Cам себе режиссер
Режиссер картин "Вор" и "Водитель для Веры" Павел ЧУХРАЙ: "За картину "Баллада о солдате" отца хотели исключить из партии"
![](/img/user/0/72_main.png)
Людмила ГРАБЕНКО. «Бульвар Гордона» 10 Октября, 2006 00:00
14 октября 2006 года известному режиссеру исполняется 60 лет
Вопреки расхожей истине природа на детях гениев отдыхает далеко не всегда.
Вопреки расхожей истине природа на детях гениев отдыхает далеко не всегда.
![Людмила ГРАБЕНКО](/img/article/27/34_main.jpg)
"Я БЫЛ ЛОПОУХИЙ И НЕФОТОГЕНИЧНЫЙ, ПОЭТОМУ НИКТО НЕ ХОТЕЛ МЕНЯ СНИМАТЬ"
- Павел Григорьевич, наверное, ваш профессиональный путь был предопределен?
- По большому счету, выбора у меня действительно не было. Детство я провел на Киевской киностудии, с пяти-семи лет по утрам отправлялся туда, как на работу. Наравне со взрослыми смотрел отснятый материал. Нагло заходил в просмотровый зал, даже если там присутствовало высокое кинематографическое начальство. И меня пускали!
Кино было моим миром, я просто жил на территории студии. Правда, надо сказать, что и кино тогда было не то, что сейчас. Алов и Наумов снимали "Тревожную молодость", Параджанов - "Ашик-Кериб", Донской - "Мать" с Баталовым и Марецкой. И все это происходило на моих глазах! Я бродил по декорациям, порой представляющим собой целые деревни с избами, в которые можно было влезать и играть там. А для "Педагогической поэмы" был выстроен небольшой городок, где я иногда оставался ночевать.
- Родители не отговаривали вас от кинематографической карьеры?
- У моих родителей хватило ума и такта не давить на меня, не навязывать свою волю. Единственное, чего они мне не желали, так это актерской судьбы. И я своих детей всегда от этой профессии отговаривал. Мы же не знаем, сколько времени Тихонов сидел дома и ждал, когда его пригласят сыграть Штирлица, или как старела Гурченко, пока ее не снимали. Все эти человеческие трагедии, как правило, остаются за кадром.
Даже у очень талантливых актеров жизнь зачастую складывается не сладко. Например, Татьяна Самойлова юной девушкой снялась в картине "Летят журавли". Потрясающий, сумасшедший успех! Потом - "Анна Каренина". И все! Годы, десятилетия без работы. Люди не выдерживают, ломаются, начинают пить. Причем мужчины сдаются раньше, чем женщины.
- Казалось бы, должно быть наоборот...
- Если для женщины это просто трагедия, то мужчина должен еще и семью содержать. Ты каждый вечер приходишь домой и выслушиваешь ворчание тещи: дескать, кушать все хотят, а когда надо зарабатывать деньги, в кусты.
- А у вас были периоды простоя?
- У режиссера всегда есть выбор. Нет, конечно, если ты очень принципиальный, не хочешь идти на компромисс со своей совестью и снимать конъюнктурные фильмы, сидишь без работы. Но это только твое решение, никто в нем не виноват. В режиссуре человек в большей или меньшей степени отвечает за свою судьбу. Хотя в конечном счете она зависит не от нас. Говорят же: хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах на завтра.
- Вам приходилось идти на компромисс с совестью?
- Слава Богу, нет. Но и без работы я тоже не сидел. Снимал редко, но всегда работал: писал сценарии, которых у меня в столе уже скопилось миллион. Правда, сам их не ставлю - друзьям отдаю.
- Какие профессии выбрали ваши дети?
- Старшая дочь - дизайнер, младшая окончила экономический факультет, но сейчас работает ведущей на телевидении. Я им ни в чем не помогаю, они всего добиваются сами.
- Детей кинематографистов часто снимают в кино. Вас эта участь миновала?
- Я был лопоухий и нефотогеничный, поэтому никто просто не хотел меня снимать. И я безумно ревновал, когда приходили сниматься другие, более красивые дети. Но однажды меня пригласили! Правда, не потому что я приглянулся режиссеру. Просто мальчик, который должен был играть, заболел, а я все время крутился рядом. Картина называлась "Земля", не довженковская, а другая, события которой происходили в Западной Украине. На меня надели гуцульский киптарь, соломенную шляпу и заставили есть курицу. После 12 (!) дублей она у меня уже из ушей лезла. С тех пор я курицу не люблю.
