". Действительно, в течение нескольких лет тот в столице не преподавал.
У меня же папа не Микоян - Федор Иванович Игнатуша, царство ему небесное. Поэтому какой смысл возмущаться?
У Рязанова были любимчики. К примеру, он обожал Вагифа Мустафаева из Баку (лично мне юмор однокурсника казался ниже пейджера). Так вот, именно его Эльдар Александрович взял ассистентом в свой "Жестокий романс". Остальным позволили разве что издали посмотреть на пробы Гузеевой. Ни разу специально не пригласили: "Ребята, завтра приходите. Будет интересно"... Хотя, возможно, я был максималистом.
- На Высших режиссерских курсах вы учились вместе с Анатолием Матешко. Он работает много и успешно - два сериала про "Буржуя", "Критическая масса", "Даша Васильева", "Усадьба"... Отчего вы заметно отстаете от сокурсника?
- Не деликатничайте: не отстаю - вообще ничего не снимаю. После дебютной работы "Ордань" и полнометражной ленты "Цвiтiння кульбаби" я взялся осваивать новую тему. В 1991 году, когда у нас в стране все начало кардинально меняться, снял документальный фильм про Украинскую автокефальную православную церковь. На работу нас благословил Святейший Патриарх Мстислав, который был гражданином Америки. Ознакомившись с материалом, владыка предложил закончить съемки в Соединенных Штатах. Мы с оператором на три недели укатили за океан. Когда работа была завершена, я собирался там же продать фильм. Увы, коммерсант из меня оказался никакой.
Встретил я в Америке украинцев американского происхождения, представившихся как "Дзюба энд Ковальчук корпорейшн". Их "корпорейшн" заключалась в двух визитках и одном телефоне. Ребята снимали на пленку свадьбы и тому подобные халтуры, но считали себя профессиональными кинематографистами. Они пообещали заняться продажей нашего кино, и я отдал им мастер-кассету... Сразу оговорюсь: эти люди ничего не собирались красть, просто взялись за дело, в котором ни ухом ни рылом. Правильно сказал мой старший товарищ Юрий Мацик: "Человек, который специально хочет навредить, в жизни не навредит так, как человек, который желает помочь, да не умеет".
Вместо того чтобы проехаться по городам, где проходили съемки, организовать там премьеры и продать кассеты, "корпорейшн" зачем-то разослала туда по пять-десять экземпляров. Их моментально раскупили, тут же наштамповали копии... После этого на наших бизнес-планах можно было ставить крест. Когда я начал звонить по городам, где проводились премьеры, люди сокрушались, что автора фильма на показах не было: мол, фильм хороший, зритель принял его отлично. Поняв, в чем дело, они сочувствовали. Увы, поезд ушел.
Было до слез жаль двух лет съемок в Украине и в Америке, поэтому два следующих года я пытался через адвоката вернуть права на свое кино. "Корпорейшн" уперлись рогом: дескать, они потратили на телефонные переговоры 100 долларов, поэтому стали полноправными компаньонами.
После нескольких месяцев нервотрепки и разборок я добился лишь одного - запрета на продажу фильма за рубежом. В конце концов мне вернули две коробки с кассетами. Вот только зачем они теперь были нужны? Разве что оправдаться перед сопродюсером Виталием Сулимой: дескать, вот она, продукция, в ящиках пылится. Мы не получили ни денег, ни толкового резонанса - ни-че-го! Более того, на бориспольской таможне за ввоз груза с меня затребовали 600 долларов. Как ни объяснял, что я - автор, что на кассетах моя фамилия, - без толку. Не выдержал: "Бог с вами! Забирайте".
Шел уже 1995 год. В Украине начали создаваться новые независимые студии, телеканалы вроде "1+1" Александра Роднянского. Руководство искало профессионалов. Слава Богу, многие мои друзья, такие, как Анатолий Матешко, оказались в нужное время в нужном месте. А я... А я в это самое время лбом долбил бетон, чтобы прокормиться в американском штате Нью-Джерси.
"СОВЕТСКОЙ ПОЛУИНТЕЛЛИГЕНЦИИ КРЫТЬ АМЕРИКАНСКИЕ КРЫШИ ПРОТИВОПОКАЗАНО"
- Что вам мешало вернуться?