"У ОТЦА БЫЛО РЕКОРДНОЕ КОЛИЧЕСТВО ИНФАРКТОВ - ШЕСТЬ!"
- Быть сыном знаменитых родителей - тяжелый груз. Вас же, наверное, постоянно сравнивают с отцом?
- Было бы кокетством сказать, что это только груз. Гораздо чаще родство все-таки помогает, хотя, конечно, иногда и мешает. И вот ведь что интересно: я сам из известной семьи, но когда сталкиваюсь с детьми кого-то из знаменитостей, поначалу отношусь к ним с предубеждением. И очень радуюсь, когда после общения с человеком от этой предвзятости ничего не остается.
Справедливости ради надо сказать, что среди сыновей известных отцов очень много талантливых людей. Если говорить о кинорежиссерах, то это и Тигран Кеосаян, и Степан Михалков, и Дима Месхиев, и Федор Бондарчук. Но поверьте, фамилия помогает только на первых порах. Картину никто за тебя не сделает. Когда-то недоброжелатели говорили о Карене Шахназарове, что его влиятельный папа просто заплатил Данелии и тот полностью снял и смонтировал на него картину. Это невозможно! Как невозможно выйти на сцену и сыграть роль за другого актера.
Конечно, друзья всем помогают, но только советом и моральной поддержкой, не более. Что же до отца, то он для меня никогда палец о палец не ударил, и это позволяло мне почувствовать собственное достоинство. Вообще, у нас были по-настоящему мужские отношения, никто ни во что не вмешивался.
Отец обладал выдержкой и спокойствием, чего мне так часто не хватает. Ни разу в жизни не оскорбил меня, не крикнул, даже голоса не повысил, за что я ему очень благодарен. Всегда с уважением относился к чужой личности. И при этом очень властный человек, лидер.
- Пик его творчества пришелся на советское время, которое все сейчас дружно ругают: дескать, и гнобили их, и притесняли.
- И стонут чаще всего те, кого вообще не трогали. Отец никогда не считал себя пострадавшим от советского строя, хотя в его биографии были действительно страшные истории. Например, за картину "Баллада о солдате" его хотели исключить из Коммунистической партии.
- Но это же классика советского кино!
- Это сейчас фильм признали классикой, а тогда назвали "пасквилем на Красную Армию". В самом начале, если помните, главный герой убегает от танка. Много претензий было и к тому, что вместо героических фронтовых будней в фильме показан тыл, нет крупных военачальников, не отражена руководящая роль Коммунистической партии. Спустя много лет отец узнал, что, оказывается, "Баллада о солдате" два раза номинировалась на "Оскар" - в 1961 и 1962 годах. Отцу же об этом никто не сказал. Документы приходили к начальству, а оно отписывалось: дескать, режиссер отказывается ехать на фестиваль.
А ведь "Баллада" в значительной степени автобиографический фильм. Отец тоже воевал, правда, в отличие от Алеши Скворцова остался жив. Вернулся домой в звании лейтенанта десантных войск, был кавалером десятка боевых орденов. Свою любовь, мою маму, он, как и герой картины, встретил и потерял в вихре войны. Чтобы найти ее, написал письмо в "Комсомольскую правду", где оно и было опубликовано в 1943 году. "В моей гимнастерке, на груди, - писал отец, - хранится фотография моей невесты - Ирины. Я не знаю, где она и что с ней". Благодаря газете они нашли друг друга и прожили вместе 57 лет. А та фотография и поныне хранится в нашем семейном альбоме...
Кстати, почти все отцовские фильмы постигла печальная участь: и "Сорок первый", и "Чистое небо", несмотря на то что эту картину, как осуждающую и разоблачающую культ личности, поддержал Хрущев, симпатизировавший отцу. В общем, жизнь у него была очень непростой. Но он по натуре был бойцом, без этих встрясок ему просто скучно было бы жить.
- Он что же, не переживал совсем?
- У него было рекордное количество инфарктов - шесть! У меня, например, все переживания, что называется, налицо. А отец загонял их вглубь. Никогда нельзя было понять, насколько сильно он страдает. Вот сердце и не выдерживало.
- За такую нервную работу, наверное, платили хорошо?
- Мы были нищими! Если вы войдете в подъезд дома, в котором жил отец, то просто ужаснетесь! А уж о том, чтобы привести туда гостя-иностранца, и речи быть не могло. Да и район по тем временам не самый престижный - возле "Мосфильма". У нас не было ни дачи, ни машины, ни продовольственных пайков, ни каких-то иных благ. Отец никогда не стремился угодить существующей власти, не снимал конъюнктурных фильмов и оставил нам в наследство только свое доброе имя. Бондарчук общался с начальством, поэтому у него была квартира на улице Горького.
- А у вашего отца не было друзей среди власть предержащих?
- Разве это друзья? Так, нужные люди. Отец не умел заводить полезные знакомства. Зато у него было очень много настоящих друзей. Сейчас люди не умеют дружить. Они в этом не виноваты, просто буржуазный период нашей жизни не располагает к искреннему проявлению чувств, все мы стали более закрытыми, замкнутыми. А в прежние времена все было совсем по-другому! У нас дома толкались все классики советского кино, особенно холостые. Отец-то уже был женат, вот их и влекло тепло семейного очага. Параджанов, Ивченко, Алов, Наумов, Хуциев, Донской... И они ведь не просто собирались и пили водку, а рассказывали интересные истории, иногда устраивали целые театральные представления! Было очень весело.
- Кого из друзей отца вы вспоминаете чаще всего?
- Ивченко, я очень любил этого человека. А вот самым колоритным был, наверное, Параджанов. Моя мама, которая никакого отношения к кино не имела (она всю жизнь проработала в библиотеке), как-то обнаружила, что у нас пропало очень ценное издание Библии. Спросила у Параджанова: "Сережа, ты не брал?". - "Ирина, - чуть не плакал он, - клянусь здоровьем твоего ребенка, я этого не делал!". И все бы ничего, но я собственными глазами видел, что он... ее взял.
- И не сказали об этом маме?
- Не хотел ставить его в неловкое положение, это же был большой ребенок! К тому же, один раз украв, он потом 40 раз что-то дарил. А однажды перед каким-то праздником собрали деньги (как сейчас говорят, скинулись), и мама с Параджановым пошли в магазин покупать продукты. И вдруг он говорит маме: "Ирина, спрячь!". И из-под полы протягивает ей коробку конфет. "Сережа, - изумилась мама, - где ты это взял?!". - "Там", - говорит он и показывает на прилавок.
Мама начала его уговаривать: "Сережа, ведь за эту коробку придется заплатить продавщице! Неужели тебе не жалко молоденькую девочку?". Он помолчал, подумал, потом с сожалением сказал: "Хорошо!". Подошел к продавщице и царским жестом протянул ей конфеты: "Девушка, это вам!". И она расплылась в совершенно счастливой улыбке. Она же не знала, что ей подарили то, что у нее же только что и украли.
"БОГДАН СТУПКА ПИЛ ПОРТВЕЙН СТАКАНАМИ"
- Сейчас легче работать, чем при советской власти, или сложнее?
- В каком-то смысле легче, в каком-то нет. Конечно, ни "Вора", ни "Водителя для Веры" я бы при советской власти не снял. А сейчас работаю без оглядки! С другой стороны, тогда цензура Госкино говорила мне: "Это надо вырезать!". Естественно, начиналась борьба: меня вызывали, прокачивали, я как мог сопротивлялся и доказывал свою правоту. И иногда удавалось что-то отстоять. А сейчас все проще: когда по Первому каналу показывали мою картину, оттуда выбросили целый эпизод. И как я ни возражал, никто меня даже слушать не захотел.
- "Водитель для Веры" - рассказ о драматических событиях нашей истории. У вас какой-то особый счет к советской эпохе?
- Разве можно негативно относиться ко времени своей молодости? С любовью вспоминаю не только людей, но и сам воздух тех лет. Другое дело, что отношение к ним не может быть однозначным. Когда тебе всего 18, в твое отношение к действительности вплетаются физиологические и гормональные аспекты. И даже лагерь ты со временем будешь вспоминать как счастье. В фильме я хотел показать два совершенно несовместимых пласта: ощущение надежды, счастья, солнца, Крыма и жуткой жизни, которая всегда - я в этом убежден! - была, есть и будет.
Ничего в этом смысле никогда не изменится. Человеку отпущено равное количество счастья и несчастья и в каменном веке, и в ХХV столетии. И то, и другое он всегда возьмет! Что же касается картины, то я старался обходить особо острые политические и социальные моменты, выводя на первый план любовную историю генеральской дочери, водителя и горничной. Несколько наиболее жестких эпизодов, присутствующих в сценарии (например, допрос в военной тюрьме), вообще в картину не вошли. Они сразу сделали бы фильм политически конъюнктурным, а мне этого не хотелось.