- Чтобы достойно завершить борьбу за фильм, надо постоянно пребывать в Америке, а значит, работать. Конечно, я пытался заниматься своей основной профессией - стажировался в бродвейском театре "Ла Мама", изучал мюзиклы, заводил новые знакомства. Ну а работал везде, где было можно. Вернее, там, где черные почему-то отказались. К примеру, служил басс-боем. В обязанности этого человека входит следовать тенью за официантом и собирать посуду. Но я - хлопец большой, чувствовал себя, словно слон в посудной лавке. Пару раз перевернул лотки с тарелками и, пока хозяева не успели применить карательные меры, уволился подобру-поздорову.
Затем в качестве чернорабочего крыл крыши. Помнится, чуть Богу душу не отдал. Жара +40, горячая смола, я сдуру еще и технической воды выпил, отравился. Словом, советской полуинтеллигенции крыть американские крыши противопоказано. Устроился ночным уборщиком в супермаркете. Но самой приятной оказалась последняя работа - помощник столяра в огромнейшей мастерской. Было легко, даже интересно. Я с детства люблю возиться с деревом, к тому же с хозяином мы отлично поладили.
- Жалеете, что впустую потратили три года?
- Жалею. Ведь в 1996 году мне пришлось начинать жизнь с нуля. Сейчас нахожусь где-то на цифирке "3-4". По годам подхожу к собственному семилетию, скоро в школу отправлюсь, в первый класс. Недавно выпустил компакт-диск "Бiлий вовк", на котором предстал автором и исполнителем собственных песен.
- Не думаете о постоянной службе в театре?
- Так ведь надо найти такую труппу, в которой хотелось бы работать. В Театре Франко и без меня много отличных артистов, я в их компанию, возможно, не впишусь. В Театр имени Леси Украинки сам не хочу, хотя до сих пор считаю его родным домом. В Театр на Левом берегу далеко ездить, это для меня некая Азия. Еще Геродот считал, что Европа доходит аккурат до Днепра. У Виталия Малахова свои планы. Правда, по договору играю в его театре спектакль "В степях Украины". Работал у Алексея Кужельного в театре "Сузiр’я", но мне кажется, что небольшие коллективы - это, скорее, хобби.
- Итак, что мы сегодня имеем? Человеку 50, у него два образования - актерское и режиссерское, большой жизненный опыт и... никакой постоянной работы?
- Ну почему же? Я занимаюсь телерекламой, особенно пива, озвучиваю фильмы на канале "1+1", главное - пишу песни, недавно выпустил книгу стихов моей мамы - Екатерины Бойко-Игнатуши.
- Можете наступить на горло собственным амбициям и напроситься на пробы?
- А я, если приглашают, всегда прихожу. Довольно много снимаюсь, но в небольших ролях. Ничего не попишешь - бал у нас правит Москва, главные роли россияне своим отдают. У московских актеров другая занятость, ритм, гонорары. Те же Маковецкий, Куценко, Машков нарасхват. Они постоянно заняты в театре, кино. В свои хорошо за 40 ребята в отличной форме - фехтуют, стреляют, скачут. А у нас тишина, покой, размеренная жизнь без зигзагов, взлетов, падений. Конечно, обидно, но... Все равно без предварительного звонка никуда не пойду. Я все-таки звезда, правда, какая-то тусклая.
Реклама кормит, и неплохо. Я даже умудряюсь вкладывать деньги в собственные небольшие театральные проекты. Но есть и более глобальные планы. Например, с близким другом Сергеем Маковецким подали заявку на телеканал "Интер". Хотим под Новый год показать двухсерийный фильм по рассказу польского писателя Ежи Ставинского. Я в нем значусь как автор сценария и режиссер, а Сережа хочет сыграть главного героя. Это симпатичная история о поисках любимой, сбежавшей от суженого аккурат на Новый год.
- И все же, несмотря на оптимизм и радужные планы, меня не покидает ощущение: что-то в вас надломилось.
- Как говорит мой друг и наставник - артист Валерий Бессараб: "Так, как человек сам себе может навредить, ему никто не напакостит". У меня нет желания искать внешнего врага. Ну остался бы я служить в Театре имени Леси Украинки, и что толку? Был бы сегодня толстым народным артистом Украины, шастал шаркающей походкой по театральным коридорам, вел сытую, кошачью жизнь. Возможно, был бы счастлив. Так я и без этого вполне самодостаточен, доволен жизнью.
Не буду утверждать, что в 50 жизнь только начинается. Да, я многое разбазарил, разбросал, пропустил. Но еще надеюсь сделать если не все, то очень и очень много. Бог дал мне талант, а значит, не имею я права зарыть его в землю.