- У сюжета картины есть реальная подоплека?
- В конце 50-х годов в бухте Севастополя перевернулся большой корабль. Люди, как в большой консервной банке, остались внутри, спасти их не удалось. Так что следствие над генералом, предательство его приближенных и гибель семьи - реальные события. Конечно, на дворе была оттепель, но с провинившимися все равно не церемонились. Однако уже и не зверствовали, как раньше, поэтому водитель в исполнении Игоря Петренко остается жив.
- Этот замечательный актер - ваше открытие?
- Скажем так: не совсем мое. Я не видел его предыдущих работ, просто на пробах он показался мне интересным. Знаете, как обычно я выбираю актеров? Смотрю, понравится ли он зрителям, полюбят ли они его. В отношении Игоря у меня не было никаких сомнений. Пока у нас был подготовительный период, он снимался в "Звезде". Потом, уже во время нашей картины, успел сняться в "Кармен".
- Как же вы его отпустили?
- А у нас как раз было два вынужденных перерыва, первый длиной в 10 месяцев, второй - в четыре. Не было денег. Люди спрашивали, когда начнем работать, а я не знал, что им ответить. Но никто из актеров - ни Алена Бабенко, ни Игорь Петренко, ни Богдан Ступка - не бросил картину и не сбежал. Хотя если бы кто-то из них сказал: "Прости, ухожу на другую картину!", я бы все понял и не осудил.
Если же говорить об актерских открытиях, то к ним я могу причислить Женю Добровольскую (она снималась у меня в картине "Клетка для канареек", еще будучи школьницей), и Мишу Филипчука - мальчика, сыгравшего в картине "Вор".
- Интересно, как сложилась его судьба?
- Он снялся у меня, а вот дальше как-то не пошло, хотя потрясающий парень: умный, работоспособный, с чувством юмора, тщеславный в хорошем смысле этого слова. Помню, ему сказали, что во время одной сцены наверху лестницы будет сидеть дублер. Он не мог пережить того, что кто-то наденет его костюм и займет его место в кадре. Сказал: "Я все сделаю сам!".
Честно говоря, чувствую себя в какой-то степени ответственным за его судьбу, поэтому много разговаривал с его родителями, объяснял им, что они должны подготовить его к последующей жизни. В течение двух лет вокруг ребенка прыгало огромное количество людей, и он привык чувствовать себя центром Вселенной. Когда это заканчивается, может сломаться психика и у взрослого человека. "Чтобы у вашего сына не поехала крыша, - говорил я им, - вы уже сейчас должны его подготовить к тому, что кино в его жизни может оказаться временным, что так будет не всегда". И надо отдать им должное, они очень правильно себя вели.
- А любимые актеры у вас есть?
- Знаю, что есть режиссеры, которые все время снимают одних и тех же. На мой взгляд, это глупо. Иметь одного любимого актера - все равно что иметь одну любимую книгу. Да я был бы идиотом, если бы у меня, как у милиционера, была одна любимая книга! Нет, у меня много любимых книг и любимых актеров.
- Как вам работалось с нашей национальной гордостью - Богданом Сильвестровичем Ступкой?
- Замечательно! Он очень интеллигентный человек и воистину гениальный актер. К тому же профессионал. У него может быть другое мнение относительно роли, но Ступка, в отличие от многих малоспособных людей не навязывает его, не качает права. Хотя крови я у него выпил - будь здоров! Спросите у него, и он вам расскажет, какой я зверь на съемочной площадке. Чего стоил один только эпизод, во время которого Богдан Сильвестрович пил портвейн стаканами. Мы сняли восемь (!) дублей. Вы бы слышали, как он ругался! С площадки уходил, мягко говоря, никакой и проклинал меня. И чего ругался? Портвейн оказался потрясающий. Я после съемки его попробовал, реквизиторы уговорили: "Павел Григорьевич, хоть пригубите, а то алкоголики все выпьют!". Самое интересное, что в тот день портвейн я пил впервые.
- Есть вещи, которые вы ни в коем случае не стали бы обсуждать с журналистами?
- Да, это мои отношения с женщинами. Есть актеры и режиссеры, которые много распространяются на эту тему. И даже воспоминания пишут. Но я считаю, что это не мужское дело. Любить женщин можно, а вот говорить об этом нельзя.
Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter